1
Кармалина смотрела сквозь ветви гнезда на хитиновые деревья.
Она жила в Голубом лесу на планете Карандаш, с момента ее рождения минуло всего пять лет, но так много событий случилось за это время! Год назад она стала принимать посетителей и предсказывать судьбы. Она избрала путь каролога не по чьему-то совету, а по своему желанию, потому что душа лежала к картам Каро. Она обожала раскладывать карты и трактовать их. Каждая карта имела немало значений и могла толковаться по-разному в зависимости от того или иного случая.
Кармалина читала посетителей, словно книги, но не всегда говорила им то, что видела. Если визитера ждало что-то неприятное, как уж тут не указать на неприятность. Но каролог не могла помогать во всех случаях. И она молчала, когда видела неизбежную смерть или несчастный случай, который нельзя предотвратить, и когда карты показывали тяжелую болезнь, от которой нельзя уберечься.
Вместе с тем, читая судьбы, Кармалина сопереживала посетителям и их близким. Эмпатия пронизывала ее насквозь, а иначе и быть не могло. Каро открывали ей целые миры, но и справедливо забирали ее душевную энергию, молодой оптимизм и задор. Кармалина чувствовала себя уставшей и как будто даже состарившейся от стольких событий из жизни посетителей, которые она просматривала каждый день. Ей хотелось выйти из бесконечного вороха посторонних проблем. Но, судя по всему, она не зря утомлялась: всего лишь за год молва о ней разлетелась по целому лесу, и многие записывались к ней на прием. Она помогала всем, как могла.
Жизнь в Голубом лесу не отличалась райскими условиями и беззаботностью. Жители то и дело вступали в стычки, проказничали, ссорились, а еще у них было много возни с окружающим пространством: необходимо было добывать пропитание и строить жилища. Не так-то просто давалось это.
Предки жителей Карандаша прибыли сюда тысячелетия назад с Земли. В земные, первоначальные времена они сосуществовали с полуразумными приматами, которые постоянно воевали, распространяли вирусы, разрушали природу. В конце концов, жизнь на Шаре начала портиться и загибаться. Свирепствовали ураганы, землетрясения, цунами, вулканы выбрасывали тонны пепла в атмосферу, льды сковали тропические оазисы на планете, и даже на экваторе наступила многолетняя зима. Почти все приматы исчезли из-за чудовищного холода, голода и болезней. Выжившие укрывались под поверхностью земли до тех пор, пока не вымерли.
Пережив катаклизмы, остались немногочисленные виды, в том числе и находчивые предки нынешних жителей Карандаша, которые спустя тысячелетия освоили возможность космического переселения и нашли себе подходящее место для жизни – далекую планету, что походила не на привычный шарик, а на палку. Правда, довольно массивную палку – порядка пяти тысяч километров в диаметре.
По форме планета являла собой нечто доселе невиданное и даже экстраординарное еще и потому, что с обоих концов планеты находились конусообразные полюса, которые изначально были округлыми. Старожилы говорили, что полюса были терраформированы, а зачем это потребовалось, оставалось загадкой. Впрочем, почти никому не интересной: там никто не жил. Но эти особенности, скорее всего, и стали причиной названия Карандаша.
Планета вращалась вокруг двух звезд – красного карлика Карпии и желтого карлика Карнии. Красное солнце меньшего диаметра находилось ближе к планете, а более крупное желтое располагалось немного в отдалении. Оба создавали на поверхности Карандаша непрекращающееся пекло, не спадавшее даже на полюсах. Средняя температура воздуха у поверхности равнялась 40 °C. Вода, едва успевая скапливаться в водоемах, стремительно выпаривалась и уходила в атмосферу, откуда тут же извергалась на землю в виде коротких, но обильных ливней.
Когда предки местных жителей прибыли на Карандаш, то столкнулись с трудностями. Как оказалось, погода совсем не повторяла земную. Жара сразу же заставила бежать в горы и под защиту хитиновых лесов. Ливни вынудили строить прочные крыши жилищ, называемых гнездами. А ураганы такой разрушительной силы, что сметали с поверхности все, кроме крепких деревьев, принуждали осваивать подземные лабиринты и пережидать непогоду под поверхностью планеты.
