Моей жене Валерии
Зачин
Истлели кости и мечи
В Святой земле…
И пламя восковой свечи
Дрожит во мгле.
А я, колени преклонив —
В иных веках,
Где над пустыней кружит гриф
И вьётся прах…
Среди песка, среди камней
Уж тысячу лет
Железных всадников, коней
Потерян след.
Но я среди еще живых
Бреду в пыли..
А в жарком небе кружит гриф
Святой земли.
На небе солнца адский круг,
Как знак беды…
Но, как на зло, не снять кольчуг,
И нет воды.
Вновь грохот битвы, лязг и треск,
Мольбы и кровь…
Безгрешен всяк, принявший крест, —
Бог – есть любовь!
Мы рубим нехристей, вперёд!
Коней – в галоп!
Всех, кто дойдёт, – награда ждёт:
Господень Гроб!
Грабь, убивай и умирай —
Господь с тобой!
Погибших ждет пресветлый рай
И крест земной.
Иерусалим! Поёт душа
Слова молитв…
А в синем небе, неспеша,
Кружится гриф…
…Что было дальше? Бог – судья!
Сомненья – прочь!
Молитвы, крики и резня
И день, и ночь!
Господень Гроб освобождён…
Господь простит
За эту кровь, за черный сон,
За боль в груди…
За то, что слабый менестрель,
Посмел воспеть
Не Божий промысел, не цель,
А жизнь и смерть.
Истлели кости и мечи
В Святой земле…
И пламя восковой свечи
Дрожит во мгле.
А я, колени преклонив, —
В иных веках,
Где над пустыней кружит гриф
И вьётся прах…
Кирилл Ривель. Истлели копья и мечи
Константинополь обязательно будет завоеван, и насколько прекрасен тот амир, и насколько прекрасно то войско, что завоюет его.
Предсказание пророка Мухаммеда
Блаженны падшие в сраженьи!
Они теперь вошли в Эдем
И потонули в наслажденьи,
Не омрачаемом ничем.
А.С. Пушкин. Подражание Корану
Мы привыкли ассоциировать понятие военно-духовных, военно-монашеских и рыцарских орденов, да и понятия «рыцарь» и «монах» как таковые, исключительно с христианской, западной религией, культурой и идеологией. Между тем эти представления на поверку оказываются очередным мифом наших традиционных, евроцентристских представлений.
В действительности архетип духовного, рыцарского, военно-монашеского, духовно-рыцарского ордена является при ближайшем рассмотрении непоколебимо чистым и незамутненным, архетипическим идеалом не только Запада, но и Востока, ни в коей мере не ограничивающимся военно-духовными орденами, существовавшими в средневековой Европе (но возникшими, между прочим, в своей значительной части также не собственно в Европе, а на Ближнем и Среднем Востоке, в зоне длительного противостояния и в то же время длительных контактов между Европой и Азией, но в первую очередь – между христианской и исламской цивилизациями).
Здесь представляется уместным указать на следующее обстоятельство. Слово «орден» (по-латыни: Ордо, ordo) означает в переводе на русский язык буквально «порядок», «сословие», «строй» или «чин». Так, например, выражение «все чин чином» означает: «все в надлежащем порядке». Сразу бросается в глаза не только созвучие, но и смысловое соответствие слова «орден»-«ордо» (от которого происходят аналогичные слова других индоевропейских языков – английское «ордер», немецкое «орднунг», французское «ордр», итальянское «ордине», испанское «орден», португальское «ордем» и т.д.) тюркско-монгольскому слову «орда» (или «орта»; так, например, отряд в войске турецких янычар назывался «орта»), исконное значение которого – «ставка правителя (военачальника)», «военный стан», «военный лагерь», «упорядоченное войско» или «боевой порядок (строй)». Это одно из древнейших слов, вероятно, позаимствованных в незапамятные времена кочевыми племенами – предками тюркских и монгольских племен – у древних иранских (арийских) кочевников, своих соседей по Великой степи («Ариана Вэжа», «Арьянам Вайджа», «Арийский Простор»), наряду, например, со столь же древним словом «богатырь»-«батор»-«баатар»-«багадур» (происходящим от древнего арийского слова «баг(а)» – «Бог»); «богатырь» – человек, одаренный Богом силой, отвагой и доблестью; «богатый», «богач» – человек, одаренный Богом большим имуществом. Впрочем, довольно об этом…
