Воронцовы. Их жизнь и общественная деятельность

Генерал-фельдмаршал М.С. Воронцов

Вступление

В числе фамилий, представители которых занимали за последние полтора столетия высокие государственные должности и отличались талантами, на одном из самых первых мест стоит род Воронцовых, давший нашему отечеству замечательных деятелей. Достаточно назвать знаменитого президента Российской Академии княгиню Дашкову (урожденную Воронцову), искусного дипломата Семена Романовича и деятеля недавно минувшего времени, князя Михаила Семеновича, чтоб видеть, на каких разнообразных поприщах заслуженно прославились представители помянутой фамилии. Редкая для своего времени образованность, самостоятельность и энергия, большие таланты и трудолюбие составляли, передаваясь преемственно, удел многих Воронцовых, а в особенности тех, которым посвящен наш очерк: канцлера Елизаветы Михаила Илларионовича, его племянников Александра и Семена Романовичей и сына последнего – князя Михаила Семеновича.

Если мы обратим внимание на условия, при которых приходилось жить и действовать Воронцовым, то должны признаться, что в атмосфере лести и угодничества, в раболепной обстановке, окружавшей фаворитов и “случайных” людей тогдашнего времени, и притом в стране, где “почти не было общественного мнения” (по выражению автобиографической записки графа Александра Воронцова), самостоятельность убеждений и отсутствие льстивой угодливости составляли, несомненно, редкое и высокое достоинство. Способность “с улыбкою говорить правду государям”, да еще таким, как Павел I, нельзя не считать доказательством душевной стойкости. А между тем в братьях Александре и Семене Воронцовых мы несомненно встречаем эти черты характера, которыми, может быть, в значительной степени объясняются превратности и неудачи их карьеры: холодное отношение к братьям Екатерины II, – не переваривавшей сурового и стойкого нрава Александра Романовича и, как известно, тяготившейся Дашковой, – а также и суровые меры императора Павла I по отношению к Семену Романовичу, последствия которых, к счастию, быстро были заглажены вскоре воцарившимся Александром I.

Бескорыстие, столь редкое в то время, составляло одну из симпатичных сторон изображаемых нами Воронцовых. И на этом с отрадою отдыхает исторический обозреватель той эпохи, когда повальная корысть обуяла всех сверху донизу, когда казенные деньги бесцеремонно смешивались с собственными и грабеж казны для личного обогащения в той или другой форме был одним из распространенных явлений.

Но отмеченные выше достоинства героев настоящего очерка не исключали существования в них недостатков. Некоторые привычки и понятия, всасывающиеся с молоком матери и упорно поддерживающиеся всем строем окружающей жизни, провожают человека до могилы. И как нам теперь кажутся несправедливыми и жестокими многие взгляды и привычки прошлого, так, вероятно, и наши собственные отношения к окружающим нас явлениям, – наш умственный и нравственный обиход, – покажутся потомкам варварскими.

Если мы с этой точки зрения посмотрим на лиц, которым посвящен этот очерк, то увидим, что, обладая в слабой степени некоторыми из недостатков своего времени, въевшимися, так сказать, в людей органически, Воронцовы далеко превосходили современников своими достоинствами. Графы Александр и Семен Романовичи, как деятели главным образом минувшего столетия, когда в обществе еще очень робко и пугливо раздавались голоса против крепостного права, не могли горячо сочувствовать освободительным тенденциям, ссылаясь, между прочим, и на неподготовленность “раба” к освобождению. Но и они возмущались многими явлениями крепостничества, и в особенности продажею отдельных крестьян. А сын Семена Воронцова – князь Михаил Семенович, – как в этом, так и в других вопросах был одним из убежденных членов небольшого передового кружка людей во время императора Александра I и, как известно, подал в это царствование вместе с Каразиным и другими записку об освобождении крестьян.

