bannerbannerbanner
Название книги:

Муравейник

Автор:
Виктория Горнина
Муравейник

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

Глава 1

отрывок 3. наши новости

* * *

Я не успела свернуть во двор, как соседская девчонка бросилась мне навстречу:

– Теть Тань, теть Тань…– крутилась ужом под ногами Анжелка. – Тетю Свету… Теть Свету сегодня выгнали. Вот, смотрите, смотрите.

Радостный восторженный тон, надо полагать, скорее от выпавшей удачи первой сообщить новость кому-то из взрослых, чем от самой новости. Да, хорошего тут мало.

–Я сама видела. Я тут была. Тут… – указывает Анжелка в сторону качелей. И сама едва не подпрыгивает от переполняющих ее эмоций. – Прямо с утра, теть Тань…

Утро – понятие растяжимое. Для Анжелки утро это когда нас всех давно след простыл. Ей теперь не надо подниматься ни свет ни заря и спешно собираться в садик. По той простой причине, что за Анжелкой приехала бабушка. Через неделю, ну, может, чуть больше, Анжелка поедет в деревню – об этом знают все.

Когда она вышла гулять? Наверное, часиков в десять – по ходу вычисляю я.

– Смотрите, смотрите, вот…

Прямо возле подъезда валяются тумбочки – вернее, то, что от них осталось. И мебелью это назвать язык не поворачивается. То есть когда-то скорбная кучка полированных ДСПэшек представляла собой две вполне приличные прикроватные тумбочки. С тех пор ручки-дверцы отвалились – может сами, а может, им помогли отвалиться, полировка вздулась матовыми пластинами на манер отслоившихся ногтей, следом скособочился каркас – но факт, что несчастные развалюхи знакомы мне давно – это явно из Светкиных апартаментов. Значит, Анжелка не врет. Вернее, не сочиняет.

– Тут даже книжки остались, теть Тань…

Истрепанные детские книжки – они Максимкины. Сам Максимка – пятилетний диковатый смугленький мальчик, Светкин сынок.

Она хоть документы догадалась взять? – я роюсь среди книжек. Попадаются какие-то бумажки, салфетки, конверты, но документов, слава богу, там нет. Наверное, взяла. Не совсем же она…

– А кого туда вселили, Анжел?

– Не знаю, теть Тань.

– А куда тетя Света пошла?

Я на всякий случай оглядываюсь по сторонам. Светке некуда идти. Это абсолютно точно. Быть может, она где-то здесь, недалеко. Не могла она взять и пойти, куда глаза глядят. Или могла? Но скамейки по периметру двора заняты совсем другими людьми. Ни светленькой женщины с раскосым взглядом, ни мальчика с заячьей губой.

– Не знаю, теть Тань. – грустнеют анжелкины глаза.

На миленькой бесхитростной мордашке написано – все что знала – рассказала.

– Это с четвертого подъезда туда въезжали, Тань. Мы их не знаем. – откликается соседка.

Она выруливает из-за угла с коляской. Поднатужась, преодолевает пандус. Я неожиданно легко распахиваю перед нею дверь. Пружина сорвана. Значит – таскали громоздкие вещи. А затем, как водится, лень было все вернуть в исходное положение. Она права – в нашем подъезде все друг друга знают. Выходит – нашлись желающие со стороны. Из тех, кто ни сном, ни духом. Никто из наших на это не пошел бы. Хотя, как знать…

– Мы как раз в поликлинику собирались… Крику было….

* * *

У Светки напрочь отсутствовала привычка смотреть в глазок прежде, чем открыть дверь.

– Тут чужие не ходят. – это недовольно бурчавшим соседям.

– И брать у меня нечего. – вдогонку и с вызовом им же.

Это была самая настоящая правда, одна только правда и ничего, кроме правды. В большой комнате – старая общежитская рухлядь. Так, необходимый минимум. Драгоценностей тоже никаких. И откуда им взяться? На работу Светка забила давно, а на детские пособия не вот разбежишься.

Итак, в дверь позвонили – она открыла. Двое плотных мужичков весьма решительного вида – только бритых затылков им не доставало, оттерли Светку в сторону, быстро миновали прихожую и очутились в большой Светкиной комнате.

– Эта комната 24 и 7 квадратных метра?

– Да… – слабо вякнула Светка.

– Вот ордер.

Ей ткнули в лицо какую-то зеленую бумажку.

– Твое все? – огляделись мужички – Освобождай помещение. Прямо сейчас.

– Мы тебе поможем.

