000
ОтложитьЧитал
Парочка за десятым столиком
– Мы точно заблудились, – Моника рухнула на спинку пассажирского сидения. Констатация этого факта как будто помогла ей сбросить с плеч вековой груз сомнений, и, наконец, позволила облегченно вздохнуть. Так вздыхают детективы, раскрывающие личность серийного убийцы, или саперы, которым удается обезвредить бомбу. Но Моника не была связана ни с одной из этих профессий. Она просто в очередной раз понять бедолаге, сидевшему за рулем шаттла, что он идиот. Как будто ему не хватало того, что он по совместительству имел несчастье быть ее мужем. В этот раз Моника надеялась, что ее слово будет последним.
Как бы не так.
– Может, это научит тебя не трогать мой навигатор, когда ты берешь мой шаттл для своих шабашей с подругами, – шикнул Эймс. Моника в принципе не ожидала, что мужу хватит наглости даже вздохнуть, так что упрек в свой адрес она встретила немым шоком. Правда, длился от всего пару секунд.
– Я не трогала твой навигатор!
– Может, ты перепутала его с радио или док-станцией, когда хотела послушать очередной подкаст о привлечении изобилия и финансовых потоков, – взмахнул рукой Эймс.
– Я поняла, что это не мое еще в первый год нашего брака, – начала заворачивать остроту Моника, уже предвкушая, как перекосится лицо супруга, когда она в очередной раз напомнит ему, что это он застрял посреди карьерной лестницы в позиции «ни туда – ни сюда». Но Эймс быстро перехватил инициативу.
– Ого, так твой мозг еще способен что-то понимать кроме трендов на маникюр и обувь? Так мы и до котировок фондового рынка дойдем, дорогая. Лет через сто!
Сколько бы они ни грызлись, это не отменяло одного факта, настолько же неоспоримого, как то, что их брак трещал по швам – они заблудились. И теперь их маленький, когда-то модненький шаттл-купе, предназначенный для перелетов между планетами-спутниками, вяло барахтался в темноте на самой окраине галактики. Он полз через великое ничто, где все повороты вели в никуда. Прямо как все сеансы семейного психолога, на которые Эймса таскала Моника.
Бортовой компьютер напряженно перестраивал маршрут, советовал Эймсу то свернуть направо, то налево, но стоило кораблю лечь на новый курс, компьютер начинал расчеты заново.
– Он издевается! – шикнула Моника.
– Навигационный модуль мог повредиться при прыжке, – пожал плечами муж.
– И что, мы будем нарезать круги до самой смерти?! Нужно позвать на помощь. Или хотя бы сесть на какой-нибудь безопасной планете, где есть люди… или еще кто-то разумный.
– Надо же, сразу две умных мысли, ты растешь в моих глазах, – ухмыльнулся Эймс, но взгляд на приборы заставил его посерьезнеть. – Придется садиться, аккумуляторы скоро сядут. Дженнет! Дженнет!
Голосовой помощник не отвечал.
– Моника, солнышко, я сейчас сброшу скорость, а ты потыкай по фильтрам и найди нам планету для посадки. Как с кофточкой на маркетплейсе, ты справишься?
– Справлюсь, – передразнила Моника и размяла пальцы. – Наличие воды – да, концентрация кислорода – от двадцати одного процента, население – любое. Вроде, достаточно?
Эймс поразился, даже сейчас, когда они были на волоске от того, чтобы зависнуть в космосе, когда-то любимой жене хватало желчи, чтоб язвить.
– Ткни в ближайшую планету.
– Особо не разгуляешься, – хмыкнула Моника, тыкая в сенсорный экран. – Планета Руссо-42, население от 3-х человек, зато должна быть вон за тем поясом из астероидов.
И правда, стоило им преодолеть полосу астероидов и космического мусора, им открылась планета. Нет, планетой это можно было назвать разве что насмешки ради. Даже «планеткой» это небесное тело могло называться чисто символически. Крошечный песчаный шарик летел через космос, его едва достигали солнечные лучи, не было ни спутников, ни-че-го. Навигатор предупредил, что они приближаются к границе их планетарной системы.
