Глава 1 Вопросы
– Какой ты?
– Что… что вы имеете ввиду?
– Какой ты? Что ты можешь о себе сказать?
Мне в лицо суют липкий поролоновый микрофон. Он время от времени слегка касается… Касается моих сухих губ. Он липкий от слюны сотни участников Конкурса, что говорили в него до меня. Я робею.
– Какой я?
– Что ты думаешь о самом себе?
Оператор пытается помочь ей со мной.
– Какой ты? Застенчивый наверно? Скажи что-нибудь…
Журналистка лет двадцати жует жвачку и не смотрит на меня. Ее атласная лента в волосах, словно ободок опоясывает густые волосы. Черная глянцевая жилетка. Большие цветные пластиковые браслеты на руках. Почти у локтя.
– Ну-у-у, так ты скажешь что-нибудь? Нам нужно хоть что-то отснять для эфира. Ты вообще собираешься стать героем или типа того? Ты писал мотивационное письмо? Что заставит тебя выиграть Конкурс и тому подобное?
Я разглядываю её густые черные волосы. Говорят, если смотреть непрерывно на нового человека в течение восьми секунд не отрываясь, то обязательно влюбишься.
Я хотел бы это проверить.
– Что? Я не знаю, что сказать.
Только вот никто не может смотреть сразу 8 секунд подряд. Так мы устроены.
Видимо это какой-то эволюционный защитный механизм не дающий нам влюбляться в кого попало.
Я пытаюсь придумать хоть что-то.
Что я должен сказать о себе?
Её брови обведены густо черным карандашом, и ей, похоже, наплевать на то, что она выглядит как девочка подросток собирающаяся на прогулку в торговый центр.
Я пытаюсь промычать хоть что-то, пока она равнодушно водит большим пальцем по экрану своего телефона.
–
И знаешь что?
Она протягивает мне замотанную в полиэтилен книгу или блокнот или черт знает что еще.
–
… Странный чувак с прошлого конкурса. Он просил отдать это самому чахлому на будущем конкурсе.
Я ощупываю пакет, пытаясь разобраться, что внутри. Тетрадь? Ежедневник? Свёрток пахнет полиэтиленом.
–
Давай, брякни еще что-нибудь растерянное.
Я просто молчу. Молчу перед камерой. Как в школе, когда ты первый день, когда ты новенький и тебя спросили что-то настолько сложное, что ты даже не понимаешь сути вопроса.
Лохматая голова оператора в здоровенных наушниках высовывается из-за камеры. Он бубнит не разжимая губ стискивающих зубочистку.
– И так сойдет. Застенчивость нравится публике. Пусть будет таким. Пойдем!
Она отвечает ему что-то среднее между "ага" и "пофиг" и меня наконец-то оставляют в покое.
Глава 2 Правила
«Конкурс» – величайшее событие современности. Лучшие вокалисты со всего мира. Они уже здесь, чтобы показать себя. Трус не окажется здесь даже случайно. Виной всему второй этап.
Нет серьёзно, все видеокамеры, все эфиры, три журналистских пресс центра, эфиры в прайм-тайм по всему миру. Сервера занимающие пол-поезда и курсирующие по миру, чтобы избежать возможности обрушения трансляций. Билеты в партер только для главных лиц планеты. Этот конкурс только для молодых. Только для тех, кто никому не известен. Только для тех, кто готов делать эту адскую работу бесплатно.
А пока все просто – неловкие интервью от тех, кто спустя месяц станет кумиром миллионов. Пустая ничего не значащая болтовня от тех, каждое слово которых уже очень скоро будет большими буквами печататься на обложках фантастическими тиражами.
Конкурс. Олимпиады в прошлом. Теперь весь мир смотрит «Конкурс», потому что это главное событие десятилетия. Всего-то надо исполнить песню. Так, чтобы весь мир стих в благоговейном восторге. Проигравший выбывает навсегда.
И ещё: Конкурс вот-вот начнется.
Знаете такой момент, когда мы все становимся братьями по несчастью. Братьями по событию, свидетелями которого становимся.
Вспомните полет Гагарина, вспомните высадку на Луну. Вспомните 11 сентября.
Человечеству нужна встряска, чтобы напомнить, что все они – один и тот же человек размноженный на 3Dпринтере природы.
Знаете это состояние в центре циклона?
