bannerbannerbanner
Название книги:

Грюнвальд. Разгром Тевтонского ордена

Автор:
Вольфганг Акунов
Грюнвальд. Разгром Тевтонского ордена

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

Моему сыну Виктору



Бог создал в наше время священные войны для того, чтобы рыцари и толпа, бегущая по их следу… могли найти новые пути к обретению спасения. И таким образом, они не должны полностью удаляться от мирских дел, уходя в монастырь или выбирая другую форму церковного служения, как это было раньше, но могут удостоиться в какой-то мере Божественной благодати, продолжая заниматься своим делом с той свободой и с тем внешним видом, к коим они привыкли…

Гвибер Ножанский, автор «Монтекассинской хроники»


Эй, сюда, псы с павлиньими чубами!

Эй, сюда!

Генрик Сенкевич. Крестоносцы


Maria mild, o Mutter zart,

Sei Du mein Schild zur Himmelfahrt![1]

Из молитвы рыцарей Тевтонского ордена

© В.В. Акунов, 2016

© ООО «Издательство «Вече», 2016

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2016

Сайт издательства www.veche.ru

1. Зачин

Не лепо ли бяшеть, братия, начати старыми словесы трудныя повести[2]… а впрочем, лучше

 
Мы слогом сегодняшним песню начнем,
На происшедшее глянув —
Певцу не к лицу избитый прием,
Ветхий обычай Боянов[3]!
 

Тевтонский[4] (Немецкий) орден Пресвятой Девы Марии был основан в 1190 г., в ходе 3-го крестового похода, при осаде западными крестоносцами («франками» или «латинянами») сарацинской (мусульманской) крепости Аккона (Акры, Сен-Жан д’Акра, Акки, Аккарона, Птолемаиды). Немецкие купцы из богатых северогерманских торговых городов Бремена и Любека (ставших впоследствии основой военно-политико-экономического Ганзейского союза) создали, под названием «ордена госпиталя (странноприимного дома) святой Марии тевтонов (немцев) в Иерусалиме», организацию, деятельность которой должна была первоначально ограничиваться уходом за многочисленными ранеными в боях и больными немецкими крестоносцами. Эта задача была поручена членам нового странноприимного ордена («орденским братьям») монашеского звания. Впоследствии ведущая роль в ордене Девы Марии перешла к рыцарям, которые, также принимая монашеский постриг, приносили обет (то есть обязательство) силой оружия бороться за сохранение Святого града Иерусалима под властью христиан (а впоследствии, после повторной потери Иерусалима христианами, – за его возвращение под их власть). В 1198 г. папа (епископ) римский официально признал странноприимное братство «тевтонов» («мариан») в качестве духовно-рыцарского ордена Римско-католической церкви под названием «ордена Дома Святой Марии Тевтонской», или «Тевтонского ордена Дома Святой Марии» (лат.: Ordo Domus Sanctae Mariae Theutonicorum). В период своего пребывания в Святой земле (Земле Воплощения, то есть главным образом в Палестине и Сирии) молодой Тевтонский орден оказался не в состоянии сравняться в силе и влиянии с учрежденными там значительно раньше военно-монашескими орденами храмовников (тамплиеров) и иоаннитов (госпитальеров). Сделавшись собственником многочисленных, однако разбросанных по всей Европе и Азии (главным образом, в Сирии, Палестине, Армении[5], Греции, Южной Италии, на острове Кипр и в Германии) земельных владений, полученных им в дар от светских и духовных властителей, Тевтонский орден в скором времени направил свои усилия на создание, с использованием своего внушительного военного потенциала, собственного единого, централизованного государства, способного обеспечить рост его могущества в большей степени, нежели разрозненные, хотя и многочисленные, мелкие владения. Особо тесные связи с Германией побудили Тевтонский орден отвлечь свое внимание от Святой земли. В 1222 г. «мариане», по приглашению короля Венгрии Андрея (Эндре) II (1205–1235), перенесли свою деятельность в Се(д) миградье (Трансильванию), где король поручил тевтонским рыцарям защищать пограничную область Бурца от нападений язычников-куманов (кипчаков, известных у нас на Руси под именем «половцев») и обеспечить ее колонизацию христианскими поселенцами. Однако уже в 1225 г. ордену «мариан» пришлось, под давлением венгерского короля, завершить этот эпизод своей истории, поскольку король (вообще-то весьма благоволивший соперникам «тевтонов» – иоаннитам) не пожелал терпеть существование автономной орденской области на территории своего королевства.

Еще до завершения се(д)миградской эпопеи «тевтонов», в 1222 г., их призвал на помощь польский герцог (князь) Конрад I Мазовецкий (1202–1247). Конрад, правивший также другой польской областью – Куявией (и являвшийся подданным императора «Священной Римской империи германской нации» Фридриха II Гогенштауфена) был не в состоянии собственными силами положить конец набегам литовского (а не славянского, как многие пишут и думают) племени язычников-пруссов (прутенов), успешно преодолевавших воздвигнутые поляками для защиты от их вторжений земляные валы и постоянно нападавших на Мазовию (Мазовше) с севера (а заодно и против близких сородичей пруссов – литовцев, также косневших в язычестве и опустошавших земли своих соседей огнем и мечом). Как вполне самостоятельный правитель, Конрад имел полное право так поступить. Ныне Мазовия – северо-восточная часть современной Польши (с центром в Варшаве, являющейся сегодня столицей всей Польши). Однако в описываемое время Мазовия составляла особую область, а польской столицей был город Краков, центр Малой (Юго-Восточной) Польши. Князь Конрад обещал вознаградить «братьев» Тевтонского ордена[6] за военную помощь Кульмской (Хелминской) землей и всей территорией Пруссии (которую, правда, еще предстояло завоевать).