Пока один из визитеров втолковывал оцепеневшей Светке создавшееся положение, другой подошел к кровати, где, затаив дыхание, глазел на происходящее мальчик. Подошел, потрепал испуганного Максимку по голове. Тепло так потрепал, нежно, по-отечески.

– Поднимайся, дружок.

Тут из ступора Светка вышла сама, завизжав внезапно и громко –

–Не трогай ребенка, не прикасайся к нему, отойди сволочь, я сказала – не трожь….

Отчего склонившийся над Максимкой мужичок отскочил, едва не опрокинул тумбочку, еле устоял сам, в последний момент удержав-таки равновесие, и с досады плюнул на пол.

– Да никто его не трогает, дура…

– Сам дурак. – отчаянно выдохнула Светка. – Я никуда не пойду. Куда я должна идти?

– Это ты там разбирайся – куда тебе. Мы-то тут причем. У нас ордер на руках.

– Вы не можете… не имеете права… у меня двое детей… – голосила Светка.

– У меня тоже двое.– начал заводиться мужичок – И что? Иди сама выясняй, куда тебе деваться. Я что ли за тебя пойду? У меня ордер вот. Так что выметайся.

– И выясню, все, все выясню. – причитала Светка – Сейчас же пойду. Сами убирайтесь отсюда.

– Нет, ты что не поняла? Мы переезжаем сегодня. Вот в эту самую комнату. – внятно с расстановкой наступал один, его поддержал другой:

– Да меня с работы отпустили. Пошли навстречу. Брату помочь. Слыхала? Так что – давай. Манатки собирай свои. А то сами соберем – мы люди не гордые.

* * *

– Мебель таскали целый день. Шкафы, столы… Замки меняли. – продолжает соседка – Сверлили, стучали…

– Прям так и въехали – без ремонта? – удивляюсь я.

В моей голове почему-то прочно засело – раз переезд – как же без новых обоев? Столь легковесный аргумент разбивается вдребезги немедленно.

– Им главное было – занять. Какой ремонт?

Действительно, с некоторых пор, а точнее, как только стали давать ордера, напряжение едва ли не зримо повисло в воздухе.

Сначала администрация заявила весьма недвусмысленно и без всяких шуток – кто не работает в системе – освободить помещение. Под системой подразумевался естественно сам комбинат и вся его сопутка – а ее на самом деле было – раз, два и обчелся – детский садик да сами общежитские службы. Время для раздумий отколовшейся части жильцов отпускалось немного, но вполне достаточно, чтобы привести в соответствие свой рабочий статус.

– Не вернусь я на комбинат – и не уговаривайте – заявила Светка. – Что я там не видела? Опять кости тухлые ворочать? Нет уж, спасибо.

– Уборщицей устройся здесь, Свет. Возьми один или два подъезда. Работы на два часа в день. Зато комнату за собой закрепишь.

Казалось выражение ее лица сменилось с полностью отсутствующего на заинтересованное. Но не на долго.

– Это мне тогда мусоропровод придется выгребать. Да там сам черт ногу сломит. Не буду.

Продолжала капризничать и упираться Светка все два отпущенных на раздумья месяца, и все эти два месяца ее уговаривали практически всем подъездом.

– Ты хотя бы на это время устройся, пока с ордерами вся канитель не пройдет. А закрепишь жилье – потом делай, что хочешь. – вещали соседки, сменяя одна другую, а толку от таких уговоров было мало. Вернее – совсем не было.

– Я сама все знаю. Что пристали? – под конец огрызалась Светка.

Ее действительно достали – ходили по пятам, пытались вразумить, объясняли одно и тоже по десять раз на дню. Она лишь раздраженно отмахивалась от надоедливых доброжелателей, а про себя считала, что все само собой утрясется без всякого с ее стороны напряга. Сколько она на комбинате не появлялась – лет пять? Ну и что? Живет здесь по сей день – и никто ее до сих пор никуда не выгнал. Это вселяло уверенность, что и не выгонят, и будет она так и дальше тут жить. Тем более что здесь, в родном подъезде, как в деревне – все друг друга знают, в беде не оставят и всегда помогут. Да разве могла Светка, и все мы заодно с ней вместе предположить – разве только в страшном сне, что в скором времени все изменится, и жизнь станет много жестче, и отправит ко дну всех, кто не способен выплыть, и не посчитается ни с чем.

