Посвящается родителям и обществу, в котором мы живем.
Арбайтенграунд (Южный округ), 2000 год.
Примечание: С 1905 года в стране образовалось Окружное Детективное Бюро (ОДБ). ОДБ в городе всего семь, по одному на каждый округ; есть также отделения в Клайнсланде и Нордеграунде. Основная задача организации – контроль над деятельностью частных детективов. Для этого им надо было поступить в любое отделение Бюро, пройти специальные курсы, при выполнении которых на выходе выдавались лицензии, наручники и оружие, а также право на его хранение. Шло разделение на «клерков» и «частников». «Клерки» работали в самом здании ОДБ, на начальство, и имели прямой контакт с полицией. Их основная сфера (но не единственная) – уголовные дела. «Частники» за свои деньги покупали помещение под офис, нанимали секретаря и вели собственный бизнес. Их сфера заключалась в гражданских делах или делах более интимного характера: измены и так далее. Им никто не запрещал расследовать и уголовные дела, хотя это редкость из-за отсутствия прямого контакта с полицией и нехватки технологий. К тому же, преградой была слишком большая ответственность. Все детективы должны быть занесены в базу ОДБ и иметь специальный штамп в паспорте. Ведение детективного частного бизнеса без штампа было незаконным и грозило лицу от трех до семи лет лишения свободы. После распада НРП (Народной рабочей партии, 1921–1990 гг.) ОДБ как отдельный правовой орган сохранил свой статус.
До 2003 года в Арбайтенграунде можно было свободно купить оружие. Единственное условие: предоставить заключение от психиатра и нарколога, а также достигнуть совершеннолетия.
Тексты песен написаны автором. Все права защищены.
Глава 1
Иэн, или Первое дело
За несколько дней до экзамена в ОДБ меня лишают водительских прав.
Как сейчас помню, на дворе пятница, третье марта – мой день рождения, двадцать четыре года. Я заглядываю в бар. Бесспорно, напиваюсь. Со мной только коллеги по офису. Друзьями их назвать трудно, они просто за компанию – точнее, хотят нажраться на халяву. Вообще, мне за руль садиться – мы еще на работе договорились, что я их отвезу по домам. Но они пьют много и долго, в итоге уговаривают и меня. Если честно, я не особо сопротивляюсь. Спустя год курсов в ОДБ хочется чуть-чуть снять напряжение. Экзамен начнется в понедельник.
В общем, я в баре всего два часа, а умудряюсь выпить, как мне кажется, литров пять крепкого алкоголя. Коллеги вызывают такси и разъезжаются по домам, а мне машину оставлять не хочется. Тогда я встаю и, словно пивной бочонок, ковыляю к выходу. План таков: сесть в машину, уснуть на задних сидениях, а потом проснуться, выпить в баре кофе и уехать по-быстрому домой. Но тут на парковке я сталкиваюсь с Салливаном Мерфи. В руках у него сумка – видать, занимался в спортивном зале за углом. Я киваю ему и хлопаю себя по карманам: сигареты потерялись, а возвращаться в бар за ними не хочу.
– Курить есть?
Внезапно я икаю и едва не падаю, но Мерфи придерживает меня и усаживает на лавку, садится рядом. Он молча закуривает и протягивает мне сигарету. Я затягиваюсь и говорю:
– Ты куришь? Как на это реагирует Пол?
– Мы с ним расстались, – говорит Мерфи и улыбается.
Снова молчание. Мне хочется о многом спросить своего соседа, особенно об его сожителе, но в голове как-то пусто, и я задаю первый пришедший на ум вопрос:
– Мы бок о бок живем, а я не знаю, почему ты пошел в ОДБ.
– Захотелось.
– Да брось! Ну почему же? Я вот устал от рутины, а ты?
Молчит. Внутри я чувствую, как гнев стесняет легкие, нечем дышать. Хочется выбить из рук Мерфи сигарету, чтобы он взбесился и сказал крепкое словцо. Идеальный повод для драки! Но нет. Вдохнув поглубже, я говорю:
– Салли, мы же друзья…
– Иэн, – наконец говорит он спокойно, но твердо, – тебе чего надо? Полтора года не общались, а теперь ты говоришь, что мы друзья.
