© Астахов П., Устинова Т., 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
* * *
Ощущение, что на тебя на полной скорости несется поезд, априори не может быть приятным. Это Натка хорошо помнила еще с того момента, как попала в ковидный госпиталь. Именно тогда она впервые осознала, каково это – оказаться лицом к лицу с неизбежным, когда от тебя ничего не зависит. Вообще ничего, ни капельки.
Однако испытываемое ею сейчас ощущение было еще хуже. Ей казалось, что она сидит на крыше того паровоза (или тепловоза, в железнодорожных терминах она не очень разбиралась), который на полной скорости несется в бездну, увлекая за собой вагоны. Свистит ветер в ушах, мелькают какие-то незнакомые полустанки, невидимый машинист разгоняет поезд все быстрее, а она, Натка, сидит себе на крыше, не имея возможности ни повернуть несущуюся к краю махину, ни спрыгнуть.
Конечно, в ее случае машинист, управляющий поездом, ей хорошо знаком. Более того, в его роли выступает ее любимый мужчина – капитан Таганцев, да и спрыгнуть с поезда вполне реально. Только в результате этого кульбита можно серьезно разбиться. Точнее, разбить спокойную, устаканившуюся, да что там греха таить, счастливую совместную жизнь с этим самым капитаном Таганцевым.
Буквально в прошлые выходные, когда Натка, чтобы всласть насладиться крайне удавшимся в этом году летом, ездила на дачу, она слышала, как у Татьяны Ивановны Сизовой, ее соседки и по совместительству ангела-хранителя, играла какая-то песня, скачанная из интернета. Пользоваться поисковиком для того, чтобы запускать полюбившуюся музыку, а также выводить ее через большую колонку так, чтобы было слышно на участке, стариков Сизовых, разумеется, научил Сеня.
Нововведение пенсионерам пришлось по вкусу, а блютус-колонку Натка подарила любимым соседям на очередную годовщину семейной жизни, аккурат перед началом дачного сезона, так что музыкальным сопровождением теперь могла наслаждаться вся деревня. Вот и Натка наслаждалась, в том числе и песней, в которой были такие слова: «Смахни осколки и плачь, теперь не будет огня. Из тысячи неудач ты – главная для меня»[1].
Почти семейная жизнь с Таганцевым могла разбиться именно на такие вот осколки и стать главной неудачей, к чему Натка была категорически не готова. Поэтому старалась удержаться на крыше стремительно несущегося поезда: то упираясь ногами, то хватаясь руками за какие-то невесть откуда взявшиеся металлические поручни. Таганцев, к счастью, ее отчаянных стараний не замечал, полностью уверенный в том, что ведет поезд в правильном направлении.
Например, сейчас состав выдвигался в сторону города Энгельс в Саратовской области. Того самого, из длительной командировки в который Костя совсем недавно вернулся. С победой, разумеется, вернулся, помог тамошним сыщикам вычислить и обезвредить серийного маньяка и, будучи награжденным за усердие отпуском в разгар лета, что, признаться, бывало нечасто, теперь вез в Энгельс Натку, причем по сугубо личным делам.
Сугубо личное дело звали Настей. Настенькой. Настюшкой. И было этому делу два с половиной года от роду. Белокурый ангелочек с огромными синими глазами, которого капитан Таганцев, прямо скажем, вытащил из очень неприятной ситуации, сейчас находился в доме ребенка. Костина идея-фикс заключалась в том, что Настеньку им с Наткой следует усыновить. То есть, разумеется, удочерить. И цель первого визита заключалась в том, чтобы показать Натке ангелочка, чтобы она тут же бесповоротно в него влюбилась. То есть, разумеется, в нее.
Натка, видевшая Настюшку только на фотографии, признавала, что девочка правда чудо как хороша, но вот в своей способности с места в карьер влюбиться в ангела была не уверена. В ее повседневной жизни и так слишком много неопределенности и достаточно суматохи. Старшая сестра Лена всегда называла Натку авантюристкой и вытаскивала из различных историй, в которые младшая попадала с завидной регулярностью.
