Никита открыл глаза, медленно и осторожно пошевелил руками, потом ногами и прислушался к ощущениям: вроде ничего не сломано. Шлем и плотный байкерский костюм смягчили падение, да и отлетел он, слава богу, в канаву с мягкой землей. Проехался бы по асфальту, глядишь, не только бы куртку испортил, а и кожу стер до скелета. Он еще несколько секунд приходил в себя, затем с кряхтением поднялся: бок пронзила боль, пришлось переждать приступ. Хорошо, что только сильный ушиб, ребра целы. По крайней мере, он на это надеялся. На всякий случай проверил шею, ощупал пальцами – работает! – и, сняв с головы уже не нужный шлем, поискал глазами Маху.
Его девочка… Маха… «Yamaha R1» лежала на противоположной обочине. Никита скривился, новый болезненный спазм пронзил тело, и юноша не мог поклясться, что это его боль, а не боль мотоцикла эхом прокатилась по нервам и выплеснулась в районе грудины. Он очеловечивал свой байк. Три секунды – и скорость уже сто километров в час, а дальше, без паузы, разгон до трехсот. Просто нажми на газ и Маха все сделает сама, надежная, безопасная, настоящая боевая подруга. Из всех встреченных им за двадцать три года девчонок одна только Маха никогда его не предавала, ничего от него не требовала. Ах, да – уже за двадцать четыре, ведь сегодня день его рождения. Хороший подарочек от мироздания, ничего не скажешь!
Никита выбрался из кювета и подошел к байку. Выглядела Маха неважно, даже ее хромированные детали болезненно потускнели. Слава богу, упала на правую сторону, хоть поднять получится. Он выдвинул подножку, обошел байк, повернулся спиной, уперся в седло, взялся за рукоятку руля и зажал тормоз, второй рукой ухватил маятник подвески – рывок! – и мотоцикл оторвался от земли, встал на подножку. Никита, отдуваясь, стер со лба пот. Он только что поднял двести килограммов. Кто молодец? Я молодец! – мысленно похвалил он сам себя.
Осмотрев байк, Никита сел на сиденье и повернул ключ зажигания. Ничего не произошло. Некогда мощный двигатель не подавал признаков жизни. Хреново! Ехать явно не получится. Придется звонить, вызывать эвакуатор. Юноша полез в карман куртки за смартфоном и обнаружил, что стекло разбилось. Он повертел в руках бесполезную мобилу, размышляя. Тормознуть бы кого, попросить телефон, но дорога будто вымерла, никто за это время не проехал мимо. Кроме того гребаного дальнобоя! Откуда только взялся тут! Яркий свет дальних огней, слепящий глаза… дурацкая фура, летящая навстречу, возникла будто из ниоткуда… неистовый рев автомобильного гудка… При воспоминании о случившемся Никиту снова прошиб пот. Повезло, что байк успел вырулить, отлетел на обочину, а его, Ника, отбросило в кювет. А фура скрылась, как и не было ее.
Чертов недоумок! – Никита призвал на голову водителя большегруза все известные кары. Завтра, первого мая, открытие мотосезона, они с Махой во главе колонны должны везти флаг клуба. И что теперь? Отчасти он, конечно, сам виноват, что поперся в эту глушь накануне, да еще и вечером. Стоит признать, предлог обкатать дорогу – всего лишь предлог. На самом деле хотелось почувствовать встречный ветер, дух свободы, бурление адреналина в крови – вот это вот всё, чего никогда не ощутить, катаясь, как пони по кругу, на обустроенной гоночной трассе. Такие эмоции можно было испытать лишь на дальняке, гоняя по окруженным лесами пригородным шоссе, пустым и заброшенным. Теперь отсутствие людей и помощи обернулось перспективой застрять ночью в лесу.
Никита почесал затылок, голова все еще гудела, но мысли постепенно прояснялись. Нужно добраться до первой же деревни, или, может, попутка все-таки встретится. Он подхватил байк и, прихрамывая, медленно покатил его по шоссе.
В сгустившихся сумерках казалось, что дорога сужается. Черные ели подступали к самым обочинам. Они тянули друг к другу цепкие ветки, сплетаясь кронами в темный купол, и превращали трассу в мрачный тоннель, освещаемый изнутри тусклыми дорожными фонарями. Изредка порывы ветра раскачивали ветви и те отзывались протяжным долгим скрипом.
Никита испытал почти облегчение, когда добрался до дорожного указателя, обещавшего съезд с трассы к какой-то деревне. Скоро встретятся люди! Недолго думая, он стащил мотоцикл с дороги на проселок, ведущий в лес. Здесь не было фонарных столбов, а грунтовая дорога, укатанная десятками колес, была такой тесной, что пару раз длинные еловые лапы, торчащие из леса, царапали юношу по лицу. Под ногами похрустывало, лес вокруг шуршал, скрипел, жил своей незримой жизнью. Никита спинным мозгом ощущал чье-то зловещее присутствие, пока головной мозг пытался убедить сам себя, что это лишь игры не к месту разыгравшейся фантазии. Внезапно кто-то громко заухал совсем рядом и Никита подпрыгнул от неожиданности. Звук, напоминающий хриплый смех многолетнего курильщика, отдалялся, пока не закончился – резко, как и начался. Так же внезапно закончился вдруг лес. Мгла расступилась и показались светящиеся огни: впереди через поле раскинулась небольшая деревенька. До нее оставалось всего-ничего.