– Фантастика, – тут же прокомментировала Моника. – Смотри внимательно, любимый муж, вот так выглядит жопа мира.
– То-то я чувствую себя, прямо как в нашей постели, – пожал плечами Эймс, теша себя наивной фантазией – высадить жену на этой планете, отправить искать воду, а самому улететь куда подальше. Списать все на несчастный случай, послать открытки с соболезнованием. Но он тут же одернул себя и опасливо взглянул на Монику. Заведенную, злую, но все еще головокружительно красивую, как в их первую встречу.
Когда-то эти подколки были частью их особенных шуток. Они были уверены, что эта манера общения помогает им держать друг друга в тонусе и сохранять огонь там, где он затухает под весом бесконечных приторных «кис» и «зай». Но время шло, и в какой-то момент из шуток исчез смех, Эймс действительно чувствовал себя конченым неудачником, а Моника в его глазах превратилась в конченую стерву. Как много они упустили в своих отношениях, что даже теперь, находясь в реальной опасности, продолжали брызгать ядом.
По мере приближенияя планетка немного увеличилась. Она все еще была до смешного крошечной, зато теперь Эймс мог рассмотреть ее поверхность. Серебристо-серая, она была покрыта черными пятнами. «Горы», – подумал Эймс, но тут одно из пятен прорезала вспышка.
– О, нет-нет-нет, – взмолился он и принялся дергать руль, но шаттл продолжал двигаться по установленному курсу.
– В чем дело? – подслеповато сощурилась Моника.
– Там сплошные штормы! Что ты сделала? Почему мы не можем свернуть?
Моника поджала губы и отвернулась, принялась рассматривать свой маникюр.
– Моника, – позвал ее муж.
– Команда от имени администратора. Чтоб ты нас в еще большую задницу не занес.
Эймс простонал и откинулся на спинку кресла. Шаттл плавно вошел в атмосферу и начал набирать скорость, со свистом устремляясь вниз. Хоть судно и не было предназначено для длительных перелетов и уж тем более прыжков, машинка неплохо справилась. Эймс даже подумал о том, что можно не торопиться продавать старушку, как вдруг они оказались посреди черного облака. Моника завизжала, вцепившись в подлокотники.
– Все нормально, – Эймс попытался взять ее за руку и успокоить, но и сам вцепился в кресло, когда молния прошила небо прямо перед ними. Следом все вокруг затрещало и загремело. Приборы погасли, затихли двигатели. На секунду все замерло как будто без движения, но уже в следующее мгновение шаттл отправился в крутое пике.
***
Красная лампочка на приборной панели то зажигалась, то потухала. В тусклых отблесках с трудом открывший глаза Эймс мог рассмотреть разгромленную кабину шаттла. Приборы висели на проводах, повсюду валялись вещи: буклеты, стаканчики из-под кофе, пледы. Все, что хранилось по укромным уголкам шаттла. По груди и бокам разливалась тупая боль от удара об руль. Эймс задержал дыхание и осмотрел себя, только увидев, что по рубашке не растеклись кровавые подтеки, он смог выдохнуть. Голова звенела. Он поднес руку к виску, кончики пальцев мазнули по кровавой ссадине. К горлу подкатила тошнота. На ощупь Эймс исследовал лоб: была разбита бровь, на линии роста волос надувалась шишка. Во рту стоял мерзкий металлический привкус – Эймс так сильно сжал зубы, что закровили десны.
Но все отошло на второй план, когда он обернулся и увидел Монику, раскинувшуюся в пассажирском кресле. Голова запрокинута, на шее и плечах наливались синяки от впившихся в кожу ремней безопасности.
– Моника! Дорогая, – он с трудом перегнулся через подлокотник и потрепал жену за плечо.
Моника нахмурила тонкие брови и недовольно забормотала. Волна радости прокатилась по телу Эймса, притупляя боль. Он готов был поклясться, такую смесь счастья и облегчения он в последний раз испытывал лет пять назад, когда Моника впервые предложила поехать к нему.
Но, как было заведено в их браке, счастье было мимолетным, и не успело оно расцвести в полную силу, как тут же оказалось растоптано яростным воплем открывшей глаза Моники.