 

2. О прусской миссии Тевтонского ордена

От заключительного этапа истории пруссов (XII–XIV вв.) сохранилось немало погребений, позволяющих судить об уровне культуры – в том числе военной – прусских язычников эпохи их вооруженной борьбы с Тевтонским орденом. Особенно богатые находки были сделаны немецкими археологами, раскопавшими в конце XIX в. прусское погребение близ Штангенвальде (на Куршской косе). Пруссы хоронили своих покойников (во всяком случае, представителей родоплеменной знати) в деревянных гробах, облаченными в нарядные одежды с дорогими украшениями (в числе которых было и немало монет Тевтонского ордена). Мужчин погребали непременно с оружием – мечами, боевыми топорами и т. д. Не менее богатое прусское погребение было раскопано близ Гердауэна. Сделанные там археологические находки полностью подтверждают сообщение «Ливонской рифмованной хроники» (нем.: Livlaendische Reimchronik) о погребении прусских воинов, павших в бою с тевтонскими рыцарями в 1257 г., согласно которому прусские ратники были превосходно вооружены:

 
Spere, schilde, brunes, pfert,
Helme, keyen unde swert,
Brante man durch ihr willen;
Damit solden sie stilen
Den tuefel in jener worlde dort,
 

или, в переводе со средневерхненемецкого языка на современный русский:

 
«Копья, щиты, брони[7], лошадей,
Шлемы, палицы и мечи
Сожгли там по их воле;
Этим они должны были утешить (или: насытить)
Дьявола в мире ином.
 

В данном случае речь шла о другом принятом у пруссов способе погребения – путем трупосожжения. Интересно, что среди перечисляемого вооружения прусских «дикарей» упоминаются кольчуги, панцири, шлемы и даже такое дорогое по тем временам оружие, как мечи. В погребениях находили многочисленные конские скелеты с удилами, стременами и сбруей, отделанной металлом (чаще всего – железом). Оружие (мечи, секиры, копья и т. д.), а также конская сбруя, стремена и шпоры прусских воинов часто инкрустировались серебром. Среди находок, сделанных в прусских погребениях, были особенно распространены подковообразные заколки-фибулы, а также бронзовые чаши, на которых были вырезаны фигуры ангелов и различные орнаменты (изделия христианских стран позднероманской эпохи).

Итак, эти якобы «дикие» пруссы на поверку были хорошо вооруженными, опытными в военном деле противниками, способными успешно противостоять тевтонским рыцарям не только на суше, но и на воде. У них имелись большие боевые корабли. Так, например, при осаде пруссами орденского замка Кёнигсберг «тевтоны» потопили несколько прусских кораблей (которых было в общей сложности 5), пустив при этом на дно 50 прусских воинов.

Ведя боевые действия на суше, пруссы предпочитали тактику «малой» (партизанской) войны, часто используя засады, неожиданные нападения, стремительные набеги и т. д., однако не раз сходились с «тевтонами» и в больших полевых сражениях. Они нередко побеждали воинов Христовых, но, как правило, им не удавалось воспользоваться плодами одержанных побед. Обычно пруссы довольствовались тем, что могли вернуться домой с добычей.

Простые пруссы жили в бревенчатых избах, крытых камышом или соломой. Их домашняя утварь ограничивалась самыми необходимыми предметами.

Сказанное, разумеется, не относится к знатным пруссам (военным вождям и их дружинникам), жившим исключительно войной и привозившим из постоянных набегов на соседей богатую добычу.

Одежда пруссов, изготовленная чаще всего из шерстяных тканей, отличалась простым покроем и, судя по сохранившимся описаниям и изображениям, напоминала литовский народный костюм. В пище пруссы также были неприхотливы. В то же время они очень любили пиры с обильными возлияниями и обычно напивались допьяна. Те, кто были победнее, угощались на пирах хмельными медами, а те, кто побогаче, предпочитали алкогольный напиток покрепче, изготовленный из перебродившего кобыльего молока (короче говоря – кумыс). Подобно латышам, литовцам, русским и угрофинским народностям, пруссы очень любили париться в бане.

Они изготовляли для себя только самые необходимые предметы, а более художественные изделия приобретали путем обмена у соседей, находившихся на более высоком уровне развития. Так, они умели сами перерабатывать лен и шерсть в ткани, но предпочитали обменивать добытые на охоте меха на готовую шерстяную одежду, и в том числе на столь любимые ими ткани с вплетенными в них мелкими бронзовыми колечками.

Письменности пруссы не знали, поэтому изумлению их не было предела, когда христианские миссионеры показывали им, как при помощи букв можно передавать слова и мысли отсутствующих людей.

Пруссы, отличавшиеся исключительной храбростью на поле боя, обладали и другими привлекательными чертами национального характера. Так, в эпоху, когда христианские народы, как чем-то само собой разумеющимся, пользовались так называемым «береговым правом» (позволявшим прибрежным жителям невозбранно грабить корабли, выброшенные бурей на берег, а мореходов даже убивать), пруссы оказывали помощь морякам и купцам, потерпевшим кораблекрушение или преследуемым морскими разбойниками. Как писал в 1075 г. Адам Бременский: «Можно было бы сказать немало похвального об обычаях пруссов, если бы только они исповедовали христианскую веру».