С другой стороны, на Карандаше не водилось хищников, да и вообще крупных животных не водилось, не то что на Земле. В таком климате едва ли хоть один вид мог почувствовать себя уютно. Впрочем, микроорганизмы и насекомые приспособились прекрасно. Кроме того, под землей существовали животные, которые часто наведывались на поверхность, где их и поджидали прибывшие на планету колонисты, которые уже давно, правда, стали полноправными жителями Карандаша.
Кармалине надоело смотреть сквозь ветви, она выбралась из гнезда, взмахнула крылом и полетела над верхушками деревьев.
Внизу простирался огромный мир, покрытый деревьями с гнездами в кронах. Эти гнезда выглядели не в пример крупнее тех допотопных, которые строили птицы древности. Нынешние птицы предпочитали просторные и крепкие жилища, они выстраивали их месяцами, даже несмотря на то, что ураган грозил смести их начисто. Бури бушевали не так часто, но редкие жилища могли устоять перед стихией. И все же встречались непрошибаемые гнезда, которые могли простоять и три года, и пять лет, прежде чем ветра разносили их на хитиновые ветви.
Кармалина скользила над верхушками голубых исполинов с широкими стволами, которые выдерживали даже неистовый ураган.
Деревья крепились к почве массивными толстыми корнями. Крепились до известной степени намертво. Толщина и масса корней в сумме превышала толщину и массу остального дерева, они уходили под землю на изрядную глубину. Эта приспособляемость гарантировала, что дерево не будет вырвано из земли, подхваченное силой разрушительной стихии. За миллионы лет эволюции деревья полностью адаптировались к бушующим ураганам. Но местные жители-враны были пришельцами и жили на Карандаше всего ничего – каких-то пять тысяч лет. За это время они научились разве что по предсказаниям пророков вовремя исчезать с поверхности в глубоких подземных лабиринтах, куда не доставали ветра.
Вдруг сильный порыв подбросил Кармалину и тут же повел в сторону. Но она захлопала крыльями и выровняла траекторию. Внезапные капризы ветра не относились к необычным явлениям – главное, надо было держаться на безопасном расстоянии от деревьев, чтобы ненароком не угодить в какое-нибудь из них.
Пролетев пару километров над верхушками, Кармалина увидела снизу круглую площадь, центр которой увенчивал магический кристалл.
Она ловко спикировала вниз и села близко к краю площади среди других птиц. Красные, черные, серые враны с благоговением созерцали кристалл. Он испускал флюиды, питая присутствующих на площади новыми силами и идеями.
Кармалина поприветствовала кивком головы птицу с желтым оперением, и та тоже кивнула. Она была подругой Кармалины, и звали ее Веткарой.
А где-то рядом с километровой площадью находилось гнездо Эскара – врана-альбиноса, наделенного божественным даром. Но уже довольно старый пророк не давал новых прогнозов. В Голубом лесу других предсказателей не водилось, а новые не рождались. Об этом судачили многие враны. Но жителям требовались пророки, чтобы предсказывать погоду, а иначе при сильном урагане, что мог прийти неожиданно, большинству грозила катастрофа, если птицы не успеют укрыться под землей.
Магический кристалл выдавал невидимые флюиды, но сам переливался красивыми оттенками: синим, сиреневым, малиновым, красным, оранжевым… Его многочисленные грани сверкали на солнце, словно драгоценные.
Кристалл имел искусственное происхождение. На протяжении полувека он заряжал вранов Голубого леса необычайной энергией. Эскар сваял его полвека назад взамен старого, утратившего свою силу, камня. Секрет обильно извергался из железы в подклювье и застывал при лепке, превращаясь в граненый камень. После того как кристалл был готов, железа перестала выделять секрет.
Всего в Голубом лесу, простиравшемся на десятки километров вокруг площади, жило несколько тысяч птиц. На окраинах леса стояли невысокие горы, а дальше тянулись бесплодные земли, на которых ничего не росло. За ними простирались другие леса и горы, где жили другие враны. Они поддерживали связи с Голубым лесом, но у них имелись свои пророки, кристаллы, старейшины и порядки.
