Стоунер

Если вы хотели прочитать мою самую бездарную и бессмысленную рецензию, то это она.В каждом из нас живет определенная часть Стоунера. Во мне Стоунера дофига.Я – та самая серая масса, которая встает в 6 утра, и идет просиживать свои штаны за копейки там, где за почти 3 года работы у меня не появилось ни одного намёка на друга, с которым я могла бы обсудить прочитанную книгу или увиденный фильм.На профориентации в школе выяснилось, что мой идеальный вариант работы – это озеленитель (подстригать кусты). Я серьезно. В каком-то смысле я в этом направлении и живу – проношу сквозь себя книги, облагораживаю и озеленяю себя духовно как только могу. Ну вы поняли.По выходным я долго лежу и смотрю в потолок. «И это всё?» – думаю я. В этом и заключается твоя жизнь? Ты хотела этого? Сходить в магазин за едой, а по дороге мысленно ныть и страдать, что тебе так тяжело нести жратву, в будни не думать о существовании нормальных обедов, спать по 5-6 часов в сутки, полгода копить на джинсы и так и не купить их?Мне всегда казалось, что должно быть что-то ещё, что я живу совсем не для этого.На работе мне сказали: чтобы пережить кризис в компании и будущее увольнение, мне вот прямо сейчас необходимо срочно начать поиски мужика. Так и сказали: Маша, работу можешь не искать, ищи себе мужа, ты же с квартирой. Когда говорят подобные вещи, мне хочется убивать. В этот момент я поняла, что готова прочитать Стоунера.На протяжении первой трети книги я просто и по-детски ревела. Потом принимала Стоунера как лекарство, по двадцать-тридцать страниц в день, чтобы не сойти с ума от горя, восторга и красоты текста.Потом Стоунер достиг кульминации чиклита – остановиться читать было совершенно невозможно, тяжесть прошла, скорость и течение жизни главного героя увеличились. И вот Стоунер прочитан. Первые несколько часов после книги я была разочарована, потому что ждала большего, более подробного анализа жизни Стоунера им самим в финале, каких-то космических истин и откровений от него, но этого не было. Теперь же накрывает вторая волна, постфактум от Стоунера. Мне больше не хочется встряхнуть его за плечи и говорить «сделай это, иди за ней», мне не хочется его критиковать или анализировать, потому что отдаленно я начинаю понимать, насколько я – это Стоунер и как много меня в этой книге.Я точно также провафлила личную жизнь с идеальным, потрясающим человеком, потому что мне на минуту показалось, что я уже всё про нас знаю. Как сложится будущее, как мы будем жить. Мне казалось, что я достигла той тихой гавани, тихого счастья и понимания меня другим человеком.В этот момент, когда я все это увидела, мне стало скучно. Я была наивной и безответственной малолетней дурой, которая побежала прятаться под одеялко как только поняла, что ее модель устоявшейся жизни в грустях, книгах и кошкой на коленях может измениться прямо сейчас.Я боюсь того времени, когда уже не смогу вспомнить и окинуть одним мысленным взглядом всю свою жизнь и когда она будет проявляться в памяти лишь фрагментарно, периодами. Я очень сильно этого боюсь, потому что это будет означать, что я становлюсь старше, время идёт, и что? Какой выбор правильный? Не верхом ли эгоизма будет делать лишь только то, что я хочу делать?Как жить, как разговаривать с родителями, которые не хотят тебя отпускать или наоборот говорят «будь популярной, деточка и пойди купи себе еще одно платье». На многие эти вопросы автор Стоунера отвечает или показывает направление пути, в котором следует двигаться читателю.Стоунер. Первая книга, стоимость которой на английском языке меня совсем не волновала, потому что я была готова отдать за нее любые деньги. Отдала и счастлива насколько может быть счастлив человек, находящийся в подвешенном состоянии.Стоунер – это как разговор с Богом. И страшно, и больно, и всё становится на свои места.