– А я ведь говорила! Где мы теперь?! Почему эта штука не работает?! – она пару раз ткнула в бортовой компьютер и, не дождавшись отклика, в сердцах ударила по нему ладонью. В голубых глазах заблестели слезы.
Эймс подавил желание продолжить ссору и схватил Монику за руки.
– Дорогая, ну, успокойся. Главное, что мы живы. Неужели этого мало?
– Живы! Отлично просто! Мы живы, но мы хрен пойми где, без связи, без возможности улететь, зато живы!
– Именно.
– Вот только мама все равно нас убъет, если мы не успеем к ужину.
Эймс закатил глаза и тяжело растекся по креслу. Моника тут же сменила гнев на милость.
– Ты что, ранен? Где болит? – она отстегнула ремни и поднялась со своего места. – Тут где-то была аптечка.
– Все нормально, – отмахнулся муж.
– Не шевелись. И не напрягайся. Я сейчас.
Она скрылась из поля зрения. За спиной раздались грохот и шуршание, а потом и ругань через стиснутые зубы. Чем дольше Моника не могла найти аптечку, тем больше злилась, а Эймс уже предчувствовал, как копится ее гнев. И если рядом не найдется чего-то хрупкого, то свою ярость Моника выместит на своем многострадальном муже. Дожидаться этого он не собирался. Эймс с трудом отстегнул ремни и поднялся с места.
– Ты куда?
– Хочу поискать людей, – заявил Эймс и взялся за ручки для экстренной разблокировки дверей. Раздалось шипение, и в кабину ворвался теплый воздух, запах дыма и мелкая крошка песка.
– Не вздумай, – предупредила его Моника.
– У нас нет еды и почти нет запасов воды. Рано или поздно придется выйти.
– Надо хотя бы дождаться, пока рассветет. Ты же со своим везением не мог приземлиться рядом с человеческим жилищем. А если мы посреди пустыни! Или…
Словно в насмешку над ее словами, раздался щелчок, и прямо перед шаттлом зажглась красная неоновая табличка:
«Бар “Черная дыра” пиво, коктейли и дистилляты»
– Смотри-ка дорогая, – ухмыльнулся Эймс. – Хоть в чем-то мне повезло.
Кроме бара никаких других зданий видно не было. Куда ни глянь, вокруг до самого горизонта простиралась укутанная сумраком пустыня. Под ногами шуршал песок и мелкая галька, вдали мерцали вспышки молний. И только из больших окон бара лился теплый оранжевый свет, обещавший уют и спокойствие.
Сам бар был небольшим – это было двухэтажное здание, сложенное из нескольких корабельных контейнеров, как конструктор. Обшивку явно потрепали бури, по самые окна первый этаж был занесен песком. Только крыльцо было тщательно вычищено, а из-за приоткрытой двери на улицу вырывались отзвуки тяжелой музыки. Эймс расплылся в улыбке, как подросток, и все же обернулся на жену. Привыкшая к клубным ресторанам, она смотрела на заведение с ужасом. Но даже Моника не была настолько лишена благоразумия, чтобы требовать поискать что-то еще.
– Там должна быть станция связи, – вздохнула она, ясно давая понять, что это единственное условие, на котором она готова мириться с самим фактом существования этой забегаловки.
– Может, и еда найдется, – пожал плечами Эймс, распахивая перед женой дверь.
Надо сказать,что потрепанные жестким приземлением, всклокоченные и покрытые ссадинами, они вполне вписались в атмосферу заведения. Тут тоже ничего не вопило о свежести. Мебель была старая и вся разная, словно спасенная от бесславной смерти на помойке. В центре стояла барная стойка, а за ней – сервант, подсвеченный неоном. Внутри блестели стеклянными боками бутылки. У Эймса аж во рту пересохло от желания выпить. У него был очень долгий день, с самого утра наполненный скандалами. Стаканчик скотча заставил бы его забыть о желании напомнить Монике, что он был прав, предлагая не лететь в гости к ее маме сразу после солнечной бури.
За барной стойкой обнаружилась согнутая фигура. Молодой человек в клетчатой рубашке сидел на высоком табурете, подтянув колени к плечам. Одной рукой он держал книгу. Раз в пару секунд потрепанные страницы переворачивались.