Кармалина понимала, что за тысячи лет, которые минули с момента прибытия на планету Карандаш первых пернатых поселенцев, порядки не сильно-то изменились. Птицы жили, объединяясь внутри территориальных границ. Голубой лес был одним из многочисленных лесов на планете, где жили вперемешку разные виды вранов.
Обычно ураган возникал неожиданно, где-то на окраине или же в центре Голубого леса, но, пользуясь предсказаниями Эскара, жители заблаговременно успевали покинуть свои гнезда, чтобы укрыться от опасности внутри земли.
И все же Эскар был стар, очень стар. Он почти ослеп и оглох на одно ухо. Старость постепенно забирала у него все, без чего он не мог жить. Птицы понимали, что дни его сочтены. Тревожное ожидание витало в воздухе – не столько смерти пророка, сколько неожиданной беды, которую не мог уже предсказать никто. Ведь последователи Эскара не обладали сверхъественным даром. Научиться этому было невозможно. Дело шло к тому, что большая беда нагрянет в неожиданный момент.
Чтобы предсказывать погоду, враны не пользовались вычислениями. Много воды утекло с тех пор, как они перестали доверять ученым, ведь те погубили на Земле процветавшую цивилизацию. Земная наука учила материализму и неверию, неся гибель всему, что ей поклонялось. Приматы, первый относительно разумный вид на Земле, углубились в науку, отринув ясновидение и предсказание, медитацию и магию. Погружаясь в выдуманный мир, они стремительно глупели. Вороны, напротив, становились умнее. Постепенно дистанция между приматами и врановыми стала увеличиваться, первые все больше отставали от вторых, но не видели своего недостатка. В собственных глазах они были не просто умнейшими, а недосягаемыми.
Приматы на Земле довольно быстро превратились в суперхищников. Эволюция насчитывала миллионы лет, тогда как приматы за какие-то тысячелетия проделали путь от дикаря до космонавта. Правда, крутой подъем всегда чреват крутым падением. Так и произошло: немногочисленные выходы в космос, телескопы и зонды уступили место виртуальной реальности и бесконечным разговорам о далеких мирах. А потом наступил коллапс: всеобщий кретинизм, невежество, потребительство погрузили человечество в Новые темные века. Все прогнозы о конце света, о потопе, о ядерных взрывах, смертоносных вирусах и пришельцах-убийцах из космоса оказались страшилками. Человечество просто медленно затухло, как гаснет свеча, когда фитиль догорает.
Но с угасанием людской цивилизации разумная жизнь на Земле не погибла. Цивилизация разумных вранов – и потомков врановых: во́ронов, воро́н, грачей и галок – заняла ее место, чтобы двигать прогресс вперед.
Кармалина почувствовала, как к ней вернулись силы и она обрела прежнюю живость. Магический кристалл, что крутился в центре площади, переливаясь десятками оттенков, сделал полезное дело. И Кармалина прищурила черные глаза… Так всегда улыбаются враны – только прищурив глаза.
Она была белой вороной из стаи сероклювов, а ее подруга Веткара – желтой из стаи желтоперых. Они переглянулись и встали на крыло. И полетели, прорезая тихое и ясное небо.
2
Эскар чувствовал себя все хуже и хуже. Старость и болезни медленно, но верно отнимали у него последние силы. И он понимал, что стоит на пороге смерти.
Эскар поерзал на голубой листве, рассыпанной в гнезде. Он давно не выходил из гнезда, потому что не мог. Но иногда его посещали старейшины. И сегодня они обещали прийти. Что скажут? Ничего нового. Как им будет плохо без него, когда он уйдет в иной мир. Да, это Эскар уже слышал. Неоднократно. А раньше говорил с ними он – пророк, которого слушали, затаив дыхание. И не ошибался, верно предсказывая наступление непогоды. Но теперь слишком стар, пальцы не слушаются, мысли спутались, он едва дышит. И почти ушел…
Наконец за переплетением ветвей гнезда показались тени. Эскар понял, что это были старейшины стай. И крикнул:
– Входите!
