Пролог
– Огонь! – солдаты подчинились приказу и застрелили предателей. Прогремели ружья, упали тела. Я безучастно взглянул на процессию со стороны бункера, где располагался генералитет.
– Ну что за звери… Мы совсем не похожи на этих фанатиков, правда? – я взглянул на окружающих меня друзей, искал их поддержки, но они лишь потупили взгляд. – Ха… И это после всего того, что мы прошли? Вы что… Не верите мне?
Вдруг я вспомнил, как же хорошо было до войны. Никто не потревожит выстрелами артиллерии, не захочет пробраться ночью в тыл, а на обед прекрасный суп с мягким хлебом. В голове возник извечный вопрос, что до сих пор терзал меня изнутри:
Что такое справедливость?
Справедливость… Очередной пустой звук, что был лишен смысла в реалиях жизни.
Взглянешь вокруг – повсюду лишь безнадежная несправедливость, что укоренилась в самом сердце человеческого существования. Мир может сколько угодно призывать к равенству полов, требовать равных возможностей для инвалидов, но в конечном счете все это бесполезно.
У женщин и мужчин разные предначертанные роли, разные физические данные. Люди с ограниченными возможностями по определению никогда не станут нормальными, неважно, как их назовешь. Слова – всего лишь прикрытие горькой правды жизни.
Сколько бы ни твердили о справедливости, это лишь тщетные потуги исправить то, что неизменно. Жесточайшая несправедливость – неотъемлемая часть нашего быта, но, в отличие от большинства, меня с младенчества учили верить в человеческую доброту. Я по-настоящему чтил её и было тяжело принять столь отвратительный факт, что я сам стал злодеем… Привлекательным для женщин, сильным и благородным, честным перед близкими, но последним злодеем, что уже погубил сотни тысяч людей.
С каждым годом становилась очевидна печальная истина – любые идеалы не более чем обманка для тех, у кого душа слишком слаба, чтобы противостоять идеальному. Несхожие способности, непохожие обстоятельства – всегда порождали несправедливость и неидеальный мир, используя идеи.
Ведь судьба не хочет, чтобы мы были одинаковыми…
Равенство – блеклая мечта тех, кто не родился в семье богачей. Мечта, что потускнела под гнетом неумолимого хода вещей. Обманчивый призрак, к которому тщетно тянутся отчаявшиеся умы. Так есть ли она – эта химера по имени справедливость? Или это просто очередная замена надежды, которую мы продолжаем лелеять, чтобы не сойти с ума от тяжести жизни?
Я полагаю, что ответ очевиден.
– Солдаты! Открыть огонь! – и вновь раздался звук выстрелов. И вновь тела упали в глубокую яму, откуда сочилась мерзкая кровь.
«Почему же я до сих пор здесь, мама?»
Часть 1
Глава 1
По радио играл вальс «Осенний сон». Сквозь приоткрытое окно в кабинет проникал аромат цветущих яблонь, напоминая о мимолетности весны. Травмирующие душу мысли уносили разум подальше от умиротворяющей красоты природы.
«Никогда бы не подумал, что могу так глубоко уйти в себя…»
Взгляд упал на старую фотографию, что стояла на письменном столе. На печальной чёрно-белой картинке были запечатлены солдаты, что застыли в торжественном параде. Они с гордо расправленными плечами и с радостными лицами предвкушали победу.
В тот день мы вновь поклялись защищать нацию ценой собственных жизней. Воспоминания заставили задуматься о фразе, которая давно не давала покоя: «Ничто не остается безнаказанным».
В памяти всплыли картины войны – бесконечные поля сражений, что мы усеяли телами погибших солдат; разрушенные города и места, где некогда цвела жизнь. Пробирали до костей изнурённые взгляды слабаков в лагерях.
Каждый раз я убеждался, что помню картины военных кампаний, где теряли человеческий облик мирные жители, чьи дома были уничтожены в жерле войны. Я, генерал армии, хайвенгруппенфюрер, если изволите, понимал, что ни один мирный человек не заслуживал такой участи… Но каждый раз исполнял приказ.
