bannerbannerbanner
Название книги:

От революционной целесообразности к революционной законности. Сущность и специфика эволюции советского права в 1920-е годы

Автор:
В. В. Никулин
От революционной целесообразности к революционной законности. Сущность и специфика эволюции советского права в 1920-е годы

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

Рецензенты:

Баев В.Г. – профессор кафедры «Теория и история государства и права» Тамбовского государственного технического университета, Почетный работник высшего профессионального образования РФ, доктор юридических наук, профессор

Безгин В.Б. – профессор кафедры «История и философия» Тамбовского государственного технического университета, доктор исторических наук, профессор

© ООО «Юстицинформ», 2021

Введение

Революционные преобразования, начавшиеся в России в октябре 1917 года, положили начало формированию советской государственно-правовой системы, заложили ее теоретические и институциональные основы; начали складываться родовые признаки системы, однако они не приобрели еще законченный вид, институциональная структура правового обеспечения управления обществом была нестабильна и подвержена частым изменениям. В целом система еще не обладала фундаментальностью и устойчивостью, во многом содержала в себе элементы временности, что предопределяло неизбежность последующих реформаций в правовой сфере. Методологический подход автора базируется на периодизации русской революции русского социолога П. Сорокина, который определял революцию как болезненный процесс, проходящий в своем развитии три фазы. Первая – кратковременная фаза радости и ожидания. Вторая – деструктивная, когда искореняются старые порядки, зачастую вместе с их носителями. Третья фаза революции – созидательная, в процессе которой в значительной степени реанимируются самые стойкие дореволюционные ценности и институты[1]. Каждая из этих фаз революции имеет свои специфические особенности и характерные черты, определяющие особенности правовой системы. Поэтому выявление специфических особенностей и характерных черт каждой из фаз революции имеет принципиальное значение для понимания причин, сути и содержания правовых процессов, происходивших в различные исторические этапы. Процессы, происходившие в правовой сфере советской России в первой и второй фазах революции, рассмотрены автором в предыдущей работе[2]. В данной работе исследуются процессы, происходившие в правовой сфере в 1920-е годы, когда российская революция вступила в третью фазу развития, ключевым содержанием которой была созидательная работа по оформлению и утверждению нового социального порядка, в том числе и создание правовой системы, соответствующей ему. Автор исходит из того, что реальные правовые реформации и создание советской модели правовой системы связаны с окончанием деструктивной фазы революции и переходом к третьей, созидательной фазе революции, в ходе которой создается устойчивая государственно-правовая система, обеспеченная стабильным и системным законодательством и рассчитанная на длительный срок применения. Именно в этот период система приобретает вполне законченную форму, обретает свою специфику и типичные черты, характерные для всего советского периода существования.

Современная историография развития права в 1920-е годы содержит немало уважаемых в научном сообществе работ как общего характера, так и по отдельным аспектам проблемы[3]. Они содержат различные концепции, точки зрения, суждения по проблеме формирования и развития советской государственно-правовой системы в различные периоды, в том числе и в 1920-е годы. Учитывая имеющийся исследовательский потенциал, авторский общий исследовательский замысел состоит в том, чтобы на фоне конкретных государственно-правовых явлений реконструировать процесс эволюции и приспособления советской правовой системы к изменившимся социально-экономическим условиям, выявить мотивы принятия тех или иных правовых решений, проанализировать процесс обретения системой цельного и законченного вида.

Немаловажным обстоятельством, влиявшим на содержание и специфику развития правовой системы, в частности гражданского права, оказала новая экономическая политика, проводимая в советской России в этот период. Эта важнейшая сторона развития права в 1920-е годы также нашла отражение в работе. Не менее важным представляется реконструкция технологии реализации идеологических догм и политических решений в реальной юридической практике.