В странах, где, благодаря историческим условиям, во главе народа поставлены высшие классы, нельзя не отметить как благоприятное обстоятельство тот факт, что некоторые представители этих классов сознают свои обязанности по отношению к обществу и искренно проводят в своей деятельности правило “noblesse oblige”^[1]. Этот принцип всегда был на виду у лучших представителей рода Воронцовых.

Родословная Воронцовых

Глава I. Начало карьеры Воронцовых

“Феерическое” время. – Воевода Воронцов. – Его семья. – Дружба святителя Димитрия Ростовского. – Сближение Воронцовых с Елизаветою. – Веселый двор цесаревны. – Служба Михаила Воронцова. – Воцарение Елизаветы. – Участие в этом событии Воронцова и Лестока. – Милости государыни к Воронцовым. – Женитьба на кузине императрицы. – “Пляска на вулкане”. – Судьба знатных в минувшем столетии. – Канцлер Бестужев. – Отношение его к Михаилу Воронцову. – Охлаждение императрицы к испытанному слуге. – Заботы Воронцова о родных. – Стесненные денежные дела его. – “Иллюминации и трактаменты”. – Просительные письма вице-канцлера. – Деятельность его. – Отношение к Ломоносову. – Исполнение курьезных поручений. – Воспитание дочери. – “Мягкость” Воронцова. – Отвращение к интригам

Восемнадцатый век в русской истории необычайно обилен волнениями и переворотами, представлявшими благодарную почву для честолюбцев и ловких людей, создававших блестящие карьеры. Это был век необыкновенных и быстрых возвышений и не менее стремительных и ужасных падений. “Безродный баловень счастия”, полуграмотный пирожник Меншиков был почти самодержавным властелином при Екатерине I и в детстве Петра II. Конюх Бирон сделался регентом громадного государства, раскинувшегося от Ледовитого океана до Черного моря. Каждое coup d'etat^[2] выбрасывало людей из скромной обстановки в близость к трону и делало сержантов тогдашней гвардии, – как Потемкина и Орлова, – могущественными временщиками, князьями и графами; фельдшер Лесток получил высшие в государстве чины и ордена, а молодой офицер Зубов в небольшой промежуток времени сделался князем и “полным” генералом, приобретя такое могущество, которое под конец сломило и несокрушимого Потемкина. Это было сказочное, феерическое время с волшебными превращениями и людей, и окружавшей их обстановки.

Вероятно, и скромный статский советник и Ростовский воевода Илларион Гаврилович Воронцов (родился в 1674-м, умер в 1750 году) не думал, что судьба так скоро вознесет все его ближайшее потомство и сделает среднего сына – Михаила Илларионовича великим канцлером обширной Российской империи и мужем двоюродной сестры императрицы Елизаветы.

Михаил Илларионович родился 12 июля 1714 года. У него было два брата – Роман и Иван, – и возвышение среднего отразилось, понятно, на всем семействе. Старший брат будущего канцлера, Роман, был родоначальником тех Воронцовых, которым главным образом посвящен этот очерк.

О детстве Михаила Илларионовича мы имеем мало сведений, но то обстоятельство, что мать его, Анна Григорьевна, урожденная Маслова, пользовалась дружбою знаменитого святителя Димитрия Ростовского, достаточно объясняет факт, что будущий канцлер в ту бедную образованными людьми эпоху выделялся своею письменностью и книжным образованием. Благотворность близости святителя, который при чистоте жизни отличался большою любовью к книжному просвещению (известно, что он велел обложить себя в гробу своими черновыми рукописями), к семье Воронцовых могла выразиться именно в этом отношении, – и в восприимчивую душу даровитого мальчика Михаила могли запасть речи и пример образованного пастыря. И мы действительно видим в Михаиле Илларионовиче человека, смолоду любившего книги, поддерживавшего связи с русскими и иностранными учеными и содействовавшего образованию своих племянников – будущих государственных деятелей – Семена и Александра Романовичей. Известная образованность и способность владеть пером были несомненною причиною того, что Михаил Илларионович при скромном дворе цесаревны Елизаветы, не изобиловавшем людьми письменными и книжными, являлся необходимым человеком.

