Парашюты над Вислой

Светлой памяти Войцеха Войтулевича посвящается…

Глава первая

В которой главный герой теряет фуражку, но обретает веру в человечество

– Капитан Савушкин! Хлопцы, где ваш командир? – голос вопрошавшего был нервно-тороплив, что очевидно не предвещало ничего хорошего.

– Там, за ракитником, глянь, туда вроде пошёл. – лениво-расслабленный тон отвечавшего не мог обмануть тренированного уха, в нём явно сквозила настороженность и вполне внятное «Ну вот, называется, отдохнули…»

Алексей приподнял козырёк – в глаза полоснуло яркое июльское солнце, настоятельно требующее продолжать лежать, не двигаясь, надвинув на глаза фуражку, наслаждаясь заслуженным отдыхом, купаясь в ароматах летнего луга и всеми фибрами души впитывая удовольствие от такого редкого в дни войны упоительного ничегонеделанья… М-да, не судьба.

Капитан встал, поправил фуражку, привычным жестом ребром ладони совместив звёздочку с кончиком носа – и тут перед ним вырос запыхавшийся ефрейтор Котлыба, посыльный из штаба управления.

– Товарищ капитан, вызывают!

Савушкин вздохнул. Кто бы мог подумать! Вызывают… Без него войну не выиграть, это уж как пить дать…

– Что там, Котлыба?

– Майор Дементьев получил телефонограмму, собрать командиров групп к четырнадцати-ноль. Сазонов шепнул, что вроде из Москвы начальство прибыло…

Савушкин молча кивнул. Затем, поправив кобуру и портупею, бросил:

– Пошли. – Сазонов, штабной телефонист и, по совместительству, внештатный сапожник управления, немного раздражал капитана своей излишней разговорчивостью, но сейчас она была к месту. Раз начальство из Москвы – значит, сто рейхсмарок против одного румынского лея, что их короткий отдых закончился. Значит, по коням, разведка, марш-марш! Вот только вопрос – куда…

Июль в Белоруссии чертовски хорош! Нет такого удушающего зноя, как в Ташкенте, и не выжигает траву до корней яростное солнце, как на юге Украины – но зато по ночам не надо кутаться в шинель, как в Карелии. Самэ тэ, как говорит старшина группы, сержант Костенко. Если бы ещё не комары… И не война.

Вдвоём с Котлыбой они вышли из рощи на окраине Быхова и скорым шагом двинулись к центру городка – благо, идти было недалеко.

Некогда сонный провинциальный Быхов, освобождённый в конце июня, уже жил размеренной тыловой жизнью – всюду кипела работа, местные бабы, скупо разбавленные армейскими сапёрами и демобилизованными партизанами из нестроевых, бодро ремонтировали школу и здание исполкома, на базарчике, занявшем край центральной площади, вовсю шла торговля всякой домашней снедью, груды огурцов радовали глаз свежей зеленью. Да, жизнь возвращается… Савушкин вспомнил двадцать шестое июня, когда им пришлось так несладко в десяти километрах от этого городка, на бобруйском шоссе. Возвращались домой – и потому расслабились, потеряли чутьё, за что едва не поплатились. Чудом тогда ушли, если бы замешкались хоть на пять минут – их бы махом раздавили отступающие самоходки восемнадцатой моторизованной дивизии немцев… Фронт уже за Минском, сводки говорят о боях на Пинском и Вильнюсском направлениях. Однако, бодро идут наши, прям как немцы в сорок первом…

В бывшие немецкие казармы у вокзала, недалеко от разрушенного спиртзавода, заселялись штабные, судя по обилию разгружаемых коробок и ящиков, подразделения вновь прибывшей воздушно-десантной дивизии – Савушкин про себя только покачал головой. Сразу видно, что из глубокого тыла приехали ребята – форма новенькая, погоны необмятые лямками вещмешков и ремнями автоматов, оружие – только с заводов, лица у караульных – настороженно-тревожные… Понятно, в их понимании они уже на фронте…

Савушкин с Котлыбой прошли центральную площадь и, повернув налево, добрались до неприметного домика за дощатой оградой – в мирное время бывшего местообитанием районного ветеринарного пункта. В оккупацию немцы тут устроили хранилище продовольственного налога – в комнатах ещё не выветрился стойкий запах лежалого провианта – а сейчас домик был отдан под расположение отдела снабжения штаба армейского управления войск НКВД по охране тыла. Во всяком случае, именно этому подразделению быховская комендатура выписала ордер на расквартирование; о том, что оный «отдел снабжения», на самом деле, никакого отношения к охране нашего тыла не имел – знать комендантским было излишне. Многие знания – многие печали, как говорил Екклезиаст и как любил повторять вслед за ним майор Дементьев, начальник штаба «отдела снабжения».