Структура монографии выстроена в соответствии с исследовательским замыслом. В первой главе рассматривается процесс формирования концепции «революционной законности», которая должна была заменить неприемлемую в условиях созидательной фазы революции концепцию «революционной целесообразности», выявляются ее идеология и структурные элементы. Во второй – рассматривается процесс кодификации законодательства, создание системы уголовного и гражданского права, в нормах которых материализовались концептуальные основы советской теории права. В третьей главе анализируется базисные особенности и классовая специфика института наказания в уголовном праве советской России, рассматриваются доктринальные основы и практические аспекты применения классовых принципов в системе наказания. В четвертой главе исследуются процесс реализации концептуальных основ советской модели правосудия и ее внедрение в судебную практику. В пятой главе рассматривается проблема использования юридического механизма для подавления оставшихся в обществе антагонистических политических и идеологических альтернатив. В шестой главе анализируется процесс формирования партийной номенклатуры, трансформации ее в правящую корпорацию, сопровождаемый созданием для нее особых правовых условий. Седьмая глава посвящена заключительному периоду третьей фазы революции, когда многие положительные правовые реформации были отвергнуты, дискредитированы и принесены в жертву «революционной целесообразности». Раскрывается юридический механизм обеспечения хлебозаготовок и коллективизации, роль органов юстиции в данных кампаниях. В заключении формулируются основные выводы.

Технология решения исследовательских задач основана на анализе реальных правовых действий, осуществляемых в третьей фазе революции, выявлении мотивов их принятия и социальных и правовых последствий. В этих целях исследуемые проблемы рассматриваются на фоне фактических процессов, происходивших в провинции, что позволяет получить полноценную картину правовой жизни общества в ее динамике и повседневности. Автор стремился показать, как политико-правовые идеи приобретали юридические формы, материализовались в конкретных акциях местных властей.

Не менее важен анализ влияния идеологического компонента на развитие и эволюцию политико-правовых идей и формирование партийно-корпоративного правосознания в конкретный исторический период. В данном случае мы исходим из того, что «в этом смысле политико-правовая идея становится выразителем, с одной стороны, ценностных установок личности на конкретном этапе жизнедеятельности общества, а с другой стороны, служит критерием оценки идей прошлого с идеологической психологией настоящего»[4].

Решение поставленных в монографии задач осуществляется на основе использования комплекса историко-юридических источников, выступающих как группа носителей информации юридического характера, которая относится к юридической (государственно-правовой) сфере жизнедеятельности общества, и выделяются в их массиве на основе содержательной возможности получения информации о развитии государственно-правовых процессов и институтов»[5]. Исходя из этого виды и разновидность историко-юридической информации представлены комплексом источников: государственные и партийные документы идеологического и политического характера как носители ретроспективной государственно-политической информации; правовые акты, ведомственные акты центральных и местных органов государственной власти и юридических органов; статистические материалы, следственно-судебные дела, труды ученых правоведов. Использованная в исследовании историко-юридическая информация содержится как в опубликованных, так и в архивных материалах. В значительной степени информация извлечена из центральных и местных архивов: Российского архива социально-политической истории (РАСПИ); Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ); Государственного архива общественно-политической истории Воронежской области (ГАОПИВО); Государственного архива общественно-политической истории Тамбовской области (ГАСПИТО); Государственного архива Воронежской области (ГАВО); Государственного архива Тамбовской области (ГАТО).

 

Глава 1
Концепция революционной зак

Переход к мирной фазе. Проблемы и задачи

Окончание гражданской войны и переход к новой экономической политике означал, что деструктивный период революции, когда государство в своих действиях основывалось на крайних формах открытого принуждения, закончился. Жесткие революционные эксперименты деструктивной фазы революции привели страну в экономический и политический тупик. Советская Россия пребывала в острейшем политико-экономическом кризисе, преодолеть который на пути продолжения революционного экспериментирования было невозможно. Нужен был экономический результат, и не просто результат, а быстрый, стремительный результат. В сложившейся ситуации единственно возможным вариантом быстрого экономического возрождения страны оставался проверенный экономической практикой предшествующих революции лет частный хозяйственный интерес. В политическом и экономическом аспекте это означало временную приостановку радикального курса на построение интегрального коммунизма, воздержание от революционной риторики об отказе от частной собственности, становившейся экономически вредной и неуместной, признание частного предпринимательства в качестве законного субъекта экономической деятельности. Таким образом, можно констатировать в 1921 г. смену тактики (но не стратегии) от политического доктринерства к экономическому прагматизму. Ставка успеха или провала данного предприятия была жизненно важной для большевиков – сохранение или утрата власти. В. И. Ленин это отчетливо понимал, констатируя политически и экономически бесспорный факт: «Мы должны экономически удовлетворить среднее крестьянство и пойти на свободу оборота, иначе сохранить власть пролетариата в России, при замедлении международной революции, нельзя, экономически нельзя»[6]. В правовом аспекте смена тактики предопределяла понимание необходимости перехода от экономического и правового хаоса в форме открытого принуждения населения, к устройству жизни на основе закона, в том числе и создание правовых условий для функционирования нэповской экономической системы. Критично важно было для власти восстановить ценностные и нормативные основы жизни социума, поскольку разрушение в период гражданской войны двух важнейших социальных институтов – экономики и права привели к дезорганизации всей общественной жизни. Отсутствие в полной мере закона, норм поведения или их недостаточность девальвировали важнейшие социальные институты, вызвали значительные отклонения в поведении субъектов социума и в итоге привели к невозможности организации жизни на стабильной и долгосрочной основе. Все эти общественные реалии вызвали необходимость перехода к созидательной фазе революции, концентрированным выражением которой стала новая экономическая политика. Общегосударственная задача при переходе к новой экономической политике включала в себя решение нескольких взаимосвязанных задач. В экономической сфере – создать новую экономическую систему, которая позволила бы мотивировать частный хозяйственный интерес и тем самым обеспечить экономический подъем. Для этого необходимо было ликвидировать неустойчивые и неэффективные экономические структуры «военного коммунизма», создать новые, экономически эффективные, выстроить систему новых правил поведения в экономической сфере, которые бы позволили дать отдачу в виде быстрого экономического подъема и ликвидацию на этом фоне кризисных политических явлений. В системе государственного управления необходимо было трансформировать «чрезвычайную диктатуру» в «мирную диктатуру», отменив чрезвычайный порядок управления страной. Предстояло создать новую структуру государственных органов, адаптированных к мирным условиям, упорядочить взаимоотношения центральных и местных органов власти, реформировать чрезвычайные органы.