Сын-второклассник Сеня, которого Натка с самого рождения воспитывала одна, находился на пороге подросткового возраста, и Натка, глядя на племянницу Сашку, дочь Лены, подозревала, что гладко этот период точно не пройдет. Если уж для благоразумной Сашки не прошел, то для неугомонного Сени, выдумщика и предприимчивого фантазера, не пройдет точно.
Кроме всего прочего, несмотря на решительный и бесшабашный характер, судьбоносные решения Натке всегда давались непросто. К примеру, она никак не могла решиться выйти замуж за Костю, с которым встречалась уже несколько лет и который почти уговорил ее стать его законной женой. Вот только короткое слово «почти» было в этом вопросе ключевым и последнего шага – через порог ЗАГСа – Натка так и не сделала. А тут ребенок. Чужой, достаточно большой, наверняка не очень благополучный. А что? Дети из нормальных семей в доме ребенка не оказываются.
Но Константин был так взволнован судьбой девочки, так рвался забрать ее в нормальную семью, компенсировать те страдания, через которые Настюшке довелось пройти, что сказать вслух о своих сомнениях Натка не могла и сейчас покорно ехала в Энгельс, посмотреть на Настеньку. В голове крутился дурацкий мем, взорвавший интернет. «Вы рыбов продаете? Нет, только показываем. Красивое». Вот и она пока ехала только смотреть, а не «покупать», и эта мысль хоть немного успокаивала. Время до окончательного принятия решения еще есть.
Она даже Лене не рассказала о том, куда и зачем они с Таганцевым едут. Не хотела, чтобы кто-то знал до тех пор, пока обратного хода точно не будет. Натка и сама не понимала, чего больше боится: что старшая сестра раскритикует идею, сказав, что у них с Таганцевым «не все дома», или, наоборот, того, что горячо поддержит. Зная Лену, можно было допустить оба варианта.
Сеня опять гостил в деревне у Сизовых, и Натка была очень благодарна соседям, что те, уже в который раз, выручают ее на школьных каникулах. Сеня проводил у них большую часть лета, потому что плюсы свежего воздуха, фермерского молока, теплой речки и веселой деревенской компании трудно было переоценить. Если бы не Татьяна Ивановна и Василий Петрович, сидеть бы Сеньке в московских каменных джунглях. Конечно, непоседливость ее сына доставляет соседям немало хлопот, но те, не имея своих детей, мальчика любят как родного внука, да еще и программу для чтения на лето осилить помогают. Сама Натка бы точно не справилась. Сдалась. Какой современный ребенок летом готов читать книги, скажите на милость.
В общем, Сеня был пристроен еще минимум на неделю. Лето кончалось, до первого сентября рукой подать, поэтому поездку в Энгельс решили не откладывать, во-первых, и отправиться на машине, а не на поезде, во-вторых, восемьсот пятьдесят километров, которые предстояло преодолеть по трассе, для опытного водителя Таганцева препятствием не являлись, а наличие машины жарким летом, да еще когда едешь в город, расположенный на Волге, выглядело значимым преимуществом. Пусть маленькое, но все же путешествие. К тому же после всевозможных ограничений в последние годы Натка соскучилась больше всего по путешествиям.
Сейчас, собираясь в дорогу, она вспоминала, как впервые услышала от Таганцева про Настюшу. Случилось это в апреле, в тот самый момент, когда зима уже сдавала свои позиции, но весна задержалась где-то на подходах. Или это Натка после больницы постоянно мерзла и хандрила без уехавшего в командировку Кости, по которому, оказывается, тосковала гораздо сильнее, чем могла себе представить.
Он занимался важным и сложным делом, однако звонил каждый день, стараясь, насколько это возможно, поднять настроение любимой женщине и развеять овладевшие Наткой хандру и апатию. Рассказывать он пытался что-то либо веселое, либо нейтральное, что с его работой было довольно трудно, особенно учитывая то обстоятельство, что ловили они в то время серийного убийцу. Но Костя старался.