Студент, случайно натолкнувшись на это имя, может вяло поинтересоваться, кто такой был этот Уильям Стоунер, но вряд ли его любопытство пойдет дальше вопроса, заданного мимоходом. Преподаватели, не особенно ценившие Стоунера при жизни, сейчас редко о нем говорят; пожилым его имя напоминает о конце, который их всех ждет, для более молодых это всего-навсего имя, звук, не пробуждающий воспоминаний и не вызывающий из небытия личность, с которой они могли бы ассоциировать себя или свою карьеру.Джон Уильямс ''Стоунер''Собственно, вся жизнь Уильяма Стоунера в этих нескольких предложениях. всего-навсего имя, звук, не пробуждающий воспоминаний и не вызывающий из небытия личность. Человек, проживший серую, ничем не примечательную жизнь. Серая масса, большинство и т.д. Эпитеты, которыми так любят сейчас разбрасываться, безусловно, считая себя, конечно же, не большинством. О, а сколько бесконечных статей типа ''научись мыслить нестандартно'', ''будь креативным'', ''выделяйся из толпы'' и т.д. Совершенно забывая об одном маленьком нюансе. Это со стороны, причем, со стороны, которая скользит по поверхности, не ныряя в глубину, не желая разобраться во внутреннем мире другого, кажется, что человек ''серая масса'', то самое ''большинство'', а если присмотреться повнимательнее, то окажется, что внутри скрыта целая вселенная, а может быть горе или несчастье, а может застенчивость, а может еще что-то такое тихое и грустное, что сделало человека невидимым, растворившимся, умершим – и все равно это целая вселенная, какая бы она ни была. И когда это понимаешь, понимаешь, что за всего-навсего имя, звук находится человек со всем его внутренним миром, драмой, несчастьем или счастьем, тихим неприметным счастьем, вдруг перехватывает дыхание. И понимаешь, что Билл Стоунер прожил такую большую жизнь и не был счастлив в силу разных причин, что ему не хватило всего лишь чуть-чуть, чтобы быть счастливым. Когда прочитываешь первые два абзаца книги о том, что Стоунер был ничем не примечателен, то в этот момент приходит понимание, что эта небольшая книга – рассказ о жизни самого обычного человека, содержит в себе весь его мир, всю его боль, все его мечты сбывшиеся и не сбывшиеся, – каким-то необъяснимым образом к горлу подкатывает комок и не отпускает все то время, пока читаешь о Стоунере. Тихая грусть. Тихая грусть о человеке, который однажды приехал в университет изучать сельское хозяйство, а в итоге оказался профессором филологии. Все изменил Шекспир, вернее 73 сонет. Молодой человек с маленькой фермы стал профессором филологии. Неужели это заурядно? Да нет. Бывает так в жизни, что совершаешь незаурядные поступки, трудом добиваешься результатов, вроде встречаешь твоего человека, а оказывается жизнь прожита несчастливо в результате каких-то недопоступков, нерешительности. Почему, почему он не ушел от Эдит? Изначально они были не парой, их жизнь семейная началась несчастливо и так же продолжилась. Ради дочери? Она не стала счастливее от того, что Стоунеру не хватило смелости изменить свою жизнь. Несчастье родителей, живущих вместе, вынужденных жить вместе, сделало несчастной и Грейс. Примочки из якобы семьи не излечили Грейс, что печально, потому что когда родители не понимают, что делают своих детей заложниками собственных войн, это делает детей внутренними калеками, что и случилось с Грейс. Так же, как несчатной оказалась и Кэтрин. Одно решение могло изменить все. Даже ту университетскую ситуацию, которая сложилась из-за амбиций и глупости одного студента и принципов, которых придерживался Стоунер, как преподаватель. Одним решением можно было изменить все. Но делает ли это нерешение Стоунера всего-навсего именем? Да нет. Потому что никогда, ни из-за одной неудачи, несчастья или