Когда от тишины по коже пробегает волна.
Когда ветер останавливается и воздух словно сжимается под облаком величиной с Испанию. Оно не долгое.
Дальше – буря.
Глава 3 Великая Депрессия
Все что мне нужно сейчас – это просчитать их. Зрителей. Всех разом. Это гамбит. Я не так уж азартен. Просто всегда любил считать. Я смотрю по сторонам.
Вот и всё. Ничего сложного. Только просчитать поведение всех вокруг на ближайшие три часа.
Метеоролог чувств.
Мы с вами стоим за кулисами. Вы только посмотрите на это почти цирковое представление. Час до концерта и артисты кишат тут, как черви после дождя.
Все разные, но кое-что нас объединяет.
Мы все состаримся и умрем.
И это в лучшем случае.
Вы ведь в курсе, что шоу бизнес зародился в двадцатые годы двадцатого века в США?
Они толкают меня локтями. Их сотни. Здесь и сейчас. Сотни артистов, продюсеров, певиц, певичек, певцов, визажистов, модельеров, костюмеров. Они снуют из стороны в сторону в броуновском движении.
Срочно нужны были рабочие места… Трудоустроить тысячи людей, каждый из которых по-своему никчемен. Одна может только пришивать пуговицы, другой только делать прически, третья только гладить манишки.
Воздух вытесняется парами распыляемого из баллончиков лака. Ты чувствуешь, как лак оседает на гортани. Сковывает дыхание. Они словно пытаются сделать из себя восковых кукол. Остановить мгновение.
Тот, кого вы видите на сцене – никто без остальных. Пылинка, на которую работают сотни подмастерий. Вы видите только верхушку айсберга. Только лицо команды. Это лицо должно окупать все затраченные усилия. Вы платите не тому, чье имя на билете.
Высокие прически, ламинированные волосы, гель, косметическая глина, тоналка. Ваша кожа покрыта тонким слоем липкой субстанции.
Они так хотят победить. Каждый.
Я медленно провожу безразличным взглядом по сторонам. Я так сильно волнуюсь, что во мне уже нет сомнения, что я обречен.
Когда вы видите звезду, поверьте её сделали такой, её заставили быть идеальной. И когда камера смотрит на неё – еще два десятка людей стоят вокруг со сжатыми кулаками, чтобы эта дурёха как бы чего не испортила.
Шоу-бизнес – порождение великой депрессии. Удары цимбал – имитация звона монет. Яркие огни – замена блеска золота.
Что мы имеем на данный момент? Дюжина профессионалов мирового класса разбавленные в сотне шарлатанов способных запудрить мозги любому зрителю. И я,– один против всех. И мне нужно их просчитать.
Вы когда-нибудь наблюдали за птичьей стаей, болтающейся в небе? За сотней орущих во все горло маленьких черных точек. Наблюдали за ними в попытке предсказать следующее движение этого гигантского живого клубка? Он кружится в воздухе, распадается на части и воссоединяется вновь. Думаю, нужно родиться акулой, чтобы уметь просчитывать поведение косяка трески.
Я говорю о зрителях. Тех для кого всё это. О вас.
Забудьте о нас, артистах. По эту сторону кулис все мы – атавизм борьбы с безработицей.
Я стою в бессилии. Вожу взглядом от одного конца ангара до другого. Любой большой и блестящий путь начинается здесь.
В ангаре.
В грязных подсобках, в гримерках с облупившейся краской. Один из нас станет звездой. Мы все деремся за место у зеркала, чтобы прихорошиться, чтобы настроиться, чтобы поправить локон.
Для вас.
Чтобы вырваться отсюда навсегда.
Вы уже ждете.
Вы переминаетесь с ноги на ногу, покручивая в непоседливых пальцах бумажный билетик.
Вы вслушиваетесь в шорохи закулисья.
Только бы вы не услышал как мы деремся за место в душной гримерке.
Я растираю ладонью ноющее запястье. От волнения я слишком сильно сжимаю руку. На ней следы от ногтей.
Есть только один шанс – просчитать ваше волнение.
Как она делает это? Акула.
Как уловить движение косяка? Я стою на сцене, касаясь спиной кулисы, наблюдая распадающиеся и соединяющиеся вновь толпы артистов, танцоров, вокалистов, гримеров. Кулиса тяжелой пыльной стеной отгораживает нас от грохочущего моря потребителей. Нас выплеснут на сцену, чтобы вы могли поживиться нашим творчеством, нашим талантом, нашим желанием показать себя.