«И как ему видно из-за волос?” – подумал Эймс, но тут же забыл об этом вопросе, увидев узор татуировки, тянувшийся от кончиков пальцев до самых ушей. Чернильные линии заходили даже на выбритые виски, и Эймс, сколько ни был свободен от предрассудков, решил, что перед ним до ужаса неприятный тип.
Он еще больше утвердился в этой мысли, когда парень оторвался от книги и поднял голову. Лицо у него было… никакое. Захочешь – не вспомнишь. Прямые черты, светлые глаза, тонкие губы – портрет среднестатистического homo sapiens. Разве что изгиб носа выдавал многочисленные переломы. Парень положил книгу и второй – механической – рукой убрал волосы с лица.
– Приветствую.
– Он наверняка из какой-нибудь банды или секты, – прошептала Моника, вцепившись в локоть мужа. Эймс, как бы ни хотел с ней согласиться, произнес другое.
– Здравствуйте… эм… Вы бармен?
– Да не, я пописать зашел, но там занято было, вот я и завис, – отмахнулся парень, скрещивая руки на груди. – Но раз уж я здесь, может, вам налить?
– Шутите, сколько влезет, но моему мужу нужна профессиональная помощь, – нахмурилась Моника. Она все также держала Эймса за локоть и теперь, чуть повернувшись, продемонстрировала супруга бармену, как сумочку из кожи мирфакского варана.
Бармена это только раззадорило. Он размашисто поклонился и улыбнулся.
– На ваше счастье, мэм, перед вами настоящий профессионал, и на мой профессиональный взгляд вам стоит не размениваться на нашу ссанину с кранов и начать вечер сразу с лонг-айленда, – два коктейля в высоких стаканах тут же появились на стойке. – Только учтите, тут в два раза больше алкоголя, чем в классическом рецепте.
«А он мне нравится», – тут же подумал Эймс.
Обычно, куда бы они ни пришли, персонал трясся и благоговел перед Моникой. Само собой, даже сейчас, изрядно потрепанная, она все еще могла внушать праведный ужас своими тонкими чертами, ослепительно белыми волосами и ледяными глазами. Даже ссадины, еще сочившиеся кровью, придавали ей опасного шарма. Эймс в своем деловом костюме не мог произвести и десятой доли того же впечатления, сколько бы ни втягивал живот и не прикрывал волосами намечавшуюся лысину. А парень молодец, не спасовал, даже нашел в себе смелость позубоскалить. Монику это, понятное дело, взбесило.
– Медицинская помощь, идиот. Где здесь какая-нибудь больница?
– На Макомбе, – невозмутимо пожал плечами парень.
– Но это же…
– Ага.
– А здесь что, ничего нет?
– По распоряжению Галактического Правительства, больницу или поликлинику строят на планетах с населением от тысячи человек. Тут постоянного населения – два или три человека.
Моника судорожно вздыхала, раздувала щеки в попытках остудить вскипевший от ярости мозг. Эймс же практически выпал из разговора. Возможно, дело было в сотрясении. Но сейчас все его мысли были заняты только бокалом лонг-айленда, запотевшими стеклянными боками, на которых начали собираться хрустальные капельки. Он уже представлял, как кисло-сладкий напиток течет по горлу прямо в желудок, истерзанный зеленым салатом, вареным горошком и котлетами на пару.
– Так что успокойтесь, дамочка, и выпейте. На Руссо-42 болезней всего две: хуйня и пиздец. Хуйня сама пройдет, а пиздец не лечится.
– Это просто возмутительно! Есть в этой дыре хотя бы станция связи?
– Конечно, как бы мы тогда принимали брони, – всплеснул руками бармен и достал из-под стойки что-то пластиковое, звенящее, с диском и витым проводом. – Одна из самых первых моделей телефона, сильно модифицированная, но сохранившая шик времен до появления Солнечной Империи и уже тем более Революции. Пользуйтесь на здоровье, только я вас предупреждаю, там нет ничего сенсорного. И связь появится часа через четыре, когда спутник подлетит поближе.