И в самом деле, религия пруссов была связана с жестокими, варварскими обычаями, включая сожжение пленников живьем на кострах. Их представления о браке также свидетельствовали о крайне низком уровне культуры. У пруссов процветало многоженство. Жен покупали и считали собственностью мужей, которые использовали их для домашних работ и для любых других целей. По обычаю, якобы завещанному пруссам их первым верховным жрецом (криво-кривейте) Прутенем (Прутено или Брутено), мужьям разрешалось даже сжигать жен на костре, если те нарушали супружескую верность или заболевали, да и по целому ряду других причин. Если муж умирал, жены переходили в собственность его старшего сына. Бывало и так, что отец и сын, из экономии, покупали себе одну общую жену на двоих. Учитывая все данные обстоятельства, не представляется удивительным, что прусские отцы семейств (обладавшие неограниченной властью над детьми и над всеми членами семьи, включая и рабов), предпочитали убивать своих дочерей, чтобы не обрекать их на столь печальную участь. В одной из своих булл, изданной в 1218 г., (анти)папа Гонорий III упоминает жестокий обычай пруссов оставлять в живых только одну из своих дочерей, ради продолжения рода.

Что касается внешности пруссов, то они (как и близкородственные пруссам литовцы) описываются как рослые, пропорционально сложенные люди вполне «нордического» типа – с голубыми глазами, белым цветом кожи и мягкими, светло-русыми или рыжеватыми волосами.

Язык пруссов был очень близок современным литовскому и латышскому языкам (то есть был не славянским, а балтским). Он оставался разговорным в Пруссии еще в эпоху Реформации, и первый светский герцог Пруссии, бывший Верховный магистр (гохмейстер) Тевтонского ордена Альбрехт фон Гогенцоллерн-Ансбах, повелел перевести лютеранский катехизис с немецкого языка на прусский. Однако уже в 1625 г. мало кто пользовался в повседневной жизни прусским языком.

Религия пруссов заключалась в поклонении силам природы. Как писали орденские хронисты, пруссы «в своих заблуждениях почитают всякое существо как бога: солнце, луну и звезды, птиц, четвероногих зверей и даже жабу». Правда, они поклонялись животным не как таковым, а как символам богов или потому, что те обитали рядом со святилищами.

Несмотря на нашедшие в эпоху Ренессанса широкое распространение представления о том, что главными богами прусских язычников являлись Перкунас, Потримпас и Пиколлос, документально подтверждено их поклонение, в эпоху христианизации Пруссии Тевтонским орденом, только божеству Курхе. В послании Вармийского (Эрмландского) епископа папе римскому упоминаются также такие боги пруссов как Патоллус и Натримпе, наряду с другими «богохульными фантасмами», однако без указания их «функций».

Поляки долго вели с пруссами пограничные войны, в которых успех склонялся то на одну, то на другую сторону. Наконец польский князь (а с 1025 г. – король) Болеслав Храбрый, вассал римско-германского императора Оттона III, в конце Х в. отвоевал у пруссов Хелминскую землю.

Именно при Болеславе отпрыск знатного и состоятельного чешского (богемского) рода Адальберт (по-чешски: Войтех, по-польски: Войцех) начал проповедовать среди пруссов христианство, что вполне соответствовало интересам Польши, надеявшейся, что, приняв христианскую веру, пруссы утратят хотя бы часть своей свирепой воинственности.

Адальберт начал свою проповедь среди пруссов словами: «Я – славянин и ваш апостол!» Почему-то некоторые историки делают неправомерный вывод о том, что пруссы были якобы не балтами, а славянами, как и святой Адальберт, именно на основании этих слов, хотя из них ничего подобного не явствует.

Узнав о цели прихода христианского миссионера, прусские язычники потребовали от него покинуть их страну. Тем не менее он проповедовал среди пруссов в течение пяти дней, после чего был убит. Голова Войцеха была отсечена язычниками и насажена на длинный шест – в назидание всем проповедникам христианства…

Несмотря на мученическую смерть Адальберта-Войцеха, Болеслав Храбрый не отказался от мысли обратить пруссов в христианскую веру. По его просьбе миссию Адальберта продолжил немец Брун (Бруно или Брунон), отпрыск рода графов Кверфуртских (родственников римско-германского императора Оттона III). Однако в скором времени миссионер и 16 сопровождавших его «латинских» (римско-католических) монахов были обезглавлены прусскими язычниками в Восточной Пруссии.

Только в Мазовии пруссы в ходе набегов сожгли 250 церквей и 1000 деревень, убили около 20 000 и угнали в полон 5000 жителей. Даже учитывая известную склонность средневековых хронистов к гиперболизации, не подлежит сомнению, что число жертв прусских набегов было огромно. Если бы не вмешательство Тевтонского ордена, откликнувшегося на слезные мольбы Конрада Мазовецкого о помощи, пруссы вполне могли завоевать польские земли. Но, как бы то ни было, благодаря своевременному вмешательству рыцарей Девы Марии, этого не произошло.

