© Художественное оформ ление, «Центрполиграф», 2020
Сильный и самобытный талант
Федор Иванович Тютчев (1803–1873) вошел в историю русской литературы как высоко одаренный лирический поэт, выразивший в своем творчестве романтическое понимание душевной жизни человека и жизни природы.
Тютчев стоит особняком в русском поэтическом пантеоне. Тютчевское поэтическое слово воплотило в себе поистине неисчерпаемое богатство художественного смысла, хотя основной фонд наследия поэта – это всего лишь около двухсот лаконичных стихотворений. Лирика Тютчева пропитана тревогой. Мир, природа, человек предстают в его стихах в постоянном столкновении противоборствующих сил. Человек обречен на «безнадежный», «неравный» бой, «отчаянную» борьбу с жизнью, роком, самим собой.
Дарование Тютчева, который охотно обращался к стихийным основам бытия, само имело нечто стихийное. Идейное содержание философской лирики Тютчева значительно не столько своим разнообразием, сколько глубиной. Наименьшее место занимает здесь лирика сострадания, представленная, однако, такими захватывающими произведениями, как «Слезы людские» и «Пошли, Господь, свою отраду». Пределы, поставленные человеческому познанию, ограниченность знания «человеческого Я», слияния человека с жизнью природы, описания природы, нежное и безотрадное признание ограниченности человеческой любви – таковы господствующие мотивы философской поэзии Тютчева.
Есть еще один мотив – это мотив хаотической, мистической первоосновы жизни. В этом мотиве отражается вся поэзия Тютчева. Описания природы и отзвуки любви проникнуты у Тютчева этим сознанием: за всем этим скрывается их роковая сущность, таинственная, отрицательная и страшная. Поэтому его философское раздумье всегда пронизано грустью, тоскливым сознанием своей ограниченности и преклонением пред неустранимым роком.
«О Тютчеве не спорят: кто его не чувствует, тем самым доказывает, что он не чувствует поэзии…» «Тютчев может сказать себе, что он… создал речи, которым не суждено умереть», – писал Иван Тургенев. Лев Толстой называл Тютчева среди своих любимых поэтов, говорил, что «без него нельзя жить»: «Когда-то Тургенев, Некрасов… едва смогли уговорить меня прочесть Тютчева, но зато когда я прочел, то просто обмер от величины его творческого таланта». Федор Достоевский считал, что «Тютчев – первый поэт-философ, которому равного не было, кроме Пушкина». Некрасов «ручался» за то, что небольшую книгу тютчевских стихов «каждый любитель отечественной литературы поставит в своей библиотеке рядом с лучшими произведениями русского поэтического гения». В тяжелые годы пребывания «в людях» Максима Горького – годы нужды и борьбы за жизнь – стихотворения Тютчева «вымыли» ему «душу, очистив ее от шелухи впечатлений нищей и горькой действительности» и научили его понимать, «что такое хорошая книга».
Сам поэт относился к своему литературному успеху в достаточной мере безучастно.
В наш век стихи живут два-три мгновенья.
Родились утром, к вечеру умрут.
О чем же хлопотать? Рука забвенья
Как раз свершит свой корректурный труд.
А.С. Пушкин поместил в 1836 году в «Современнике» цикл его стихотворений – 16 стихотворений под общим заголовком «Стихотворения, присланные из Германии».
При жизни поэта вышло всего два сборника его стихотворений, в 1854 и 1868 годах.
«О, как убийственно мы любим»
Любовная лирика занимает особое, отдельное место во всей творческой деятельности Тютчева. Он был счастлив в любви, любил с ранней молодости до самой старости. Пора влюбленности для поэта – это золотое время. Союз двух душ, считает Тютчев, не зависит от самих людей, а предопределен судьбой, но ею же предсказан и трагический конец этого союза.
Любовной лирике Тютчева, как это ни удивительно, свойственна горечь и трагедия. Переживания здесь необыкновенно остры. В действительности разные женщины вдохновляли Тютчева на написание его любовных стихотворений, но эти женщины сливаются в один образ. Во всех его любовных стихах раскрывается образ женщины, которая «одной заветной предалась любви» и осталась верна ей «наперекор людям судьбе». Сам образ этой женщины наделен ярко индивидуальными чертами, но эти черты не детализированы. Поэт не говорит даже, красива она или нет. Даже говоря «изящно-дивные черты» Тютчев показывает не внешность, а внутреннюю красоту женщины. Наверное, поэтому поэта всегда привлекали выражение глаз и улыбка. Тютчев всегда считал, что открытый и честный женский взгляд обезоруживает самое упорное «злоязычие». В глазах он всегда читал всю сложность душевных переживаний женщины.