В правовой сфере общая задача определялась как всестороннее правовое обеспечение регулирования общественных отношений, формирование устойчивого правового режима функционирования общества и всех государственных структур на основе детальной законодательной регламентации, что требовало отмены чрезвычайного законодательства деструктивной фазы революции и перехода от фрагментарного законодательства к стабильному законодательству по всем основным отраслям права. Абсолютно необходимым было реформирование судебной системы и структурирование системы юридических органов, регулирующих правовую организацию и функционирование правовой системы. Общую задачу для большевиков можно сформулировать как жизненно неотложное смягчение революционного прессинга на общество, добиться умиротворения общества, предотвратить дальнейшую деградацию страны и дезорганизацию функционирования основных управленческих и правовых институтов. Россия, измученная войной и террором, утомленная революцией, требовала примирения и успокоения. Новая экономическая политика и стала средством умиротворения страны на основе экономического компромисса и общественного спокойствия.

Решение всей совокупности государственных задач, в том числе и правовых, на принципиально новых началах было для большевиков чрезвычайно сложной проблемой, поскольку осложнялось наличием целого ряда важных обстоятельств как объективного, так и субъективного характера. Переход к новым условиям жизни и хозяйствования в рамках новой экономической политики был сложен для них прежде всего идеологически и политически, поскольку предлагаемая новая экономическая система покушалась на базовые коммунистические мировоззренческие установки и требовалось установление пределов таковых покушений. Исходя из этого, задача в области права в созидательной фазе определялась политической установкой – создать законодательно ограниченные пределы функционирования нэповской экономической системы в форме правовых ограничений и запретов, которые бы не позволяли системе полностью трансформироваться в частнособственническую и тем самым допустить разрушение советской государственно-политической системы. С другой стороны, ограничения и запреты не должны были препятствовать применению экономически эффективных приемов хозяйствования.

Эта задача была не из легких по причине наличия, с одной стороны, множества теоретических и практических проблем синхронизации законодательства с общеполитическими установками, с другой, значительным объемом предстоящей нормотворческой работы. Предстояло отменить или модифицировать огромный массив чрезвычайного законодательства (с 1917 года было издано более 4 тысяч нормативных актов, представлявших собой акты разной юридической силы, помещенные в разных изданиях и труднодоступные для практического использования). Всю эту массу разнородных и противоречивых актов необходимо было систематизировать, ликвидировать пробелы и противоречия, перейти от упрощенной и бессистемной формы источников права (декреты, приказы, постановления), носивших нестабильный характер, бывших относительными, изменяемыми и условными, к новой форме источников права – кодексам, законам, выполняющим систематизирующую функцию регулирования конкретных областей правоотношений.