Никита приободрился. У дороги темнел квадрат дорожного знака. Очевидно, с названием деревни. Когда Никита подошел к указателю, то обнаружил, что это высокое каменное надгробие. Камень был старый и крошащийся, а затухающий на глазах свет вечерней зари не позволял прочесть надпись. В обе стороны от дороги разбегались ряды покосившихся, вросших в землю памятников. Кладбище казалось неухоженным, заброшенным и каким-то очень древним. По спине юноши пробежали мурашки. Он постарался преодолеть погост как можно быстрее, ускорив шаг. С его появлением прежде незаметная в темноте стая ворон плотной черной тучей вспорхнула в воздух и долго кружила над могилами, пока Никита не ушел. Хриплое надсадное карканье тревожным эхом еще долго разносилось над округой.
Неожиданно дорога уперлась в невысокий деревянный заборчик, больше декоративный, чем действительно способный что-то от кого-либо оградить.
«Нойендорф. Немецкая этно-деревня и мотель. Сегодня: Вальпургиева ночь, гадания, большой костёр, гуляния до утра. В выходные: съезд сыроваров», – прочёл Никита на входе.
Он оставил байк на стоянке и пошел к ближайшему двухэтажному фахверковому домику. Укрепленное деревянными брусьями здание, ясно-понятно, было административным.
Внутри обнаружилась девчонка-администратор, его ровесница. Она оказалась приветливой, дала смартфон. Но дозвониться друзьям не получилось – Никита не вспомнил наизусть ни одного номера, а эвакуатор удалось вызвать только на завтра. Он продиктовал адрес диспетчеру:
– Нойде… Нондре…
– Нойендорф, – подсказала администратор Юля, так ее звали.
– Странное название, – заметил Никита, с третьего раза справившись со сложным сочетанием букв. Он уже понял, что придется тут ночевать.
– Ничего необычного. Переводится как «Новая деревня», – пояснила Юля.
– А куда делась старая? – пошутил Никита.
Юля шутку не поняла.
– Вымерла, – ответила девушка. В ответ на недоуменный взгляд Никиты она улыбнулась: – Ну, не буквально все умерли, а в смысле исторического процесса. Недалеко отсюда деревня, основанная сотни лет назад немцами-меннонитами.
– Кем?
Никита не особенно интересовался историей, но Юля была такой симпатичной, с длинными светлыми волосами и изящным курносым носиком, что для поддержания разговора, который с ней хотелось длить как можно дольше, он изобразил любопытство:
– Какими-какими немцами?
– Это такие немцы-протестанты, которые в семнадцатом веке из Пруссии переехали в Российскую империю, образовали тут колонии.
– А почему переехали?
– Кажется, по религиозным причинам, у них своя отдельная религия была, меннонитство, отрицающая насилие в любой форме, а на родине их считали сектантами. В общем, они были дисциплинированные, трудолюбивые и верующие, типа староверы. Но сейчас уже почти никого не осталось. Я, если честно, не углублялась, – смутилась Юля и щеки ее порозовели. – Если интересно, можно у дяди Берга спросить, он у нас тут садовником работает. Вот он – последний потомок тех немцев, даже разговаривает с акцентом до сих пор, потому что в Старой деревне, где он рос, все на немецком говорили, представляешь?
– Ага.
– Ну, основатели отеля и решили на этой исторической базе построить нашу новую деревню. УТП – уникальное торговое предложение, понимаешь? Вроде как уголок средневековой Германии, всякие фестивали, ремёсла, крафтовое пиво. Народ валом валит.
– Раз полно народа, значит, мне и переночевать негде будет? – вспомнил Никита о своей главной проблеме, оторвавшись от созерцания Юлиных красот.
Он запустил пятерню в волосы и почесал затылок, взъерошив то, что еще оставалось от его уложенной с утра модной стрижки. Коротко сзади, удлиненная челка, эффектно спадающая на глаза. В электрическом свете золотым блеснули светлые пряди, выгоревшие на солнце. За этот эффект солнечного поцелуя в волосах Никита каждый раз отдавал своему мастеру в барбершопе небольшое состояние. Но вложение окупалось сторицей – не было ни одной девушки, женщины или бабушки, которую бы не сразила наповал его взлетающая от отработанного взмаха головой челка. Вкупе с белозубой широчайшей улыбкой действовало безотказно. Впрочем, на регулярные услуги стоматолога Никита тратился не меньше, чем на парикмахера.
Вот и Юля не избежала участи быть очарованной. Девушка задумалась, но быстро пришла к какому-то соображению и с симпатией посмотрела на него. Симпатия была взаимной, Никита внутренне растаял от ее взгляда.
– Одноэтажные домики все, конечно, на уикенд заняты, и в большом мотеле комнат нет, но ты можешь поработать волонтером и переночевать в доме для персонала, я договорюсь с управляющим, – говорила Юля, пока Никита был занят пересчитыванием ее едва заметных веснушек на лице.
– А что надо делать? – с подозрением осведомился Никита, в секунду оторвавшись от приятного занятия.
Другого выхода, похоже, не было, но ему вовсе не улыбалось пахать тут за миску супа, да и бок снова дал о себе знать, короткая резкая боль пронзила половину туловища, не давая забыть о перенесенной аварии. Он скрючился, выбирая позу поудобней. На то, чтобы сохранить при этом мужественное лицо, ушли последние силы. Однако Юля заметила.