Гохмейстер «тевтонов»[8] брат Герман фон Зальца согласился не сразу. Он долго вел переговоры и торговался с Конрадом Мазовецким, обязавшимся наконец, по Леслаускому договору 1230 г., передать ордену Девы Марии всю Хелминскую землю (нем.: «Кульмерланд», Kulmerland, Culmerland) от Древенца до нижней Вислы.

 

Папа римский санкционировал миссию ордена «мариан», а римско-германский император Фридрих II выданной в итальянском городе Аримине (Римини) особой грамотой (так называемой «Золотой буллой Римини») даровал Верховному магистру «тевтонов» в Пруссии (которую, повторимся, еще предстояло завоевать) все права суверенного государя (в Леслауском договоре не было оговорено главенство Польши – а точнее говоря, Конрада Мазовецкого – над Тевтонским орденом на дарованных ему землях; император Фридрих и папа римский воспользовались данным обстоятельством, объявив эти владения ордена Девы Марии собственностью Римско-католической церкви).

Таким образом, Тевтонский орден на дарованных ему и впоследствии покоренных и христианизированных им прусских землях не являлся ленником, или вассалом, ни Конрада Мазовецкого, ни германского («римского») императора, получив полную автономию и избавившись от верховного владычества над собой Священной Римской империи (германской нации).

В результате многолетней войны собравшимся со всей Европы крестоносцам под предводительством Тевтонского ордена удалось наконец покорить Пруссию. Победы «тевтонам» обеспечивал именно постоянный приток крестоносцев со всей Европы. Особенно важную роль играли английские крестоносцы. В честь них основанный в 1230 г. «тевтонами» очередной замок был назван Георгсбургом («Георгиевским замком», то есть «Замком святого Георгия» – небесного покровителя и заступника «веселой Англии»). Не менее активно участвовали в вооруженных паломничествах ратей Тевтонского ордена в земли языческих пруссов также французские и шотландские крестоносцы (в частности, представители рода Сен-Клэров, или Синклеров).

При покорении Пруссии западными христианами вовсе не произошло геноцида прусского населения и замены его немецкими колонистами.

Вопреки этим широко распространенным, но оттого не менее ложным представлениям, Тевтонский орден совершенно не стремился к поголовному истреблению не только пруссов, но и других прибалтийских племен (и тем более – славян). В его задачу входило обращение язычников в христианскую веру, и это являлось как бы единственным оправданием всех его завоеваний. Большинство пруссов, приняв (пусть и не всегда и не совсем добровольно) Святое Крещение, продолжало жить на прежнем месте, хотя и под новыми, христианскими, именами, в качестве арендаторов орденских земель или горожан, составляя вспомогательные дружины ордена Святой Девы Марии в военное время – подобно «чуди» (эстам-эстонцам) в орденской Ливонии. Эти прусские слуги Тевтонского ордена (проживавшие частично в орденских замках, частично – в предоставленных им орденом «мариан» на правах военного бенефиция (поместья) имениях, расположенных в сельской местности), именовались «витингами», «вейтингами» или «вайтингами».

«Тевтонам» (как, скажем, и крестителю Руси святому равноапостольному князю Владимиру Красное Солнышко) приходилось порой насаждать христианство огнем и мечом. Поэтому не представляется удивительным, что в 1260 г. на покоренных землях вспыхнуло восстание пруссов, продолжавшееся до 1273 г. Лишь ценой огромных усилий, большой крови и при помощи «гостей», то есть крестоносцев-«интернационалистов», съехавшихся для вразумления язычников со всех концов Европы, Тевтонскому ордену удалось наконец подавить восстание пруссов (при помощи части прусской знати – «витингов», – сохранивших верность христовой вере и Ордену, как своему «коллективному сюзерену»).

Необходимо заметить, что среди пруссов еще до появления на их землях «тевтонов» шла ожесточенная борьба за власть между военными предводителями – «куни(н)гасами» – и языческими жрецами, приводившая во многих случаях к переселению прусских военных вождей с их дружинами в соседние земли – например, в Литву или в Новгород, где даже возник целый «Прусский конец (квартал)»[9]. Душой восстания против власти христианского Тевтонского ордена были как раз языческие жрецы («криве») пруссов. Поэтому не представляется удивительным, что многие военные вожди пруссов, в поисках союзников против своих врагов-жрецов, принимали в этой борьбе сторону «тевтонов», враждебных, будучи христианскими миссионерами, врагами языческих жрецов «по определению».

При достижении поставленной цели «орденские братья», как и все тогдашние «крестители», не слишком-то стеснялись в выборе средств. Покоренные пруссы были поставлены перед выбором: «Крещение или смерть» (нем.: Taufe oder Tod). В конце концов они «покорились вере и братьям», по выражению орденского хрониста. После покорения пруссов начался процесс их постепенной германизации, сопровождавшийся колонизацией прусских земель переселенцами из Германии. Базой для нее являлась «Кульмская грамота» (нем.: Kulmer Handfeste) 1233 г., гарантировавшая будущим переселенцам – как крестьянам, так и горожанам – в прусские владения Тевтонского ордена широкие права и заманчивые привилегии. Свои завоевания в Пруссии орден Девы Марии закреплял и защищал, возводя все новые замки (бурги), которые первоначально представляли собой деревянно-земляные укрепления, а впоследствии (в особенности после восстания пруссов 1260–1273 гг.) строились из кирпича или из камня[10]. Крупнейшими из этих замков были Торн (1231), Мариенвердер (1233), Эльбинг (1237), Христбург (1247), Мемель (1252), Кёнигсберг (1252) и Мариенбург-на-Ногате (строительство которого началось в 1274 г.).