Пройдя часового у калитки и предъявив дежурному в сенях документы – лейтенант Стахненко в очередной раз сделал вид, что капитан Савушкин ему абсолютно неизвестен – Алексей прошел в комнату начальника управления.

– Товарищ подполковник, капитан Савушкин прибыл! – в комнате, кроме подполковника Баранова, было ещё двое чужих и, судя по начищенным хромовым сапогам, старших офицеров, умостившихся на старом кожаном диване с высокой, почти вертикальной, спинкой – но Алексей здраво решил, что раз погоны незнакомцев укрыты плащ-накидками – докладывать надо своему начальству. И кстати, интересно, где остальные командиры групп – старшие лейтенанты Ершов и Воскобойников и капитан Галимзянов?

Как будто прочитав мысли Савушкина, подполковник Баранов произнёс:

– Остальные офицеры уже получили предписания и убыли к своим группам. Вам, Савушкин, и вашей группе поручение специфическое, тут, – он кивнул на молча сидевших чужаков, – к вам специально человек из Москвы приехал, хочет поговорить. Вы ведь, капитан, до войны языки изучали?

Алексей несколько удивившись, тем не менее, чётко ответил:

– Так точно, факультет романо-германской филологии.

– Романо – это румынской? – Баранов испытующе посмотрел на своего офицера.

Савушкин, усмехнувшись про себя, поправил плавающего в языкознании отца-командира:

– Западнее. Французский, итальянский, испанский языки. Португальский там же. Романские – как наследники Римской империи. Впрочем, и румынский до кучи тоже.

Баранов удовлетворённо кивнул. А затем, заглянув в свои бумаги – спросил:

– А с польским у вас как?

– Базовый уровень. Факультативно… – Савушкин начал понимать, куда клонит подполковник.

Тут один из чужаков, пожилой, седой, дочерна загоревший – внезапно произнёс, блеснув двумя рядами вставных железных зубов:

– Сконд пан пшиехав до Быхува?

Савушкин, помедлив чуть больше, чем следовало – бросил:

– З ниемецкего тылу. Там трохе погулялисмы. – а затем, немного извиняющимся тоном, добавил: – Базовый. Чем богаты…

Седой чужак улыбнулся.

– Цалкем выштарчаячы. Вас там зрозумейя, и то глувне.

Савушкин насторожился. «Там» – это в Польше? Ого!

Баранов кивнул.

– Да, капитан, вашей группе – особое задание. Сейчас товарищи, – Баранов кивнул на чужаков, – изложат подробности.

Незнакомцы встали, скинули плащ-накидки – к разочарованию Савушкина, на седом вообще не было погон, обычный китель, правда, «полковничьего» кроя и хорошей шерсти, а второй, помоложе, оказался всего лишь капитаном в полевой хлопчатой гимнастёрке, да к тому же лётчиком, судя по голубым просветам и пропеллерам с крылышками на погонах – и подошли к столу. Баранов, разгладив карту, произнёс:

– Савушкин, твоя группа сегодня ночью вылетает на территорию Польши. Капитан Изылметьев доложит подробности.

Лётчик кивнул, подошёл к столу, глянул на карту, хмыкнул, что-то прикинул про себя – и произнёс с узнаваемым московским розвальцем:

– Ну чё тут излагать, в целом, всё просто: набираем эшелон над нашим расположением, летим по прямой на четырех с половиной тысячах, перед Варшавой поднимаемся до шести – мало ли что, зенитной там у немцев хватает, мосты стерегут – ну а за Вислой кидаем вас в лес, возвращаемся. Линии фронта сейчас по факту нет, по нам возможно, немного постреляет ПВО Варшавы, мостов через Вислу и Легионово – но это если обнаружат. И то не факт. В общем, почти учебный выброс. Как младенцев в люльке доставим… – и улыбнулся, давая понять, что это шутка. А затем, уже серьезнее, добавил: – Тут нам сказали, что парашютная подготовка у вас есть. Но вы прыгали с эр-пятого, а у меня – «дуглас». Здоровый двухмоторный сарай. Мой второй пилот вас подробно проинструктирует, чтобы вы головы об рули высоты не поразбивали, бо бывали случаи…

Савушкин покачал головой.