В тот день Натка по первым словам любимого поняла, что он расстроен, причем довольно серьезно.
– Что-то случилось, Кость? – спросила она осторожно. Вмешательства в рабочие дела Таганцев не терпел.
– Да я сегодня был в областной детской больнице и целый день не могу отойти от увиденного, – признался он.
Натка ничего не поняла. При чем тут областная больница, да еще и детская. А Таганцев объяснил, что к чему. В социальных сетях он наткнулся на шум, поднятый женщинами, лежавшими в областной детской больнице со своими маленькими детками. Одна из девочек в палате оказалась из дома ребенка, а потому лежала целыми днями совсем одна. Понятно, что ребенку двух с половиной лет трудно объяснить, почему надо лежать, когда тебе, к примеру, ставят капельницу, поэтому медсестры девочку привязывали на время процедуры, да и после отвязать, бывало, забывали.
Часами к малышке никто не подходил. Ее даже умывали не каждый день. Понятно, что сердобольные соседки по палате старались помогать как могли, но у каждой из них на руках свой больной и капризный ребенок. Когда же они обращались к персоналу с просьбой как-то внимательнее относиться к девочке, которую звали Настей, то слышали в ответ, что рук не хватает, забот и так слишком много, а ребенок детдомовский, поэтому жаловаться никто не будет, да и отвечать не придется.
По словам автора поста, которая несколько дней наблюдала подобное халатное отношение медперсонала к никому не нужной Насте, девочку привезли в больницу по «Скорой» с высокой температурой и сильной рвотой. Случилось это поздно вечером, но до самого утра к малышке никто так и не подошел. Организм сам справлялся с жаром, и к утру Настюша совсем обессилела.
Завтрак ей принесли, как и всем остальным детям, но других малышей кормили их мамы, а у Насти не было сил самой держать ложку, да и сидеть она не могла. Поэтому, когда пришла пора собирать пустые тарелки, всю Настину еду унесли нетронутой, даже не обратив внимания, что ребенок остался голодным. Уколы малышке делали, не меняя перчаток, а когда одна из женщин сделала медсестре замечание, та с брезгливой гримасой сказала: «Да что ей сделается, детдомовской?»
Прочитав эту историю, Таганцев почему-то никак не мог успокоиться. Казалось бы, у него было свое важное дело, требующее холодной головы и полной сосредоточенности, однако мыслями он то и дело возвращался к судьбе несчастной Насти, которой не повезло оказаться в доме ребенка, а потом еще и попасть в больницу, где до нее никому не было никакого дела.
Решение съездить в больницу и своими глазами посмотреть на ребенка пришло неожиданно. Тот факт, что все лечебные учреждения были закрыты на карантин и посетителей туда не пускали, Константина не смущал. Его удостоверение московского опера открывало и не такие двери. В больничной палате он и увидел Настю в первый раз. Несчастный ребенок опять лежал, привязанный к кровати за ручки собственными колготками. Капельница у нее давно кончилась, но снимать ее никто не торопился. Девочка не плакала, лишь смотрела ярко-синими глазенками на то, как увлеченно играют на своих кроватях другие дети. Когда Таганцев увидел ее бледное, не по-детски серьезное личико с огромными, словно бездонными глазами, у него зашлось сердце.
– Понимаешь, – рассказывал он вечером Натке, – у ребенка, которому нет трех лет, глаза взрослого человека. Вот я, сама понимаешь, много чего в этой жизни видел, а более страшной картины не припомню. Не должно так быть, чтобы больные дети оставались совсем одни, наедине с болью и страхом. Неправильно это. Вот только что делать, я не знаю.
– Зато я знаю, – выпалила Натка. – Надо позвонить Лене, она обязательно что-то придумает.