Что мы готовим для вас? Что подадут сегодня к столу? Лирику, слезы, фирмовые вокализы, блеск, сексуальный шепот, зажигательные танцы, роковую хрипотцу, фриков, романтику, роковые баллады.
Делайте ваши ставки господа!
Я прохожу по коридору, не переставая толкаться с будущими звездами, с будущими трупами супермоделей.
Не пройдет и месяца, как конкурс сожрёт их всех. Одного сделают живой легендой – остальным перемелет кости мясорубка состязания.
Вы ведь не думаете, что это просто метафора?
Разгадка в том, что никто не может просчитать стратегию. Вкусы публики непредсказуемы и плюньте в лицо маркетологам и специалистам по связям с общественностью. Всем тем, кто уверяет толстосумов, что знает, что вы хотите покупать, слушать и смотреть. Публика не предсказуема и в этом главный восторг любого шоу. Поверьте, вот, что манит артиста на сцену – ваша непредсказуемость.
Не артисты делают шоу, как не модельеры делают моду. Здесь и сейчас. Вам снова предложат на выбор все, что только может прийти в голову. С избытком.
На сцене около ста тридцати вокальных номеров. Любые жанры, лучшие артисты. Море страсти. Море энергии. Все, что только может прийти в голову.
А публика выберет 32 лучших.
Кто-то думает оказаться в следующем туре с пронзительной романтической песней? Вы выберете рокеров с патлатыми головами.
Другой мечтает поразить вас брутальным исполнением известного шлягера? Вы выберете хрупкую девочку, похожую на вашу первую любовь с песенкой о солнце.
Подготовлю классическое выступление? В следующий тур вы возьмёте фрика, который три минуты кривлялся под барабанную дробь.
Я вывернусь на изнанку, чтобы шокировать вас? Вы возьмёте в следующий тур бойсбенд.
А теперь спросите себя сами. Что вы выберете сегодня?
Публика всегда не на нашей стороне. И как бы артисты не хотели приблизиться к публике – вы наш вечный оппонент.
Конкурс.
130 сольных номеров от артистов со всех уголков планеты.
У вас есть пять минут, чтобы зажечь сердца по всему миру.
Публика всемирным голосованием выбирает 32 лучших, что будут биться во втором туре насмерть.
Да. Насмерть.
Я стараюсь глубоко дышать, чтобы поддерживать спокойствие, но голову моментально заполняют нервозные мысли.
Шоу транслируется по всему миру, по всем телеканалам. Прайм тайм. Аудитория 8,5 миллиардов человек. Представьте, что вы разглядываете облако из птиц, в полной тишине снующее в небе над вашей головой. В полной, абсолютной, потусторонней тишине.
У меня за спиной, за кулисой люди, отдавшие за билет годовой бюджет небольшой столицы. Они хотят быть здесь, когда всё начнётся. Сопричастность – вот что нельзя транслировать по телеку.
Я чувствую кончикам волосков на моей коже, насколько они требовательны. Правда в том, что для таких нищебродов как я, стать участником конкурса – это единственный способ увидеть его в живую.
Конкурс.
Когда вы последний раз покупали лотерейный билетик?
Я стою посреди этого хаоса в ужасе от того, что стал его частью. Еще вчера я был зрителем, мечтателем, победителем этого конкурса в своих фантазиях и грёзах. И вот сейчас. Это столкновение с реальностью.
Величайшее шоу в истории человеческого общества.
Конкурс длится год. Первый тур – одна единственная песня. Не обязательно собственного сочинения. Просто выберите что-нибудь и научитесь петь это так, чтобы вас смогли выделить из восьми миллиардов. Так вы пройдете первичный кастинг.
Потом создайте себе образ, костюм, мейкап, легенду, имя, прическу, облик.
Постарайтесь сделать себя максимально похожим на их будущего идола.
Я стою один в бесконечной бушующей толпе. Мои зрачки сорвались с цепи, как две безумные макаки в клетке глазниц раздразнённые посетителями зоопарка.
Конкурс проводится раз в десять лет. Раз в поколение. Второго шанса у вас не будет.