Субъективный фактор определялся тем, что значительная часть советско-партийной номенклатуры считала, что введение законности равносильно «разоружению революции». Это был прямой результат предшествующей линии на насилие и принуждение как основных методов управления обществом. Долгая война, террор создают не только привычки и качества личности, но и определенные учреждения и институты, от влияния которых избавиться очень сложно. В 1920 году английский философ и общественный деятель Бертран Рассел совершил поездку в Россию, после чего пришел к выводу: «Пороки войны, особенно гражданской, являются несомненными и очень значительными. В ходе чудовищной борьбы наследие цивилизации, по-видимому, должно будет утрачиваться, в то время как ненависть, подозрительность и жестокость станут обычными во взаимоотношениях людей. Опыт власти неизбежно переделывает коммунистическую теорию, и люди, которые контролируют огромный правительственный механизм, едва ли могут иметь то же самое воззрение на жизнь, какое они имели. Если большевики останутся у власти, многое существует не для того, чтобы опасаться, что их коммунизм поблекнет»[7]. К такому же выводу пришел В. И. Вернадский, по мнению которого, гражданская война «…имела огромные ужасные последствия: ее глубокое вкоренение в человечество»[8]. М. И. Калинин отмечал, что «война и гражданская борьба создали громадный кадр людей, у которых единственным законом является целесообразное распоряжение властью. Управлять для них – значит распоряжаться вполне самостоятельно, не подчиняясь регламентирующим статьям закона. Победа в гражданской войне породила у этих людей надежду, что дело пойдет так же быстро и в хозяйственном строительстве, стоит только пустить в ход военные приемы»[9]. В военной, деструктивной фазе революции у партийцев сложился примитивный тип поведения, основанный на идейном популизме и эмоциях, что порождало, в свою очередь, максимализм в действиях и нетерпение в достижении результата. Они, привыкшие к методам военного коммунизма, были неспособны воспринять качественно новую систему мотивационных механизмов поведения, в том числе и в отношении необходимости управлять законными методами. Поэтому переход к систематизированной системе законодательства в форме кодексов встречал сопротивление значительной части партийных и юридических функционеров, особенно в провинции. Среди них широко был распространен «революционный консерватизм», проявлявшийся в твердом убеждении необходимости сохранения теории и практики «революционного правосознания», которое давало им право управлять самостоятельно, руководствуясь исключительно революционной целесообразностью. Косность мысли, неспособность к анализу и творческому мышлению составляли существо советских управленцев и в итоге гносеологическую основу отрицания каких-либо изменений в методах управления обществом, в том числе и в правовой сфере. Данное обстоятельство необходимо расценивать как один из существенных факторов, влиявших на отношение к закону, на формирование государственной правовой концепции и на правоприменительную практику.

 

Их общая позиция строилась на убеждении, что «достаточно действовать по революционному правосознанию, не имея процессуальных законов, так как законы должны лишь быть дополнительным руководством к революционной совести»[10]. Звучали и радикальные мнения: «Все, что есть в римском праве, не должно быть применимо к законам пролетарского права, так как эти законы всегда давали возможность обойти его и направлять против пролетариата. Статья 94 Положения о Нарсуде дает достаточно гарантий от судебных ошибок. Судьи недостаточно творчески подходят к работе. Нужно судебное творчество. Революционное правосознание – превыше всего»[11]. Заметим – это утверждали народные судьи на съезде судебных работников Тамбовской губернии в январе 1922 г., таков был уровень правосознания многих из них. Но звучали и другие мнения. Наиболее здравомыслящие и профессионально подготовленные юристы понимали необходимость принятия систематизированного законодательства. «Процессуальные нормы должны быть выражены в письменной форме. То есть в форме издания необходимых законов»[12]. Можно говорить о том, что вопрос о переходе к практике «революционной законности» и кодификации стал острейшим вопросом, и это признавалось, в первую очередь, профессиональными юристами. Они были убеждены, что, несмотря на структурные преобразования (ликвидация специальных судов, организация особых сессий при ЧК), придавшие системе определенное структурное единство, согласованности в правоприменительной практике по-прежнему не было. Главная причина – отсутствие систематизированного законодательства. На том же съезде судебных работников Тамбовской губернии подчеркивалось, что отсутствие точных норм процессуального и материального права тормозит деятельность судов по проведению нэпа в жизнь.