– Ну да, – отвечаю я. – Мы хотя и не близкие, но друзья…
– Хватит придуриваться. Я, по-твоему, дурак? Не вижу, как ты меня сторонишься? Особенно после того, как я привел к себе Пола, ты меня… – он усмехается, – избегаешь.
Я тушу сигарету и вскакиваю.
– Я? Тебя? Кому ты вообще сдался? Ни черта я тебя не избегаю, тоже мне… Ик!
Мерфи молча выбрасывает окурок и идет к зеленому форду. Во мне ликует внутренний демон, я не трогаюсь с места и жду, когда Салли обернется.
– Че, боишься?
– Не вижу в этом никакого смысла, – бросает он через плечо.
– Ты просто типичный, трусливый педик – вот и все.
Мерфи игнорирует меня. Ну нет, я не дам ему так просто уйти. Придется сменить тактику:
– Салли, подвези меня до дома.
Он садится в машину и заводит мотор. Я не унимаюсь:
– Хм, у тебя форд… Моя «Ковалевская» лучше.
– Каждому свое, Иэн.
Мерфи трогается с места, и форд укатывает в ночь.
Я вздрагиваю и сажусь в машину. Так как начало марта, на улице еще холодина. Салон моей «Ковалевской» превратился в морозилку, а окна и лобовое стекло покрылись инеем. Лучше мне поехать домой – все-таки не до такой уж степени я пьян, да и до дома мне ехать пять минут. А то под утро окоченею здесь, на морозе.
Прошло уже два года после тех событий, но в воспоминаниях иногда проскальзывают смутные проблески, как моя машина трогается с места и набирает скорость. Время подходит к десяти вечера, на дорогах никого, видно только силуэт форда впереди. Я давлю на газ.
Этот момент невозможно забыть. Отметка спидометра достигает девяноста километров в час, и вдруг в голове словно просветление. До меня доходит вся ситуация, весь абсурд происходящего, и я жму на педаль тормоза. Но поздно: «Ковалевская» врезается в форд. Я подаюсь по инерции вперед и ударяюсь грудью о руль. Мерфи отталкивается, съезжает с тротуара и едва не сносит пожарный гидрант. В груди щемит, ноги становятся ватными. Я выползаю из машины на четвереньках, осматриваю выбитую фару на «Ковалевской» и встаю. В голове проносится такая мысль: «Интересно, Салли жив или нет?» Мерфи сам дает ответ на вопрос, выскакивает из машины. Вроде бы цел, только побелел, как полотно. Он бьет меня кулаком прямо по лицу, и после этого я ничего не помню…
***
Вообще, тот вечер не запомнился мне в таких подробностях, кроме, пожалуй, самой аварии. Остальные детали рассказал позже Мерфи. Как бы то ни было, вернемся к делу.
Я просыпаюсь и понимаю, что не могу нормально дышать. Воздух со свистом проникает через разбитый нос. Я его трогаю: на нем повязка, вся в крови. Вокруг меня алкоголики и бичи: они храпят на соседних койках. В воздухе витает запах спиртного, перемешанного с мочой и сыростью. Солнечные лучи едва проникают в камеру через маленькое решетчатое окошко сверху. Кроме храпа и сопения, ничего не слышно. Ни единого звука.
Я поднимаюсь с койки и подхожу к решетке. В костях ломит, кровь стучит в висках, во рту – помойка. Мимо проходит надзиратель. Я окликаю его; мой голос хриплый, хочется пить:
– Эй, выпустите! Какого хрена?
Надзиратель смотрит на меня, усмехается и со словами «Беренс, этот белобрысый очнулся!» уходит. Через несколько минут ко мне подходит немолодой мужчина, подстриженный под «ежик» и с морщинами на лбу. Он встает напротив меня, закуривает и говорит:
– Ну, с добрым утром, голубушка. Как спалось?
Я хмурюсь.
– Прекрасно. Запахи родные и соседи тихие.
Беренс усмехается:
– Я рад. Жаль только, что нельзя тебе продлить аренду. Ты помнишь, как и почему здесь очутился? Как ты подрезал того парня, Салливана Мерфи.
– Помню, помню… Я был пьян. Признаю, ошибся. Я заплачу столько, сколько нужно.
– То есть, ты сразу же заплатишь пятнадцать тысяч марок?