Конкурс длится год и один из вас станет легендой. Всего четыре тура до финала. Четыре тура, в которых вы будете убивать соперников. Вы не ослышались. Когда я говорю «убивать», я имею ввиду убивать в буквальном смысле этого слова. Руками и ногами. И, если вам повезет, и вы останетесь живы, то будьте готовы исполнить песни собственного сочинения.
Тогда уж мы посмотрим, чего вы стоите на самом деле.
Перед всем миром.
Чего вы стоите один на один с облаком птиц.
Перед всем оценивающим ненавидящим любящим воюющим предающим безразличным и слепым миром.
Он здесь, у меня за спиной. За этой массивной кулисой, от которой пахнет пылью. За моей спиной целый мир. Но я чувствую, как моя кожа покрывается волдырями.
Крапивница.
От дикого волнения. Пузырики с лимфой, от которой стремится избавиться мой организм прямо перед решающим прыжком. Это когда потоотводная система просто не выдерживает. Это когда страх парализует связки. Ваши мышцы выдавливают влагу под кожу, и ту разрывает сотней маленький капелек.
Чешется? Это мягко сказано.
Зудит? Это наивное слово.
Я готов разорвать свое тело на куски только бы избавиться от этого жжения? Да, что-то вроде того.
Знаете, почему кулисы делают из бархата и плюша? Потому, что эти ткани не пропускают звук. Зрителю не обязательно слышать, как стучат от страха зубы артистов. Как скребутся их ногти о раскрасневшуюся кожу. Как глухо трепещут их предынфарктные сердца.
Мне жарко от софитов. По спине струится пот, и я слышу шум в ушах. Но это не зал и не гримерки.
Фокус в том, что за полтора часа до начала концерта вас начинает глушить собственное сердце.
Удар за ударом. Словно кровь непосредственно в ваших ушах.
Я слышу последнее объявление. "30 минут до понятия занавеса. Обратный отсчет. Всем занять места в гримерках».
«Третий звонок» и мы боимся признаться, что теперь всё зависит только от нас. Пожалуй это самое страшное во взрослении: медленное осознание, что теперь все зависит только от тебя. Потому что, если это так, то мне пиздец. Уж я то себя знаю.
Когда волдырей на коже становится слишком много, она сливаются в один.
Если честно, я хотел посмотреть, какие номера приготовили остальные. Они молятся. Им нужен Бог. Кто-то, кто вместо них будет за всё это в ответе.
Представьте себе грозовую тучу из птиц. Необъятная, она неотвратимо накатывает на вас.
Когда вы последний раз играли в лотерею, ценой в которой – ваша жизнь?
Каждый из нас нырнул в эту толпу для того, чтобы в конце концов остаться в одиночестве.
Готовьтесь к самому худшему – готовьтесь к победе.
Тут становится тихо. Толпы рассасываются. И пыль топота медленно оседает на плохо отесанные подмостки.
Обратный отсчет заполняет валидольную тишину закулисья.
Ваши артисты, они молятся, медитируют, молчат, отсылают последние смски, пытаются уснуть, стучат мячиком об стенку.
Всего 10 гримерок.
Как сельди в банке.
Десять камер для смертников.
Молитесь, чтобы ваши дети никогда не оказались тут.
Потуже запирайте двери за месяц до конкурса, чтобы неведомая сила не вытащила их на сцену.
А впрочем, вам не надо волноваться. Просто включите телевизор и обсуждайте нас. Поливайте грязью или ликуйте так, словно это вы только что добились успеха. Кушайте за столом всей семьей, обсуждая малейшие изъяны на наших безупречных лицах. Сделайте шепотом шум.
Каждый раз они сбегают из дома. Я ведь сбежал.
Вам больше не надо думать о ваших напрасно прожитых жизнях.
Мы станем вашей темой для обсуждения.
Устраивайтесь поудобнее, господа, шоу вот-вот начнется.
Вот только утихнет все это за кулисами…
Глава 4 Пьезоэффект
Я тереблю плотный двухслойный синий полиэтиленовый пакет, в который завёрнута книга. Тереблю его пальцами разминая в руках.
Бывает с каждым: просто зацикливаешься на чем-то одном.
Пакет достаточно мягкий и только легкий запах стирающегося при трении лака пробуждает меня.
Людей в комнате слишком много, нам тесно.
Каждый волнуется. Словно мы все жертвы французской революции и скоро нас по очереди отведут на свидание с мадмуазель гильотиной.