– Ну, что ты выдумываешь, как это Лена сможет помочь. Это в Москве она – судья, а за ее пределами такой же гражданин Российской Федерации, как и мы с тобой. Заставить по-человечески относиться к больным детям она не сможет. Никто не сможет компенсировать отсутствие человечности и эмпатии. Понимаешь?
– Никто не сможет, а Лена сможет, – убежденно сказала Натка. В умении своей старшей сестры с блеском решать самые сложные проблемы она не сомневалась ни капельки. – Она Плевакина подключит, а он знаком с Артемом Павловым, который уполномоченный по правам детей. Тот уж точно сможет в этой больнице какую-то проверку устроить. В общем, звони Лене, объясняй ситуацию, я совершенно уверена, что все получится.
Разумеется, Натка оказалась права. Лена к истории про несчастную брошенную в больнице сиротку отнеслась со всей серьезностью. С председателем райсуда Плевакиным поговорила, тот свои связи задействовал, и к решению проблемы подключились и уполномоченный по правам ребенка, и какие-то депутаты Госдумы.
После того как история попала в СМИ, прокуратура и Следственный комитет тоже не остались в стороне, против медсестры, которая допустила незаконное лишение свободы несовершеннолетнего, а именно так на юридическом языке называлось привязывание маленького ребенка к кровати, возбудили уголовное дело, которое грозило той лишением свободы на срок от трех до пяти лет, а действия или бездействие руководства больницы проверяли на халатность.
В общем, шум тогда вышел большой, к Настюше в больнице приставили няню, которая умывала и кормила девочку, когда той разрешили вставать, водила ее в игровую комнату и на прогулку, читала ей книжку, и через месяц Настю выписали полностью здоровой, после чего она вернулась в дом ребенка.
Впрочем, уполномоченный по правам ребенка на этом не остановился и добился, чтобы премьер-министр страны подписал специальное постановление об обязательном сопровождении детей-сирот во время лечения в больнице. Теперь с ними в лечебное учреждение должен был отправляться взрослый – либо сотрудник детского дома, либо волонтер или представитель НКО. Конечно, речь шла только о маленьких детях, таких как Настюша, но постановление, которого так долго ждали благотворительные организации, решило огромную проблему.
Другими словами, то ли Настя с ее синими глазами, то ли неравнодушный Таганцев, не прошедший мимо чужой беды, то ли счастливое стечение обстоятельств, позволившее судье Елене Кузнецовой вовлечь в ситуацию сильных мира сего, сдвинули с места огромный воз и позволили тысячам одиноких больных малышей не оказаться без заботы и внимания. Натка всей этой историей вообще и капитаном Таганцевым в частности очень гордилась, но искренне считала эту страницу жизни перевернутой. Тем больше она удивилась, когда выяснилось, что Константин считает иначе.
До своего возвращения в Москву он несколько раз наведывался к девочке в больницу, а после ее выписки и в дом ребенка. А потом предложил Натке для начала съездить и познакомиться с синеглазой красоткой поближе, чтобы потом обсудить возможность ее удочерения. И вот теперь Натка вдумчиво собиралась в дорогу, одновременно прикидывая, кого оставить ответственным за кота.
Воландеморт, в просторечии Венька, появился в их доме зимой и стал неотъемлемой частью Сеньки, вот только при отправке сына в деревню было принято решение оставить непривычного к сельской жизни кота в городе на попечении Натки. Кто ж тогда мог подумать, что ей придется уехать на несколько дней. Теперь же проблема выдачи животному корма и уборки кошачьего туалета встала во весь рост. Пришлось звонить сестре и признаваться, что они с Костей уезжают.
– В Заволжье? – удивилась Лена, услышав от сестры конечный пункт назначения. – Чего это Таганцева по местам боевой славы потянуло? Или у вас там дело какое?
– Какое у нас может быть дело? – лицемерно удивилась Натка. – Таганцеву отпуск дали. Вот мы и решили прокатиться на машине, поймать последние деньки лета, искупаться в Волге. Что ты тут видишь странного?