– Мой радист до войны с ТБ-3 прыгал, он поболе вашего «дугласа» будет, да и десантироваться с него – не дай Бог… Остальные – да, с эр-пятого и У-2, так что инструктаж лишним не будет. С какого эшелона будем десантироваться?

Лётчик пожал плечами.

– По фактической погоде. Точнее – по нижнему краю облаков. Ночь же. Хоть и июльская. Ориентиров будет минимум, Висла, Варшава – так что придется снижаться до предела безопасности. Может, и с пятисот метров придется сигать…

Савушкин удовлетворённо кивнул.

– Принято. Ребята тёртые, выдюжат. – и, обернувшись к поляку, добавил: – В пуще этой вашей – охотники, лесники, прочий такой люд – густо водится?

Поляк покачал головой.

– Не, тераз война, мало людей в лесах. Говорят, что немцы зробили полигон, расстреливают людей – але не вем, где…

Лётчик перебил поляка:

– Ладно, товарищи офицеры, я на аэродром, машину готовить. У нас чуть не досмотри – махом техники напортачат, или мотор сменяют на портсигары, или бензин на сало махнут не глядя… – После чего, пожав Савушкину и поляку руки и отдав честь подполковнику Баранову – вышел за дверь. Всё понятно, пилот – парень ушлый, свою часть работы уяснил, а дальше – не его вахта, тут лучше самому уйти, чем дожидаться, пока вежливо попросят вон…

Как только лётчик вышел – подполковник Баранов обернулся к поляку:

– Ваш выход, товарищ Збигнев.

Седой, едва заметно улыбнувшись, поправил:

– Пан. «Товарищ» у нас неяк не прижилось… – А затем, бегло глянув на карту, обратился к Алексею:

– Пан капитан, буду мувичь по-российску, але не бардзо досконалэ. Прошам.

Савушкин молча кивнул и шагнул к столу.

Поляк взял в руки карандаш и обвел кружок северо-западнее Варшавы.

– Это Кампиносская пуща. Серакув. На всхуд – болота, на захуд – пяски и сосновый ляс. Можно выходить на дорогу с Торуня и Алленштайна до Варшавы, двадцать километрув на юг – дорога з Лодзи на Варшаву. В Серакуве, Ломянках и Ожаруве ест явки, я дам вам хасло и адресы. – Седой закончил и, помолчав, добавил: – Але, курва, бардзо тяжка бендзе ваша праца, капитан…

Алексей хмыкнул.

– А когда было легко? Мы простых путей не ищем…

Подполковник Баранов строго посмотрел на своего офицера.

– Савушкин, здесь не балаган. И ты не петрушка…Записывай!

Капитан бросил:

– Есть! – и, достав из планшета блокнот и карандаш, приготовился записывать.

Пан Збигнев, вздохнув, промолвил:

– Бардзо дуже не надейтесь на мою информацию, ей уже пять-десять лет, за тей час всё могло змениться… – Помолчав, продолжил: – Серакув. Пан Тадеуш Заремба, дорожный мастер. Живе на краю мяста, последний дом на варшавской дороге, справа. Вельки сад – ябки, грушки, малина… Дом с красного кирпича. Як убачите тего пана – скажите, что Збышек передаёт привет и помнит про хлеба и сало, что мы делили в окопах под Барановичами… Збышек – это я, с паном Зарембой мы служили разем в Люблинском пехотном полку пятнадцатой пехотной дивизии Западного фронта, взводными унтер-офицерами. Ещё в ту войну… – Вновь замолчал, вздохнул, и продолжил: – Тадек бардзо добже мувичь по-российску, не як я, бо его матка з Рязани… Далей. Ломянки. Пан Яцек Куронь, лесник, живе в Домброве Заходней, у леса, улица Сераковска. Дом под бляхой, он там едны таки, не помылишся. Ему сказать, что в Мадриде не мешают вино с водой… Он поймёт. – Поляк вздохнул, скупо улыбнулся и добавил: – Он был в Испании. Тогда. Добже мувичь по-российску, тши лята жив в Москве, и ещо тши лята – в Миньску Бьялорускем. – Помолчав, продолжил: – Ну и Ожарув. Там пан Януш Стшелецкий, але я не могу сказать, чем он сейчас занят и где живет. В тридцать шестом году я получил от него последнее письмо…

Капитан Савушкин закончил писанину, положил блокнот в планшет и полуутвердительно спросил у командира:

– Товарищ подполковник, уничтожить после взлета?