У меня есть тайна.
Сцена, как костёр в таёжной ночи, собирает тучи и тучи мотыльков, мошек и комаров.
Орды и орды неудачников: областных ведущих, проституток, безголосых папенькиных дочек, "непризнанных гениев" отчисленных из музыкальных вузов за прогулы и пьянки, шарлатанов и мошенников. Их здесь десятки. Они прошли жестокое сито отбора. Они научились лебезить и вылизывать. Вот в чём они достигли совершенства.
Тысячи городов, тысячи очередей, тысячи персонажей.
Одинаковых в своей непохожести, словно скиттлс.
Знаете, чем я отличаюсь от них?
Я запрокидываю шею, и вдыхаю воздух, задирая нос, словно хочу свежего воздуха откуда-то сверху.
Я смотрю на них, пытаясь разглядеть хоть кого-то, кто любит музыку, хоть кого-то для кого важна поэзия слова.
Хоть кого-то, имеющего чувство собственного достоинства.
Пусто. Каждый из них пришел сюда за дешевой славой и намонтированным аплодисментами.
Я очерчиваю вульгарные силуэты, стараясь ни с кем не встречаться глазами.
Я в любом случае уйду отсюда после первого раунда.
Все что мне нужно это они.
***
Мы сидим в небольшой тесной гримерке. Восемь агнецев на закланье.
В коридоре ходит туда сюда и распевается Изабель Обрэ. Французская сверхвокалистка с сумасшедшим по высоте дискантом.
Воздух заканчивается.
Кто я для них?
Я упираюсь пяткой в пол, пытаясь натянуть носок внутри ботинка обратно на пятку, не снимая его. Попробуйте, когда у вас совсем не будет идей, чем заняться.
Углекислогазовая душегубка.
Может они нарочно так? Чтобы мы рвались на сцену за глотком свежего воздуха?
Тут, как бы вам сказать, и так не самая релаксирующая обстановка на свете. Десять творческих личностей сжаты довольно плотно. Помните что такое пьезоэффект?
Я разглядываю её спину. Идеально приведенные одна к одной лопатки, изящная длинная шейка. Она держится так, словно её пороли с двух лет, как только она опустит плечи. Женщина из женщин.
Она не отрывается от зеркала.
Ей выступать первой из тех, кто заперт в этой келье. Келье полной грешников самого страшного греха.
Грешников Гордыни.
Зачем я здесь?
Одинокий больной и вовсе без этой агрессивной и сумасшедшей мотивации, что есть у них.
Во мне.
Пустота вместо мотивации.
Безразличие.
Вместо страсти к победе.
Печать поражения.
Вместо блеска надежды в глазах.
Я обвожу глазами её контрастный силуэт. Тонкая талия, маечка обтягивающая спортивный торс.
Она не может глаз оторвать от зеркала. Она почти залезла в него целиком.
Как давно ты ушла из нашего мира в мир своих блестящих иллюзий?
Она приклеивает ресницы и залачивает локоны.
Мои пальцы синие от пакета.
Они ведь живут там. В зазеркалье.
Сам пакет побелел на сгибе. Вытерся весь.
Просто уходят в тот мир, где больше совершенства.
Пакет оставляет мятые следы на моих раскрасневшихся пальцах.
Зачем я здесь?
Она смотрит через отражение, через плечо, через всю комнату, через толпы взволнованных коммивояжеров от искусства.
Она смотрит прямо на меня.
Прямо мне в глаза. Она цепляет мой взгляд, чуть наклонив голову к плечу, вставляя сережку в мочку, настраиваясь на выход на сцену.
Любви с первого взгляда не бывает. Её вообще нет.
Я вижу как она опускает руку на стол и не отводя взгляда от меня что-то пишет в своем блокноте.
В моём свертке тоже блокнот.
Штрих. Еще один.
Она гипнотизирует меня. И фотографирует на айфон.
Она следующая, кого объявят через громкоговоритель.
Из репродуктора доносится.
«Ева. Будьте готовы через 15 минут»
Она поднимает брови. Ей не терпится ошеломить публику собой.
Это видно по сиянию в её глазах.
Они горят.
Мне жарко.
Но я не могу отвести.
Боже, я думал мне не будет страшно. Оцепенение. Она смотрит своими большими глазами. Идеальной формы.