Сердце сжалось от мысли, что десятки тысяч человек пали жертвами идеологии, ложных идеалов, лживых обещаний. Но я был обязан рождением отчизне, поэтому вытерпел и эту боль. Бедные, нищие умом солдаты верили, что их преступления останутся безнаказанными, но правила игры оказались иными. Я знал, что жизнь не прощает слабости… Но знал ещё, что быть – значит не прощать бездушие.
В моменте почувствовал, как тяжелый груз вины навалился на плечи. Я был тем, кто вел людей вперед. Лжецом, что направлял орды серой тьмы против Гигантов Северного протектората. Я не задумывался о последствиях, когда осаждал и грабил города Олении. Казалось, что моя воля – вершила справедливость. Теперь же я смотрел на фотографию и видел молодых солдат, что были полны надежд и решимости.
«Бедные дети Гегемонии заплатили слишком многим. Интересно… А сколько же придется заплатить мне?»
Я встал из-за стола, подошел к окну и вдохнул свежий весенний воздух. Вдалеке раздался звон колоколов. Он напоминал мне о том, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. Впереди высилась Великая башня – четырёхсотметровое здание из бетона и стекла. Она закрывала бывший шпиль улья, где родился я и такие же, как я. Только благодаря воле монарха, королевы Кристализ, что объединила нацию сначала во имя выживания, а после – во имя мести, мы были рождены на свет.
Мы – Меняющиеся, человеческая раса, чьи гены хранят в себе магию перевоплощения, способность принимать облики других живых существ. Но столь великая сила была дарована лишь избранным, я же ничем таким не обладал.
Источником нашей мощи оказалась агапэ – энергия любви, которая стала жизненной необходимостью, не только чтобы использовать магию, но также чтобы возвращать тело и разум в юность. Из-за агапэ высшие чиновники и офицеры получили возможность сохранить психическую и физическую молодость, чем все с удовольствием пользовались.
«Ресурсов и земли на всех не хватало. Наша судьба была очевидна…»
Вдруг радио зашуршало, и станция переменилась на очередную пропагандистскую:
«…ведь в течении сотен веков Меняющиеся жили разрозненными племенами, блуждали по миру в поисках пропитания. Но наша бренная судьба изменилась в 982 году, когда Великая королева Кристализ объединила ульи под началом сильных и направила Гегемонию по пути модернизации и технологического развития. Когда мы догнали остальной мир в прогрессе государство разработало новые, маневренные и мобильные методы ведения войны. Благодаря Великой королеве нация сумела нанести сокрушительный удар и установить тысячелетнюю и миролюбивую власть над половиной континента. Теперь благодаря Кристализ мы наконец-то можем свободно питаться любовью тех, кто осмелился противостоять истинной добродетели! Почему же нация этого добилась – спросят дорогие радиослушатели… А я с удовольствием отвечу! Ибо мы – те, у кого в крови течёт истинная магия, магия перевоплощения и любви! Ибо мы – высшая раса континента и обязаны восторжествовать над ним! Мы должны подчинить Сталлионград и отомстить за ту боль, что причинила нам Вестрия! Мы – Меняющиеся, и наше время пришло! Пора занять подобающее место в мире, где каждый платит жизнью за выживание! Слава Королеве Кристализ! Слава Гегемонии! Слава нашей высшей расе!» – кричал радиоведущий, пока я не переключил обратно на любимый вальс.
«Отвратительно…»
Но государство было авторитарным не всегда. Раньше альтернативы превосходству – гармония Вестрии и социализм Сталлионграда – не давали нашей великой стране впасть в тьму автократии. Далёкой весной 1007 года Оления и Северное королевство гигантов ещё не были безвольными марионетками. Смелые и волевые приподняли головы и решились выступить против тиранического режима. Королеве это, мягко говоря, не понравилось. Кристализ назвала сопротивление террористами-гармонистами и обрушила на радикалов ужасающие масштабом общенациональные рейды.
В ту злополучную ночь, что окутала страну непроницаемым покрывалом, улицы, в другие дни оживленные, притихли. Простые люди затаили дыхание в предчувствии грядущих событий. Все ждали развязки. Редкие всполохи света из окон разрывали завесу мрака, как одинокие маяки посреди океана.
Там и тут раздались приглушенные шаги – тайная полиция кралась по переулкам. Их движения, стремительные, словно удары кинжала, выдавали бывших отбросов и охотников за головами. Они знали: сегодня изгоев, ждет схватка с теми, кто осмелился бросить вызов Великой королеве.