Слова застревают у меня в горле.
– Чиво-чиво?..
Теперь самое главное – возместить Мерфи убытки. Мне говорят, что он написал заявление. Более того, меня лишат водительских прав на год. И еще: пока я лежал без сознания, механики, к которым обратился Мерфи, подсчитали убытки на пять тысяч марок. Плюс десятка в государственную казну за вождение в нетрезвом виде.
Мне под силу уплатить штраф, ведь у меня есть накопления в тридцать тысяч марок. Поэтому я даю слово сегодня же расплатиться. И меня отпускают.
У самого выхода я слышу слова Беренса:
– Вот же пьянь, а. Господи, я бы сажал таких насильно в реабилитационный центр, но, видите ли, без согласия мы не можем – демократия, черт возьми!
Мне так и хочется крикнуть ему грубое словцо в ответ, но нет, не сейчас. Не в таком положении.
В принципе, административка не помешает моей репутации в ОДБ, но как же машина?.. Целый год без нее ездить придется на трамваях и автобусах. На ровном месте устроил себе проблему, за которую расплачиваться придется год, пока снова не получу права. Ладно… сейчас нужно извиниться перед Мерфи. Что он мне плохого сделал? Ничего.
Короче, я возвращаюсь на трамвае домой, беру часть своих сбережений и смотрю на часы: двенадцать дня. К счастью, в эту субботу в ОДБ нет занятий – мы должны учить теорию к экзаменам. Скорее всего, Мерфи дома, решаю я и стучусь в квартиру напротив. Действительно, Салли открывает мне двери. Судя по мешкам под глазами, он явно не спал. Мерфи скрещивает руки на груди и спрашивает довольно-таки спокойно:
– Протрезвился?
Я киваю и тут же морщусь – головная боль дает о себе знать:
– Салли, извини. Ну, за вчерашнее. Сейчас отдам деньги.
Я вручаю ему часть заначки, а десятку кладу в карман. Мерфи пересчитывает наличные и со словами «В следующий раз обращусь прямиком в суд» захлопывает дверь перед самым носом, а я иду к себе. Прежде чем оплачивать штраф, надо хотя бы протрезвиться.
***
Вот так оно бывает в жизни: вроде бы не общаешься с человеком, а потом вас связывает судьба, и жизнь в корне меняется. Так же произошло со мной и Салливаном Мерфи.
Мы знакомы два года, с тех пор, когда он переехал сюда, на Андреплатц. До того, как я подал заявление в ОДБ, наше общение сводилось только к коротким диалогам за перекуром. Мне о Мерфи известно немногое: например, то, что он из Ирландии. Мы с ним похожи: он такой же мигрант из Соединенного Королевства, только из Белфаста, а я – из Лондона. Квартира ему досталась от покойного дяди по отцовской линии. Мерфи работает в турагентстве, а так он необщительный, мало что о себе рассказывает. В какой-то степени Мерфи по-мужски красивый: высокий, широкоплечий, темноволосый ирландец. Он был бы кумиром многих девушек, если бы не был педиком.
Мой ум не настолько извращенный, чтобы сразу об этом догадаться. Истина открылась тогда, когда он привел к себе на квартиру фитнес тренера, накаченного бородатого немца. Конечно же, это меня привело… в смятение, как минимум.
Мы стали реже общаться. Не то чтобы я ханжа, отнюдь, но все же голубизна для меня чужда. Неуютно стоять напротив человека, у которого может встать от одного вида голого мужского торса. Нет, Мерфи не настолько озабоченный, да и в целом он относится к таким вопросам спокойно. Салли не бьет себя гордо в грудь, но и не стесняется говорить: «Я голубой, и что с того?» По правде сказать, его сложно вывести из себя. Однако, как бы то ни было, мы перестали общаться даже во время перекура, я просто обходил соседа стороной.
Так мы не общались полгода, пока не встретились в здании ОДБ.
Если честно, я пошел туда от скуки. Не люблю рутину – офис, компьютер, одни и те же рожи каждый день. Вот я и записался туда. В принципе, для детектива нужны только четыре вещи. Во-первых, положительный результат медкомиссии. Во-вторых, отсутствие судимостей. В-третьих, хорошие результаты на курсах, которые включают физическую подготовку и знания в области криминалистики. И, в-четвертых, самое главное, сдать экзамен. Через это проходят все, и не важно, на кого ты пойдешь – на «клерка» или «частника».