– Сама не знаю, – задумчиво протянула Лена. Умела она зрить в корень. Не зря столько лет судьей проработала. – Но счастливого вам пути, конечно. Веньку к себе не заберу. Он у вас такой шебутной, что не разобьет, то уронит. Попрошу Сашку раз в день наведываться к вам домой, выдавать «овса» да лоток чистить. Вы на сколько дней едете-то?
Ответа на этот вопрос Натка и сама не знала. Одно дело – если они просто посмотрят на девочку, переночуют в какой-нибудь гостинице, искупаются в Волге и двинут в обратный путь. Другое – если начнут собирать документы, необходимые для усыновления. Кстати, понимать бы еще, как это делается. Лена наверняка знает, но у нее ведь не спросишь.
– Дней пять, я думаю, – сказала она уклончиво. – В конце концов, мы же на связи будем, так что точнее я тебе позже скажу. А Сашке с моего отъезда один профит. Свободная хата в ее возрасте… Да я в молодые годы о таком могла только мечтать.
– Э-э-э, мечтательница, – остудила ее пыл Лена. – Ты не вздумай своими мыслями про возможный профит с Сашкой поделиться. Ей, слава богу, есть о чем думать и чем заниматься и без свободной хаты.
– А я что? Я ничего! – бодро соскочила с темы Натка. – Я имела в виду, что она сможет видео для своего блога снимать в новой локации. Ну, то есть в новом интерьере. Чем плохо? Опять же Венька у нас звезда. Может, и он ей в качестве героя для публикаций пригодится. В общем, следите за котом, я поехала.
* * *
Утром я проснулась все с тем же чувством, с которым открывала глаза на протяжении последних двух недель. Чувство было приятным – искренняя незамутненная радость. С учетом того, что оно пришло на смену тревоге, которая грызла меня изнутри с начала мая и до середины августа, оно казалось приятным вдвойне. Впервые за несколько месяцев, с начала этого самого проклятого ЕГЭ, наконец-то можно было ни о чем не тревожиться. Выпускная пора в средней школе и период вступительных испытаний в институте позади. И Сашка выдержала эти непростые испытания с честью, поступив на бюджет.
Не то чтобы я ставила перед ней такую цель, как единственно возможную. Нет, наоборот, не понаслышке зная, как тяжело дети переживают возможные неудачи на ЕГЭ, зачастую прощаясь со здоровьем, а иногда даже и с жизнью, я еще в начале последнего для дочери учебного года твердо сказала, что ставить на кон жизнь и здоровье мы не будем. Не поступит на бюджет – станем учиться платно.
Сашка тогда только фыркнула презрительно. Она вообще последнее время вела себя в нашем женском тандеме как старшая. Уж более мудрая, так точно. По правде говоря, всю истерию с выпускными экзаменами и поступлением в вуз она перенесла гораздо спокойнее, чем я. Делай что должно, и будь что будет. Вот каким философским принципом руководствовалась моя взрослая дочь.
Конечно, насчет выбора института мы немного поспорили, не без этого. Ставшая довольно известным (в узких кругах, конечно, но все же) блогером, специализирующимся на теме красоты и моды, и привыкшая к свободным деньгам Александра первоначально планировала получить какую-нибудь модную и подходящую к ее образу жизни профессию, а потому присматривалась к Институту кино и телевидения. Однако шансы поступить туда были весьма невелики.
Существенные коррективы внесло и крушение блогерской карьеры в «Инстаграме», в одночасье превратившемся в экстремистскую организацию. Нет, блог свой Сашка по-прежнему вела, однако число подписчиков в нем ощутимо уменьшилось, а реклама и вовсе сошла на нет. Я, признаться, переживала, как это скажется на неокрепшей юношеской психике, но моя дочь в очередной раз сумела меня удивить, поскольку отнеслась к случившемуся со здоровым фатализмом.