Прусские простолюдины, добывавшие себе хлеб насущный в качестве сельскохозяйственных рабочих и арендовавшие небольшие участки земли у «витингов», именовались «гертнерами». Представители этой категории прусских подданных Тевтонского ордена в случае войны сопровождали своих помещиков-«витингов» в качестве пеших воинов, вооруженных достаточно просто (обычно – боевым топором и ножом) и имевших из защитного вооружения в лучшем случае щит и шлем (железный колпак).

Многие прусские военные вожди, отчаявшись в победе над «марианами», но не желавшие им покориться, бежали со своими дружинами в соседнюю Литву или в Новгород, где даже возник целый «Прусский конец (квартал)».

К 1253 г. восстание пруссов было подавлено «марианами» и пришедшими им на помощь крестоносцами. Не располагая осадной техникой, повстанцы оказались не в состоянии овладеть орденскими замками и вытеснить «тевтонов» из Пруссии, лишив их опорных баз.

В 1254 г. в Пруссию прибыло многочисленное крестоносное ополчение под командованием богемского короля Оттокара II Пшемысла, маркграфа Оттона Бранденбургского и графа Рудольфа фон Габсбурга (которому, по велению судьбы, было суждено впоследствии разгромить и убить Оттокара в борьбе за престол Священной Римской империи).

Крестоносцы замирили прусские племена севернее реки Прегеля (Преголи) и заложили на высоком холме («горе») близ реки крепость Кёнигсберг[11], назвав ее «Королевской горой» в честь чешского короля Оттокара.

К 1283 г. все уцелевшие к тому времени прусские вожди-«куни(н)гасы» присягнули на верность Тевтонскому ордену Святой Девы Марии. Этот год считается годом окончательного замирения Пруссии. Первоначально «тевтоны» оставляли простым пруссам их свободу, а знатным – их привилегии (если пруссы принимали крещение). У отказавшихся креститься конфисковали имущество, а самих изгоняли. Во время и после восстаний пруссы были поставлены вне закона. Многих из них убивали, а тех, кто остался в живых, обращали в рабов – «дреллов» (нем.: Drellen) или расселяли по другим землям. Кроме того, орден Приснодевы Марии постоянно мобилизовал прусских мужчин в свое войско во время походов.

В то же время очень многие вожди местных племен добровольно принимали христианство и активно участвовали в военных походах Тевтонского ордена. Орден Девы Марии весьма ценил их за верную службу и старался по достоинству вознаградить. Как правило, в качестве награды отличившимся неофитам предоставлялись земельные наделы, освобождение от податей и т. д. Поэтому с течением времени даже те из пруссов, куршей, ливов, леттов, латгалов, земгалов (семигалов) и эстов, кто поначалу оказывал ордену активное сопротивление, постепенно смирялись с положением вещей и начинали ему служить. Немалую часть орденского войска составляли воины-прибалты, принявшие христианство или склоняющиеся к его принятию.

В орденских хрониках историков Петра из Дусбурга, Иоганна (Иоганнеса, Иоанна) из Посильге (Посилие), кёнигсбергского капеллана Николая (Николауса) из Ерошина и др. зафиксированы имена многих крещеных пруссов, верно служивших делу ордена и своей кровью, пролитой на поле брани, засвидетельствовавших свою верность Христу и Верховному магистру, – Глаппо, Стовмел, Конрад-Дьявол, Мартин из Голина и многие другие прусские «витинги».

Правда, некоторые из окрещенных прусских «витингов» – например, известный своим участием в «Великом восстании пруссов» 1260 г. ренегат Генрих Монте (Геркус Мантас) – изменяли ордену, но такие были скорее исключением из правила. Как правило, «тевтоны» расправлялись с изменниками не менее беспощадно, чем, скажем, святой благоверный князь Александр Невский. Генриха Монте, например, поймав его в лесу (возможно, почитавшемся жрецами прусских язычников священным), в котором он укрывался, привязали к дереву, сорвав с него рубаху, и пригвоздили мечом к древесному стволу (или повесили). Был казнен и изменивший ордену вождь пруссов Гланде. Другой Гланде (вероятно, родственник казненного предводителя мятежников) бежал из Пруссии в Новгород. Возможно, именно он был тем самым знатным пруссом Гландой Камбилой, который, приняв христианскую веру в ее православном варианте, под именем Андрея Кобылы, стал на Руси прародителем рода Романовых, взошедших в 1613 г. на царский престол.

В походах орденского войска «витинги» выступали под собственной хоругвью (баннером, или знаменем).

Прусские подданные ордена Девы Марии вели со своим коллективным сюзереном переговоры через особого представителя их интересов – «ландкеммерера» (Landkaemmerer), которому помогали подчиненные ему «пакморы» (Pakmore). Аналогичных представителей, именовавшихся «флодерами» или «влодерами» (Vloder), имело и вассальное по отношению к Тевтонскому ордену поморское (померанское) дворянство.