В своих лирических произведениях поэт полностью открыт и честен с каждой из своих возлюбленных – он не стесняется своих чувств даже несмотря на то, что они далеко не всегда оказываются взаимны. Он воспевает каждую свою любовь и выражает искреннюю благодарность дамам за возможность почувствовать себя влюбленным как мальчишка – наверное, именно это и говорит о тонкой душевной организации поэта, наверное, именно это и открывает глубины его души.
Женщина в стихах Тютчева выше, сильнее и самоотверженнее мужчины. Этим объясняется то, что не «он», а «она» является центром любовной лирики Тютчева. Поэт ярко нарисовал внутреннее превосходство женщины. Женщина в стихах Тютчева – это источник глубокого и постоянного чувства.
В последние годы жизни в лирике Тютчева утверждалась мысль о том, что любовь, даже трагическая, – символ подлинного человеческого существования, без которого жизнь немыслима. В любовной лирике Тютчева прослеживается сложная жизнь сердца. По Тютчеву, только любовью можно спастись и «в старости глубокой», только в любви заключается смысл человеческого существования.
Предопределение
Любовь, любовь – гласит преданье –
Союз души с душой родной –
Их соединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье.
И… поединок роковой…
И чем одно из них нежнее
В борьбе неравной двух сердец,
Тем неизбежней и вернее,
Любя, страдая, грустно млея,
Оно изноет наконец…
Между июлем 1850 и серединой 1851
Стихи для Амалии фон Крюденер – первой любви Тютчева
К. Н.
Твой милый взор, невинной страсти полный,
Златой рассвет небесных чувств твоих
Не мог – увы! – умилостивить их –
Он служит им укорою безмолвной.
Сии сердца, в которых правды нет,
Они, о друг, бегут, как приговора,
Твоей любви младенческого взора,
Он страшен им, как память детских лет.
Но для меня сей взор благодеянье;
Как жизни ключ, в душевной глубине
Твой взор живет и будет жить во мне:
Он нужен ей, как небо и дыханье.
Таков горе духов блаженных свет,
Лишь в небесах сияет он, небесный;
В ночи греха, на дне ужасной бездны,
Сей чистый огнь, как пламень адский, жжет.
23 ноября 1824
«Я помню время золотое…»
Я помню время золотое,
Я помню сердцу милый край.
День вечерел; мы были двое;
Внизу, в тени, шумел Дунай.
И на холму, там, где, белея,
Руина замка вдаль глядит,
Стояла ты, младая фея,
На мшистый опершись гранит.
Ногой младенческой касаясь
Обломков груды вековой;
И солнце медлило, прощаясь
С холмом, и замком, и тобой.
И ветер тихий мимолетом
Твоей одеждою играл
И с диких яблонь цвет за цветом
На плечи юные свевал.
Ты беззаботно вдаль глядела…
Край неба дымно гас в лучах;
День догорал; звучнее пела
Река в померкших берегах.
И ты с веселостью беспечной
Счастливый провожала день;
И сладко жизни быстротечной
Над нами пролетала тень.
Апрель 1836
К. Б.
Я встретил вас – и все былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое –
И сердцу стало так тепло…
Как поздней осени порою
Бывают дни, бывает час,
Когда повеет вдруг весною
И что-то встрепенется в нас, –
Так, весь обвеян дуновеньем
Тех лет душевной полноты,
С давно забытым упоеньем
Смотрю на милые черты…
Как после вековой разлуки,
Гляжу на вас, как бы во сне, –
И вот – слышнее стали звуки,
Не умолкавшие во мне…
Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь, –
И то же в вас очарованье,
И та ж в душе моей любовь!..
1870
Стихи для Элеоноры Тютчевой – первой жены Тютчева
Cache-cache[1]
Вот арфа ее в обычайном углу,
Гвоздики и розы стоят у окна,
Полуденный луч задремал на полу:
Условное время! Но где же она?
О! кто мне поможет шалунью сыскать,
Где, где приютилась Сильфида моя?..