– Как обычно. – Баранов обернулся к поляку, пожал ему руку и сказал:

– Пан Збигнев, мы вас более не задерживаем, счастливого пути, Москве привет!

Поляк улыбнулся, кивнул и ответил:

– Думаю, скоро вы сможете передать привет Варшаве! – после чего, взяв в руки плащ-накидку, вышел из комнаты.

Подполковник, тщательно прикрыв дверь, обернулся к оставшемуся в одиночестве капитану Савушкину и промолвил:

– Ну а теперь, Лёш, о главном. Задача твоей группы – обосновавшись в Кампиносской пуще, выяснить планы немцев в завислянской Польше. Штабные машины, посыльные, отпускники – годится всё. Идеально – штабные документы. Генеральному штабу важно знать, будут ли немцы оборонятся по Висле или планируют уходить к старой границе, к Мезеритскому укрепрайону и к восточнопрусским линиям дотов и фортов. Сейчас главенствует мысль, что немцы из Польши уйдут – как минимум до линии старой границы, до четырнадцатого года. Так же важно знать, насколько в глубинной Польше сильна поддержка лондонского эмигрантского правительства. Срок – не более недели, максимум – десять дней потом вас начнут активно искать и, – глянув на карту, Баранов поморщился и добавил: – скорее всего, найдут. Так что при первом намёке на появление ягдкоманд – всё бросать и бечь.

Савушкин кивнул.

– Ясно, товарищ подполковник. Куда выходить?

Баранов почесал затылок.

– Наши пока не знают, где они выйдут к Висле, но, судя по успехам Рокоссовского – скорее всего, где-то в районе Люблина, Пулавы, Казимеж Дольны… Так что планируйте выходить на Гуру Кальварию, Козенице. Позже уточним, сообщим точное место по радио. Ты вот что, – подполковник почесал затылок, – ты шибко на эти явки не рассчитывай. Да и на пущу… Это она так просто называется, прочесать её – полка хватит, так что вам там по-хорошему не сховаться… Насчет поляков этих – к ним обращаться в самом крайнем случае, когда иного выхода не будет. Скажете, что сбежавшие пленные, или ещё как-то. Но, повторю, это – на крайняк. Далее. У тебя все вернулись?

Капитан кивнул.

– Все.

Баранов вздохнул.

– Галимзянов двоих потерял, одного – «холодным», радиста в госпиталь фронтовой отправил. Ершов и Воскобойников… Ну ты сам знаешь. У них – зелёная молодёжь, по одному выходу в лучшем случае. А у тебя – зубры! Сколько ты с ними за линию ходил?

Савушкин пожал плечами.

– С Костенко – с декабря сорок третьего, этот выход – шестой. С остальными – с февраля, третий. Порядком… С Котёночкиным – второй, но это не страшно, хлопец толковый, потенциал есть.

– Ну вот, сам бачишь… На твою группу вся надежда. Почему, кстати, ты не хочешь ещё парочку бойцов взять? Впятером же тяжело?

Капитан пожал плечами.

– Как раз. Если машину легковую реквизировать – то аккурат впятером туда помещаемся. Под Корсунем – ну вы помните…

Подполковник кивнул.

– Помню. Так, твой зам – лейтенант Котёночкин, он же у тебя переводчик и внештатный летописец, ну и коновал до кучи. Радист, он же шифровальщик – сержант Строганов. Старшина, он же минёр-подрывник и по совместительству повар – сержант Костенко. Снайпер, он же помощник Костенко по минно-взрывной части – ефрейтор Некрасов. Он у тебя из поморов, как я помню? Мой земляк, из Архангельска? – Капитан молча кивнул. Баранов продолжил: – Итого с тобой пять человек. И от вас зависит сейчас очень много… – помолчав, продолжил: – Сейчас дуй к Дементьеву, он тебе доложит последние новости по дислокации противника в районе предполагаемых действий, сориентирует, так сказать, на местности, сообщит сеансы связи и позывные, ну и по хозчасти распорядится. Потом подымай своих, грузитесь амуницией и прочим барахлом – накладные выдаст Дементьев – и в двадцать ноль – полная готовность. Вылетаете в двадцать один. В полночь должны быть на месте. Вопросы есть?