Теперь она металась по подъезду в надежде пристроить свои нехитрые пожитки, что вылетали прямиком на пол лестничной клетки через распахнутую дверь. Дверь бывшей ее, Светкиной, квартиры. На смерть перепуганный Максимка ревел в голос, и громче сына голосила бесцеремонно вышвырнутая за порог Светка:

– Вы что делаете, вы…, вы…,вы…

В какой-то момент на узкой площадке стало негде ступить от скомканных в беспорядке тряпок, и дверь соседней квартиры приоткрылась, среагировав на истошный Светкин вопль, и тут же захлопнулась в испуге. У самих места мало – куда еще чужие вещи девать. Но откликнулись с пятого этажа бывшие ее соседки – распихали по пакетам, сложили на антресоли, на балкон. И отчего-то виновато заверили -

– Ты только не волнуйся, ничего не пропадет, Свет…

Затем накапали карвалола, заварили чай, успокоили, как могли, и снова надавали советов.

–Ты иди, добивайся, Свет…

И Светка ушла, прихватив с собой Максимку.

Тем временем на лестницу вслед за тряпками полетела никудышная Светкина мебель, и лифт взвыл, проклиная неугомонных жильцов, что норовят впихнуть в него всё и сразу, решительно наплевав на допустимые нормы и габариты, и едва не застрял им назло – где-то между небом и землей, но потом очнулся, что будет только хуже – и ни кому-нибудь, а ему самому. Сейчас разнесут все вдребезги, раздолбят, изувечат до неузнаваемости – он испугался такой перспективы, вздрогнул и тронулся с места, едва не оборвав свои тросы.

А после в бывшей Светкиной комнате мыли полы, расставляли мебель – а затем знакомились и заново делили с новыми соседями общее пространство прихожей и кухни – так, будто ни Светки, ни Максимки никогда не существовало на свете.

 

– Мы вернулись, ее уже не было. – разводит руками соседка – Может, сейчас сидит у кого – не знаю.

Я поднимаюсь маршем выше – вдвоем с коляской в узкой кабине нам никак не уместиться. Уже в след мне звучит -

– А ты говоришь – ремонт…

отрывок 4. муравьиный сон

Ну, слава богу, я дома. Последний вид транспорта – лифт. Он же и первый – это если с утра. Но сейчас уже вечер, уже все позади – и рабочий день, и все прелести наземного и подземного транспорта, вкупе с посещением магазина. Вот ведь жизнь – вечно как навьюченный осел – жаль, что руки только две. Я брезгую опускать сумки на пол – зассаный, изгаженный – уж потерплю, осталось немного. Жженую кнопку нашего этажа нужно держать нажатой до конца – если ее отпустить, есть шанс не доехать вообще. Кабина натужно взвыла, напряглась – небось тоже замаялась за целый-то день возить всех туда-обратно. Я тяжело вываливаюсь из лифта. Ставлю сумки возле двери и нажимаю кнопку звонка. Уже нет сил копаться в поисках связки ключей – и желания тоже нет. Кто-нибудь, да откроет. Народу у нас хватает.

Дочь первой радостно выскакивает в прихожую.

– Мама, мама пришла. – раздается восторженный вопль.

Ради этих минут стоит прожить целый день. И простить ему всю никчемную рутинность. Два растрепанных хвостика мельтешат передо мною – дочь хватается за пакеты – куда ты, тяжело ведь, это не для твоих тоненьких детских рук.

Ленка – копия отец. Всё его – волосы, нос, глаза, даже овал лица – и тот не мой. Наша порода – расплывается в довольной улыбке Сергей. Оно и правда – Елена Сергеевна прежде всего папина дочка. От вечного вопроса с кислым выражением лица – не понял, почему не сын? – минуло восемь лет, и теперь попробуй сказать ему, что сын лучше дочери. Впрочем, никто и не пытается доказать сей постулат, тем более, что это бесполезно. Они живут душа в душу, а я у них просто мама.

Лена лихо потрошит пакеты. Так и мелькает от холодильника к столу и обратно. Но я достаточно хорошо знаю свою дочь – для меня это практически открытая книга, где все написано прямо на титульном листе, то есть, собственно, на лбу. За спешной кухонной толкотней угадывается желание сказать нечто важное, очередная страшная-престрашная тайна. Я вижу – ей не терпится поделиться. Давай, выкладывай, что тут без меня произошло.

– Ой, мам… сегодня показывали… так интересно… про муравьев, мам…

И всего то? Ну, это пустяки. Сами тут, как муравьи – про себя ухмыляюсь я.

– Там яйца – аккуратнее, Лен…


Издательство:
Автор