bannerbannerbanner
Название книги:

Песни для Таны

Автор:
Борис Валерьевич Башутин
полная версияПесни для Таны

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

***

В любом искушенье

великая милость

в горе бездонном – голос Творца

Лесная дорога от храма

в брод, через реку

к дому

сладка и беспечна

Близится жатва -

нивы жаждут серпа.

Женщина -

летняя полночь

Хлеб необычно мягкий

Квасной

Тайна завета Господня

Ледяная вода,

когда губы сухие не в силах

промолвить: «Пить…»

Ты ведь знаешь, что нам

ничего не осталось

только

молиться и плакать ночью

и славить творенье утром,

а после сидеть

в одиноком раздумье,

читать, если можем, книги

или работать

и слушать звуки природы

и помнить всех живых

и ушедших от нас

в края

неземные

Ты ведь знаешь, женщина,

как красивы деревья

и травы сухие

и корни приятны на ощупь

Лианы так необычны

Ты ведь знаешь, женщина,

лучше меня,

что такое мужчина

что такое любить и жалеть

Ты ведь знаешь, правда?

***

Грехи закапывали в землю

Умывались рассветом и псалмами

Канон Троице –

Целебные травы Господни

Я становился податливым ветром,

сборщиком фруктов,

шелковой нитью

цветом трав

учился любить нелюбимых

любить даже тех,

кого не способен любить.

Я видел следы Господни

рядом с босыми ногами

паломниц в белых платках

Я видел руки Господни,

укрывавшие нас от врагов.

Грехи уходили вместе с трудами

вместе с тяжестью бревен

и с каждым ведром навоза,

с каждым замесом молочной извести

с каждым ударом топора

И сердце открывалось шире

Комната становилась все чище

И лики женщин прекрасней

И демоны злее,

Когда песок иорданский

блестел в наших грязных ладонях…

***

Лопнули ветхие четки

в пальцах сухих

и упали в ночное небо -

Вспыхнули новые звезды

Пробуждаются птицы

Скоро рассвет

Тихий голос читает псалмы:

«Милость и суд воспою тебе Господи»

Сладкий запах прелой листвы

Воздух прозрачен

Воздух упруг

«Помяни щедроты твоя, Господи…»

Укрой нас от черных пут

***

Укрой меня,

Мне холодно и сыро

Осенний ливень – на моем плече

В часовне тают свечи

Время стонет

в ладонях ледяных

На полотне

бездарной жизни

странные распевы

забытых дел

Беспечные слова -

плоды гнилые

и седые стены

нас разделили

Пустотой греха.

Укрой меня,

здесь так темно и сыро

здесь сотни лестниц,

лабиринтов, галерей

здесь тишина

как тягостная сила мне давит шею

и дыхание ночей

мне опаляет веки

Серый странник

присел на краешек стола

молчит и ждет

Укрой меня,

ведь скоро станет ясно

кто умер

кто родился

кто прощен

***

В сердце моем – теплая медь

Руки умыты горячим свинцом

Над головою – бесовская плеть

Леший следит за моим ремеслом

В доме – ни звука

Распахнута дверь

Высохло масло в лампаде

Полынь

у изголовья постели

и ночь

ветром закрыла Псалтирь.

***

Бабье лето – золотая нить

из небесного полотна

Кто дарит ее,

чтобы к раздумью склонить

взглянуть на мир

с той стороны зеркального стекла…

Я смотрю из окна

на эту зрелую женщину

мудрую, нежную

с такими ласковыми глазами

и огненным ликом

и не знаю,

есть ли надежда

на новую встречу

Кто еще помнит о нас?

Кто способен утешить нас

как младенцев?

Вернуться в святую купель

В колыбель из осеннего

свежего ветра и листьев,

прикоснуться несмело

к пшеничной груди

бабьего лета,

прошептав: «Сохрани…»

Что еще остается нам?

Слышишь напев

молитвенный и глубокий

слова простые и сильные

Ты – из ребра моего бессмертного,

из рек моих сокровенных,

родников голубых

моих губ

и чистейших желаний

сотворена

Женщина -

пламенная осень

Последняя осень

перед новой войной.

***

Анне Ранцане

Анна спит.

Не стыдись своих слез

Не стыдись преклоненных колен

перед Распятьем

Одиночества не стыдись.

В слове твоем сплетаются

травы жизни и смерти,

рассвет затихает

в яблочных зернах.

Анна спит.

Видит светлые сны

видит старые липы

у дома,

которому молится,

видит руки

словно корни растений -

старого мастера руки,

мнущие глину

Печь,

откуда выходят фигурки

краски

кисти простые…

Анна спит.

А утром

Колодец от инея стонет

замерзший колодец,

присыпанный снегом

Анна, проснись!

Пора за водой

и за болью.

***

Видно кем-то я проклят

(но кем и когда?)

И взгляд мой снега окутали

Корабли дали течь

Паруса

разорваны ветром,

заклинил штурвал

снасти истлели,

запутаны.

Это проклятье лежит на челе,

но не клеймом оно выжжено,

проклятье – мой крест

и в огне

оно седмирицей очищено

Нет, не тавро позорное

не печать колдовская

Боль необычная

странная

Тоска моя неземная.

Ты не ищи меня, милая

в этих словах неумелых,

в них от меня лишь дыхание

в них лишь огонь несмелый…

***

Под рукой,

привыкшей к раздумьям,

белая глина податлива

словно осенняя полночь.