– Никак нет. Задача ясна.

– Повтори – на всякий случай.

– Десантироваться на северо-запад от Варшавы, в Кампиносской пуще, разбить лагерь, и путем захвата языков и штабных документов, опроса местных жителей выяснить планы немцев на ближайшие месяц-полтора. Наблюдением за дорогами определить, куда фриц отходит – на запад или на север.

Баранов кивнул.

– Всё верно. Немцы должны начать эвакуацию Варшавы – вот и проследите, куда потянуться колонны всякой немецкой тыловой нестроевщины, и куда – грузовики с амуницией; им одних складов надо вывезти – тысяч десять вагонов всякого добра. Да, и вот ещё… – подполковник в некоторой нерешительности замолчал.

Капитан Савушкин едва заметно улыбнулся.

– Договаривайте уже, Иван Трофимович. Гитлера в плен надо взять?

Баранов покачал головой.

– Хуже. Политическую обстановку в Польше представляешь?

Савушкин пожал плечами.

– Если только очень приблизительно… Есть Армия Крайова, которая управляется лондонскими поляками, есть наши поляки Берлинга. Вот и все мои познания…

– Понятно. – Подполковник помолчал, а затем продолжил: – Позавчера, восьмого июля, под Барановичами войсками Первого Белорусского был разгромлен, в числе прочих, сводный батальон немецкой тайной полиции, наскоро сформированный в Варшаве. Они сейчас, пытаясь закрыть брешь, кидают под наши танки всё, до чего руки дотянутся у Моделя. Тыловики, пожарники, охрана лагерей, пограничники… И до гестапо дело дошло.

Савушкин кивнул.

– Знакомое дело. В ноябре сорок первого под Истрой нашим соседом справа был батальон народного ополчения, а слева – окружная кавалерийская школа. На семь километров фронта – ни одной даже сорокапятки… Если бы шестнадцатая армия не подошла – немцы не только Истру взяли бы, они бы и до Москвы докатились…

Подполковник тяжело вздохнул.

– На ниточке всё тогда держалось… Если бы не сибирские дивизии – не удержали бы Москву. – Замолчал, налил себе воды из графина, выпил – а затем продолжил: – Так вот, там, под Барановичами, были взяты в плен несколько офицеров этого батальона. И один из них контрразведчикам Первого Белорусского весьма любопытные вещи поведал…

– Про Польшу?

– Про Польшу. На, читай! – и, открыв папку, подполковник подвинул Савушкину листок бумаги.

Капитан, бегло пробежав донесение – удивлённо присвистнул.

Баранов кивнул.

– Ото ж. Сам в изумлении. И не похоже, что деза. Этого гауптштурмфюрера никто за язык не тянул и специально не допрашивал, сам вызывался и на допрос напросился. И вот такое доложил…

– Боялся, что расстреляем?

– А чёрт его знает… Может, и боялся. Всё ж СС, им там Гиммлер такие страхи о русском плене рассказывает – хоть святых выноси.

– После того, что они в Белоруссии натворили, им нас надо боятся, как черту ладана…

Подполковник вновь тяжело вздохнул.

– Не поминай… Как вспомню тот коровник в Росице… Их же в феврале сорок третьего сожгли, так полтора года и пролежали… Половина скелетов – детские. Солдат наших после этой Росицы на третий или четвертый день только удалось уговорить немцев в плен брать живыми… – Помолчал с минуту, а затем продолжил: – Так вот, Лёша. Если о подготовке к этому восстанию знает даже мелкий гестаповский чин – то что это значит?

Капитан покачал головой.

– Что ни хрена у них не получится. Людей положат понапрасну и нас не дождутся…

Баранов хмыкнул.

– А нас там, капитан Савушкин, никто и не ждёт! Во всяком случае – эти, из делегатуры жонду, как они себя называют. Мы для них – враги похлеще немцев. И восстание это они подымают – если, конечно, это правда, а не фантазии напуганного вусмерть эсэсовца – не для того, чтобы мосты через Вислу захватить и нам задачу облегчить, а ровно наоборот – чтобы объявить себя единственными законными властями Польши, и условия нам ставить. Шляхетно указывать мизинчиком большевистскому быдлу его место… Так что исходить тебе надо и из этих обстоятельств тоже. Учитывать политическую ситуацию в Польше, на славянское братство шибко не надеясь. Будет то восстание, или нет – неизвестно, но ситуация там сложная. Уяснил?