Быстро зарегистрировала аккаунт «ВКонтакте» и «Телеграме», перенесла туда основной контент, каким-то образом переориентировала аудиторию, подала заявку на участие в какой-то окологосударственной программе по поддержке молодых блогеров, и хотя уровень доходов до того, что было, пока не дотягивал, на карманные расходы ребенку все равно хватало.
Неочевидным последствием случившегося стало решение Сашки получить нормальное классическое образование, которое позволило бы зарабатывать на жизнь без учета модных веяний, которые, как оказалось, сильно зависят от любой конъюнктуры, включая политическую. Конечно, мать-судья робко намекала на то, что юриспруденция будет востребована всегда, однако нырять в законы и кодексы моя дочь не хотела категорически.
На предложение рассмотреть экономику или журналистику она фыркала, будучи с юношеским максимализмом уверенной в том, что в ближайшие годы эти науки ждет неминуемая стагнация, а за ней и отсутствие достойных предложений на рынке труда. Медицина мою дочь никогда не прельщала, впрочем, как и педагогика, а потому выбрала она направление, которое сама считала перспективным, – туризм.
– Не будет внешнего, останется внутренний, – бодро сказал ребенок, взялся за учебники, сам оплатил себе репетиторов и таки стал студентом первого курса Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, заняв одно из семидесяти пяти бюджетных мест.
Признаться, как железная логика, которой Сашка руководствовалась при выборе будущей специальности, так и целеустремленность, с которой она перла напролом по направлению к студенческому билету, меня не только поразили, но и порадовали. В конце концов, любой матери приятно осознавать, что единственный ребенок вырос не балбесом. Да и финансовая сторона вопроса, признаться, играла не последнюю роль. Учиться на бюджете лучше, чем платить за образование. Это даже и объяснять не надо.
И все же, хотя Сашка и проявляла чудеса самостоятельности и благонравия, я даже самой себе не признавалась, насколько переживала из-за ее перехода из школьниц в студентки. Масштаб напряжения, в котором я прожила с мая по август, осознался только тогда, когда оно наконец схлынуло, то есть в тот день, когда на сайте вуза появились списки зачисленных и я своими глазами увидела в них Сашкину (и свою) фамилию. И вот уже две недели я просыпаюсь по утрам с ощущением полного счастья и небывалой легкости, честно сказать, довольно непривычным.
До начала учебного года еще десять дней, и Сашка проводила последние деньки в блаженном ничегонеделании, не считая, конечно, своего блога, который для нее все так же важен. Кажется, сегодня у них с Машей, ее подругой и соавтором блога, намечался какой-то выезд на озеро Сенеж – они получили заказ на освещение достоинств муниципального пляжа Солнечногорска.
Его оборудовали как новое общественное пространство совсем недавно, оснастили деревянными настилами, кабинками для переодевания, теневыми навесами, спасательными вышками. Признаться, на картинках выглядит прилично, жаль, что я из-за нехватки времени вряд ли смогу туда доехать. А девчонки решили воспользоваться последними жаркими деньками и совместить приятное с полезным. И работу выполнить, и денежку заработать, и позагорать, и накупаться.
Маша – настоящая актриса, студентка одного из театральных вузов, признаться, я все время забываю, какого именно. Когда они только начали дружить, я переживала, что Сашку тоже потянет к богемной жизни. Не то чтобы я считала ее плохой или недостойной, просто мой образ жизни так далек от киношно-театральной тусовки, что я боялась, что мы с Сашкой, выбери она себе такую профессию, начнем неумолимо отдаляться друг от друга.
Но моя разумная дочь предпочла жить по принципу «дружба дружбой, а табачок врозь». Я же уже говорила, что она абсолютно адекватно оценивает себя и свои способности, а потому понимает, что актерского дарования ей бог не отсыпал от щедрот своих, а без таланта идти в эту профессию не стоит.