Монику уже трясло. Эймс осторожно выпутался из ее хватки и перебежками приблизился к стойке, схватил бокалы и протянул один жене. С видом величайшего презрения, Моника взяла бокал в руки и на одном дыхании выпила все до последней хлюпающей в трубочке капли. Эймс не успел даже шутку придумать, когда жена потянулась и за его стаканом.
– Дорогая, – окликнул ее Эймс, прижимая бокал к груди, но наманикюренные пальчики были сильнее и проворнее.
– Отстань, дорогой, у меня был трудный день.
– Я сделаю еще один, – подмигнул бармен, зачерпывая лед. Моника хмыкнула на это, но уже без прежней ярости, так, чтоб парень просто не расслаблялся.
Эймс оперся на барную стойку и виновато улыбнулся.
– Вы извините мою жену. Она… очень остро реагирует, когда что-то идет не по плану.
– Не волнуйтесь, – понимающе кивнул бармен. – В ближайшие шесть часов все пойдет по плану, если ваш план – веселиться и пить. Вы же не с похорон к нам завернули?
– Даже на похоронах было бы веселее, – вздохнул Эймс. – А почему именно шесть часов?
– Через шесть часов прилетит челнок, такая, галактическая маршрутка. Сможете доехать до Макомбы или Ланели, а там уже пересядете или вызовете кого-нибудь.
– А в каком мы созвездии? – нахмурился Эймс. Бармен посмотрел на него, как на полного дурака.
– Так это… Сатир.
– Ка-а-ак? – простонал Эймс, чувствуя, как его снова накрывает волна головной боли. – Как мы смогли так скакнуть, мы живем на Большом Псе.
– Престижное местечко, – раздался новый голос. Все обернулись на звук.
В углу помещения задребезжала хлипенькая дверь, состоявшая из сплошных трещин. Она присутствовала разве что номинально, потому что все звуки свободно попадали в зал. Бармен округлил глаза и прижал руку ко рту, когда замелькали тени, раздалось лязганье пряжки ремня, урчание воды в унитазе и долгий пшик освежителем. И еще один, контрольный.
– Готов поклясться, сколько я тут работаю, ни разу не видел, чтобы кто-то выходил из этой двери, – шепнул парень Эймсу.
– А давно ты здесь?
– С позапрошлого года.
На пороге уборной показался низкорослый щуплый мужчина. Сколько ему лет сказать было трудно, несмотря на единую систему летоисчисления по земным годам, условия жизни на разных планетах помогали одним до ста лет сохранять младенческую упругость кожи, а других за пару месяцев превращали в высушенное нечто, что-то среднее между вяленой воблой и бухгалтером с тридцатилетним стажем под Новый год. Вот посетитель уборной выглядел так, будто над уже отмирающей оболочкой тела провели эксперимент и каким-то образом вдохнули в нее жизнь. Шарообразный череп сверкал лысиной, редкие пучки седых волос еще мелькали на висках и затылке – казалось, что вся растительность на теле мужичка решила разом переехать под его широкий нос. Усы у него были роскошные – густые и пышные – одни эти усы могли бы сниматься в рекламе губок для обуви или щеток.
– Сильвер, опять гостям хамишь? – нахмурился мужчина, глядя на бармена. Тот указал на себя механическим пальцем и вопросительно поднял брови. – Да-да, ты. Ты думаешь, мне там ничего не слышно?
– Ты там столько времени провел, что я думал, что ты умер. Ты ж знаешь, нагрузки в твоем возрасте… – захлопал ресницами Сильвер.
– Я тебе сейчас! – мужчина схватил со стола первое, что попалось под руку, размахнулся и, кряхтя и жмурясь, швырнул в бармена импровизированный снаряд. Им оказалась солонка, хрустальная, с хромированной крышечкой. Она пару раз перевернулась в воздухе, пока не потеряла крышечку, как ракета ступень.
Хрустальная же часть совершила приземление за барную стойку, облетев голову Сильвера по изящной, но широкой дуге, и там разлетелась на осколки. Бармен даже не шелохнулся.
– И кому ты что хотел доказать, Дядька? Только соль рассыпал, поссоримся теперь.
– Не поссоримся, – махнул рукой тут же подобревший мужчина. – Есть проверенное средство. Давай сюда текилу.