Здание южно-окружного ОДБ расположено как раз в двух остановках от меня – десять минут на трамвае, улица Йозефа Ковалева.
Все началось двенадцатого марта девяносто девятого года. Как сейчас помню, день морозный, но солнечный, снега нет. Я прохожу в офис, где впервые знакомлюсь со своим будущим начальником, мигрантом из Ирландии, Колином Даффи. Этот худощавый мужичок в очках встречает меня как нового ученика: сдержанно, но радушно. Я говорю ему о своем желании вступить в ряды детективов, показываю все документы и свидетельствования, пишу заявление. После подписей всех бумаг Даффи говорит:
– Занятия проходят по субботам и воскресениям, с четырех до семи. Так специально сделано для тех, кто работает пятидневку. На курсах ученики проходят теорию, стрельбу и просто поддерживают физическую форму. Раз в две недели у нас будет практикум. На нем мы объезжаем полицейские участки и морги.
Я выхожу из кабинета в предвкушении насыщенной и вместе с тем нелегкой жизни, когда придется выбираться из зоны комфорта, бежать на тренировки, а еще разбираться с преступниками… Но, думаю, оно того действительно стоит. По крайней мере, работа уж точно не будет скучной. И тут начинается самое интересное: едва я выхожу из кабинета Даффи, как вижу напротив кулера Мерфи, с таким же договором и печатью сбоку. Я вскидываю брови:
– Салли? Что ты здесь делаешь?
Он переводит взгляд сначала на меня, затем на мой лист с печатью, хмурится и уходит.
***
Пожалуй, буду краток: мне на него плевать, ему на меня плевать – и все тут.
Лучше расскажу о своей жизни за девяносто девятый год. Да, поначалу было очень тяжело: работа, затем курсы, тренировки. Каждый вечер приходишь уставший и в полном изнеможении, голова пухнет, ноги дрожат – и засыпаешь словно убитый. Более того, в перерывах на обед на работе приходилось учить теорию по криминалистике. Я чувствовал себя студентом, у которого каждая минута на счету. Много раз у меня возникало желание вот так взять и все бросить. В принципе, такая возможность была, ничего меня в ОДБ не держало. Но нет, мне совесть не позволяла этого сделать.
Я смотрел на своих коллег, особенно на тех, кто работает в офисе дольше меня: семь, десять, пятнадцать лет… Они словно зомби, их смысл жизни таков: дом, работа, телевизор, сон. И все! Да, они на выходных ходят гулять с друзьями, в кино, в театры, но чем они занимаются большую часть своей жизни? Подыхают в душном офисе, портят зрение за компьютером, пьют литрами кофе и получают максимум по десять тысяч в месяц – и то, если работать сверхурочно. Все однотипно, никакого разнообразия.
Все стабильно.
Нет, это не про меня. Я уехал из Англии в Арбайтенграунд, понимая, что там меня ждет: сложный язык, оформление документов и черная работа не по специальности. Мне повезло, я почти сразу устроился в офис, где есть удобное кресло, где можно улучшить свои знания языка.
Но сейчас я уже полноценный житель Арбайта. Так почему бы не воспользоваться свободой и не найти более веселую, хотя и рискованную работу?
Вот поэтому я не бросил курсы и старался совмещать учебу и занятия.
***
…Но вот экзамены на носу. В этот важный день мы – толпа из пятнадцати новобранцев – собираемся в актовом зале. На сцену поднимается Даффи в костюме и в наступившей тишине говорит:
– Итак, друзья мои, вот вы и прошли курс по подготовке членов ОДБ. Теперь вам пора показать себя в деле, чему вы научились. Сразу говорю: не рассчитываете на мою помощь. Вы должны научиться самостоятельно раскрывать дела. Обращаться в ОДБ или в полицию можно только по особо крупным вопросам или когда нужно что-то найти по базе. Взаимодействовать друг с другом нельзя. Бывало такое, когда дело по воле случайности приходилось раскрывать двоим. Но в девяноста девяти процентах случаев каждый сам за себя. У всех задания будут разные. Мы посмотрим, насколько быстро и успешно вы умеете раскрывать преступления, у вас на все про все есть максимум неделя. Конечно же, этот срок, если кому-то попадется дело чрезвычайной важности, может и растянуться, но это уже из ряда вон выходящая ситуация. А пока я дам каждому отдельно мелкие задания, как раз для новичков: кражи, измены, преследования… И все в таком духе. Помните, что это запросы реальных людей, они ждут от вас помощи. При успешной сдаче экзамена вас ждет не только настоящая лицензия, но и денежное вознаграждение.
