Медея и ее дети

Удивительная женщина эта Медея. Словно опорный камень, соединила разные поколения, распотрошенные судьбы и окружила заботой тех, кто так в ней нуждался. Обычные жизни, с их шероховатостями и неровностями, обрели другие очертания под крылом мудрой и доброй Медеи, в крае, полном разноцветных красок. Великолепие книги сквозит во всем: богатый и образный язык, бездна смыслов, вихрь судеб. Такая теплая и одновременно грустная, местами болючая, искренняя до самых темных уголков души.История, которая будоражит, заставляет сопереживать и негодовать. История, которую запоминаешь.

Впервые я взяла в руки томик Улицкой лет в 16. Это был «Искренне ваш, Шурик», роман, который женщины в моей семье передавали из рук в руки и затем бурно обсуждали. Передавали не оттого, что его нельзя было достать в книжных, а нарочно, чтобы наверняка прочли, не отложив в долгий ящик. Сначала я, было, втянулась, а потом чуть не швырнула книгу в телевизор – благо, дело было ночью, и мне не хотелось всех перебудить. Наутро за завтраком я бурно возмущалась – да как такое вообще читать можно, да это же мерзость. Мама улыбнулась и аккуратно посетовала, что, видимо, не стоило-таки мне «эту мерзость» давать. В свои 16 я была барышней романтически настроенной, максималисткой и различавшей только белое и черное. С тех пор прошло почти 10 лет. И я снова взялась за Улицкую, и снова с опаской. Но на этот раз меня пугало совершенно другое: Людмила Евгеньевна называет Россию «страной несчастных женщин». А я не люблю читать про несчастных женщин. Вернее: про русских несчастных женщин, тем более словами русских же женщин. Но «Медею» я не прочесть не могла, потому что тут Крым. А Крым для меня – место заветное, родное, ни с чем больше на свете не сравнимое. И у Людмилы Евгеньевны он прекрасен: живой, выпуклый, наполненный до краев ароматами, красками, звуками. «Медея и ее дети» – это сага о большой таврической семье, которую разбросало по свету, но сердце которой неизменно билось в окрестностях Феодосии – в залитом солнце дворе с видом на столовые горы и розовеющий тамариск, где Медея растирает тыльными сторонами ладоней тесто для пахлавы. Всякое выпало на долю этой семьи: от тягот и трагедий революционного, а потом и военного времени, до вполне себе бытовых, о которых не принято говорить, но все почему-то о них знают. Словом, грязного белья и скелетов в шкафу в этой истории предостаточно. Но рассказано это без надрыва и заламывания рук. Хоть повествование ведется не от лица Медеи, но во всем чувствуется ее житейская мудрость и умение принять то, что выпадает на долю:"Прими и то, что свыше меры, как благодать на благодать, как дождь, как снег, как тайну веры, как все, с чем нам не совладать…"И вот что вышло: пишет Улицкая о несчастьях в этом романе, много пишет и подробно. Но общего ощущения несчастья нет. А есть напротив уверенность, что жизнь продолжается. Жизнь как она есть с семьями и отношениями между близкими людьми как они есть. Без прикрас и преувеличений. Чтение Улицкой напомнило мне разговор с очень взрослой родственницей, которая сильно старше тебя. В 10 лет тебе скучно, в 15 хочется спорить до хрипоты, в 25 – внимать каждому слову, в 45 – жалеть, что о многом так и не было говорено. А «Шурика» я таки прочла, в 21 год. Побывав участницей или просто свидетельницей всяких разных невыдуманных историй. И тогда он мне понравился.

Эту маленькую, толстую и поперечно-полосатую книгу предваряет небольшое, в два абзаца, вступление от лица Людмилы Улицкой. Что она, значит, хотела сказать этой книгой и чего не хотела. Прочитайте вступление (оно же аннотация) – и саму книгу после этого можно, в принципе, и не читать.Это моё скромное мнение.Ладно, допустим, я не поклонник семейных саг, а словосочетание «семейные ценности» у меня всё ещё вызывает непонимающую улыбку. Допустим. И всё-таки «Медея и её дети» даже как семейная сага никуда не годится. От книги с такой аннотацией – «памятник ушедшему поколению», шутка ли – ожидаешь монументальности, всеобъемности, красочного полотна, отображающего ход истории, преломляющего и отражающего её, чтобы показать в одной семье. И что-то подобное, действительно, просачивается намёками сквозь первые страницы книги – сквозь, может, страниц сто из пятисот с лишним. А потом всё начинает тонуть в мелких семейных дрязгах, осточертелых любовных конфликтах. Измена на измене, а на измене измена, так себе памятник-то.Но и не только в этом беда, а ещё в том, что самого по себе течения времени сквозь семью Синопли не получилось. Казалось бы, вот он, генетический материал, аж генеалогическое древо на первом развороте понадобилось, – а на деле большинство «детей» бездетной Медеи не удостаиваются не то что истории, а даже и описания. И тут дело, конечо, не в цвете глаз-волос, и не в том, что я жду, что в таком относительно небольшом тексте найдётся место для каждого – однако бывает, что персонажу даётся краткая характеристика, но такая ёмкая, что образ сам рождается в голове. Здесь не найдётся этого. Здесь все побочные персонажи пройдут серой стеной, а за главными будет волочиться шлейф характеристик, словно выпавший из тезауруса: повтори да закрепи…Однако самое удручающее впечатление произвела на меня вторая часть книги: история любви-одержимости Медеиной внучатой племянницы. Тут у меня и личное (не нравится мне трактовка любви как тяги к красивой шкуре), и лично-читательское: очень уж похожа эта часть на любовный романчик, притом не очень красивый. А уж сцену, в которой страстно влюблённая Машенька читает этому своему Казанове стихи, пока он мучается поносом, и вовсе всерьёз воспринимать нельзя. Тут уж не любовный бред даже, а обычный.Может быть, эта часть дана, чтобы жизнь Медеи казалась выше и порядочнее в сравнении с молодым поколением, но если она присутствует исключительно ради контраста, то занимает слишком много места. А если не для контраста – то для чего? И в целом роман оставляет именно такое впечатление: для чего?Для чего она Медея (кстати, Word, похоже, считает это слово деепричастием), если миф там никак не обыгран? Для чего выбирать формат семейной саги, если ты воспеваешь стойкость одной-единственной личности? Для чего вводить персонажей, которых читатель будет знать только по именам? Для чего писать такие ужасные стихи?Одно в книге хорошо: Крым. Красивый, яркий, полнозвучный, он и был главным героем романа.Всё остальное – пустые людишки со своими глупыми смешными страстями.