несложившейся семейной жизни, Стоунер не впадал в отчаяние, не сдавался. Он работал, жил, трудился. Прожил большую жизнь, не будучи блистательным преподавателем кому-то привил любовь к литературе, кого-то, как Кэтрин, вдохновил писать работу. Этот роман – один из лучших образцов прожитой человеческой жизни, самой обычной жизни, наполненной мгновениями счастья, удачной работы, неприятными ситуациями на работе, несчастливой семейной жизнью, неудачами, редкими удачами, с осознанием того, что поступи мы иначе, жизнь пошла бы другим путем. Самой обычной человеческой жизни, которую проживаем мы все. Каждый свою собственную. С неудачами и удачами. С горем и радостью, счастьем и несчастьем. С началом и финалом. И от этого грустнее всего. От того, что когда переворачиваешь последнюю страницу начинаешь думать о том, что не сделала в собственной жизни, о тех поступках, которые не совершила, об утраченных возможностях. Но стоит ли об этом горевать? Нет. Жизнь на этом не заканчивается, она идет своим чередом.На самом деле, все мои размышления о том, что Стоунеру был предоставлен шанс изменить свою жизнь, а он не воспользовался и прочее и прочее, так вот на самом деле это все глупости, потому как все мы сильны задним умом. Особенно в отношении книжных героев и других людей, мы всегда знаем, что им лучше всего было бы сделать в той или иной ситуации, однако, опыт – это такая полезная штука, которая появляется через несколько секунд после того, как она была нужна. Прожить жизнь без ошибок, без неправильно принятых решений – это и не жизнь вовсе, на мой взгляд. Замечательная книга о том, что каждый из нас, даже если мы всего-навсего имя, звук, не пробуждающий воспоминаний и не вызывающий из небытия личность, все равно целая вселенная, что каждый из нас носит в себе бескрайние миры, достойные того, чтобы о них была написана книга. Такая, как ''Стоунер'' Джона Уильямса в завораживающе прекрасном переводе Леонида Мотылева. Пальцы разжались, и книга сначала медленно, а потом быстро заскользила поперек неподвижного тела и канула в тишину комнаты.

Модного – или даже точнее, снова модного нынче «Стонера» – я прочла одновременно с призовым романом Джона Бэнвилла «Море» и всю дорогу чувствовала себя мисс Марпл, которая кротко спрашивала своего племянника-писателя, писавшего весьма современные романы: «Но Десмонд, дорогой, неужели все люди в твоих романах должны быть такими неприятными?»Роману «Стонер» я дала четыре звезды. Это единственный роман, из-за которого я чуть было не проехала остановку в метро, а потом еще стояла возле колонны на перроне, потея в огромном красном шарфе, и дочитывала сцену экзаменовки студента Уокера, преисполняясь, как говорится, любовью и мерзостью, но мерзостью все-таки больше, потому что при четырех звездах и пропущенной остановке роман «Стонер» мне решительно не понравился. Нет, это, разумеется, очень хороший роман. Очень прекрасный даже. Он отменно написан и более того – прекрасно выписан, потому что это роман о жизни, в которой, кроме, собственно, жизни ничего больше и не происходит: герой рождается и умирает, а попутно с ним случаются университет, любовь к Чосеру и Шекспиру, неудачный брак, тельноскроенный роман и карьерные неурядицы. Писать такие романы, чтоб без внезапной шифровки в сапоге от ассассинов-масонов из калининградской ложи с требованием выслать им голову Иоанна-Крестителя и три банки черносмородинного варенья, чтоб только жизнь-жизнь-жизнь, какой мы ее представляем себе, да еще без фейсбука и инстаграма – это надо уметь, и Джон Уильямс сумел, только жизнь это такая, что под конец невольно чувствуешь облегчение, что герой помирает, даже если это происходит по вполне естественным причинам, потому что чем ближе к концу, тем каменнее крепнет в тебе какой-то едкий вопрос – зачем ты жил, мужик?