Мы аплодируем. Даффи берет кипу заявлений и раздает каждому по листу. Я вытягиваю, словно лотерейный билет, заявление и читаю его:
«Меня зовут Бриджет Мэри Таузинг. Я проживаю в Южном округе, на Артиллерийской улице, дом 83. Телефон:****
Обращаюсь к Вам с жалобой: пятого января девяносто девятого года, по времени примерно с 19:00 до 20:00, были украдены из моего дома сбережения: сто тысяч марок. В указанное выше время я не находилась дома, пребывала на работе. Домой я пришла около 20:06 и увидела в спальне изменения: документы раскиданы по полу, окно открыто, подоконник в грязи, а денег нет. Проводили экспертизу, никаких биологических материалов, даже в грязи, не обнаружено. Улик также нет. Я обращалась в полицию, но прошел год, а дело так и не раскрыли.
Очень прошу Вас помочь разобраться в этой ситуации.
С уважением,
Б. М. Таузинг.
Дата: 01.03.2000 г.
Подпись…»
***
…Мы сидим с моей клиенткой на кухне и пьем чай. Дом в страшном состоянии. Я прихожу и сразу замечаю трещины на стенах. Пока Бриджет наливает чай, прямо на стол, где стоит корзинка с печеньем, падает штукатурка. Ругаясь себе под нос, хозяйка дома выбрасывает корзинку и разбитый сервиз. Кстати, Бриджет – далеко не красавица. Полная, с грязным пучком волос и в заляпанном халате, она рассказывает мне все в точности, как было написано в заявлении. Затем я спрашиваю Бриджет, кого она подозревает. Оказывается, своего бывшего мужа, Дитмара Таузинга. Сбережения совместные, супруги их копили на ремонт дома. Набралось почти двести тысяч марок, а после развода бывший потребовал свою долю. Бриджет пришлось отдать ему часть денег, на том они и разошлись, а она дальше продолжила копить на благоустройство дома. Для нее Таузинг стал главным подозреваемым по трем причинам: во-первых, он единственный, кто знает, где лежали деньги. Во-вторых, он не являлся в полицию на допросы. И, в-третьих, его пытались найти по номеру машины, который Бриджет хорошо помнила, но, как выяснилось, супруг продал Вольво. Конечно же, по мнению моей клиентки без крайней нужды никто не станет продавать машины, и она думает, что у Таузинга проблемы с деньгами.
Я записываю все показания в блокнотик и затем говорю:
– Расскажите, есть ли у него друзья, родственники?
Она морщится и машет рукой.
– Родственников у него много, но они все в Германии, а вот здесь, в Арбайте, у него есть один друг.
– Может, у него ваш муж?
– Его допрашивали, но безрезультатно. Он говорит, что в последний раз видел Дитмара, когда тот продал ему Вольво. Я говорю: «Но у тебя же была неплохая “Ковалевская”, куда ты ее дел?» А он мне сказал так: «Сломалась, а Диту машина не нужна, вот он ее мне и продал, как другу, в три раза дешевле». Больше он ничего не говорит и не знает.
– Как его зовут?
– Менно Раух.
– Вы знаете его адрес?
– Хе, я своего мужа от него привозила домой после попойки, так что знаю… если он, конечно, адрес не поменял. Раух проживает в Коммунистическом районе, дом сто десять, квартира двадцать два, второй этаж. Он также может быть на работе – это в Андреплатц, на стройке кондитерской.
Я откладываю блокнот и встаю.
– Хорошо, спасибо за информацию. Кстати, у вас есть фотографии Дитмара и Рауха?
Она уходит в зал и возвращается со снимком.
– Дитмар слева, а Раух справа.