Волшебную близость, как бы благодать,
Разлитую в воздухе, чувствую я.
Гвоздики недаром лукаво глядят,
Недаром, о розы, на ваших листах
Жарчее румянец, свежей аромат:
Я понял, кто скрылся, зарылся в цветах!
Не арфы ль твоей мне послышался звон?
В струнах ли мечтаешь укрыться златых?
Металл содрогнулся, тобой оживлен,
И сладостный трепет еще не затих.
Как пляшут пылинки в полдневных лучах!
Как искры живые в родимом огне!
Видал я сей пламень в знакомых очах,
Его упоенье известно и мне.
Влетел мотылек, и с цветка на другой,
Притворно-беспечный, он начал порхать.
О, полно кружиться, мой гость дорогой!
Могу ли, воздушный, тебя не узнать?
1828
«Еще томлюсь тоской желаний…»
Еще томлюсь тоской желаний,
Еще стремлюсь к тебе душой –
И в сумраке воспоминаний
Еще ловлю я образ твой…
Твой милый образ, незабвенный,
Он предо мной везде, всегда,
Недостижимый, неизменный,
Как ночью на небе звезда…
1848Написано в 10-ю годовщину смерти Элеоноры Федоровны
В часы, когда бывает…
В часы, когда бывает
Так тяжко на груди –
И сердце изнывает,
И тьма лишь впереди –
Без сил и без движенья
Мы так удручены,
Что даже – утешенья
Друзей – нам не смешны, –
Вдруг солнца луч приветный
Войдет украдкой к нам
И брызнет искрометной
Струею по стенам;
И с тверди благосклонной,
С лазоревых высот,
Вдруг воздух благовонный
В окно на нас пахнет –
Уроков и советов
Они нам не несут –
И от судьбы наветов
Они нас не спасут –
Но силу их мы чуем,
Их слышим благодать –
И меньше мы тоскуем,
И легче нам дышать –
Так мило-благодатна,
Воздушна и светла
Душе моей стократно
Любовь твоя была…
1858Написано в 20-ю годовщину кончины Элеоноры Федоровны
Стихи для Эрнестины Федоровны – второй жены Тютчева
«Восток белел. Ладья катилась…»
Восток белел. Ладья катилась,
Ветрило весело звучало, –
Как опрокинутое небо,
Под нами море трепетало…
Восток алел. Она молилась,
С чела откинув покрывало, –
Дышала на устах молитва,
Во взорах небо ликовало…
Восток вспылал. Она склонилась,
Блестящая поникла выя, –
И по младенческим ланитам
Струились капли огневые…
1835Написано во время увлечения Эрнестиной
«Люблю глаза твои, мой друг…»
Люблю глаза твои, мой друг,
С игрой их пламенно-чудесной,
Когда их приподымешь вдруг
И, словно молнией небесной,
Окинешь бегло целый круг…
Но есть сильней очарованья:
Глаза, потупленные ниц
В минуты страстного лобзанья,
И сквозь опущенных ресниц
Угрюмый, тусклый огнь желанья.
Апрель 1836Написано во время увлечения Эрнестиной
«И чувства нет в твоих очах…»
И чувства нет в твоих очах,
И правды нет в твоих речах,
И нет души в тебе.
Мужайся, сердце, до конца:
И нет в творении творца!
И смысла нет в мольбе!
Апрель 1836Написано во время увлечения Эрнестиной
Мечта
«Что подарить в такое время года?
Холодный вихрь обрушился на луг –
И нет цветов. Безмолвствует природа.
Пришла зима. Все вымерло вокруг».
И взяв гербарий милой мне рукою,
Перебирая хрупкие цветы,
Вы извлекли из сонного покоя
Все прошлое любви и красоты.
Вы разбудили то, что незабвенно,
Вы воскресили молодость и пыл
Минувших дней, чей пепел сокровенный
Гербарий этот бережно хранил.
На два цветка ваш выбор пал случайный, –
И вот они, без влаги и земли,
В моей руке, подвластны силе тайной,
Былые краски снова обрели.
Цветы живут и шепчут: «Посмотри-ка,
Красивы мы, и ярок наш наряд»…
Сверкает роза, искрится гвоздика,
И вновь от них струится аромат.
Кто два цветка живой наполнил силой?
В чем тут секрет, – спросили вы меня.
Открыть его? Зачем же, ангел милый?
Вы просите? Ну что ж, согласен я.