Архетип ордена – на уровне идейной преемственности – связан с многоразличными структурами. Такими, как каста воинов-спартиатов в древнем Лакедемоне. Как фиванские бойцы «Священного отряда» Пелопида. Как сословие всадников-эквитов – знаменитое «ордо эквестер» – Древнего Рима (до его вырождения и превращения в касту сребролюбивых торгашей и откупщиков). Как члены воинских союзов у древних германцев – дружинники-антрустионы свевов и готов, «люди-волки» лангобардов, берсерки, ульфхедины и свинфюлькинги норманнов дохристианской Скандинавии. Как «эвиониты»-ессеи (эссены), «ревнители»-зилоты и «кинжальщики»-сикарии древней Иудеи времен земной жизни Спасителя. Как ирландские витязи из «Красной Ветви» короля Конхобара Мак Нессы в столице древнего Ольстера Эмайн-Махе. Как африканские «люди-леопарды», вудуистские «тонтонмакуты», «заколдованные рубашки» индейских племен дакотов и сиу. Как адепты тайных обществ «краснобровых», «Желтых повязок», «Красных повязок», «Красных кафтанов» и «Белого Лотоса» в древнем Китае. Как японские «буси»-самураи. И не в последнюю очередь (а может быть, в первую, учитывая, что именно они оказали наибольшее влияние на непосредственно контактировавшие с ними духовные и военно-духовные ордены христианского Запада, а также нашедшие на том же Западе широкое распространение в последующие эпохи тайные общества розенкрейцеров, алхимиков, вольных каменщиков-«франкмасонов», карбонариев-«угольщиков», иллюминатов и проч. – вплоть до американского Ку-Клукс-Клана) как мистики из тайных орденов суфиев-дервишей (многие из которых – Айссауа, Бекташи, Кадырийа, Кубравийа, Мевлеви, Накшбанди, Ниматуллахи, Рифайя (Рифайи), Сенусийа, Сухравардийа, Тиджанийа, Чишти, Шазимийа, Ясавийа и другие – существуют по сей день), карматов и измаилитов-низаритов мусульманского мира.
Вся жизнь адептов этих организаций, имевших эзотерический, то есть тайный, скрытый от непосвященных («профанов»), характер и жесткую дисциплину, определялась (и определяется) кодексом, носившим (и носящим) не только морально-этический характер. Этот кодекс был направлен на приведение деятельности адепта в гармонию с порядком мироздания. Все эти (а также многие другие им подобные) тайные общества, ордены и организации всегда требовали от своих адептов не только строжайшей военной и общественной дисциплины, но и обязательного духовного послушания. Ибо считалось, что адепт ордена, руководствуясь в своем поведении этими послушанием и дисциплиной, будет действовать в согласии с непреложным законом, установленным самим Богом, Творцом неба и Земли.
Почему же все эти вопросы, все эти, казалось бы, «дела давно минувших дней», до сих пор волнуют нас, современных людей XXI века?
В данной связи нам представляется уместным привести цитату из книги Майкла Бэйджента, Ричарда Ли и Генри Линкольна «Мессианское наследие», посвященную анализу причин привлекательности «рыцарства». Естественно, речь идет о привлекательности рыцарства, понимаемого в широком плане как членство в эзотерических организациях, обществах, орденах или хотя бы причастность к ним, для современного человека, «утратившего корни».
При мысли же об этом современном человеке невольно сразу приходят на память два литературных героя.
Во-первых, незабвенный Джордж Огест Уинтерборн из бессмертного романа Ричарда Олдингтона «Смерть героя», который, вставив в рамки грамоты, удостоверяющие его принадлежность к разным тайным обществам и орденам, «вывесил их в самых неожиданных местах, чтобы они повергали непосвященных в изумление и трепет».
Во-вторых, незабвенный Люк Люббок из «Утопии-14» Курта Воннегута, состоящий во множестве различных тайных обществ и проводящий все свое свободное – от скуки и безысходности серого будничного существования! – время в переодевании: то он член общества «Королевских пармезанцев», красующийся в голубом, расшитом золотом мундире с пышными эполетами, грозно размахивающий обнаженной саблей; то адепт некоего дервишско-суфийского ордена с накладной седой бородой в украшенном драгоценными (фальшивыми) камнями шелковом тюрбане, бережно несущий – напоказ собратьям по ордену – огромный слоновий клык, испещренный таинственными письменами, ключом к позабытой измельчавшим миром Мудрости Прежних Веков.