Заговорщики устраивали собрания в подвальных убежищах, в полумраке, при трепетных огоньках свечей, где воздух пропах напряжением и ужасом. Защитники добра и истинной любви понимали, что идут на смертельный риск, но вера в гармонию и справедливость пересиливала страх.
Дверь одного из убежищ выбили с оглушительным треском. Тайная полиция ворвалась внутрь, как хищники, что почуяли кровь. Заговорщики замерли, будто олени, что попали под свет фар. Завязалась схватка. Полиция стреляла в тех, кто сопротивлялся и резала горло тем, кто сдавался. Кровь брызгала на стены. Крики боли и отчаяния сливались в протяжный вопль.
Так было в Ликтиде, в Сорифе, во Всеполисе, во Враксе… Каждый, кто осмелился бросить вызов королеве, был казнен на месте. Когда же битва утихла, тайная полиция торжествовала победу. Бывшие отбросы собирали трупы несчастных, словно трофеи, и увозили прочь из убежищ.
Гегемония вновь погрузилась в молчание.
Когда в штабе сопротивления Всеполиса, в самом сердце столицы, убили сотни человек, я был неподалёку. Совсем неслучайно оказавшись рядом мне пришлось своими глазами увидеть, как тайная полиция, будто стая голодных волков, безжалостно разрывает тела, издевается и явно наслаждается резнёй. Я, ветеран армии и хайвенгруппенфюрер королевы, привык к ужасам войны, но то, что творилось там, выходило за рамки человеческого понимания.
Последняя заговорщица сдалась и умоляла отпустить её, когда несколько офицеров лишь смеялись и жадно осматривали пока ещё живое тело. Я было собрался уходить, но вдруг почувствовал, как главарь подходит ко мне. Вдруг тело рефлекторно застыло. Офицер шёл с явной готовностью откусить мне голову, но неожиданно увидел пальто, что было только у высокопоставленных военных. Полицейский сначала пришел в замешательство, но подхалимство и трусость пересилили кровожадность. Спустя мгновение он резко выпрямился, вскинул руку и заговорил:
– Здравия желаю, гер хайвенгруппенфюрер! Прошу покиньте место проведения операции! Выполняем приказ королевы Кристализ!
– Понял-понял. Я хотел убедиться в безупречности исполнения, так сказать с первых рядов, но…
– Спасибо за заботу, хайвенгруппенфюрер! Разрешите идти?
– Разрешаю…
В тот миг я решил, что пора действовать и сделал выбор, который изменил ход истории. Тогда разум ещё не оставил веры в судьбу и в её уроки, а тяжелое бремя убийцы обязывало спасти хотя бы эту девочку.
– Впрочем, постойте, офицер. Не могли бы вы отдать мне вон ту девушку, что осталась последняя из заговорщиков?
– Что? Тоже понравилась?
– Нет, что вы. Я хотел бы допросить заговорщицу у себя. Дело крайней важности, надеюсь вы понимаете.
Офицер встрепенулся.
– А, о… Т-так точно, гер хайвенгруппенфюрер! Если дело действительно важное, то конечно, забирайте эту террористку, – сказал он с садистской улыбкой. – Эй, шлюха ничтожная! Ты даже не представляешь, что тебя ждет…
Дегенерат пугал девочку ужасами, которые я мог бы с ней вытворить. Гармонистка дрожала, как котёнок.
Хрупкая фигурка выделялась среди поверженных тел, каштановые локоны рассыпались по плечам, как водопад расплавленной меди. В карих глазах читался истинный ужас. Тонкие пальцы сжимали медальон на груди – реликвию, за которую девочка цеплялась в нескончаемом кошмаре.
В миг сердце сжалось от боли. Я не мог себе позволить, чтобы невинную душу поглотило пламя безумия.
– …лучше бы сразу поняла, какой же тебе настал пиздец, гребаная террористка! Гер хайвенгруппенфюрер! Принимайте!
Защитница гармонии вздрогнула, когда рука коснулась плеча, но вдруг она наконец-то увидела во взгляде военного человека не жестокость, а сострадание. Засохшие губы прошептали:
– Не бойтесь, я вывезу вас отсюда, – и мы постепенно начали уходить.