Её губы шевелятся, а мое сердце уходит в пятки.
Через всю комнату.
Воздух, в которой сжался.
Он горячий.
Я чувствую, как её слова создают тепловую волну.
Долетающую до меня.
Я хочу убежать
Я слышу горячую волну слов.
Через всю комнату.
– Хочешь поболтать немножко? Я Ева.
В её голове больше гнева, чем я когда-либо слышал.
Презрение.
– Я?
– Ты. Ты мне не нравишься.
Она записывает что-то в дневник лежащий перед ней на столе. И я вспоминаю про свой.
– Ты пришел сюда, чтобы осудить всех нас. Ты можешь молчать, но это видно во взгляде. Вывернуть каждого на изнанку. Чтобы показать всему миру, кто его герои?
– Я равноправный участник шоу…
– У тебя есть преимущество, и ты сам это прекрасно знаешь.
– Преимущество?
– Тем, что ты – дилетант. Тебе нравится это: ниспровергать героев. Но на самом деле в тебе говорит гордыня.
– Но ведь правда – ты сирена. Сделала из себя идеал, чтобы обворожить их, но кто ты без всего этого?
– А я должна выставлять на показ свои слабые стороны, как это делаешь ты?
Она сдвигает один из браслетов:
Браслеты чтобы прикрыть шрамы.
– Твоя первая операция? Двадцать два? Двадцать? Четырнадцать?
– Ты думаешь я люблю все эти серьги мейкапы пушапы шпильки?
– Любишь.
– …Они любят.
Она бросает руку в сторону сцены… или зрителей… куда-то туда.
– Просто будь тем, кем они хотят, чтобы ты был… Той, которую они готовы принять.
Желтый мерцающий свет лампы остывает на кончиках её акриловых ногтей.
Я хочу исчезнуть.
Самое страшное преступление это то, что мы делаем с самим собой.
– Ты не знаешь что значит жить в тени красивых высоких женщин. Когда ты видишь мужское обожание направленное не на тебя. Видишь интерес в десяти сантиметрах выше твоего роста. Всё, чему я научилась у мужчин: Никто не полюбит вас такими какие вы есть.
Она поворачивается к зеркалу.
– За работу!
Она проходится мягкой растушевочной кистью по своему фарфоровому лицу.
Не отрываясь от зеркала. Так словно мы одни в этой комнате переполненной задыхающимися звездами. Она продолжает:
– Нууу…. мы так и будем говорить обо мне?
Она становится всё великолепнее с каждой секундой. Я чувствую как мои амбидальные мышцы на спине напрягаются вытягивая мой позвоночник. Просто чувствуешь, как твое тело пытается понравиться ей. Ещё до того, как ты сам принял это решение.
– Ты просто мерзкий… одержимый жаждой доказать себе, что все, кем восхищаются в приличном обществе такие же ничтожества как ты.
Ты думаешь, что оскверняешь реликвии и готов выставить нас на посмешище, потому что стремишься к правде. Но ты лжешь самому себе: ты ищешь только мерзкие факты, только истории для желтой прессы. Потому что тебе нужна наша слава. Ты нравишься мне меньше других! Они хотя бы хотят победить, чтобы прославиться. Ты же хочешь победить, чтобы унизить других.
Дверь в коридор на секунду открывается и звуки распевки Изабель становятся пронзительней.
Мы все в шаге от катастрофы здесь.
Ваши близкие когда нибудь погибали от несчастного случая?
Он вошёл в комнату, пока мы говорили.
Кто-то огромный.
Вы когда нибудь мечтали все изменить?
Раздвигая плечами. Людей. Как айсберг сквозь колотый лед. Он дрейфует.
Я сижу, физически ощущая как тень от его мускульной массы накрывает меня с головой.
Широкие плечи. Развитый корпус.
Он словно пришел сюда, в ожидании второго раунда.
Мой страх.
Мои неоправданные притязания.
Я кошусь в сторону Евы. В ее глазах признание.
Фаворит.
Машина времени нужна нам только для того, чтобы изменить прошлое.
Он идет ко мне, словно больше никого тут и нет. Прячу глаза. Мнусь. Стараюсь незаметно сглотнуть.
На ходу он достает из кармана своих свободных шароваров коробочку.
Вы когда-нибудь хотели вернуться в тот день, когда погибли ваши близкие? В то утро, чтобы все изменить.