Аналогичные процессы происходили и в Ливонии, где «Воинству Христову» («братьям-рыцарям Христовым») – ордену меченосцев (гладиферов или «братьев Меча», нем.: Schwertbrueder) – оказывали активную поддержку, например, окрестившийся вождь (король) угро-финского племени ливов (по которому завоеванная крестоносцами-«латинянами» земля, собственно, и была названа Ливонией, хотя ливы, именуемые друвнерусскими летописцами «ливь», отнюдь не являлись ее единственным туземным населением) Каупо и его сын, погибшие в бою с язычниками-эстами (предками современных эстонцев). От Каупо и его сына произошел известный прибалтийский род фон Ливен, многие представители которого сыграли выдающуюся роль в российской истории. Но это так, к слову.

На военную службу крещеные союзники «тевтонов» (именовавшиеся, как мы уже знаем, в русских летописях «чудью») являлись в своем исконном вооружении. Конные прусские воины-«витинги», или «великие (большие) свободные» (по «тевтонской» орденской терминологии) – в сфероконических шлемах с кольчужной бармицей, кольчугах или пластинчатых (ламеллярных) панцирях (по-немецки: «платтенгарниш», Plattenharnisch; поэтому военная служба прусской знати Тевтонскому ордену именовалась «платтендинст», Plattendienst), с большими круглыми или каплевидными щитами, копьями, мечами или длинными боевыми тесаками («дуссаками» или «дуссегами», о которых еще пойдет речь далее). Пешие («малые свободные») ратники – тоже в шлемах с бармицами, кольчужных рубахах, с круглыми щитами, копьями, сулицами (дротиками) и боевыми ножами (мечи стоили дорого и были далеко не всякому по карману). Необходимо заметить, что вспомогательные контингенты орденских войск оказали немалое влияние на тактику боевых действий и даже на состав вооружения «тевтонов» в Прибалтике.

Многие элементы прибалтийского вооружения – например, дротики-сулицы, или легкие круглые прусские щиты, равно как и литовские щиты-тарчи с вертикальным рельефным выступом посредине (так называемые «прусские павезы»), со временем заняли полноправное место в комплексе военного оснащения воинов Тевтонского ордена Пресвятой Девы Марии в Пруссии и Прибалтике, придав ему специфический, неповторимый облик.

Так, в сражении при Танненберге (Грюнвальде) 15 июля 1410 г., если не решившем окончательно, то во многом предопределившем исход противоборства рыцарей Пресвятой Девы Марии с поляками и Литвой и судьбу Тевтонского ордена в Пруссии, даже многие рыцари отборного отряда орденского войска, атаковавшего польского короля Владислава, были, в отличие от противостоявших им поляков, вооружены не длинными тяжелыми копьями, а именно сулицами (вследствие чего поляки из состава атакованной «тевтонами» Великой Королевской хоругви поначалу даже приняли их за литовцев).

Когда папа римский Григорий IX объявил очередной Крестовый поход против язычников в Пруссии, «тевтоны», собрав все наличные силы, прошли всю территорию от Немана до Вислы. В ходе Крестового похода Польша лишилась Добжинской (Добринской) земли и Поморья (Померании), Куявия же сделалась территорией постоянных набегов и войн. К 1237 г. орден Святой Девы Марии завладел восточным побережьем Балтийского моря и устья рек Вислы, Дины и Немана (Мемеля).

На завоеванной многонациональными армиями крестоносцев во главе с «тевтонами» территории и сложилось упоминавшееся нами выше самостоятельное тевтонское орденское государство, просуществовавшее до начала XVI в.

При этом еще раз следует подчеркнуть, что «братья» Тевтонского ордена составляли только отборные части и гарнизоны возводившихся на покоренных землях замков. Все крупные сражения были выиграны крестоносцами, съезжавшимися на помощь «тевтонам» сначала из Польши и Северной Германии, а впоследствии – со всей германской метрополии, из современных Бельгии и Голландии, Франции и Англии.

Покорив и обратив в христианство пруссов, «тевтонам» сразу же пришлось иметь дело с другим, родственным пруссам, и не менее агрессивным языческим племенем – литовцами. В последующие десятилетия в среде европейского дворянства вошло в обычай получать посвящение в рыцари «в Пруссии» (которую в то время нередко путали с Литвой[12] из-за близкого родства населявших обе области народностей), в ходе своеобразных, полных опасностей «сафари» против тамошних язычников. И неслучайно английский «рыцарь без страха и упрека» Найджел Лоринг, владелец герба с алыми розами и главный герой исторических романов «Сэр Найджел» и «Белый отряд» любимого писателя нашего детства сэра Артура Конан Дойля, также участвовал в Крестовом походе в землю Пресвятой Девы Марии:

