Немыслимая хрень
Войдя в зрительный зал театра, я не узнал его интерьера. Там, где ранее была середина партера, находился бар, окружённый стойками для сидения. Половина сидений была занята, пришедшими посмотреть спектакль. Некоторые из зрителей расположились в креслах, стоящих в каре вокруг бара. Ближе к сцене стояли ряды кресел, но повёрнутые спиной к сцене. Место в билете у меня не было указано. Кассир при покупке билета объяснил, что я могу выбрать себе любое свободное место. Что-то новенькое. Последнее время и театр стал искать ноу-хау.
Подошедший администратор зала предложил мне занять место у сцены. Слева от меня место было свободно, справа сидела женщина средних лет. Я откинулся на спинку кресла и стал дожидаться начала спектакля. Молодёжь у бара стала собираться в небольшие группки и галдеть на весь зал. Было видно, что некоторые из них успели уже изрядно заправиться горячительными напитками. Прозвенел третий звонок, и я стал дожидаться появления актёров у бара, но к моему удивлению они вышли на сцену за моей спиной. Я несколько раз оглянулся назад и стал дожидаться выхода актёров со сцены в зрительный зал. Соседка, вращающаяся на своём кресле постоянно задевала меня то своим коленом , то плечом. Некоторые зрители переместились опять ближе к бару. При этом я увидел, что бармен продолжал свою работу и после начала спектакля. Галдёж в зале усилилась. Я глазами стал искать администраторов зала. Они стояли у входных дверей зала в кучке и о чём-то оживлённо разговаривали. У некоторых я видел бокалы в руках.
Перегнули. Я вспомнил постановку спектакля «Ревизор» одним приезжим театром несколько лет назад. Обнаглевший в конец Хлестаков, достававший очередную порцию макарон из кастрюли и громоздивший её на голову послушным чиновникам провинциального городка, окончательно заставил меня досрочно покинуть спектакль. В нынешней ситуации я стал понимать, что это новшество не для меня.
Я оглянулся на сцену. Актёры отрабатывали свои номера. О чём они говорили было не разобрать. Их голоса тонули в общем шуме. Охренеть. Ко мне приближался мужик. Он широко размахивал руками и также широко улыбался. «Можно я сяду на Ваше место?» пропел он мне, наклонившись надо мной. Решение пришло мгновенно. Я вскочил и, стараясь никого не задеть, устремился к выходу из театра.
На улице уже стемнело. Фу. Опять вляпался. А где метро? Пойду по этой улице. Попадётся остановка городского транспорта, доеду до метро. Я не спеша побрёл вдоль улицы, окунувшись мыслями, в увиденное в театре. Хрень на хрени. Куда я иду? Людей нет. Здания стали какие-то убогие. Куда забрёл? Кругом под тусклым освещением улицы я увидел давно не убираемые кучи мусора. Из-за угла дома вышла группа людей. Со стороны она была похожа на толпу уставших после многочасовой физической работы рабочих. Они были до ужаса однообразны. Капюшоны на их голове свисали почти до носа. И можно было догадываться, что смотрят они все вниз.
–Вы не скажите, как пройти к ближайшей остановке – обратился я ко всем сразу. Масса чудаков проплывала молча мимо меня. Вдруг один остановился, развернулся в мою сторону и, откинув капюшон назад, ответил: «Не знаю, Женя». Моего очередного вопроса он не дожидался, развернулся в прежнее направление и побрёл со всеми. Откуда он знает моё имя? Я его не знаю. Его лицо было невзрачным. Отталкивающим. По большому количеству морщин и отёчности лица было трудно определить его возраст. Но он меня знает!? Знакомые обычно при встрече вначале приветствуют. Странно. Я стал продвигаться по улице дальше. Сворачивать я никуда не стал, боясь заблудиться окончательно. Если что, пойду назад и выйду к театру.
Но вскоре как таковая улица закончилась. Вблизи сквозь ночные сумерки были видны очертания одноэтажных домов. Скрипнула дверь. Я чуть ли не бегом направился в сторону звука. Что-то вязкое хлюпало у меня под стопами. По невысокой фигуре я предположил, что это ребёнок. Но это была женщина, прошмыгнувшая мимо меня. Лицо её изобиловало морщинами и в темноте показалось сплошным рубищем. Вопрос застрял в моей глотке, и я только поднял свою руку в сторону её ускользающего в темноте силуэта. Чертовщина.