Все это приводило к тому, что нарсуды, руководствуясь судебными усмотрениями, «плавали в тумане правовых представлений, не имея твердой почвы»[13]. При отсутствии кодексов судьям приходилось самим выпутываться из сложных юридических ситуаций, что было весьма непросто. В связи с расширением экономической деятельности в советской судебной практике стали возникать вопросы купли-продажи, выполнения договорных обязательств, нарушения договоров и другие, судьи же не знали, как их разрешать. Не было нотариусов для удостоверения тех же сделок. Еще более очевидным становилось, что разрешение правовых вопросов революционным порядком, связанное с личностью судьи, его личными воззрениями приводило к большой путанице понятий о дозволенном и недозволенном. Отсутствие кодексов, ломка прежнего права, лишившие судей научных основ права, четких критериев для осуществления правосудия, не создавало надежного и авторитетного источника права для работы судов, так как в условиях приоритета революционной целесообразности решение вопросов правосудия зависело не от определенных форм формального права, а от так называемого судейского усмотрения, то есть зависело от личных воззрений судьи, что порождало большой разброс судебных решений по однородным делам. Это было шаткое основание для всей правоприменительной практики. Судебная практика в этой ситуации оставалась единственным источником революционного правотворчества, что являлось одной из причин правового хаоса в общегосударственном масштабе.

В итоге прагматизм победил. Необходимость умиротворения страны заставила руководство большевиков пересмотреть некоторые свои взгляды послеоктябрьского «романтического» периода. Стало понятно, что «твердая репрессивная политика» не совместима с мирным, созидательным периодом, с разнообразием «калужской» или «казанской» законности, без укрепления законности немыслимо стабильное развитие экономики. Власть могла утвердить себя в новом качестве не иначе, как обеспечив неукоснительное соблюдение ее предписаний населением, должностными лицами и всеми государственными органами. Идея «отмирания права» была оставлена на будущее, для коммунизма. Поэтому началась подготовка нового законодательства, на основе которого можно было бы на законном основании «отстаивать социализм».

1Сорокин П. Революция и социология // Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 223–244.
2Никулин В.В. Российская революция и право. Генезис и становление советской правовой системы. 1917–1920 гг.: монография. М.: Юстицинформ, 2020.
3Власов В.И. История судебной власти в России. Книга вторая (1917–2003). М.: Спутник, 2003; Исаев С.А. История государства и права России. М.: Норма: НИЦ ИНФРА-М, 2014; Кара-Мурза С. История советского государства и права. М.: Былина, 1998; Кутафин О.Е., Лебедев В.М, Семигин Г.Ю. Судебная власть в России: История, документы: в 6 т. Т. 5. М.: Мысль, 2003; Медушевский А.Н. Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в XX веке. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2017; Крашенинников П. Страсти по праву: Очерки о праве военного коммунизма и советском праве. 1917–1938. М.: Статут, 2018; Сырых В.М. Крыленко – идеолог советского правосудия. М.: Российская академия правосудия, 2003; Сырых В.М. Красный террор: каноны библейские, да исполнение плебейское. М.: Юрлитинформ, 2018; Сырых В.М. Юридическая природа сталинского террора: по директивам партии, но вопреки праву. М.: Юрлитинформ. 2020 и др.
4Юридические формы переживания истории: практики и пределы: коллективная монография / под ред. С. В. Бочкарева. СПб.: Астерион, 2020. С. 71.
  Кодан С.В. Классификация источников изучения истории государства и права России: теоретические подходы, классификационные основания, характеристика видов // Genesis: исторические исследования. 2018. № 11. С. 31–44 // DOI: 10.25136/2409-868X.2018.11.27995 URL: https://nbpublish.com/library_read_article. php?id=27995.
6Ленин В.И. X съезд РКП(б). Доклад о замене разверстки натуральным налогом // ПСС. Т. 43. С. 70.
  БертранР Практика и теория большевизма. М.: Наука, 1991 // DOCPLAYER. URL: http://docplayer.ru/80695830-Bertran-rassel.
8«Важно содержание: свобода слова, мысли, веры»: из дневников В. И. Вернадского 1922–1925 гг. // Исторический архив. 1996. № 5–6. С. 109.
9Цит. по: Медведев Р О Сталине и сталинизме. Исторические очерки // Знамя. 1989. № 4. С. 186.
10Государственный архив Тамбовской области (ГАТО) Ф. Р-648. Оп. 1. Д. 54. Л. 4.
11ГАТО. Ф. Р-648. Оп. 1. Д. 54. Л. 6.
12ГАТО Ф. Р-648. Оп. 1. Д. 54. Л. 6.
13ГАТО Ф. Р-648. Оп. 1. Д. 54. Л. 23.

Издательство:
Юстицинформ