Савушкин кивнул.

– Так точно, товарищ подполковник! Разрешите идти?

– Чеши. На всё про всё у тебя пять часов, управишься.

* * *

Капитан Савушкин вышел из кабинета командира, подозвал ефрейтора Котлыбу, отправил его за личным составом группы – после чего, вздохнув (разговор предстоял трудный, он знал это из богатого личного опыта), постучался к начальнику штаба.

– О, Савушкин, заходи! – Дементьев был подозрительно радушен – что сразу насторожило капитана. Впрочем, причина такого расположения начштаба тут же стала ясна и до обидного примитивна – Савушкин даже слегка расстроился, вида, впрочем, не подав.

– Так, капитан, пока то да сё – есть у меня к тебе личная просьба. – Майор Дементьев постарался вложить в свои слова максимум дружелюбия.

– Фотоаппарат? – Савушкин примерно понял, что надо начштаба.

Дементьев кивнул.

– Лучше «Лейку».

– Так ведь запрещено?

Майор развёл руками.

– Ну, кому запрещено, а кому и не совсем… Ты, главное, подыщи исправный, а как его оформить – уж я найду.

Капитан вздохнул.

– Товарищ майор, мы вообще-то не в набег на магазины летим…

Майор поморщился.

– За границу отправляетесь, там всего куча, немцы там непуганые, хозяевами себя в Польше считают… Грабь награбленное! Фотоаппарат там у каждого второго офицера, так что труда не составит. «Лейку». Запомнил? И плёнок с бумагой побольше…

– Есть, товарищ майор! «Лейку». Плёнку и бумагу.

Дементьев удовлетворенно кивнул.

– Молодец, Савушкин, правильно понимаешь ситуацию… Я вашей группе, заметь, выбил радиостанцию американскую, «Бендикс», с двумя запасными аккумуляторами и динамо-машинкой. Не надо будет каждые два дня батареи менять! Да и дальность сигнала у неё повыше, чем у нашего «Севера»… Когда всё получите – вели Строганову ко мне подойти, мы с ним и с радистом нашим список рабочих и аварийных частот уточним, время сеансов и позывные. Ну и я ему инструкцию по машинке его дам, хотя он радист опытный, и сам разберется… Ладно, держи накладные! – С этими словами майор Дементьев протянул Алексею несколько листков бумаги.

Капитан бегло посмотрел, хмыкнул и спросил:

– Патроны к ППШ нам зачем?

Дементьев удивлённо спросил:

– А что, написали?

Савушкин кивнул.

– Да, четыре цинка, пять тысяч патронов с мелочью.

Майор почесал затылок.

– Чёрт, я Стахненко это поручил, а он просто с прошлого выхода накладную на боеприпасы перепечатал… Ладно, дай сюда, я вычеркну и поставлю парабеллумовские, к МП-40. Там, правда, цинки поменьше, по восемьсот штук в каждом, но то такое… Вы ж со «шмайсерами» полетите, так?

Капитан молча кивнул.

– По остальному вопросы есть? Сухпай на двенадцать дней, пять комплектов немецкой формы, причем – люфтваффе, чтоб не перепутали! сапоги, плащ-накидки, палатка, сменное бельё… Три пистолета по выбору получателя, два автомата. Винтовка у твоего Некрасова своя, «маузер» взять не хочет? Там, правда, прицел всего полуторакратный, хоть и «Цейс»…

– Не. Говорит, холодно щеке от немецкого приклада. Немцы ведь тоже СВТ массово используют, в сорок первом им этих винтовок досталось на складах – мама не горюй! Так что не спалимся мы с Некрасовым и его ружжом. Тем более – он со своей СВТ не расстаётся третий год. Двадцать шесть фрицев уложил…

– Молодец! – Дементьев открыл ящик стола, достал толстый пакет, и, вздохнув, промолвил:

– От сердца отрываю… Летите вы за границу, вполне вероятно, придется контактировать с местным населением. Деньги там ещё никто не отменял. Получи и распишись. – С этими словами майор достал пухлую пачку серо-коричневатых и зеленовато-серых бумажек и подвинул её к Савушкину.

Капитан удивлённо посмотрел на банкноты.