Оно, разумеется, мужик жил незачем. Знаете, во Франции «Стонера» раскрутила Анна Гавальда. Прочла, офонарела от развернувшегося перед нею неполитого вареньем реализма, перевела на французский и отпустила в дальнее плавание, заявив – «Стонер – это я». (И тут не смогла удержаться от вторичности, даром, что Флобера уже не стошнит изысканным репримандом.) Для Анны Гавальды оно такое, понятно – ухтывау, ни одной жизнеутверждающей цитаты, все в целом – тлен и сартр, но с затаенной англоязыческой грустью, когда в полях поют, допустим, грачи, а мужику не дают преподавать Чосера и все закончится так, как и начиналось – в жирной весенней земле без надежды на приход условного коэльо с затасканным уже просветлением и очистительными слезами. Конечно, Стонер – это я, это каждый из нас, из тех, кто не ходил в Антарктику и не встречал в Африке рассвет, кто вечным сереньким говнецом сочится по жизни из метро до офиса, пересчитывает деньги на гречку и имеет начальство, которое его имеет. Стонер – образец классического даже не неудачника, я не люблю это слово, которое, в общем-то и выдумали настоящие неудачники, чтобы через это отрицание хоть как-то себя обособить. Стонер – образец классического мелкого, а не маленького человека, которому вроде бы и многое дано, но он как-то прется по жизни как архетипический офисный работник по метро в семь вечера с отключенной головой и отогнутыми от толпы плечами и жизнь его калечит туда-сюда по лицу, а он вроде бы покорно принимает ее удары, потому что у него долг перед семьей и перед кем-нибудь еще, но на самом деле – ему все норм и насрать. Стонер любит преподавать, но когда он умирает, никто из студентов не может его толком вспомнить. Стонер глупо женится, глупо рожает ребенка, которого потом упускает просто потому, что он такой – во все невмешательный – он питается любовью к Шекспиру, а в промежутках постирывает себе носки и подставляет голову всякому, кто хочет на нее насрать. Однажды со Стонером случается любовь – сладкая и яркая, к тому же на почве литературы, но и тут как все закончится, уж понятно, потому что стонеры всегда выбирают все как надо, потому что долг, внутренний стержень, сила, сутулость. (Все, что делает нашу жизнь чрезвычайно увлекательной.) Стонер – это действительно модель человека, за злоключениями которого следишь, забывая дышать, потому что вроде как за собой следишь, ну как ты там, встанешь, может, наденешь уже красные суперменские трусы, вдаришь гадкому директору в лицо лучом истины? А нет, не вдаришь. Коне-ечно, это потому что ты выше этого, козлина. (Ну и пошел ты в жопу, помирай давай, никто не заплачет.)В начале отзыва я вспомнила еще роман Бэнвилла «Море» – кто не в курсе, это ирландский роман, и этим все сказано (смерть, горе, отрицание, духовитый запах пота и нечеловеческой красоты пейзажи), в котором тоже мужик перебирает после смерти жены свою не слишком интересную жизнь, попутно выставляя себя порядочным мудилой, но все это писано с положенной большому роману болью и сквозняком из разверстых кишок. И вот, верно от этого, от того, что как большой роман – так он все чаще про мелкое, про гадость и боль, которые мы и так знаем, как мы в детстве говорили, без сопливых и хотя это все, разумеется, очень нужно и правильно, и умение писателя тронуть читателя за то, что у него под защитной подкожной броней – оно и есть показатель большой литературы, но отчего-то все чаще хочется сказать, пошли уже прочь от моего славного жирка, достали вы со своим унылым мудачьем, на примере которого человечество разламывается как гнилое яблоко, а хочется каких-то славных людей, хоть одного, чтобы хоть там, в книгах, вера в человечество не терялась.