Сильвер обернулся, схватил пузатую бутылку, но механическая рука перехватила его запястье. Бармен нахмурился и обернулся к собеседнику.
– Ага, а по щам тебе не дать?! Не ты ли час назад ввел сухой закон?
– Это мой бар и мои законы, – Дядька снова потерял терпение и просто перегнулся через барную стойку и выдернул бутылку из руки Сильвера. – Давай, нарезай лимончик. Завтра еще раз попробуем выбраться из нашего пике.
– И на меня отрежьте, – послышался голос Моники.
Со всей этой сценой неожиданные гости бара как-то слились с мебелью. Завидев эксцентричного владельца, оба супруга почти одновременно и взаимно ощутили пробуждение инстинкта самосохранения. Правда, стоило Дядьке запить текилой слизанную прямо с барной стойки соль, его лицо смягчилось и разгладилось. Но даже сейчас со своими усами он выглядел, как тот самый милый сосед, который тщательно следит за тем, чтоб никто не топтал его клумбы и не мешал закопанным там телам мирно разлагаться.
Дядька же пришел в восторг от вида Моники, от ее холодных глаз, сочившихся презрением ко всему миру. И этот приказной тон, о… Он чуть не застонал в голос, узнав перед собой типичную стерву, которая к тому же считает себя несчастной жертвой обстоятельств. Одного взгляда на Эймса ему было достаточно, чтоб сложить два и два: когда-то страстная и легкая, как природный газ, любовь обернулась взаимным разочарованием с привкусом отторжения. Но расстаться почему-то не удается – не настал момент, не подвернулся достаточно веский повод или подходящий человек – поэтому они продолжают эту обоюдную пытку, ведь нет ничего слаще, чем заставить ближнего своего страдать.
– Мэм, – восхищенно выдохнул дядька и, схватив руку Моники, поднес ее к губам. – Вы так похожи на мою бывшую жену, что мне хочется плакать.
Моника ответила не сразу. Сперва она опрокинула в себя рюмку текилы и закусила лимончиком, и только после этого обернулась к Дядьке, пряча за своей милой улыбкой: «Ну да, как же!»
– Где же ваша жена?
– О-о-о, – протянул Дядька, а сам взял женщину под локоть и повел ее в сторону лучшего столика. Он был устойчивее остальных и из окна рядом открывался вид сразу на несколько смерчей, плясавших в темноте.
Бармен узнал этот сигнал и принялся смешивать коктейль. Он снисходительно взглянул на Эймса, но, к своему удивлению, увидел, что мужчина ни капли не расстроен. Даже наоборот: он полностью уложил задницу на барный стул и барабанил пальцами по столешнице в такт мелодии в своей голове.
– А почему этот бар назвали «Черной дырой»? – спросил Эймс.
– Потому что отсюда хрен выберешься, – невозмутимо ответил Сильвер. – А ещё наша орбита проходит через черную дыру.
– Чего?!
– Да, рано или поздно эта богадельня окажется в самом центре. Но не сегодня, так выпьем же ещё за один день! – хмыкнул Сильвер и плеснул себе в горло виски.
– Выпьем! – поддержал Эймс, осушая стакан. Сильвер тут же снова наполнил его под жадным взглядом гостя. – Круто это, каждый день живёшь на полную.
– Ага.
– А вот я хренью полной занимаюсь. Оцениваю земельные участки для Галактической комиссии. Провожу национализацию. Представляешь, тридцать лет с революции прошло, а ещё есть для меня работа, ну!
– Ага.
– Но вы не волнуйтесь. Вы в такой дыре, что земля у вас нихрена не стоит, – расхохотался Эймс. – Но если придет проверка, будет лучше, если вы сможете предъявить документы, подтверждающие покупку или наследование.
– Это не ко мне, – отмахнулся Сильвер. – А к Дядьке. Расскажешь ему, когда он закончит клеить твою жену.
Брови Эймса взлетели к редеющей линии роста волос. Он словно только что вспомнил, что зашёл в бар не один. Мужчина обернулся, и его лицо сжалось в попытках выдавить усмешку. Моника, как никогда дружелюбная, сидела за столом и подавалась вперёд, ловя каждое слово своего сверкавшего лысиной собеседника.