1Кроткая Мария, о, нежная Мать, Будь моим щитом при вознесении на небо!
2Слово о полку Игореве.
3Марк Тарловский. Речь о конном походе Игоря, Игоря Святославовича, внука Олегова (Слово о плъку Игоревъ, Игоря, сына Святъславля, внука Ольгова).
4Тевтонами (или аллеманами) – этнонимами древних германских племен – на средневековой латыни именовались немцы, или, если быть точнее, подданные Священной Римской империи (германской нации). Поскольку мы намерены в дальнейшем (условно) именовать «тевтонами» членов духовно-рыцарского Тевтонского (Немецкого) ордена Девы Марии – «мариан», это название будет даваться нами в кавычках.
5В описываемую эпоху «Арменией» называлось государство, основанное в Киликии переселившимися туда под натиском мусульман армянами. Один из киликийско-армянских царей, Левон, не только щедро одарил «мариан» земельными владениями, но и сам вступил в Тевтонский орден в качестве «конфратера» («собрата»).
6В качестве полноправных членов в Тевтонский орден Приснодевы Марии в первые столетия его существования принимались главным образом отпрыски дворянских родов (как правило, младшие сыновья мелкопоместных рыцарей, не получавшие доли в отцовском наследстве), но, наряду с ними, также и не принадлежавшие в рыцарскому сословию (лат.: ordo equester, буквально: «всадническому сословию» – термин, заимствованный из терминологии Древнего Рима, где «всадниками» – «эквитами», лат.: equites – именовалось второе по знатности, богатству и значению сословие после патрициев-сенаторов) бюргеры (горожане) – главным образом, граждане торговых ганзейских городов Бремена и Любека (как дань уважения первым «тевтонским» странноприимцам, происходившим из этих двух городов) – и хорошо зарекомендовавшие себя незнатные воины-крестоносцы. Последние за особые заслуги, пройдя период послушничества и после принесения необходимых обетов и принятия монашеского пострига, возводились в сан «брата-рыцаря» (лат.: frater miles или frater militarius, буквально: «брата-воина») Тевтонского ордена лично гохмейстером (который сам обычно был выходцем из нетитулованного рыцарского сословия, и лишь в редких случаях – из аристократических родов Священной Римской империи). Подниматься по служебной лестнице до высших административных должностей могли, как правило, лишь «братья-рыцари», хотя бывали и исключения. Так, например, вышеупомянутый Верховный магистр Карл фон Трир был сыном бюргера немецкого города Трира на Рейне. «Братья-рыцари», «братья-сарианты» и «братья-священники» приносили обет пожизненного служения Тевтонскому ордену. «Братья», вступившие в Тевтонский орден, передавали ему всю свою движимость и недвижимость (если таковая имелась), навечно вешали щиты со своими фамильными гербами (если обладали таковыми) на стены орденской церкви и отныне украшали свой щит только черным на белом поле крестом ордена Святой Девы Марии. В случае их смерти или исключения из военно-монашеского братства все внесенное ими имущество оставалось в собственности Тевтонского ордена. И лишь впоследствии, когда орден превратился из военно-миссионерской организации в «госпиталь немецкого дворянства» (для вступления в который стали требоваться все более длинные списки поколений благородных предков), дело дошло до нашивания фамильного герба тевтонского рыцаря поверх украшавшего его белый плащ черного орденского креста, наложение родового герба на орденский крест в геральдических документах и других вопиющих нарушений устава Тевтонского ордена. Кроме «братьев-рыцарей» полноправными членами Тевтонского ордена были «братья-сарианты» («сервиенты», «сержанты») и «братья-священники» («братья-клирики», нем. «пристербрудеры», Priesterbrueder), от которых при вступлении в братство «мариан» не требовалось доказательства благородного происхождения.
7Кольчуги или панцири.
8Единственным внешним отличием Верховного магистра от остальных рыцарей ордена Приснодевы Марии в описываемый ранний период орденской истории являлся нашитый на груди его белого кафтана (котты) или полукафтанья (сюрко) черный крест с серебряной окантовкой – первоначально прямой, но со временем превратившийся в лапчатый. И лишь позднее в гардеробе тевтонских гохмейстеров появились упоминаемые в расходных книгах орденского казначея отороченные лисьим мехом перчатки, собольи накидки с золотой каймой, шелковые плащи, дорогие русские меховые шапки, серебряные пряжки, золотые шпоры, янтарные четки и прочие предметы роскоши, отнюдь не подобающей монахам (пусть даже и рыцарского звания). К концу XV в. серебряную окантовку, судя по дошедшим до нас иллюстрациям и гравюрам, получили и черные лапчатые кресты на белых плащах простых рыцарей и священников Тевтонского ордена. Именно этот черный, прошитый серебром тевтонский крест впоследствии, в начале XIX в., вдохновил прусских художников на создание знака Железного креста, а в годы Первой мировой войны – эмблем для боевых машин и самолетов германской армии.
9Наличие в славянском (по преимуществу) Новгороде «прусского конца» (квартала), Прусской улицы и тому подобные исторические факты вовсе не служат доказательством славянского происхождения переселившихся в Новгород балтийских прус(с)ов. Во многих городах средневековой Европы – например, в Киеве, Царьграде, Вормсе, Кёльне и др. – были иудейские кварталы. Это вовсе не означает, что жившие в них иудеи были славянами, греками или немцами. На прусском языке во владениях Тевтонского ордена (а впоследствии – в учрежденном на их месте немецком светском Прусском герцогстве) говорили еще в XVI в. Тогда же, в эпоху Реформации, был составлен прусско-немецкий словарь, сохранившийся до наших дней. Из него однозначно явствует, что прусский язык был не славянским, а балтским, близко родственным литовскому и в несколько меньшей степени – латышскому. Известные слова немецкого философа Фридриха Ницше о том, что «немцы вошли в число великих наций благодаря большому