– А что за деньги-то? Не рейхсмарки? Польша ж вроде как генерал-губернаторство Рейха?

– Злотые. Правда, немецкого Польского эмиссионного банка. Немцы их в Кракове и Варшаве печатают, они там вполне в ходу.

– Фальшивые?

– Обижаешь. Самые что ни на есть подлинные! Начфин в Москве клялся и божился, что настоящие. Пять тысяч злотых, бумажками по пятьдесят и сто злотых. Они в Польше в ходу, так что, ежели что – используйте.

Савушкин взял в руки банкноту в сто злотых, оглядел её со всех сторон. Вроде настоящая…

– А что за мужик с бородой тут нарисован? Иван Сусанин?

Дементьев снисходительно хмыкнул.

– Деревня… Король Иоанн-Альбрехт. А на обратной стороне – город Львов, Лемберг по-немецки. Был во Львове?

– В Перемышле. В ноябре сорокового.

– А я был. Аккурат перед войной… Красивый город! – Дементьев вздохнул, а затем продолжил: – Злотые – это не всё. Мало ли где вы окажетесь… Так что получи ещё трохи грошей. Тысячу рейхсмарок и сто фунтов стерлингов бумажками по пять фунтов. Поляки эту валюту очень уважают… На, распишись. – И подвинул Савушкину ведомость.

Капитан подмахнул документ, взял в руки пачку денег, взвесил – и уложил в свой планшет.

– Чувствую себя миллионером… Ладно, товарищ майор, теперь – о главном. Дислокация сил противника.

Дементьев почесал затылок.

– А вот тут я тебя разочарую до невозможности. За Вислой мы можем только на данные авиаразведки опираться – да и то… Сам понимаешь. Немцы сейчас отходят по всей Белоруссии, котёл под Минском разгромлен, но разрозненные группы окруженцев рыщут повсюду. Хорошо, тут партизан богато, на них НКВД возложило ответственность за поиск и пленение остаточных групп немцев. Но это здесь, в Белоруссии. А что дальше, за линией Керзона твориться – честно тебе скажу, одни предположения. Из Разведупра сводку я затребовал, но там… В общем, на, почитай. – И с этими словами начштаба протянул Савушкину листок бумаги.

Капитан быстро пробежал его глазами. «Предположительно», «возможно», «вероятнее всего»… Не сводка, а монолог гадалки. Вздохнув, вернул сводку хозяину, бросив:

– Ладно. Разберемся на месте.

– Но зато документы – в полном ажуре! – преувеличенно бодро, пытаясь скрыть неловкость от пустоты сводки, воскликнул Дементьев.

– Подлинные? Не как в прошлый раз? – спросил Савушкин.

– Что ты! Зольдбухи – песня! Держи! – и с этими словами майор передал Алексею пять серых книжек.

Капитан пролистал документы.

– Однако… Даже фото успели вклеить! Это мы для них перед прошлым выходом в немецких шмотках фотографировались? Мне тогда обер-лейтенантский мундир достался… А кто мы сейчас? Судя по орлу на обложках – люфтваффе? – Развернул один документ, бегло пролистал. Да, люфтваффе. Не зря майор предупреждал, чтобы не перепутали кителя с вермахтовскими, орлы-то разные… Авиаполевая дивизия. Четвертый полевой батальон снабжения войск… Годится. Так, что там внутри? Командировочные предписания… Отметки о выбытии из части… Продовольственные талоны… Гауптман, обер-лейтенант, унтер-фельдфебель, обер-фельдфебель ефрейтор… – Прям как по заказу! – не удержался Савушкин от похвалы.

– Научились работать! – не без некоторого налёта самодовольства бросил Дементьев. И уже серьезней добавил: – Этот батальон вместе со всей четвертой авиаполевой дивизией полёг под Витебском. Человек сорок уцелело, сложили оружие, и как по заказу – вместе с писарем батальона! Ловкий малый, тут же предъявил при опросе печати и штампы, предложил сотрудничество… Грех было не воспользоваться! Эти документы ты любой местной власти можешь смело показывать, да и немецкие комендатуры в них не усомнятся. На командировочных предписаниях, правда, нет отметок контрольных пунктов по пути следования – ну да это объяснимо, чай, целая группа армий ляснулась. Так что прятаться вам на месте нет нужды – можете, при необходимости, смело легализоваться. Ненадолго, конечно – но, думаю, вы успеете всё провернуть, пока немцы будут на ваш счет чесаться.