– Ну, так и порешили. Она сказала, что скорее отрежет себе пальцы, чем напишет мне ещё раз. Я решил не усложнять ей жизнь, так что купил по дешевке землю в самой, простите, жопе мира, где даже связи почти нет, собрал свои вещички и уехал. Открыл бар. Помогаю вот людям найти путь, если они потерялись.
– Мне кажется, вы исполнили мечту сотен миллионов мужчин: уехать в глушь и открыть бар, – проворковала Моника.
– Милая мэм, ни один счастливый человек со здоровой психикой и без тяги к мазохизму никогда не откроет бар.
– Так вы несчастны? – спросила она, придвигаясь ещё ближе.
Дядька улыбнулся. Сколько он видел таких несчастных жен. Скольким он предоставлял свои объятия в качестве инструмента небольшого паскудства. Скольким давал надежду встретить ещё одного достойного мужчину. Заученные назубок слова сами слетели с его языка.
– Абсолютно.
Ножки стула чиркнули по полу. Моника придвинулась на расстояние выдоха и зависла на секунду, чтоб бросить взгляд на мужа, увлеченно трещавшего с барменом. Вот только Эймс перехватил взгляд. Мягкое лицо посуровело, брови сошлись на переносице.
Мужчина сполз со стула и попытался приосаниться. Потом, как ни в чем не бывало, спросил:
– А есть тут что-нибудь поесть?
– Чипсы картофельные и мясные, – оттарабанил Сильвер.
– А нормальной еды нет?
– Нормальная еда у тебя дома была, но ты не ешь, – вскинулась Моника.
Сильвер и Дядька переглянулись и принялись осторожно сдавать задом, чтоб оказаться вне поля зрения единственных гостей. Хоть нормальной кухни в заведении отродясь не было, в воздухе ощутимо запахло жареным. А когда появляется такой душок, то главным желанием становится как следует плеснуть масла в огонь.
– Нормальная еда? Это мы про вареные овощи и белковые коктейли? Или супы, которые передает твоя мама?
– Тебе нужно заботиться о здоровье. После того случая с больницей…
– Когда твоя мама неделю провела у нас? Удивительно, что у меня появилась язва, а не инсульт шибанул! – рявкнул Эймс. Моника хотела возразить, но мужчина предупреждающе поднял руку. – «Ой, в твоём возрасте нужно правильно питаться». «Ой, а вот Тони тебя на десять лет старше, а бегает галактический марафон». «Ах, а что дом-то маловат? Нельзя было с видом на Персеиды?». Да я заебался, любимая!
– А я, по-твоему, нет?! – лицо Моники вспыхнуло гневным багрянцем, как предупреждающая кнопка тревоги, но Эймса в этот раз было не осадить. Он оказался на практически безлюдной планете, с женой и практически неограниченным количеством алкоголя.
– Ну, это же твоя мама. Мы же ездим к ней каждые две недели, как для подачи отчёта.
– И раз в две недели я слушаю, что могла бы добиться большего, найти мужа получше, и вообще, что ты мне не пара. А ты даже не пытаешься облегчить мою жизнь и сделать хоть что-то!
– Так зачем ты вышла за меня замуж?!
– Потому что я люблю тебя!
Повисло молчание. В вязкой густой тишине было слышно, как испускает дух забытое в холодильнике без пробки игристое. Сильвер и Дядька переглянулись, но гости не обращали на них внимания. Они смотрели друг на друга, словно впервые видели, и медленно сокращали расстояние, разделявшее их. Глаза Моники блестели от злых слез, а вот на лице Эймса появилась глуповатая улыбка, прямо как на их первом свидании.
Дядька наклонился к бармену.
– Спрячь самый дорогой алкоголь и можешь пойти наводить порядок в колдруме. Ну или газ проверь, я не знаю.
– А ты? – но голос Сильвера утонул в звоне бокалов и стаканов, полетевших на пол, когда Эймс обхватил Монику за талию и усадил на стол.