Это всегда кажется так просто.
Он жуёт жвачку. Размашисто. С хрустом.
Подойдя ближе, он перестаёт это делать. Он достает камеру гоупро. Берет её пальцами. И указывает ею на меня. Он снимает.
А что вы хотели? Жизнь напоказ. Он говорит:
–
Я тебя убью.
Он смотрит на меня. Во все три глаза. Этот амбал-негр выше меня на полторы головы. Он только что произнёс это.
Он молчит. Как молчат, когда не ждут ответа и не изучают реакцию. Когда говорят что-то словно должны были это сказать. Он смотрит на меня. Потом сквозь меня. Потом снова на меня. Зрачки его не двигаются. Огромные белые бельма не дрожат.
Запаха нет, потому весь воздух вокруг в одночасье куда-то делся. Я не могу вдохнуть.
– Меня зовут Ганнибал.
Он молчит. Я молчу. Мне кажется, что все молчат. Но на самом деле в гримерке стоит гвалт. Мы все в шаге от личной катастрофы каждого.
Секунда после лобового столкновения с несущимся на встречу рамным джипом. Та секунда, когда всё о чем вы думаете – это то, что секунду назад еще можно было все исправить.
Он прерывает тишину, продолжив чавканье. Мышцы на его шее напрягаются.
Голос в коридоре продолжает брать самые высокие ноты.
Ева говорит:
– Хотела бы я такие голосовые связки как у неё.
И он отходит. Словно потерял ко мне интерес.
Все тело покалывает маленькими звездочками. Каждую мышцу. Словно все тело затекло и вот сейчас кровь начинает возвращаться.
–
Знаешь зачем он нужен здесь?
Обожаю это… Когда кто-то начинает говорить обо мне в третьем лице.
– Парень из народа тоже должен попробовать?
– Охват аудитории это называется… И самое страшное, что он нужен КОНКУРСУ.
Я и не думал что окажусь замеченным в шоу полном сверкающих, как бриллианты артистов. Я просто гнилая картофелина, случайно вымытая октябрьскими дождями из грунта, по сравнению с ними.
У меня нет шоу, у меня нет хита. У меня нет шансов.
«Мы болтаем». Я молчу и пытаюсь незаметно разглядывать содержимое моего свертка.
–
Им нужен кто-то, кто будет олицетворять их идею о том, что каждый неудачник может не учась даже в музыкальной школе вот так просто взять и прийти на КОНКУРС.
Я вытащил его. Блокнот, похожий на дневниковые записи.
Ганнибал, ухмыляясь, помогает Еве отодвинуть стул.
–
Одно хорошо: такие как он бегут столкнувшись с первыми трудностями. Есть только один талант – это терпение. И его у него нет.
Я хочу сбежать отсюда. В дневнике написано. Большими буквами. На первой странице. «До начала второго раунда ты можешь сбежать».
И там приписано в скобочках. «Правилами Конкурса это не запрещено. Просто об этом не говорят».
Он поворачивает голову ко мне. Голову, но не глаза.
–
Ты ведь сбежишь?
Но это не всё. Вокруг – запах пудры. Пряный и терпкий. Я пытаюсь скрыть движение своих глаз, скользящих по рукописным строчкам в блокноте.
Ганнибал вещает:
–
Ты мерзкое ничтожество. Все твои очки – только потому что ты – жалкий. Окситоциновый гений. Притворяться бедняжечкой, притворятся среднестатистическим для того, чтобы за тебя голосовали все низы.
То самое чувство, когда ты должен был просчитать их, но они просчитали тебя. Всё, что я успел понять из дневника… Что в нем описано… как уничтожить «Конкурс».
Нам тесно тут. И, если вы ещё не поняли: скоро мы будем драться насмерть, чтобы остаться в полном одиночестве.
Сжимая в руках пропотевшую книжицу, я могу спасти их всех. Сделать так, чтобы они выжили. Мог бы. Если бы я не был трусом, который сбежит через черный ход в ближайшие пол часа.
Они говорят. Так, чтобы я слышал:
– Надеюсь что он вылетит. Вылетит очень скоро.
– Никто не знает, что он приготовил на самом деле.
– И будет лучше для него самого, если он не знает этого и сам.
Это не в первые со мной. Когда ненависть ко мне объединяет людей.