– Ма-ам, – звонкий голос дочери вывел меня из ставших привычными утренних размышлений о том, какая она у меня молодец. – Вставай, я там завтрак приготовила.
– С чего это? – удивилась я, поскольку излишнего рвения в домашних делах моя дочь не проявляет. Завтраки в нашей семье обычно готовлю я.
– У меня с утра занятие по вождению, я специально время пораньше выбрала, пока машин еще немного. Голодной я ездить не могу, потому что меня от волнения тошнит, не тебя же будить, я ж не зверь. Так что я приготовила яйца-пашот на листьях салата «Айсберг» и с кусочками авокадо. И на тебя заодно тоже. Правда, в твоем случае к завтраку прилагаются еще обжаренные тосты.
– А ты, я так понимаю, обошлась без них? – спросила я, вылезая из кровати и ступая ногами на теплые уже с утра половицы.
Что за август такой удивительный. С самого утра больше двадцати градусов на улице, а днем уже которую неделю подряд плюс тридцать два обещают.
– Я, мамочка, как ты помнишь, хлеб не ем. Конечно, когда ты не искушаешь меня с утра разными вкусными бутербродами.
– Да я их и сама люблю, – засмеялась я. – Так что никто тебя специально не искушает. У тебя занятие на час? С кем? С инструктором?
Зимой Сашка, не выдержав мук зависти из-за того, что ее друг Фома Горохов получил права и теперь с полным на то правом может водить отцовскую машину, записалась на курсы вождения. Собственно, оплатила она их себе тоже сама, чем страшно перед другом гордилась. Я была уверена, что если эта молодежь и поссорится, то именно из-за того, что Сашка все время козыряет перед Фомой своими заработками. С мужчинами так нельзя, сами понимаете.
Но моя дочь, оказывается, обладает не только житейской, но и женской мудростью. По крайней мере, она точно лучше меня знает, как вести себя с мужчинами, чтобы их не отпугивать, потому что с Фомой они остались неразлучны, парень вместе с другом раскрутил собственный бизнес, который Сашка безвозмездно рекламирует в своем блоге, а за это он пускает ее за руль, позволяя тренироваться чаще, чем это предусмотрено платным инструктором.
В начале сентября у нее экзамен на получение прав, и я точно знаю, что его она боится больше, чем ЕГЭ, поэтому зубрит правила, решает карточки и тренируется ездить по московским улицам каждую свободную минуту. Естественно, что, когда она ездит с Фомой, я переживаю не на шутку. Во-первых, это незаконно, парень и сам за рулем без году неделя. А во-вторых, в машине Фомы запасных педалей нет, так что все может случиться.
– С инструктором, – успокоила меня дочь. – Мама, ты же знаешь, что Фома меня на улицах за руль не пускает, только на специальной территории и только для того, чтобы отрабатывать «площадку». Ему штрафы не нужны, да и возможные аварии тоже. Машина-то отцовская. Так что езжу я с инструктором, а потом Фома меня забирает, мы вместе едем за Машкой и стартуем в Солнечногорск.
– Саша, я тебя умоляю, пожалуйста, аккуратнее. И на дороге, и в воде, и вообще.
– Мамочка, я тебя уверяю, что в мои планы не входит тонуть или попадать в аварии. Мне очень нравится моя жизнь, и в ближайшее время она должна стать еще интереснее и насыщеннее. Так что я буду очень-очень осторожна.
Сашка чмокнула меня в щеку, ураганом пронеслась в прихожую, одетая в шорты и белую футболку, вставила ноги в балетки, схватила заранее собранную сумку-рюкзак и исчезла. На прощание хлопнув входной дверью. Я перевела взгляд на часы, которые показывали без пятнадцати семь. Да, моя целеустремленная дочь точно знает, чего хочет от жизни. Тяжело вздохнув от того, что, пожалуй, не могу сказать того же самого про себя, я поплелась на кухню, где меня ждал полезный и здоровый завтрак, правда, с хлебом.