Они вошли, неловко переступая.
Первым подошел Макарон – черный вран с серым клювом. Незлобивый по характеру и с участливым взглядом, он был старейшиной стаи сероклювов.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Макарон, поводив в стороны клювом, как будто сокрушаясь о том, что Эскар уходит…
– Как обычно, не спрашивайте, – ответил Эскар и взглянул на второго врана, который подошел следом за Макароном.
Это был Нго-Цинья-Кар – старейшина стаи красноклювов – красно-черный ворон с алым клювом. Он представлял собой яркий образчик потомка земного ворона с небольшой примесью Homo sapiens, которая внешне никак не выражалась. Однако она, видимо, имела внутреннюю природу.
– Как же мы останемся без ваших предсказаний, без вашего дара! – в сердцах прокаркал Нго-Цинья и так же, как и Макарон, повертел в стороны клювом.
– Нет, не называйте его моим даром! Потому что он мне не принадлежит. Должен быть преемник, который унаследует его. Вы должны понимать, что дар передается, – говорил Эскар. – Его дарует только Бог и только самому достойному птенцу. Но я не вижу его. Видимо, уже после моей смерти! – Эскар понурил голову.
Он высунул из правого крыла два пальца и взял ими плошку воды. Глотнув, отставил плошку и втянул пальцы внутрь оперения. Тысячи лет назад уже было отмершие, подвергшиеся сильной редукции, пальцы птиц вдруг стали удлиняться и приобретать прежние черты. Пальцы все еще были малы и не годились для работы, связанной, к примеру, с перетаскиванием тяжестей, но для того, чтобы держать плошку или какую-нибудь мелкую вещицу, они подходили в самый раз. При этом первый палец так и остался редуцированным и не вылупился. Только второй и третий развились, чтобы позволить вранам манипулировать вещами.
– Но как же так, учитель! – запротестовал Макарон и поежился.
Его оперение было почти полностью черным с редкими серыми вкраплениями. В точности таким же, как у каждого сероклюва из его стаи, самой многочисленной в Голубом лесу, ведущей родословную от земного грача и серой вороны. За тысячи лет эти родственные виды перемешались друг с другом и возник нынешний вид врановых. Впрочем, возник он не вчера, и был далеко не новым.
Макарон продолжал:
– А вдруг он не появится, мы не видим вашего преемника! Скажите, когда его ждать и, самое главное, где искать?!
Эскар тяжело вздохнул и прокаркал:
– Не знаю, всему свое время. Значит, пока время не пришло.
– Да, но говорят, когда вы стали пророком, вы были уже до этого известны по всему нашему лесу и даже за его пределами!
Эскар гулко засмеялся. Впрочем, его смех оборвался и Эскар поморщился от боли в горле.
– Так бывает. Но раз на раз не приходится, – ответил он.
Старейшины переглянулись. Нго-Цинья нервно заклацал клювом. В отличие от Макарона он был хитрым и вспыльчивым враном. Часто его глаза игриво блестели, и он предлагал нестандартные идеи.
– А давайте проведем конкурс и выявим лучшего! – предложил Нго-Цинья.
– Чего? – покосился на него Эскар.
– Предложим всем проявить свои способности и самый лучший – победитель – получит награду: он станет новым пророком.
– Да уж, действительно конкурс, – недовольно прокаркал Эскар.
Нго-Цинья опять заклацал клювом. Макарон тоже не выдержал и стал ходить внутри гнезда взад и вперед.
– Так что нам делать? Мы же не можем чего-то ждать! – сказал он.
– Трудно ждать, – сказал уставшим голосом Эскар и снова понурил голову.
Макарон остановился перед ним.
– Учитель, – сказал он, – мы всегда называли вас учителем и были вашими последователями. Я знаю, вы не хотите слушать, что мы вас ценим и любим. Что мы хотим поддержать вас в эти последние дни. Но теперь мы думаем – мы вынуждены думать – о наших жителях, о птицах и птенцах, словом, обо всех нас. У нас тревога. Мы плохо спим. Мы плохо едим. И, глядя на вас, волнуемся. Скажите, что нам делать?