Я смотрю на Рауха – лысого, большеглазого человека со шрамом на лице, обнимающего за плечи бородача в клетчатой рубашке. Бриджет отдает мне фотографию, и мы вместе идем осматривать место преступления. За год, понятное дело, хозяйка дома привела все в прежний вид, но она дала мне второй снимок. На нем изображена спальня через несколько часов после преступления. Действительно, все как в заявлении: подоконник грязный, окно раскрыто нараспашку, а на полу лежат бумаги. Деньги находились в шкафу, на самой нижней полке, рядом с документами. Я осматриваю полку – никаких дырок или хотя бы царапин. Тут два варианта: либо действовал профессиональный вор, либо слишком дотошный любитель.
В общем, с блокнотом сведений и фотографией на руках я выхожу на улицу, сажусь в автобус и еду до Коммунистического района.
***
Проходит минут тридцать, скоро я подъеду до назначенного пункта. Все мои мысли обращены к заметкам, пока меня не отвлекает шум за приоткрытым окном. Автобус едет как раз по Андреплатц. На улице стоят двое мужчин и разговаривают на повышенных тонах; у одного из них в руках наручники, а на поясе кобура. Я вглядываюсь повнимательнее, и до меня доходит…
Это Мерфи и Раух.
Я выскакиваю из автобуса и бегу к ним. Между тем Раух говорит:
– На каком основании вы меня арестовываете?
– Вы подозреваетесь в краже, – отвечает Мерфи, – так что дайте мне возможность вас спросить…
– Господи, да сдался мне этот кошак!
– Что ж, потерпевшая утверждает обратное.
Я подбегаю к ним и, тяжело дыша, говорю:
– Герр Раух?.. Вы пройдете со мной?.. Очень важное дело…
Мерфи поворачивается ко мне и приподнимает бровь, а Раух, воспользовавшись моментом, бежит к Вольво. Уезжает. Мерфи садиться в свой форд и говорит:
– Запрыгивай.
Я сажусь в машину, и мы едем за Раухом. Вольво съезжает на встречную, но сталкивается с мопедом. Машину заносит, и она врезается в витрину ювелирного магазина. Прохожие с воплями отпрыгивают в стороны, выходит побелевший владелец и машет кулаками. Мы останавливаемся. Из Вольво, шатаясь, кое-как выползает на четвереньках Раух и начинает ржать. Громко, чуть ли не истерически. Мы берем его под руки и усаживаем на заднее сидение. Я даю ему пощечину, и он затихает. Мы едем до полицейского участка. Там его и допросим, в безопасной для окружающих обстановке.
Я тем временем говорю:
– Вот это встреча, конечно! Что ты тут делаешь, Салли?
– У меня к тебе аналогичный вопрос.
– Но я спросил первым.
Мерфи вздыхает.
– Мне дали задание узнать, кто украл у одной старушки манэки-нэко – японскую статуэтку кота-удачи. Потерпевшая рассказала, как к ней в гости заходил ее сосед, Раух. Он просил деньги в долг, она не давала, и он ушел, а заодно и кот исчез. Я спросил насчет места работы, старуха сказала, что Раух работает на стройке в Андреплатц. Вот я и приехал сюда, застал его как раз во время обеденного перерыва. А ты?
Я рассказываю свою историю. Мерфи кивает и прикрывает глаза.
– М-да, какое совпадение, что мы встретились. Главное, чтобы с таким совпадением не завалить экзамен.
– Не боись, мне Раух нужен как свидетель. Я его допрошу, а потом можешь хоть на каторгу его ссылать.
Мой взгляд падает на зеркало заднего вида: Раух сидит себе, уткнувшись в мобильник.
– Эй, – говорю я и отбираю телефон.
А там незаконченное сообщение с ошибками: «Приезжай в Анд-плтц, меня увезли 2 ООДДДБ быстреее…» Сверху подписано: «ДИТ Т.»
– Это кто? – говорю я. – Таузинг?
Раух скрещивает руки на груди и молчит. Тут я впервые смотрю ему в глаза: зрачки у него расширенные.
– Салли, – говорю я, – похоже, он под кайфом…
Внезапно Раух набрасывается на меня и обхватывает шею одной рукой, а другой царапает лицо. Мерфи тормозит, машина со скрипом останавливается посреди дороги. Салли бьет Рауха по рукам, но тот выхватывает у меня телефон и отправляет сообщение. Я морщусь и чувствую, как из обжигающей раны на щеке течет кровь. Мерфи вырывает телефон у Рауха и дает ненормальному затрещину.