Итак, цитата:
«…современная политика – это во многом вопрос эффектной подачи и “упаковки” товара, то бишь политических фигур. Если “товар” упакован привлекательно, то есть вызывает интерес и симпатии, то рыцарство – “упаковка” как нельзя более привлекательная. Оно способно предложить красочные ритуалы, праздничную обрядовость и пышность миру, который все более и более лишается причастности к подобным зрелищам и все сильнее скучает по ним. Рыцарство дает чувство преемственности, традиции секулярному миру, отрезанному от древних корней и ощущающему свою беспочвенность (добавим к этому – “богооставленность”. – В.А.). Оно способно предложить ощущение величия людям, которым с малых лет вдалбливают в головы чувство собственной ничтожности и мизерности. Для людей, восстающих против навязанной им беспомощности, одиночества и изоляции, рыцарство обещает и реально дает причастность к некоему общему делу, единой братской идее, уходящей корнями в прошлое. Оно позволяет многим людям испытывать свойственное им тайное чувство причастности к некоей тайной “элите”, пусть даже не являющейся особенно престижной в современном мире. Рыцарство может предложить иерархию ценностей, которая не является банальной и пресной, а зиждется на некоем ином, тоже традиционном, основании – основании, которое служит отражением некоего Божественного замысла или плана. Оно может предложить ритуализованный и потому имеющий особую санкцию свыше канал выражения разнообразных эмоций. Таким образом, рыцарство может являть собой воплощение принципа сплоченности, хранилища устоев веры и смысла бытия. В определенных условиях оно может стать аналогом веры, а его деятельность – эквивалентом смысла бытия. Громадный потенциал возрождения рыцарства наглядно продемонстрировала в годы Второй мировой войны Япония, где самурайский кодекс чести – “бусидо” – ставший основополагающим принципом всей культуры Страны восходящего солнца, достиг своей кульминации в явлении, которое на взгляд Запада кажется проявлением самого дикого фанатизма, – явлении камикадзе».
Добавим к сказанному, что весьма сходным явлением представляются действия какого-нибудь массового убийцы вроде Андерса Беринга Брейвика (не только вообразившего себя «рыцарем-тамплиером», но и реально состоявшего в масонской ложе) или самоубийственные акции современных исламистов, чьи «шахиды – мученики за веру» из рядов «Братьев-мусульман», «Хезболлы», «Аль-Каиды» и всевозможных «джамаатов», и «фидаины» – аналог японских камикадзе – черпают силы, вдохновляющие их на самоубийственные террористические акты, в традициях, уходящих своими корнями в эпоху тайных орденов мусульманского Востока.
Как это все начиналось
Выступят порождения драконов Аравийских на многих колесницах и с быстротою ветра понесутся по земле, так что наведут страх и трепет на всех, которые услышат о них.
3-я книга Ездры, 15. 29.
С выходом на историческую арену пророка новой религии, ислама – это слово в переводе с арабского означает «покорность» (Богу) – Магомета, или, точнее, Мухаммеда (буквально: «Достохвального»; так был прозван своими арабскими последователями житель города Мекки Абу аль-Касим бен Абдалла ибн Абд аль-Муталлиб ибн Хашим из древнего корейшитского рода Хашимитов, или, по-старому, Гашимитов), изменились весь ход истории и весь облик Востока – колыбели христианства.
Ислам как бы наложился на все предшествовавшие ему древние культуры и народности Востока и, после утверждения своего господства над ними, дал им новый Закон, изложенный в Коране, – священной книге, продиктованной от имени самого Аллаха (Бога) Мухаммеду архангелом Джебраилом (аналогом архангела Гавриила христиан).
В 622 году от Р. Х. произошло бегство (арабск.: «хиджра») Мухаммеда из его родного города Мекки (где ему грозила кара за проповедь нового учения) в город Медину (Ятриб), соперничавший с Меккой («нет пророка в своем отечестве»). А к моменту кончины пророка Мухаммеда в 632 году от Р. Х. (или к 10 году хиджры, по новому мусульманскому летоисчислению) он уже был повелителем всего Аравийского полуострова. Его воины, одержимые, как исповедники всякой новой веры, религиозным пылом неофитов, устремили свои взоры на Запад, намереваясь нести на остриях мечей учение своего пророка и туда. Халиф (преемник, наместник пророка) Омар, друг и советник Мухаммеда, в 638 году от Р. Х. (или в 16 году хиджры) завоевал Святой Град Иерусалим – духовный центр всего Христианского мира.