Каждый шаг в сторону выхода был испытанием. Я ощущал, что спину сверлят взглядами эти адские гончие. Офицеры явно обдумывали, что же вообще происходит.
Тайная полиция всегда была выше любых законов. Офицер имел право застрелить террористку на месте, а меня привлечь к уголовной ответственности за вмешательство. Странное липкое ощущение вцепилось в душу, но я шел вперед, не дрогнув.
Наконец, мы дошли до автомобиля. Девушка, дрожа от холода, обернулась и бросила последний взгляд на место кошмара и резни. Глаза расширились, когда гармонистка увидела языки пламени, что пожирали бывший штаб сопротивления. Сама судьба стремилась стереть ужасные события прошедшего вечера и выжечь гноящуюся рану раздора.
Я почувствовал, как хрупкая рука сжала ладонь в немом благодарном жесте. Пришлось медленно ответить тем же. Мы быстро покинули место ужаса и гнили. В тот же момент я понял, что иду по ночным улицам столицы с новой целью в сердце.
Было неприятно думать о том, что придётся взять ответственность за девушку-террористку. Жизнь взрослой девочки была в моих руках, что смущало. Но вдруг я почувствовал себя настоящим рыцарем, защитником слабых и беззащитных… И мне понравилось столь прекрасное чувство.
«Мы несём ответственность за тех, кого приручили…»
Глава 2
Лунный свет просачивался сквозь шторы, отбрасывал причудливые тени на стены спальни. Иного варианта, кроме как привести защитницу гармонии в особняк, попросту не было. В интимном полумраке девушка присела на край кровати. Мягкое сияние луны осветило фигуру, что манила необъяснимой притягательностью и чистотой.
Прекрасное лицо, что полнилось недавно ужасом, приобрело умиротворенные черты, чему я был несказанно рад. Следы недавних слез высохли на щеках, а глаза цвета лесного озера смотрели на уставшее лицо с выражением искренней благодарности.
– Вы спасли мне жизнь, генерал, – прошептала она, и слова повисли в воздухе драгоценными каплями росы. – Я так вам благодарна… не передать словами…
Я медленно кивнул. Да, пришлось спасти сторонницу гармонии от смерти. Но ведь так бы поступил любой адекватный человек, что ценит жизнь.
– Я сделал то, что должен был сделать. Скажу честно, думаю, что ваше спасение повлечет за собой серьезнейшие последствия. Уверен, что УОП этого так не оставит.
Девушка опустила глаза. Пальцы нервно перебирали складки испачканного кровью платья.
– Они мертвы, генерал… Я последняя из тех, кто выступал против этого кошмара, – тихий голос дрогнул.
Я подошел, взял нежные руки, легонечко сжал и сел рядом. Хотелось подбодрить гармонистку, защитить от тяжёлой судьбы.
– Такие страдания не пропадут напрасно. Их смерть – это жертва во имя гармонии… И, если твои товарищи умирали с мыслью о победе добра и истинной любви, их идеалы будут жить и обязательно победят тот мрак, что несет с собой Кристализ. Не все Меняющиеся – злые по рождению.
Я нежно обнял мягкое женское тело, а после не успел и понять, что произошло. Вкус нежных женских губ настиг меня.
– Ой, простите генерал, я…
Я не смог сдержаться и завалил милую гармонистку на кровать. Она была столь доброй, столь прекрасной душой и телом, что я медленно терял в ней себя. Она отстранилась, но пересилила страх и принялась аккуратно снимать платье. Это было чрезвычайно неожиданно. Я спросил:
– Вы правда этого хотите? Я вижу, что вам некомфортно…
– Пожалуйста, генерал… Мне нужно, чтобы вы помогли выбраться такой глупой дурочке. Пообещайте, что поможете уехать из страны, молю вас, я сделаю, что угодно… – сказала она с грустной улыбкой и медленно начала ласкать мускулистое тело.
Я замер на мгновение, но после медленно кивнул, не задумываясь о последствиях.