– Быстро сел, гаденыш!
Тот корчит гримасу и отворачивается от нас полубоком, ковыряет дырку в сидении. Я усмехаюсь и трогаю щеку.
– Вот тебе и первая травма на работе.
Мерфи отдает мне мобильник, заводит мотор, и машина направляется в участок. Спустя несколько минут пиликает телефон, появляется новое сообщение: «Хорошо, я как раз в Птичьем квартале, скоро буду». Я читаю его вслух и говорю:
– Похоже, сегодня Вселенная на нашей стороне.
Мерфи смотрит на меня, и я замечаю в его глазах нечто, похожее на смятение.
– Иэн, ты уверен, что здесь нет никакого подвоха?
Не успеваю я ответить, как внезапно чувствую толчок сбоку, и форд едва не съезжает на тротуар. Мерфи выравнивает машину и подается вперед, устремив взгляд на дорогу. Я же смотрю в боковое стекло и вижу такую картинку: к нам сзади подбирается мерседес, а за рулем какой-то парнишка, сзади еще несколько молодых ребят, в том числе и Таузинг. Они кричат и улюлюкают нам вслед. Мерседес снова нас подрезает, но слабее. Я достаю пистолет и стреляю, попадаю в плечо Таузинга. Дитмар откидывается на сидение и с криком хватается за руку. Мерседес снижает скорость, но затем снова набирает обороты. Я еще раз стреляю: первые два раза промахиваюсь, а на третий попадаю в колесо. Парнишку заносит, он летит прямо к нам и буквально прижимает к тротуару. Мерфи цепляется в руль – да так, что белеют костяшки пальцев. Между тем я продолжаю стрелять, попадаю в лобовое стекло: оно трескается, осколки задевают лицо юного водителя. Кровь хлещет из ран фонтаном, часть носа вообще отвалилась. Парнишка выезжает на встречную полосу, где и останавливается. Теперь нас никто не прижимает, но поздно: Мерфи, разогнавшись по полной, уже не успевает затормозить – машина съезжает за угол и летит прямиком к помойке.
Форд наполовину погружается в мусорные пакеты. Я едва не ударяюсь о лобовое стекло. Мерфи вылезает из машины и с нескрываемым отвращением смотрит на мусор. Я выползаю на четвереньках и оглядываюсь: вокруг нас собирается толпа из любопытных зевак. Раух выходит из машины, но, похоже, он даже не собирается удрать: так и замирает на месте, пялясь в одну точку.
– Чего встали? – кричит Мерфи на толпу. – А ну быстро разошлись!
Люди уходят, мы остаемся втроем. Я кое-как поднимаюсь и прислоняюсь к дверце машины: в нос ударяет вонь от объектов и дерьма.
Салли прерывает молчание:
– Ладно, мне надо вытащить машину. Проследишь за Раухом?
Я киваю и встаю возле подозреваемого, пока Мерфи медленно дает задний ход. Под колесами хрустит и крошится мусор. Салли не позавидуешь: мало того, что машина в какой-то жиже, ошметках и огрызках, так она еще вся мятая, а сбоку вообще разодрана. Я говорю:
– Неужели мы поедем в полицию в таком состоянии?
– Да, но я потом отвезу машину в автосервис.
Я киваю, а про себя не перестаю удивляться спокойствию Мерфи, по крайней мере внешнему: я бы уже рвал волосы за свою машину.
Внезапно Раух кидается на меня и хватает за волосы. В глазах темнеет, ноги подкашиваются. Я обхватываю психа и роняю его на землю. Мерфи пытается нас разъединить. Раух царапает его руки до крови. Мы рычим и катаемся посреди мусора, словно три разъяренные крысы, молотим друг друга по спинам, как вдруг до нашего слуха доходит вой сирены.
В этот момент полицейская машина чуть ли не прижимается к форду. Навстречу выходит тот самый человек, что называл меня «пьянью», только в темных очках. Он буквально светится в лучах заходящего солнца и показывает свой значок. Солнечный свет падает прямо на него и отражается на моем лице. Я морщусь и прикрываю глаза рукой, при этом слышу громкое:
– Сержант Бартолд Беренс, южно-окружная полиция. Вы арестованы.