Эскар привстал с листьев, на которых сидел, и приблизился к Макарону вплотную. Он положил крыло на крыло старейшины и прокаркал:
– Ладно, проводите ваш конкурс. Ничего другого я не знаю. Ступайте!
– Учитель, спасибо вам, – подошел к нему Нго-Цинья. – Давайте я вас обниму!
Эскар был не прочь. Он закрыл глаза, и они положили друг другу крыло на крыло.
Потом старейшины улетели, а Эскар опять устроился на листве, размышляя, сколько дней, а может быть, часов отпущено ему до смерти в этом бренном мире.
3
Кармалина относилась к белым вранам, впрочем, ее глаза и пальцы, а также ноги выглядели черными, как смоль. У Веткары была похожая история: ее желтые перья резко контрастировали с карими глазами и сероватыми ногами.
Подруги прилетели в гнездо Кармалины и уселись за карты.
В просторном и уютном гнезде под ногами шелестел толстый настил из голубой листвы, стены из перекрученных между собой веток пропускали через щели легкий ветерок. Укрывала их крыша, сложенная из глины и камней.
Ловко манипулируя четырьмя пальцами, Кармалина выполнила расклад.
– Ну что там, есть что-нибудь интересное? – спросила Веткара, глядя на карты.
Кармалина ответила не сразу. Она вытянула палец и показала на самую первую карту в раскладе, на которой была изображена небесная птица в облаках.
– Ты видишь карту – это Богиня. Она несет много смыслов: это и высшее духовное начало, и в то же время физическое семя, семя плодородия. В Богине соединяются воедино и мягкость, и великая сила. Карта выпала в прямом положении, а значит, говорит о существенных переменах в твоей жизни.
– Какого рода эти перемены? – удивилась Веткара.
Она потопталась, почувствовав внезапное напряжение.
– Ты видишь рядом лежащую карту, – показала на карту сбоку от Богини Кармалина. Снова помедлив, она продолжала: – Это Талисман в перевернутом виде. Положительная карта из младших арканов. Может говорить о материальном достатке, о большой удаче, о процветании. Всегда говорит о чем-то конкретном.
– Но о чем именно? – спросила Веткара.
Напряжение внутри становилось сильнее.
Кармалина показала на третью карту в раскладе. На ней была изображена светящаяся планета на ночном небе, а чуть ниже, на земле, на нее смотрели моллюск и каплевик, рядом с которыми находилось выступающее из болота дерево.
– Ты видишь еще одну карту. Это Месяц в прямом положении. Моллюск говорит о негативных птицах, окружающих тебя, а каплевик – о позитивных. Дерево символизирует тебя саму, и ты вскоре покинешь болото по своей или не по своей воле.
– Что это значит? О каком болоте идет речь?
– Болото образное. Оно означает зону комфорта, которую вскоре ты покинешь. И покинешь вынужденно, потому что вскоре почувствуешь недомогание.
– Недомогание?! – почти вскрикнула Веткара.
– Не пугайся. Недомогание будет временным, и оно связано с беременностью.
– Что ты хочешь сказать?
– Только то, что ты беременна.
От неожиданности у Веткары открылся клюв.
Кармалина ждала, когда ее подруга придет в себя. Она еще раз оценила весь расклад. Да, ошибки быть не могло: сочетание карт говорило о том, что ее подруга зачала птенца, и именно карта Месяц указывала на то, что она не знает о беременности.
– Это очень неожиданно, – откликнулась наконец Веткара и потопталась на месте.
– Я понимаю, но я уверена в раскладе.
– Ну если так, то я рада. Да, очень рада! – воскликнула Веткара, улыбнувшись. – Мы с Бобокаром мечтаем завести потомство. И неужели скоро?!
– Скоро, – подтвердила Кармалина. – Роды пройдут нормально. Проблем я не вижу.
4
Враны не так просто стали жителями планеты Карандаш. Их далекие предки, сосуществуя с приматами, проходили через так называемое бутылочное горлышко на Земле. Но эта история была кратковременной. Они быстро восстановили популяцию, после чего стали меняться и в плане способностей, и во внешнем виде.