– А я тоже газ проверю, – шмыгнул носом Дядька и, схватив початую бутылку текилы, скрылся за почти незаметной дверью. Сильвер закатил глаза, запер кассу, взял пару милых сердцу стаканов и направился следом. Правда, высунулся на секунду, чтоб погасить вывеску.
Стены бара, выстоявшего не одну песчаную бурю, шатались. Ритмично звякали друг об друга бутылки. Дядька и Сильвер быстро нашли, чем себя занять: решили говорить тост и пить каждый раз, когда раздастся сдавленное «о боже, да!». Бутылка быстро опустела, благо, в колдруме было еще достаточно запасов.
– Помню, мы так в общежитии развлекались. Там-то стены вообще из картона были, – принялся ностальгировать Дядька.
– Так себе развлечение. Хуже стрипухи, тут и не потрогать, и не посмотреть.
– Тут с тобой не согласилось бы все население Волопаса. Там есть такая форма искусства – эротический театр. Представляешь, приходишь в приличный ресторан в вечернем пердоманокле, ведешь намарафеченную мадам, вам приносят вино, коктейли, закуски, а на сцене в центре зала кровать. Или несколько. И качели. И там творят тако-о-ое, – Дядька заговорщически понизил голос. – Вам, молодежи, с вашей дополненной реальностью и не снилось.
– Ты кого молодежью назвал?
– А потому что ты пьешь, как школьник. Мы уже три раунда пропустили. Они там сейчас закончат, а мы еще трезвые.
Замечание тут же было принято во внимание, а оплошность – исправлена. Даже легкая прохлада колдрума стала ощущаться легким бризом где-то на курорте. Сильвер потянулся на шаткой табуретке и распрямил ноги. Как и с рукой, одна нога у него была механической от колена до кончиков пальцев, но даже это не мешало ей – после достижения определенной концентрации алкоголя в организме – неистово чесаться.
– Микросхемы не отключи, чесоточный, – хмыкнул Дядька. – У меня деталей не останется тебя чинить. А в сервис сдавать после каждой поломки мы разоримся.
– Сам починю, – фыркнул Сильвер.
За дверью что-то грохнуло и задребезжало с новой силой.
– На стул переместились, – со знанием дела сказал Дядька. Сильвер хрюкнул от смеха.
– А ты б реально ее раскупорил, если бы муж не вписался?
– Если б ты нормально свою работу делал, а не трещал, может и да, – ухмыльнулся Дядька и перевел взгляд на часы. – Ну, ладно, не всегда же на моей улице переворачиваться тягачу с резиновыми изделиями. Давай, булки в руки, еще по одной и дальше работать.
***
– Мы всё оплатим, – пообещала Моника, с благодарностью принимая стакан воды из механической руки Сильвера. Впервые за долгое время муж даже не пытался с ней поспорить.
– Вы же оплату по биометрии принимаете? – спросил Эймс, зачесывая волосы со лба.
– У нас нет системы распознавания лиц, – пожал плечами Сильвер.
– А чипом?
– Ничего, что способно собирать личные данные гостей, – с гордостью отозвался Дядька. Он уже нацепил передничек в веселый кислотный цветочек, вооружился веником и собирал стекло, разлетевшееся по всему бару. Хозяин изо всех сил старался сдержзать скупые мужские слезы, наворачивавшиеся на глаза при виде обломков стула, который гости не пощадили в порыве страсти. Хотя они каждую неделю прощались с каким-нибудь предметом мебели, но в этот раз было особенно обидно.
– Я сто лет не держал в руках наличку, – признался Эймс. – Может… в шаттле завалялась мелочь?
– Да можно и не мелочь, – отмахнулся Дядька. – Мы тут вообще принимаем альтернативные способы оплаты. Чипы, микросхемы, исправную и неисправную технику.
– Еду, – добавил Сильвер.
Муж с женой переглянулись с нескрываемым облегчением.
– Боюсь, этого добра теперь навалом, – вздохнул Эймс. – Я даже не знаю, сможем ли мы починить наш шаттл.
– И на запчасти его продать не получится, модель старая, – поддакнула Моника.
– Ну вот и отлично! У нас всегда найдется применение даже самой старой развалине, – ухмыльнулся Сильвер, указывая на Дядьку.