По преданию, лицом, сблизившим с Елизаветою семью Воронцовых, что и явилось причиною необычайного возвышения последних, была жена старшего брата Михаила Илларионовича (Романа), мать княгини Дашковой, – Марфа Ивановна, урожденная Сурмина; она, получив громадное наследство от отца своего, служившего при Петре I “конюшим патриаршего приказа”, часто ссужала Елизавету деньгами, в которых, как известно, цесаревна нередко нуждалась. В кассе будущей императрицы, повелительницы миллионов людей, за две недели до восшествия на престол, как видно из доношений начальника вотчинных дел, было менее ста рублей… При таком состоянии финансов Елизавета, естественно, должна была дорожить богатою сибирячкою Сурминой и отплатила впоследствии сторицею всей семье Воронцовых за оказанную ей помощь.

Как бы то ни было, но в 14 лет мы видим Михаила Илларионовича пажом при дворе цесаревны. Здесь, вероятно, он научился по-французски, владея порядочно этим языком и иногда ведя на нем корреспонденцию. Что же касается до немецкого, то, как видно из одной записки Екатерины II, просившей канцлера присылать ей немецкие депеши, последний им не владел.

Хотя цесаревна Елизавета и находилась в опале при жесткой характером императрице Анне, имевшей, конечно, право питать подозрительность к дочери Петра Великого, но, как известно, опальная цесаревна умела и в своем уединении от двора весело жить. Она была добрая, мягкосердечная женщина, не забывавшая оказанных ей услуг и способная на долгую привязанность. Как и многие женщины, склонная иногда прощать большое, она могла, однако, жестоко мстить за дерзость соперничать с нею красотою или затмевать ее нарядами на придворных балах. Известно, что главным образом за эти вины поплатилась красавица Лопухина. Тем не менее, Елизавета обладала симпатичным, добрым сердцем и в этом отношении была совершенным антиподом своей кузины, суровой и беспощадной Анны Иоанновны. Весьма возможно, что в атмосфере этого веселого, не знавшего особенных этикетов двора цесаревны, вблизи жизнерадостной Елизаветы, значительно окрепли те черты добродушия и гуманности в характере Михаила Илларионовича, которые мы встречаем во всех действиях этого вельможи. Может быть, тут сказалось и влияние доброй матери, а также и близость в детстве, когда так глубоко западают в душу все впечатления, к великому подвижнику земли русской – святителю Димитрию Ростовскому. Во всяком случае, можно смело сказать, что имя Михаила Илларионовича не замешано ни в одном кровавом процессе того времени и его совесть была чиста от обвинения в приобретении личного благополучия путем несчастия других. А это было обычным явлением в то время. Когда подвергшийся опале знаменитый канцлер Бестужев явился в совет, где ему объявили немилость государыни и где его арестовали, и когда непримиримый враг Бестужева, фельдмаршал князь Трубецкой, собственными руками сорвал с опального Андреевскую ленту, это очень оскорбило и опечалило Воронцова, хотя Бестужев был не раз причиною и его собственных огорчений. Отношение Воронцова к дочери, жене и племянникам ясно говорит о гуманности этого первого канцлера из даровитой семьи Воронцовых.

Будучи камер-юнкером Елизаветы, Михаил Илларионович исполнял многие поручения цесаревны, в том числе и важные. Мы уже сказали, что дочь Петра I должна была дорожить Воронцовым: он один в ее маленьком придворном штате владел пером, много читал и отличался образованием. При исполнении поручений, цесаревна могла убедиться в ловкости и преданности своего камер-юнкера. И по всему видно, что Елизавета отличала Михаила Илларионовича и верила ему. “Понеже я ни на кого такую надежду не имею, как на Вас, – писала цесаревна Воронцову, – так как себе верю: много апробаций имела”. Долгое пребывание при Елизавете сдружило последнюю с Михаилом Илларионовичем и заставило видеть в нем искреннего и преданного слугу; вот причины, по которым он – один из немногих – был посвящен в тайну задуманного переворота.