Претерпели изменения и во́роны, и воро́ны, и грачи – все виды врановых за редкими исключениями. Разменяв несколько тысячелетий, врановые подняли интеллект и способности до действительно приличного уровня. С интеллектом и крыльями уже сам бог велел им подняться в космос и заселить другую планету.
Вообще-то в потомках ворон, а конкретно у красноклювов имелась и часть крови приматов, но незначительная: меньше трех процентов. Приматы и вороны в прошлом равнялись по уровню интеллекта, но сближения во внешнем виде не произошло.
Пожалуй, привет вымершему виду могли передать только развившиеся на крыльях врановых пальцы, почти как у приматов. В остальном внешний вид менялся у врановых внутривидово. Например, размеры птиц от головы до кончика хвоста в зависимости от вида составляли от двенадцати до двадцати вершков. Кроме черных и серых, появились красные и желтые птицы, были и смешанные варианты, но, как правило, враны из одной стаи предпочитали не смешиваться с вранами других стай.
Другие различия: клювы уменьшились, а конечности, напротив, стали толще; когти незначительно уменьшились; форма и размер глаз увеличились из-за необходимости ориентирования в условиях с недостатком света, но цвет глаз приобрел большое разнообразие – появились желтые, зеленые, розовые, оранжевые глаза.
Но самые необычные и нестандартные среди вранов – красные глаза. Таких птиц побаивались. Впрочем, они рождались крайне редко. И во всем Голубом лесу вряд ли можно было найти хотя бы пару красноглазых птиц. Не альбиносов, чьи глаза только казались красными, а именно красноглазых.
Тогда как приматы самоуничтожились, враны оказались живучи, как тараканы. Тараканы тоже выжили, но остались такими же маленькими и не претендующими на что-то великое насекомыми. Пусть и исчезнув, приматы все же оказали значительное цивилизационное влияние на вранов в эпоху Безвременья, которая продолжалась приблизительно сто тысяч лет. К ее концу приматы уже окончательно вымерли. А враны, напротив, поумнели во много раз и всячески укрепились. Продолжительность жизни выросла за счет изменений во внутреннем метаболизме. Теперь враны стали медлительными. Жили по пятьдесят лет и продлевали возраст с помощью хитрости.
Враны, как и тысячелетия назад, были поразительно целеустремлены, приспособлены к тяжелым условиям и очень разумны. И не случайно они заняли место приматов. Так произошло, потому что вороны изначально были склонны к запоминанию сложных последовательностей действий, к логическим умозаключениям и абстрактному мышлению. Все это позволило им создать уникальную формацию.
Принимая во внимание, что земных приматов погубил неодухотворенный технический прогресс, врановые все больше ориентировались на внутренний, а не на внешний мир. На невидимую идею, а не на материю. У них всегда процветала идея, магия, мистика. Каждый вран ходил к своему карологу или к толкователю сновидений.
Имена у вранов все имели частицу «кар», и не только имена, а все слова в их диалектах, которые отличались сложностью и богатством интонаций. Одно слово в зависимости от интонации имело от пяти до десяти значений. Говорили враны на планете Карандаш на множестве диалектов; словарный запас среднего уровня составлял до десяти тысяч слов, но в повседневной речи использовались три тысячи.
Однако не все птицы говорили «кар». Самая последняя разновидность – стая серебритов – уже не каркала и называла птенцов именами, не привязанными к популярной частице. Где-то неподалеку от гнезда толкователей сновидений находилось жилище Горгенатопа и Силинессы – пары серебритов, у которых давно выросли дети, гнездившиеся отдельно.
Горгенатоп, старейшина стаи серебритов, пошел в свою комнату, где его никто не отвлекал. Комната была отделена стенами из ветвей хитиновых деревьев. Устроившись на голубой листве в удобном положении, Горгенатоп сосредоточился. Он включил миниатюрный проигрыватель, выполненный в виде ветки, и тот заиграл красивую мелодию. Выбранная музыка была медленной и спокойной.