По авторитетному мнению Л.Н. Гумилева, мусульманская религия представляет собой, в сущности, вариант раннего, дособорного христианства, почерпнутого Мухаммедом из разговоров с караванщиками и купцами, приходившими в торговые города Аравии, и в том числе в его родную Мекку, из богатых метрополий Восточной Римской (Ромейской, или Византийской) империи – Пальмиры, Антиохии и Иерусалима. То христианство, которое они проповедовали, было особой христианской ересью – савеллианством, или учением Павла Самосатского (проповедью строгого единобожия, согласно которому Иисус был человеком, пророком, но не Богом Сыном, единосущным Богу Отцу), и модализмом (учением о проявлении единого Бога в разных лицах – в отличие от утвержденного Никейским Вселенским собором христианской церкви учения о нераздельной и неслиянной Божественной Троице). Это лжеучение было отвергнуто еще Никейским собором, но сохранилось и после Никейского собора в Сирии и Аравии. Приняв христианскую ересь за подлинное христианство, Мухаммед и вообразил себя проповедником истинной веры в Бога Ибрагима (Авраама), Исхака (Исаака) и Якуба (Иакова), якобы искаженной как современными ему талмудистами-иудеями, так и христианами господствующей у ромеев-византийцев Православной церкви (в ту эпоху православную веру исповедовали христиане не только Востока, но и Запада; разделение христианской церкви на римско-католическую и грекокафолическую, или православную, произошло лишь в 1054 году, да и после этого официального акта взаимного отлучения от церкви папы римского и патриарха Константинопольского еще долго носило формальный характер).
Говоря об исламе как религии и об изначально присущем этой религии стремлении к экспансии, необходимо учитывать следующее обстоятельство.
С точки зрения ислама весь обитаемый мир подразделяется на три «области»:
1) «Дар-уль-Исхам»;
2) «Дар-уль-Харб»;
3) «Дар-уль-Сульф».
Это три «области» обитаемого мира (именуемого древними греками «ойкуменой», а римлянами – «экуменой» или «кругом земным», «орбис террарум»), модель которых определяет три «подобласти», особый правовой, морально-нравственный и гуманитарный режим действий.
«Дар-уль-Исхам» – это область, в которой проживает мусульманская община («умма»). В этой области все устроено в соответствии с Божественными установлениями («волей Аллаха»).
«Дар-уль-Харб» – это область, в которой мусульмане живут под властью немусульман («кяфиров» или «гяуров», то есть «неверных»). Там (выражаясь современным языком) «не действует обычное международное гуманитарное право». Война в этой области ведется по особым законам. Пленных не берут. Дозволено брать в заложники женщин, детей и стариков и торговать ими.
«Дар-уль-Сульф» – область, в которой (пока) нет мусульман. В отношении этой области следует в течение десяти лет соблюдать перемирие, после чего необходимо рассмотреть, что делать с данной территорией, как ее захватить и освоить.
В эпоху, предшествовавшую началу периода Крестовых походов, христианская Европа (Западная, Южная и Восточная) стояла перед крайне опасной перспективой постепенного освоения и захвата мусульманскими завоевателями.
К 700 году от Рождества Христова вся восточно-римская (византийская) Африка оказалась под властью арабов-мусульман. Через 11 лет охваченные воинственным пылом арабы и обращенные в ислам берберы («мавры») захватили обширные территории в Испании, а в 20 е годы того же VIII столетия мировая мусульманская держава (Арабский халифат) уже простиралась от Пиренеев и Луары до Индии и Китая.
В 732 году франкскому полководцу Карлу Мартеллу с величайшим напряжением сил удалось нанести поражение войску арабского правителя (вали) Испании Абд-ар-Рахману и таким образом остановить дальнейшее продвижение магометан в христианскую Западную Европу. Память об этом поражении настолько врезалась в сознание мусульман (хотя они еще много десятилетий продолжали нападать и наводить страх на Европу), что с тех пор они традиционно именовали всех своих западноевропейских противников «франками». Почти одновременно – в 751 году – войско арабского полководца Зияда ибн Салиха при поддержке тюркского племени карлуков (принявших ислам) разгромило в битве при Таласе армию китайской империи Тан, положив конец претензиям китайцев на Среднюю Азию, ставшую мусульманским регионом (хотя и не сразу).