проценту славянской крови», относится к действительно вобравшим в себя немало славянских крови и черт немцам-бранденбуржцам, немцам-саксонцам и немцам-мекленбуржцам (покорившим и обратившим в христианство полабских, т. е. живущих по Эльбе, славян-вендов, или сорбов), а также к немцам-пруссакам (ибо в состав королевства Пруссии после трех разделов Польши в конце XVIII в. действительно вошло многочисленное славянское – польское, кашубское и мазурское – население), но никак не к балтам-пруссам, из смешения которых с немецкими колонистами, прибывавшими на протяжении ряда веков из разных частей Германии, образовался субэтнос пруссаков. Не случайно в русском языке проводится четкое различие между прус(с)ами (балтами) и пруссаками (немцами). Кстати, в немецкой (и не только немецкой) ученой среде распространена точка зрения, согласно которой древние прус(с)ы образовались в результате смешения древних балтских племен с германцами-готами, переселившимися в Прибалтику из Скандинавии (в том числе с острова Готланд). Так, скажем, название прусского военного вождя – «кунингас» – явно происходит от древнего германского слова «кунинг» (король), родственного скандинавскому «конунг», немецкому «кениг» и английскому «кинг», имеющим аналогичное значение.
10«Тевтонские» замки в Пруссии чаще строились из кирпича (производство которого было налажено «марианами» на месте), а в Ливонии (Лифляндии) – из камня.
11По-польски: Кинсберг или Крулевец.
12Кстати говоря, первое упоминание топонима «Литва» в письменных источниках связано с христианской миссией (он упоминается в связи с убийством в 1009 г. святого Бруно Кверфуртского язычниками на границе Пруссии и Литвы). Литовцы приняли христианство после всех других европейских народов. Великий князь Литвы Миндовг-Миндаугас был крещён в 1251 г., а спустя 2 года, с благословения папы римского Иннокентия IV, коронован королем Литвы. Однако, вследствие постоянных политических и военных конфликтов с орденом Приснодевы Марии, Миндовг, через десять лет после крещения, отрёкся от христианской веры. Великий князь литовский Гедимин (1316–1341), основатель династии Гедиминовичей, всю свою жизнь оставался язычником, несмотря на то, что в письмах папе римскому Иоанну XXII неоднократно лицемерно выражал желание принять христианство. Потомки Гедимина по политическим соображениям также балансировали между язычеством и христианством, и в то же время между Западной (Римско-католической) и Восточной (Греко-кафолической, или православной) церковью. Сын Гедимина Ольгерд, имнуемый современными литовскими историками Альгирдасом (1345–1377), принял православное крещение, но, по мнению Владимира Антоновича, старался придавать своему вероисповеданию частный характер, не принуждая своих подданных креститься, вследствие чего большинство литовцев сохраняло языческие верования. Несмотря на принятие великим князем Ольгердом христианства по православному обряду, в его правление приняли мученическую смерть за веру православные Виленские мученики (1347) и католические монахи из духовного ордена францисканцев (1368). Православные Виленские мученики – придворные литовского князя – Антоний и Иоанн были повешены литовскими язычниками за исповедание христианства. Евстафия же язычники перед повешением подвергли трехдневным пыткам, перебив ему ноги, срезав с головы волосы с кожей и отрезав нос и уши. Виленские мученики прославлены Русской православной церковью. Крещение Литвы (по римско-католическому обряду) произошло лишь при сыне Ольгерда – Ягайло (Йогайло, Ягайле, по-польски: Ягелло), окрещенном при рождении по православному (восточному) обряду, но впоследствии впавшем в язычество. 14 августа 1385 г. между Польским королевством и Великим княжеством Литовским была заключена Кревская уния, положившая начало образованию двуединого литовско-польского государства. Уния предусматривала брак польской королевны Ядвиги и Великого князя Литовского Ягайло, коронацию Ягайло королем польским и крещение Ягайло и литовцев в католическую веру. 15 февраля 1386 г. Ягайло был крещен в столице Польского королевства Кракове под именем Владислав. Вслед за королем крестились его родственники и большая часть литовского великокняжеского двора. В 1387 г. Ягайло вернулся в Литву. В столице Литвы Вильне (ныне – Вильнюс) на месте святилища Пяркунаса (верховного бога литовского языческого пантеона, аналогичного прусскому Перкунасу) им был построен кафедральный собор Святого Станислава (христианского мученика и небесного покровителя Польши). В последующие несколько лет всё языческое население литовской области Аукштайтии (Аукштайте) было крещено по «латинскому» (римско-католическому) обряду (насколько искренне эти новоиспеченные «латиняне» обратились ко Христу – это уже другой вопрос), в то время как другая литовская область – Самогития (Жемайтия, Жемайте, Жмудь), отошедшая Тевтонскому ордену, оставалась языческой. В 1389 г. папа римский Урбан VI (формально являвшийся верховным главой Тевтонского ордена, стоящим выше гохмейстера) официально признал Литву христианской католической страной. Внук Ягайло, Казимир, был канонизирован и почитается Святым Небесным покровителем Литвы. Великий князь Литовский Витовт (Александр), двоюродный брат Ягайло, проводил активную церковную политику, построил целый ряд церквей, боролся с пережитками язычества. Последней литовской областью, принявшей христианство (естественно, по «латинскому» обряду), стала Самогития-Жемайтия, крещёная в 1413 г., после того как она, по 1-му Торнскому (Торуньскому) мирному договору не была отторгнута от владений Тевтонского ордена и передана под власть Великих князей Литовских. Надо ли говорить, что, несмотря на формальную ликвидацию язычества в Литве, к началу XV в. среди литовского крестьянства еще долгое время сохранялись языческие обряды и традиции – например, почитание ужей, дубов и т. д.

Издательство:
ВЕЧЕ