000
ОтложитьЧитал
***
В любом искушенье
великая милость
в горе бездонном – голос Творца
Лесная дорога от храма
в брод, через реку
к дому
сладка и беспечна
Близится жатва -
нивы жаждут серпа.
Женщина -
летняя полночь
Хлеб необычно мягкий
Квасной
Тайна завета Господня
Ледяная вода,
когда губы сухие не в силах
промолвить: «Пить…»
Ты ведь знаешь, что нам
ничего не осталось
только
молиться и плакать ночью
и славить творенье утром,
а после сидеть
в одиноком раздумье,
читать, если можем, книги
или работать
и слушать звуки природы
и помнить всех живых
и ушедших от нас
в края
неземные
Ты ведь знаешь, женщина,
как красивы деревья
и травы сухие
и корни приятны на ощупь
Лианы так необычны
Ты ведь знаешь, женщина,
лучше меня,
что такое мужчина
что такое любить и жалеть
Ты ведь знаешь, правда?
***
Грехи закапывали в землю
Умывались рассветом и псалмами
Канон Троице –
Целебные травы Господни
Я становился податливым ветром,
сборщиком фруктов,
шелковой нитью
цветом трав
учился любить нелюбимых
любить даже тех,
кого не способен любить.
Я видел следы Господни
рядом с босыми ногами
паломниц в белых платках
Я видел руки Господни,
укрывавшие нас от врагов.
Грехи уходили вместе с трудами
вместе с тяжестью бревен
и с каждым ведром навоза,
с каждым замесом молочной извести
с каждым ударом топора
И сердце открывалось шире
Комната становилась все чище
И лики женщин прекрасней
И демоны злее,
Когда песок иорданский
блестел в наших грязных ладонях…
***
Лопнули ветхие четки
в пальцах сухих
и упали в ночное небо -
Вспыхнули новые звезды
Пробуждаются птицы
Скоро рассвет
Тихий голос читает псалмы:
«Милость и суд воспою тебе Господи»
Сладкий запах прелой листвы
Воздух прозрачен
Воздух упруг
«Помяни щедроты твоя, Господи…»
Укрой нас от черных пут
***
Укрой меня,
Мне холодно и сыро
Осенний ливень – на моем плече
В часовне тают свечи
Время стонет
в ладонях ледяных
На полотне
бездарной жизни
странные распевы
забытых дел
Беспечные слова -
плоды гнилые
и седые стены
нас разделили
Пустотой греха.
Укрой меня,
здесь так темно и сыро
здесь сотни лестниц,
лабиринтов, галерей
здесь тишина
как тягостная сила мне давит шею
и дыхание ночей
мне опаляет веки
Серый странник
присел на краешек стола
молчит и ждет
Укрой меня,
ведь скоро станет ясно
кто умер
кто родился
кто прощен
***
В сердце моем – теплая медь
Руки умыты горячим свинцом
Над головою – бесовская плеть
Леший следит за моим ремеслом
В доме – ни звука
Распахнута дверь
Высохло масло в лампаде
Полынь
у изголовья постели
и ночь
ветром закрыла Псалтирь.
***
Бабье лето – золотая нить
из небесного полотна
Кто дарит ее,
чтобы к раздумью склонить
взглянуть на мир
с той стороны зеркального стекла…
Я смотрю из окна
на эту зрелую женщину
мудрую, нежную
с такими ласковыми глазами
и огненным ликом
и не знаю,
есть ли надежда
на новую встречу
Кто еще помнит о нас?
Кто способен утешить нас
как младенцев?
Вернуться в святую купель
В колыбель из осеннего
свежего ветра и листьев,
прикоснуться несмело
к пшеничной груди
бабьего лета,
прошептав: «Сохрани…»
Что еще остается нам?
Слышишь напев
молитвенный и глубокий
слова простые и сильные
Ты – из ребра моего бессмертного,
из рек моих сокровенных,
родников голубых
моих губ
и чистейших желаний
сотворена
Женщина -
пламенная осень
Последняя осень
перед новой войной.
***
Анне Ранцане
Анна спит.
Не стыдись своих слез
Не стыдись преклоненных колен
перед Распятьем
Одиночества не стыдись.
В слове твоем сплетаются
травы жизни и смерти,
рассвет затихает
в яблочных зернах.
Анна спит.
Видит светлые сны
видит старые липы
у дома,
которому молится,
видит руки
словно корни растений -
старого мастера руки,
мнущие глину
Печь,
откуда выходят фигурки
краски
кисти простые…
Анна спит.
А утром
Колодец от инея стонет
замерзший колодец,
присыпанный снегом
Анна, проснись!
Пора за водой
и за болью.
***
Видно кем-то я проклят
(но кем и когда?)
И взгляд мой снега окутали
Корабли дали течь
Паруса
разорваны ветром,
заклинил штурвал
снасти истлели,
запутаны.
Это проклятье лежит на челе,
но не клеймом оно выжжено,
проклятье – мой крест
и в огне
оно седмирицей очищено
Нет, не тавро позорное
не печать колдовская
Боль необычная
странная
Тоска моя неземная.
Ты не ищи меня, милая
в этих словах неумелых,
в них от меня лишь дыхание
в них лишь огонь несмелый…
***
Под рукой,
привыкшей к раздумьям,
белая глина податлива
словно осенняя полночь.