***
Как позже выясняется, полицию вызвали зеваки. Нас втроем привозят в участок и по очереди приглашают в комнату для допроса, однако Рауха сразу изолируют. Он настолько звереет, что чуть ли не вырывает кулер и пытается его кинуть в проходящую мимо женщину. Наркомана уводят, и я с облегчением вздыхаю: все становится тихо и мирно, никаких криков и брани. Только теперь от меня разит за милю, как и от Мерфи и Рауха. Салли же сидит рядом со мной. Брови нахмурены, губы поджаты – он мрачнее тучи. А ведь ему еще надо свою пахучую малышку помыть.
В общем, меня первым приглашает в комнату сержант Беренс, я иду за ним. Мы садимся напротив, он улыбается.
– Вот мы и снова встретились. Разве это не чудесно?
– Я весь свечусь от счастья, разве это не заметно?
– Ты поменьше язви и говори, в чем дело.
Я все ему рассказываю – четко и по полочкам, как оно было. В конце истории сержант неожиданно нагибается ко мне через стол. Взгляд такой пристальный – до глубины души. К тому же, Беренс молчит. Я смотрю ему прямо в глаза и жду. Наконец, он говорит:
– Молодец. А теперь предоставь это дело полиции.
– Ну уж нет, сержант Беренс. Это мой выпускной экзамен.
– И как же ты до него дожил, если так плохо знаешь теорию?
– В смысле?
– В прямом. ОДБ не имеет права мешать полиции, ясно? Все, ваша работа закончена, дальше с этим буду разбираться я.
– Но…
– И еще… – он встает и направляется к выходу. – Если вы будете путаться у меня под ногами, я вас опять арестую. А теперь – на выход.
Беренс отпускает меня и приглашает Мерфи. Странно… у меня такое ощущение, будто сержант чего-то недоговаривает. А может, решил насолить из-за личной неприязни? Не знаю. В общем, Салли допрашивают максимум минут пятнадцать. Когда он выходит, я спрашиваю, как прошел допрос. Мерфи пожимает плечами: мол, ничего особенного. Я рассказываю про угрозы. Он пожимает плечами.
– Если уж говорить про законы, то полиция также не имеет права препятствовать ОДБ… Хм, может, позвоним Даффи, уточним?
Я киваю, и Мерфи подходит к аппарату, набирает шефа. Даффи берет трубку:
– Алло. Это ты, Салливан? Что с вами случилось?
Мы объясняем ситуацию. В итоге Даффи говорит:
– М-да, похоже, дело принимает серьезные обороты. Ладно, сделаем так: вы продолжайте искать подозреваемых. Слова сержанта – ложь. Он не имеет права вас арестовывать, зная все обстоятельства. Ладно, с ним мы позже разберемся, а для вас двоих у меня есть такой совет: для быстрого завершения дел предлагаю вам на время объединиться. Да, это запрещено, но раз такая ситуация, ничего не поделаешь. Если что, экзамен пройдете оба, не волнуйтесь. Главное – раскройте дела.
С этими словами он вешает трубку. Мы с Мерфи переглядываемся. Я чувствую за спиной пронзительный взгляд сержанта Беренса. Игнорируя его, мы выходим на улицу, где царит вечерняя мгла, а по ногам дует морозный ветер. На часах десять вечера. Я на ходу закуриваю и говорю:
– Ну, что скажешь насчет идеи герра Даффи?
Мерфи пожимает плечами:
– А что, у нас есть выбор?
– Ладно, есть идеи… напарник?
Он усмехается.
– Давай лучше до завтра подождем. Уже поздно, я устал – тем более, никуда мы в такой час не попадем. Предлагаю так: до завтра Раух по-любому оклемается, можно будет его допросить. А ты как? Со мной или поедешь сразу в больницу, к Таузингу?
– Пожалуй, я с тобой, а то после погони у меня к Рауху появились вопросы. Нельзя это оставлять просто так.
Мы садимся в машину, Мерфи заводит мотор. Я пристегиваюсь и говорю:
– Раз уж судьба нас связала, то скажи, какие планы на будущее? После того, как сдашь экзамен.