Горгенатоп представлял себе понравившуюся картину природы. В его воображении она изображала и разнообразную растительность, и водоем, и небо. Он расслабился и созерцал. Так он спал – осознанно, контролируя сон от начала до конца. Музыка его не отвлекала – она создавала просто приятную атмосферу. Когда-то давно, когда он еще был молодым, ему в голову приходили посторонние мысли и чувства, долго учился он от них избавляться. Уже давно его это не беспокоило. Существовали только он и природа!
Постепенно он концентрировался на изображении, но не напрягался, был расслаблен и отрешен, понимая, что без концентрации внимания его разум не сможет войти в нужное для сновидения состояние.
Теперь он представил, как выглядела природа до момента, который он только что вообразил. Он путешествовал в прошлый момент, понимая, что прошлое и настоящее – это всего лишь условности. Ему было нетрудно сделать это, созерцая внутреннюю картину с закрытыми глазами.
В его сновидении происходило то же, что и обычно: шелестела листва в кронах деревьев, каркали птицы, ветер гнал облака. Он чувствовал живое дыхание природы и только наблюдал за ней. Он был не создателем этого прекрасного пейзажа, только наблюдателем, не вмешивающимся, созерцающим.
Наконец картина стала трансформироваться. Появились другие птицы – много разных птиц. Появились животные на поверхности земли – огромное разнообразие видов. Появилась богатая растительность, непохожая на ту, что была на планете Карандаш. А на небе сияло одно-единственное солнце. Вот так так! Это точно не Карандаш!
А потом появились приматы. Да-да, это были именно они! Ходили по желтому песку, каждый по своим делам. И один из приматов в странной одежде и с растрепанными волосами цвета черного крыла сидел в отдалении от всех и смотрел на каменную стелу перед собой. Потом встал и облокотился об нее.
Горгенатоп угадал на ней то ли знаки, то ли символы – смутные, затуманенные, они накладывались друг на друга, и он не смог прочитать их. Но в памяти запечатлелись подобные письмена – это был какой-то древний язык, которым пользовались приматы. Что там написано? Горгенатоп созерцал стелу с верхнего края до нижнего – двадцать или тридцать строк, которые виделись как в тумане.
Неожиданно примат отнял руки от стелы и посмотрел прямо на Горгенатопа.
Старейшину пробрала холодная дрожь. Впервые за все годы сновидений он почувствовал, что его обнаружили. Никто прежде не смотрел на него из снов! Да и как это возможно? Ведь там был только его дух, только его нематериальная оболочка…
Примат в странной одежде, явно обращаясь к нему, воздел руки и выкрикнул несколько фраз на неизвестном языке. Его фразы запечатлелись в сознании Горгенатопа. И тут изображение примата, стелы, других приматов, города и всего мира, который предстал перед его взором, начало мутнеть и блекнуть. Вскоре полностью ушло.
Горгенатоп открыл глаза.
Потрясенный, он поднялся с голубой листвы и пошел на кухню к жене.
– Силинесса, – сказал он, – я только что увидел довольно странный сон.
Она посмотрела на него непонимающим взглядом, отвлекшись от своего занятия. Только здесь Горгенатоп увидел, что она готовит на ужин каплевиков.
– Дорогой, разве для тебя в этом мире что-то представляется загадкой?
– Нет, милая, – ответил он. – В том-то и дело, что сон происходил в другом мире. Возможно, в каком-то древнем мире приматов. Извини, я очень взволнован.
– Ничего, ты меня не отвлекаешь, – сказала Силинесса, разрезая напополам каплевика и кладя его части в аккуратные формы. – Может, тебе слетать к толкователям?
– Наверное, да. Впрочем, я полечу сейчас. – И он пошел к выходу.
– Куда же ты?! – забеспокоилась Силинесса, побежав за ним.
Он остановился у выхода из гнезда.
– Я должен, не откладывая, рассказать свой сон. Иначе он забудется.
– У тебя же поразительная память!
– Да! Но даже я уже стар. Не переживай, я успею к ужину, – и с этими словами Горгенатоп потерся клювом о клюв жены, взмахнул крылом и полетел к толкователям.