Из глины рождаются соловьи,

люди, звери, деревья

и ставит фигурки в печь

моя нерожденная дочь.

Мать пошла по воду.

Покосился колодец.

Тропинка мокра от росы

Прошу тебя,

войди в дом мой осенний

радость и горе мое раздели

Помолись со мной,

не пугайся слов о смерти

Вот – яблоки

не стесняйся – бери

вот – вино,

выпей со мной

немного

Может быть, чай?

Хочешь – молчи

Хочешь – я помолчу?

Не уходи,

останься сегодня в доме

в доме моем осеннем,

Я двери закрою -

никто не войдет

не потревожит.

Останься.

Утром уйдешь незаметно

Я лишь услышу скрип двери

выйду в сад

и следы увижу

и снова буду мять белую глину.

***

Прости.

Я так измучен миром

Я так устал от сей

невидимой войны,

где поражение – кроваво и жестоко,

где враг – безжалостный анатом чистоты.

А мы все пьем

и мучаемся после,

но не от жажды

и не от вина…

Гляди,

опять приходят кредиторы

клянут нас, грешных

за беспомощность стиха

за слабость духа

за измену словом

за блуд

за непонятную тоску.

Прости.

Мы скоро будем дома,

в каком-нибудь божественном саду…

А может быть,

наш дом угрюм и темен

и путь к нему

давно порос травой

и серый филин плачет у забора

и змей шипит за каменной стеной?

***

Дверь заперта на три ключа -

луны ущербной,

злобы и тоски

не выйти мне из дома до утра,

не получив прощенья за грехи.

Огонь еще мерцает в образах

то плачет,

то смеется

ждет молитв

Душа моя из тонкого стекла

и в ней стрела безумная саднит

***

Чего мне еще ждать?

Только смерти.

Вот она рядом -

всегда черна и спокойна.

Холодного ветра внезапного

Да еще суждено одиночество

(надолго ли?)

Руки его в волосах моих запутались

и на лоб крестом легли

холодные пальцы.

Чего еще ждать?

Искушений

лукавых и грязных?

Но стоит ли?

Вот они

словно деревья в лесу ноябрьском – холодные, голые,

пронзительно долгие.

Не бойся ладоней пустых,

смерть справедлива,

добра,

всегда приходит вовремя.

Ты уснешь незаметно,

а утром

из-под подушки вынешь

зерна мои

и звезды

Удивишься -

они молоком истекают

и кровью.

***

Мать моя – черная птица

с белой звездой во лбу,

серая кобылица

в рыжем от грязи рву

облако грозовое,

Мягкая тишина

нежно крадется к сердцу,

а в голове – дыра.

Тонкою струйкой сочится

зерно из моей головы

Белая голубица

села на наши гробы

Братья мои родные

молятся обо мне

сестры приносят воду

и весть о новой войне…

***

Ребенок мой в камне спрятался,

его я в ладони несу,

а вокруг все молятся идолам,

как лисы рыщут в лесу.

Дни в ноябре тягучие

словно алтайский мед

Люди плачут о хлебе и золоте,

зажимая руками рот.

Оживает в ладони камень,

на пороге – последняя ночь

прижалась щекой к коленям,

но нам ей уже не помочь -

тело ее изорвано

крючьями

топором

руки отрублены нежные

в горле – бронзовый ком.

Ребенок мой в камне спрятался

Камень упал в ручей -

под ногами дорога -

то ли до ада,

то ли до Божьих свечей?

***

Новый день.

Его я не жду прихода,

оставляя свой взгляд

на вчерашнем стекле.

***

Первый снег в ноябре

слишком слаб

Выйди из дома

ветреным утром

еще до восхода,

Простись с запыленным окном на Восток

Всех, кто остался

в теплых постелях

прости…

***

 

На пересохших губах

вкус сырого белка,

а в этих серых глазах -

желанье древнего греха

и самых злых и глупых псов

давно спустили с цепей

и обезумев от тоски

царь просит жалобно:

«Налей!»

А в каждом кубке у гостей

то ли вино,

а то ли яд.

Князья продали сыновей,

а дочерей спустили в ад

и в самых умных головах

блестят невежество и страх

и жидкой медью и свинцом

залиты уши у зевак,

а царь проснувшись поутру,

не помнит, где его жена

и слуги варят ему суп

из не проросшего зерна.

В хоромах целый день кутеж

иконы выброшены вон

и обменяли всех святых

на гашиш и ямайский ром

Я так устал от этих сцен,

и ветер тронул серебром

сухие губы

и глаза укрыл за золотым стеклом.

***

1

Ступает тяжело босой ступней

по мягкой и горячей глине

словно ведет коней на водопой

в следах кровь остывает

Нежный иней

лег на ресницы

Руки в черноте

прошедших лет

и жутких откровений

хрящей и переломанных

костей

и праха мертвецов

и быстрых теней

В глазах мерцают ужасы войны,

обманов муть,

предательств и ухмылок

хрустящий лед,

забытые псалмы

как плат

на сгорбленных плечах,

от страшных пыток

пять крыльев из шести

завязаны в узлы,

крик

как зерно

рассыпан по равнине,

А за спиной

иконы да кресты

над головою, в небе

все святые

благословляют

молча,

Благодать

открыла очи,

что почти слепы


Издательство:
Автор