Из глины рождаются соловьи,
люди, звери, деревья
и ставит фигурки в печь
моя нерожденная дочь.
Мать пошла по воду.
Покосился колодец.
Тропинка мокра от росы
Прошу тебя,
войди в дом мой осенний
радость и горе мое раздели
Помолись со мной,
не пугайся слов о смерти
Вот – яблоки
не стесняйся – бери
вот – вино,
выпей со мной
немного
Может быть, чай?
Хочешь – молчи
Хочешь – я помолчу?
Не уходи,
останься сегодня в доме
в доме моем осеннем,
Я двери закрою -
никто не войдет
не потревожит.
Останься.
Утром уйдешь незаметно
Я лишь услышу скрип двери
выйду в сад
и следы увижу
и снова буду мять белую глину.
***
Прости.
Я так измучен миром
Я так устал от сей
невидимой войны,
где поражение – кроваво и жестоко,
где враг – безжалостный анатом чистоты.
А мы все пьем
и мучаемся после,
но не от жажды
и не от вина…
Гляди,
опять приходят кредиторы
клянут нас, грешных
за беспомощность стиха
за слабость духа
за измену словом
за блуд
за непонятную тоску.
Прости.
Мы скоро будем дома,
в каком-нибудь божественном саду…
А может быть,
наш дом угрюм и темен
и путь к нему
давно порос травой
и серый филин плачет у забора
и змей шипит за каменной стеной?
***
Дверь заперта на три ключа -
луны ущербной,
злобы и тоски
не выйти мне из дома до утра,
не получив прощенья за грехи.
Огонь еще мерцает в образах
то плачет,
то смеется
ждет молитв
Душа моя из тонкого стекла
и в ней стрела безумная саднит
***
Чего мне еще ждать?
Только смерти.
Вот она рядом -
всегда черна и спокойна.
Холодного ветра внезапного
Да еще суждено одиночество
(надолго ли?)
Руки его в волосах моих запутались
и на лоб крестом легли
холодные пальцы.
Чего еще ждать?
Искушений
лукавых и грязных?
Но стоит ли?
Вот они
словно деревья в лесу ноябрьском – холодные, голые,
пронзительно долгие.
Не бойся ладоней пустых,
смерть справедлива,
добра,
всегда приходит вовремя.
Ты уснешь незаметно,
а утром
из-под подушки вынешь
зерна мои
и звезды
Удивишься -
они молоком истекают
и кровью.
***
Мать моя – черная птица
с белой звездой во лбу,
серая кобылица
в рыжем от грязи рву
облако грозовое,
Мягкая тишина
нежно крадется к сердцу,
а в голове – дыра.
Тонкою струйкой сочится
зерно из моей головы
Белая голубица
села на наши гробы
Братья мои родные
молятся обо мне
сестры приносят воду
и весть о новой войне…
***
Ребенок мой в камне спрятался,
его я в ладони несу,
а вокруг все молятся идолам,
как лисы рыщут в лесу.
Дни в ноябре тягучие
словно алтайский мед
Люди плачут о хлебе и золоте,
зажимая руками рот.
Оживает в ладони камень,
на пороге – последняя ночь
прижалась щекой к коленям,
но нам ей уже не помочь -
тело ее изорвано
крючьями
топором
руки отрублены нежные
в горле – бронзовый ком.
Ребенок мой в камне спрятался
Камень упал в ручей -
под ногами дорога -
то ли до ада,
то ли до Божьих свечей?
***
Новый день.
Его я не жду прихода,
оставляя свой взгляд
на вчерашнем стекле.
***
Первый снег в ноябре
слишком слаб
Выйди из дома
ветреным утром
еще до восхода,
Простись с запыленным окном на Восток
Всех, кто остался
в теплых постелях
прости…
***
На пересохших губах
вкус сырого белка,
а в этих серых глазах -
желанье древнего греха
и самых злых и глупых псов
давно спустили с цепей
и обезумев от тоски
царь просит жалобно:
«Налей!»
А в каждом кубке у гостей
то ли вино,
а то ли яд.
Князья продали сыновей,
а дочерей спустили в ад
и в самых умных головах
блестят невежество и страх
и жидкой медью и свинцом
залиты уши у зевак,
а царь проснувшись поутру,
не помнит, где его жена
и слуги варят ему суп
из не проросшего зерна.
В хоромах целый день кутеж
иконы выброшены вон
и обменяли всех святых
на гашиш и ямайский ром
Я так устал от этих сцен,
и ветер тронул серебром
сухие губы
и глаза укрыл за золотым стеклом.
***
1
Ступает тяжело босой ступней
по мягкой и горячей глине
словно ведет коней на водопой
в следах кровь остывает
Нежный иней
лег на ресницы
Руки в черноте
прошедших лет
и жутких откровений
хрящей и переломанных
костей
и праха мертвецов
и быстрых теней
В глазах мерцают ужасы войны,
обманов муть,
предательств и ухмылок
хрустящий лед,
забытые псалмы
как плат
на сгорбленных плечах,
от страшных пыток
пять крыльев из шести
завязаны в узлы,
крик
как зерно
рассыпан по равнине,
А за спиной
иконы да кресты
над головою, в небе
все святые
благословляют
молча,
Благодать
открыла очи,
что почти слепы