В результате успешной военной экспансии «народа ислама» западная граница «державы правоверных» – Арабского халифата – отстояла в VIII веке после Рождества Христова от ее восточной границы на более чем 10 000 километров, значительно превышая по своим размерам все предшествующие ей в мировой истории великие державы – Древнеперсидское царство Ахеменидов, государство Александра Македонского, Парфянское и Кушанское царства, Римскую империю и Новоперсидскую державу Сасанидов.
В завоеванных и исламизированных ими, в первую очередь силой меча (и уж во вторую очередь – силой проповеди), странах мусульманские завоеватели столкнулись с высокоразвитыми культурами, которые были ими сохранены и использованы себе на потребу. Речь шла о древнейших в мире культурах, слившихся воедино благодаря влиянию древних греков и римлян и позднее заложивших основу всей христианско-западноевропейской культуры и цивилизации. Один из крупнейших культурных центров Древнего мира и раннего Средневековья располагался в Междуречье (в пространстве между упоминаемыми еще в общем для иудеев и христиан Ветхом Завете реками Тигром и Евфратом), другой – в Египте. Территории, расположенные между ними, являлись желанным яблоком раздора между господствовавшими на Ближнем Востоке державами. Это состояние могло оказаться для них чрезвычайно опасным в случае, если бы Междуречье (Месопотамия) и Египет оказались под властью одной державы, проводящей единую политику.
Во все времена, как тогда, так и ныне, Сирия и Палестина в такой ситуации оказывались как бы между двумя жерновами. Сегодня мы даже не можем представить себе, насколько богатыми и процветающими были эти неоднократно перемалываемые беспощадными жерновами истории страны, именуемые Святой землей или Землей Воплощения (Господа Иисуса Христа), некогда текшей, по выражению папы римского Урбана II, «млеком и медом». Хозяйство этих древних областей вследствие многочисленных войн, не прекращающихся и поныне, пришло за последние столетия в глубокий упадок, причем оказалась практически уничтоженной древняя оросительная система, а население было поставлено на грань вымирания. В эпоху поздней Римской империи в этой нынешней «святой пустыне» располагалось бесчисленное множество древних городов с сотнями тысяч жителей.
Уже тогда в Сирии и Палестине существовали блестящие университеты – центры утонченного образования (например, Каирский университет Аль-Азхар или Багдадский университет Низамийа, основанный вазиром сельджукских султанов Низамом аль-Мульком, о котором у нас еще пойдет речь далее), в полной мере унаследовавшие культуру и науку поздней Античности. Следует заметить, что в предшествующую завоеванию Востока арабами-мусульманами византийскую эпоху даже земли вокруг нынешнего Багдада были населены христианами – как православными, так и верующими, принадлежавшими к другим древним христианским церквям. Армения, Месопотамия, Палестина, Сирия и Египет были землями, на которых раньше всего утвердилось христианство.
Хотя исламское завоевание не обошлось без неизбежных в таких случаях жестокостей, новые владыки Переднего Востока очень скоро приспособились к изменившейся ситуации и всего через несколько поколений полностью растворились в местном населении. До самого начала эпохи Крестовых походов на Ближнем и Среднем Востоке существовало бесчисленное множество мелких государств, не имевших между собой ничего общего, кроме магометанской веры и арабского языка (но дружно противостоявших всем «гяурам», «кафирам», «неверным», врагам ислама). Этот официальный государственный и священный язык, на котором велось судопроизводство и был записан Коран, объединял все исповедовавшие ислам народы от Индии до Испании и превращал их всех в «арабов» – членов единой мусульманской общины (упомянутой выше «уммы») независимо от происхождения и даже разговорного языка.
На Западе всех мусульман именовали «магометанами» (по основателю их религии пророку Мухаммеду, которого христиане именовали Магометом), «сарацинами» (по названию одного из мелких арабских племен, известного еще древним римлянам и игравшего определенную роль в бесконечных войнах между сначала языческим, а затем христианским Римом, с одной стороны, и аршакидской Парфией, а позднее – сасанидской Персией, с другой стороны), «агарянами» (в честь Агари – наложницы библейского патриарха Авраама, или Ибрагима, родившей ему сына Измаила) или же «измаильтянами» – в честь вышеупомянутого Измаила, считавшегося прародителем всех кочевых племен Аравийского полуострова (просьба не путать с измаилитами, о которых у нас пойдет речь далее).
Чем же объяснялись столь быстрые успехи исповедников новой веры, возвещенной пророком Мухаммедом первоначально лишь арабским племенам Хиджаза, а затем – всему миру?