– Обещаю…
В темноте спальни мы слились в любовном экстазе. Две души объединились в порыве страсти, наслаждались телесной теплотой. Я с почтительной нежностью коснулся женской кожи, будто трогал самый драгоценный цветок из выжженного войной сада. Она изгибалась под прикосновениями, как гибкий стебель, что тянулся к солнцу.
Мы отдались друг другу полностью. Девушка шептала о жизни, о добре, которое желала подарить простым людям, а я с восхищением слушал и нежно любил. В ту ночь мы обрели друг друга не только как союзники в борьбе, но и как путники, что шли вместе по дороге жизни. Но только на одну ночь – у судьбы всегда свои планы.
После акта истинной любви я быстро накинул на себя что было и невзначай спросил о Торрене, лидере сопротивления Гармонистов:
– Спасибо за столь прекрасную ночь, – я ещё раз поцеловал прелестные губы. – Хочу вас спросить… Вы случаем не знаете, как найти Торрена? У меня есть несколько вопросов, а также жгучее желание помочь освободительному движению. Я на самом деле шёл не проверять эффективность работы тайной полиции, как вы уже, наверное, поняли. Я хотел присоединиться к…
– Единственное, что говорил Торрен по поводу плана Б, так это то, что нужно бежать в Вестрию. Только там гармонистам будут рады.
– Понял. А как я смогу с вами связаться?
– Есть один знакомый, что живет во Враксе, но я не уверена, что он жив. Его зовут Голден Маффин. Если найдёте его, то выйдете и на Торрена.
«Жаль, что пришлось тебе наврать…»
После этих слов случилось непоправимое. Я знал, что расплата придёт, но не думал, что так скоро. Тайная полиция пришла по её душу, когда эхо наших вздохов еще не успело растаять в ночном воздухе. Раздался оглушительный грохот – дверь внизу выбили чудовищным ударом. Топот сапог разносился по лестнице, отдавался ударами в венах. Я подобрал пистолет и спрятал за спиной.
Удар. Ещё удар. С каждым стуком ноги по запертой двери я думал, что делать. На уме была только одна фраза. Пришлось медленно направить пистолет на гармонистку.
– Это конец, – сказал я с болью в сердце.
Она спокойно улыбалась, ведь с самого начала знала, что гармонии не выжить в столь падшей стране.
Вновь раздался удар, и дверь слетела с петель. Отряд УОП в черной униформе влетел вперёд.
– Полиция Гегемонии! Всем оставаться на месте! – рявкнул офицер и уставил дуло автомата в лицо террористки.
Девушка вскрикнула, когда другой полицейский прошёл глубже в комнату, грубо взял её за волосы и ударил головой о стол.
Под козырьками фуражек скрывались гримасы фанатизма. Как маски театра ужасов, они скрывали истинный страх тех, кто находился за ними. Гармонистка съежилась, прикрылась потрёпанным платьем и попыталась спрятать глаза от этого кошмара… Но даже тогда она почему-то незаметно улыбалась.
– Спасибо, хайвенгруппенфюрер, за то, что донесли до нас столь ценную информацию. Мы не расслышали ваши слова, но то, что говорила террористка, мы записали и уже отправляем в центральный отдел, – он похлопал грязной рукой по плечу. – Никогда бы не подумал, что добиться таких результатов можно одними словами! Мое уважение. Надеюсь то, что мы прослушиваем всех командующих, вам было заранее известно, ведь ветеран-егерь королевы, я уверен, знал об этом и не стал бы…
Пустой трёп раздражал меня сильнее и сильнее. Другой полицейский продолжал бить гармонистку, пока я смотрел на них через дуло пистолета. Я думал, что не выдержу такую ужасную пытку, но тут третий подошёл ближе и заговорил с глумливой улыбкой:
– А пускай ветеран-егерь докажет преданность Великой королеве, – он смотрел на меня с презрением. – Если всё это не просто спектакль, и он верен стране, то хайвенгруппенфюрер сможет самолично прикончить новую подружку.
Меня охватил гнев ужасающей силы. В моменте захотелось пристрелить каждого, кто нагло ворвался в спальню и начал о чём-то рассуждать, будучи ничтожным отребьем.
«Мусор, что дослужился лишь до хайвст-лейтенанта, смеет судить генерала армии…»
Внутри разорвался бурлящий вулкан, лава ненависти стекала по венам. Я понял, что через минуту сгорю в адском пожарище злобы, если не изобью столь отвратительного ублюдка.