Настало 25 ноября 1741 года. Этот день, принесший несчастие правительнице Анне Леопольдовне и ее многострадальному семейству, был началом новой эры для рода Воронцовых: Михаил Илларионович принимал в событиях этого дня самое деятельное участие. Владычество немцев давно набило оскомину русским. Живо было еще в обществе воспоминание о жестокостях Бирона, курляндского конюха, распоряжавшегося в России, как когда-то у себя на конюшне. Взоры всех были обращены на дочь Петра, казавшуюся в глазах народа самою законною обладательницею престола отца и преемницею его славы. Недавний блестящий успех знаменитой расправы Миниха с Бироном кружил головы многим честолюбцам и заставлял надеяться на удачу и нового предприятия.

Известно, как произошло это достопамятное событие. В ночь на 25 ноября 1741 года цесаревна в санях Воронцова, с Михаилом Илларионовичем, ставшим на запятках, и сопровождаемая другими санями, занятыми ее приверженцами, приехала в Преображенские казармы, где уже находился Лесток; этот авантюрист предусмотрительно распорол ножом кожу барабана, чтоб растерявшийся часовой не произвел тревоги. Впрочем, по другим известиям, Лесток не дожидался в казармах, но стоял вместе с Михаилом Илларионовичем на запятках саней Елизаветы. Лесток и Воронцов тогда же арестовали Анну Леопольдовну и ее семейство.

Если мы примем во внимание, что в случае неуспеха отважного предприятия участникам его грозила страшная судьба и что вообще для участия в таком романтически-смелом поступке нужна была не робкая душа, то мы можем сказать, что добродушный и гуманный Михаил Илларионович скрывал в себе недюжинную энергию и отвагу и что, с другой стороны, он был искренно предан цесаревне.

Утро 25 ноября возвестило о новой русской императрице и о милостях ее к друзьям и помощникам в деле воцарения. Милости, доставшиеся на долю Михаила Илларионовича, вполне вознаградили его за риск участия в совершенном деле. Он был пожалован в камергеры (в то время это звание считалось более редким, чем ныне) к воцарившейся императрице, произведен в генерал-лейтенанты и назначен лейтенантом роты Преображенских гренадер, которая с тех пор получила название лейб-кампании, и те рядовые ее, которые не были дворянами, возведены в это достоинство и одарены поместьями. Михаил Илларионович тоже сделался владельцем богатых поместий и кавалером ордена св. Александра Невского. Вся семья Воронцовых, после счастливого воцарения Елизаветы, была осыпана милостями государыни, а жена брата Михаила Илларионовича (Романа) Марфа Ивановна, пользовалась неизменною дружбою государыни до самой своей смерти, несмотря на зависть и наговоры на нее императрице со стороны Шуваловой, имевшей большое влияние при дворе.

Скоро служба Михаила Илларионовича ознаменовалась новыми милостями Елизаветы: она ему предложила жениться на одной из своих двоюродных сестер, графине Гендриковой или графине Скавронской, дочерях двух родственников императрицы Екатерины I. Михаил Илларионович выбрал, “к счастию” (по выражению его племянника графа Александра Романовича в автобиографической записке), графиню Скавронскую и действительно жил с нею в полном согласии, хотя, как увидим ниже, не был счастлив в своем потомстве. Этот брак (в 1742 году) с родственницею государыни на время еще более сблизил Воронцова с Елизаветою и ознаменовался новыми милостями для всей семьи любимцев. Впрочем, вскоре произошли обстоятельства, которые охладили чувства императрицы к ее камергеру. Чистосердечный и неискусный в интриге Воронцов не мог хорошо лавировать среди разнообразных придворных течений, где были опытные интриганы вроде Бестужева.