Вдали послышался звук проходящего поезда. Ориентир появился. Вперёд. Под ногами хлюпал мокрый снег. Но ноги оставались сухими. Молчаливые силуэты одноэтажек хаотично громоздились вокруг меня. Света в окнах было не видно. Стучать в тёмное окно я не решался. Разбудить кого-то и спросить «где я»? Это было чересчур для меня. Чертовщина.
Обойдя очередной дом с чёрными глазницами окон, я разглядел прямо перед собой силуэт огромного снежного сугроба. Стена сугроба уходила влево от меня в темень ночи. Справа сугроб упирался в высокий забор из сетки. Преодолею. И я начал карабкаться по сугробу вверх. Чертовщина. Чем выше я вползал на него, тем отчётливее я видел, что он намного выше, чем показался мне изначально. Я забрался уже выше сеточного забора справа от меня. Появился страх соскользнуть на этот забор. Оценив ситуацию, я соскользнул с сугроба. Мне уже за шестьдесят и это стало очевидно после неудачного приземления. Встать оказалось заморочено. Надо идти вдоль сугроба. Должен же быть у этого рукотворного изваяния конец. Конец был, но сугроб упирался в сетку забора. Утешение было – вдали за забором я увидел огоньки в окнах пятиэтажек. Цивилизация. Это мне прибавило сил, и я стал искать в заборной сетке лаз. Достаточного лаза я не нашёл. Но небольшой изъян в сетке позволил мне ухватиться за край небольшой дырки обеими руками. Приложив все имеющиеся у меня силы, позволили мне расширить лаз, порвав сетку. Есть. Свобода.
Я отогнул в сторону надорванный кусок сетки и оценил взглядом периметр моего лаза. Снизу неровные края сетки доходили мне до колена. Сверху гирлянды края сетки свисали на уровне моего подбородка. Надо лезть, не идти же назад. Тем более улицу, по которой я шёл от театра мне вероятно уже не найти. Слабый отражённый от снега свет в наступившей ночи позволял мне ориентировать мои действия. Я удачно перенёс правую ногу через сеточный барьер и просунул голову на другую сторону лаза. Мне показалось, что воздух за сеткой был свежее. Только сейчас я осознал , что воздух, где я находился долгие часы поиска был насыщен парами, исходящими от ветхих сортиров, находящихся во дворах домов. Меня передёрнуло от нахлынувшего чувства брезгливости. Теперь мне стало казаться, что я стою не на подтаявшей грязной массе снега, а в луже вязкого дерьма. Я стал терять равновесие, опорная левая нога поскользнулась и я с размаху шмякнулся на спину в грязь. Брючина правой ноги зацепилась за край сетки. Послышался треск разрывающейся ткани. Сейчас останусь без штанины. Импровизированная сеточная дверь медленно возвратилась на своё место, и прикрыла собою мою застрявшую ногу. Я поднёс ладонь к носу и обнюхал её. Стало очевидно, что теперь я весь в дерьме. Всюду послышались звуки от лопающихся в темноте пузырьков. Вонючие брызги оседали на моё лицо. А а а а а а.
Я осознал, что это был сон. Он не улетучился сразу по пробуждению как обычно. Даже мерзкий запах стоял ещё в носу. Подробность сна ужасала. За окнами уже рассветало. Но я осознавал, что проснулся из-за сна, а не от наступления утра. Запах исчез, но неприятное ощущение сеточного капкана, сковавшего мою ногу, не покидало меня. Мне часто снятся сны. Сюжет сна меня особенно не напряг. Бывало во сне и похуже. Сюрреализм сна не имеет границ. Всегда есть палочка-выручалочка. Мозг бессознательно выводит тебя из сна. Но особенностью этого сна был короткий взаимный разговор с одним из персонажей сна. Возможно, знание моего имени есть результат трансформации моим мозгом. Но сам ответ – «не знаю, Женя» – по смыслу усугублял моё положение, делал моё положение во сне более негативным и обречённым. Почему мне мозгом не дан был шанс повернуть разворачивающиеся события во сне в лучшую сторону? «Не знаю, Женя». А может он, незнакомец из сна, что-то знает? Я знал из опыта виденных ранее снов, что я возвращаюсь в своих снах к виденному ранее сюжету во сне. Что я вижу во сне? Размазанное будущее или изменённое прошлое?