– А куда командировали наших крестников?

Дементьев улыбнулся.

– В Алленштайн. На базу снабжения группы армии «Центр».

– Постой, постой… Алленштайн – это Восточная Пруссия?

Майор кивнул.

– Она. Так что ежели что – вам даже придумывать ничего не придется, предъявляйте документы смело. Проверять вас будет некому – ваши лже-однополчане либо в плену, либо прикопаны вдоль дороги Витебск-Бешенковичи…

– Годится! – Чуть помолчав, Савушкин спросил: – Товарищ майор, вы прям нам отец родной. Что так? В прошлый раз, помнится, вы нам лишнюю банку тушёнки жалели, плащ-палатки рваные выдали, рацию на батареях, Строганов вас добрым словом повседни напролёт поминал… А тут – мало что не золотом осыпали. В чем причина такой метаморфозы? Фотоаппарат?

Дементьев вздохнул.

– Аппарат – это так, баловство. Старею, Лёша. Сентиментален стал, отчего-то захотелось, чтобы вы живыми вернулись…Мало нас, тех, что с сорок первого воюет, в нашем управлении осталось. Ты да я, да Баранов, да из рядового и сержантского состава – человек десять… Из сорока трех по штату. У Галимзянова Шумейко убили на прошлой неделе, а он в Слуцке войну встретил… Твой Костенко и Некрасов тоже с первых дней воюют?

– Так точно. Остальные – с сорок третьего. Котёночкин после училища попал в самое пекло у Обояни, но показал себя достойно, переведен был в войсковую разведку, а в декабре – к нам. Строганов… Ну вы в курсе.

Дементьев кивнул.

– Помню. Служил на приёмо-передающем центре узла связи Генштаба, в июне сорок третьего в Горьком, на заводе имени Молотова, под немецкую бомбёжку попала его мать, прямое попадание в цех… Он написал рапорт о переводе в Разведупр, ну а радист он от Бога – решили не мурыжить… Да, кстати. Тебе тут краткую справку по твоей бывшей дивизии ребята набросали, ну, до чего дотянуться смогли. Изучи, мало ли что… – и с этими словами майор Дементьев, достав из папки очередной документ, протянул его Савушкину.

Капитан спрятал документ в планшет.

– Перед вылетом почитаю. Или уже на месте, не горит. Мои уже должны подойти, разрешите идти?

Майор кивнул.

– Валяй. Старшина Метельский вас ждёт.

* * *

Выйдя из кабинета начштаба, Савушкин наткнулся на своих бойцов – тревожно ожидающих его в коридоре.

Сержант Костенко, по праву самого старого бойца группы, спросил осторожно:

– Товарищ капитан, куда?

Савушкин усмехнулся.

– Сейчас – на склад, будем получать амуницию, снаряжение и сухпайки. Потом – на аэродром, до вылета ещё поспать успеем. Ну а в восемь часов приедет Баранов, проверит готовность, подымет боевой дух командирским словом – и на запад! Всё, отставить разговоры, шагом марш во двор! Костенко, проследи, чтобы не забыли ранцы, сухарные сумки, футляры для противогазов, подсумки к автоматам и Некрасову, плащ-палатки, прочую мелочь… ну да ты в курсе. Мы должны быть схожи с немцами в любой мелочи!

Костенко кивнул.

– Все будет в лучшем виде! Будэмо липш за нимцев!

Около часа у группы ушло на выбор и подгонку обмундирования и снаряжения, упаковку оружия и боеприпасов, продуктов и рации в грузовые мешки, и ещё час – укладка парашютов. Успели бы и за полчаса, но инструктировала разведчиков сержант Тобольцева, в просторечии – Сонечка, специалист парашютной службы – так что торопится было ну никак невозможно! Не то, чтобы все откровенно пялились на её аппетитные формы – но нескромные взгляды нет-нет, да и бросали, тем более – было на что. Сонечка, конечно, всё понимала, как понимала и то, что ребятам вечером улетать за линию фронта – поэтому была решительно снисходительна к их молчаливому восхищению её фигурой, а лейтенанта Котёночкина, глядящего на неё с юношеским восторгом пополам со смущением – нет-нет, да и подбадривала кокетливой улыбкой. С грехом пополам всё же парашюты были уложены, группа загрузила имущество в полуторку управления – и к семи часам они уже были на аэродроме.