Отдав дань яйцам-пашот, оказавшимся настолько вкусными, что даже авокадо их не портил, я пила уже вторую чашку кофе, когда позвонила моя подруга Машка. Наверное, есть что-то важное в том, что и у меня, и у моей дочери лучших подруг зовут одинаково, а может, это всего-навсего совпадение, но у нас обеих есть по своей Машке.
Моя – отличная хозяйка, умудряющаяся держать в узде мужа, с которым они много лет живут душа в душу, и двух сыновей. Как ей это удается, ума не приложу. Конечно, готовит Машка так, что не только пальчики оближешь, но и ум отъешь, но не на ее же фирменных котлетках столько лет держится брак. Впрочем, Машка уверяет, что именно на них, тактично не заостряя внимания на моих более скромных кулинарных талантах. Правда, про мое неумение выбирать «не тех» мужчин она высказывается с гораздо меньшим тактом.
– Кузнецова, ты почему, уезжая вчера с дачи, кабачки не забрала? – строго спросила Машка, когда я ответила на звонок. – Ты же радовалась, что из них можно наготовить массу диетических блюд, которые Сашка будет жрать, потому что они не нарушают диету. Говорила или нет?
– Говорила, – признала я.
– Так чего не забрала?
– Забыла.
– Забы-ыла, – передразнила Машка, впрочем, ни чуточки не похоже. – Как говорила моя классная руководительница Марья Степановна, царствие ей небесное, а голову ты свою не забыла?
Вспомнив это распространенное школьное выражение, я не выдержала и засмеялась. Нет, как же чудесно, что в это первое сентября в школу не надо идти не только мне, но и Сашке. Все, что связано со школой, можно вычеркнуть из памяти как страшный сон. И форму, и обязательную покупку канцтоваров, и мытье окон, и бесконечные сборы денег на нужды класса и школы, и родительские собрания, и…
– В общем, корзину с кабачками я сегодня привезу на работу, – ворвалась в мои мысли подруга. – Я туда еще помидоры положила, перцы, лук, чеснок, огурцы и один баклажан. Если потушить все вместе, то очень вкусно получится. Только без огурцов.
– Маш, я вообще-то тоже готовить умею, – немного обиделась я.
– Умеешь, кто ж спорит, – покладисто согласилась подруга, – но соте будешь тушить по моему рецепту, чтобы получилось не просто вкусно, а божественно. Поняла?
– Поняла.
– А к огурцам я тебе еще всякой зелени для засолки положила. Не захочешь мариновать, просто зальешь холодной водой, чтобы получились малосольные.
Моя подруга – на удивление практичная особа. У нее в хозяйстве ничего не пропадает, последнему листочку и росточку находится применение. И как у нее после нашей не самой простой в мире работы хватает сил на то, чтобы тащить на своих плечах еще и дачные заготовки, я понятия не имею. Моя Сашка называет это «битвой за урожай», хотя, на мой непросвещенный взгляд, это, скорее, выглядит битвой с урожаем. Бессмысленной и беспощадной.
Я представила, как буду выглядеть в судебной мантии и с корзиной, из которой торчат зонтики укропа, и захохотала в голос. Машка мой смех восприняла как попытку уклониться от засолки огурцов.
– Лена, – сказала она, и голос ее прозвучал отчего-то жалобно, что вообще-то моей подруге несвойственно, – ну, будь ты человеком. Я бы, конечно, могла засолить на тебя огурцы, но у меня на эти банки и дары природы глаза не смотрят, честное слово. Урожай в этом году прет так, что я не знаю, куда от него деваться. Вот давала же себе в прошлом году честное слово, что ни за что не буду сажать столько огурцов, и самое обидное, что его сдержала. В прошлом году восемнадцать кустов было, в этом только десять, а урожай в два раза больше, представляешь? Я уже и рассольника тридцать банок закатала, и двадцать трехлитровок с солеными огурцами в подвал спустила, и маринованные огурцы законсервировала, а они все не кончаются.