Пришлось подойти поближе. Я посмотрел офицеру прямо в глаза, навел оружие на девушку и, помедлив лишь мгновение от мгновения, нажал на спуск. Хрупкое тело с шумом рухнуло на пол.
Вокруг было тихо, лишь тяжелые хрипы нарушали звенящую тишину. Я ощущал, как с каждой секундой боль утраты становилась все ужаснее. Офицер заставил убить беззащитную. Я почувствовал, что разум вот-вот не выдержит и поглотит сознание в пучину ненависти. Нужна была отдушина, груша для битья. Я знал, кто станет следующим. Тело приготовилось преподать урок ебаной твари, что возомнила себя непонятно кем.
– Значит, вы сомневаетесь в моей верности Кристализ? – я шагнул ближе. – Вот это реально попахивает изменой, офицер.
Тот попятился к стене и на ходу попытался выхватить из кобуры пистолет. Я отбил оружие в сторону – тяжелый ствол со звоном покатился по полу. Офицер остался безоружным и замер у стены, точно припорошенный солью слизняк. Я навис над ним и кипел от гнева.
– Ты – жалкое ничтожество… Ну как? Понравилось вершить суд над хайвенгруппенфюрером, над генералом армии Великой королевы Кристализ? – я схватил офицера за отвороты мундира. Мужественные руки встряхнули идиота, как тряпичную куклу.
Я поздно понял, что сорвался и больше себя не контролирую. Тяжёлый кулак обрушился на челюсть. Офицер захрипел. Ошметки крови и осколки зубов брызнули в стороны, но удары продолжались – жестокие, яростные, пока коллеги-дегенераты наблюдали и лишь садистки ухмылялись. Наконец обмякшее тело сползло на пол. Офицер сжался в комок и захрипел. Я вытер темно-алые капли с разгоряченного лица и расправил плечи.
– Тварь, сука ничтожная, – прошипел я сквозь зубы. – Усомниться в преданности Её Величеству! Ещё раз ты что-то мне выскажешь – я тебя нахуй закопаю!
Нога со свистом рассекла воздух и обрушилась на офицера. Раздался хруст, и тот сразу обмяк, больше не подавая признаков жизни.
Я удовлетворенно кивнул и выпрямился. Сомнения в лояльности были жестоко наказаны, пусть и оказались небезосновательными.
«Теперь никому и в голову не придет подвергать мою верность сомнению… Полежит немного в отключке и поймёт, что так с генералом говорить нельзя».
Уставший взгляд метался между бездыханным телом девушки, окровавленным трупом хайвест-лейтенанта и ликующими ухмылками офицеров.
«Мы несём ответственность за тех, кого приручили… Какая ирония…»
– Простите, хайвенгруппенфюрер, н-но мы лучше пойдём. Мы все приносим глубочайшие извинения и…
Лава в душе остывала, отбрасывала тлеющие угли былой веры в справедливость. Каждое следующее бессмысленное слово офицера было ударом кнута, что вышибал из легких остатки воздуха, пока я прожигал взглядом окровавленную пародию на человека.
Глубоко внутри затухала первобытная ярость. Благородное, возвышенное – сгорело дотла, поглотило адское пламя истинного гнева.
Я хотел убить всех присутствующих, но понимал, что это того не стоило. Сама судьба стояла на моей стороне. Не каждому было дано избежать смерти дважды за ночь. В голове заиграла знакомая музыка.
Я посмотрел на костяшки рук. Окровавленные кулаки оказались стёрты, но боль не прожигала разум, а наоборот приносила облегчение.
Полиция постепенно ушла и забрала с собой тела.
«Горничная придёт только завтра…» – пришлось укладываться спать с запахом крови у носа.
Я лег в постель и тихо, совсем незаметно пролил слезу безысходности. С самого рождения я шёл до конца. Таков был долг настоящего мужчины. Но что-то внутри не давало успокоиться. Я почувствовал себя преданным, брошенным и не мог больше терпеть. Но спустя несколько минут шум листвы убаюкал истерзанную душу.
«Ты забыла свой медальон, глупышка…» – и я всё же уснул, не замечая, как сильно болят окровавленные руки.