Когда цветок, дар мимолетный, тленный,
Утратил краски, сник и занемог –
К огню его приблизьте, и мгновенно
Вновь расцветет зачахнувший цветок.
Такими же мечты и судьбы станут,
Когда часы последний час пробьют…
В душе у нас воспоминанья вянут,
Приходит смерть – и вновь они цветут.
7 октября 1847Написано на французском языке, перевод М.П. Кудинова
«Не знаю я, коснется ль благодать…»
Не знаю я, коснется ль благодать
Моей души болезненно-греховной,
Удастся ль ей воскреснуть и восстать,
Пройдет ли обморок духовный?
Но если бы душа могла
Здесь, на земле, найти успокоенье,
Мне благодатью ты б была –
Ты, ты, мое земное провиденье!..
Апрель 1851
«В минуты нашего свиданья…»
В минуты нашего свиданья
Услышать более всего
Хочу твои воспоминанья
Про годы детства Твоего.
Я за тобой пойти намерен
На тайный край бегущих вод,
Чтоб увидать счастливый берег
И светом полный небосвод.
Где над волной, не зная бури,
Цветут весенние цветы,
Где в глубине речной лазури
Твои купаются мечты.
О, поделись своим наследством –
Виденьем золотого сна,
Где пахнет солнцем, пахнет детством
Невыразимая весна!
12 апреля 1851Написано на французском языке, перевод В.А. Кострова
«Она сидела на полу…»
Она сидела на полу
И груду писем разбирала –
И, как остывшую золу,
Брала их в руки и бросала –
Брала знакомые листы
И чудно так на них глядела –
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело…
О, сколько жизни было тут,
Невозвратимо пережитой!
О, сколько горестных минут,
Любви и радости убитой!..
Стоял я молча в стороне
И пасть готов был на колени, –
И страшно грустно стало мне,
Как от присущей милой тени.
Апрель 1858
«Все отнял у меня казнящий Бог…»
Все отнял у меня казнящий Бог:
Здоровье, силу воли, воздух, сон,
Одну тебя при мне оставил Он,
Чтоб я Ему еще молиться мог.
1873
«Денисьевский цикл»
«Пошли, господь, свою отраду…»
Пошли, господь, свою отраду
Тому, кто в летний жар и зной
Как бедный нищий мимо саду
Бредет по жесткой мостовой –
Кто смотрит вскользь через ограду
На тень деревьев, злак долин,
На недоступную прохладу
Роскошных, светлых луговин.
Не для него гостеприимной
Деревья сенью разрослись,
Не для него, как облак дымный,
Фонтан на воздухе повис.
Лазурный грот, как из тумана,
Напрасно взор его манит,
И пыль росистая фонтана
Главы его не осенит.
Пошли, господь, свою отраду
Тому, кто жизненной тропой
Как бедный нищий мимо саду
Бредет по знойной мостовой.
Июль 1850
На Неве
И опять звезда играет
В легкой зыби невских волн,
И опять любовь вверяет
Ей таинственный свой челн.
И меж зыбью и звездою
Он скользит как бы во сне,
И два призрака с собою
Вдаль уносит по волне.
Дети ль это праздной лени
Тратят здесь досуг ночной?
Иль блаженные две тени
Покидают мир земной?
Ты, разлитая как море,
Пышноструйная волна,
Приюти в твоем просторе
Тайну скромного челна!
Июль 1850
«Как ни дышит полдень знойный…»
Как ни дышит полдень знойный
В растворенное окно,
В этой храмине спокойной,
Где всё тихо и темно,
Где живые благовонья
Бродят в сумрачной тени,
В сладкий сумрак полусонья
Погрузись и отдохни.
Здесь фонтан неутомимый
День и ночь поет в углу
И кропит росой незримой
Очарованную мглу.
И в мерцанье полусвета,
Тайной страстью занята,
Здесь влюбленного поэта
Веет легкая мечта.
Июль 1850
«Под дыханьем непогоды…»
Под дыханьем непогоды,
Вздувшись, потемнели воды
И подернулись свинцом –
И сквозь глянец их суровый
Вечер пасмурно-багровый
Светит радужным лучом,
Сыплет искры золотые,
Сеет розы огневые,
И – уносит их поток…
Над волной темно-лазурной
Вечер пламенный и бурный
Обрывает свой венок…
12 августа 1850
«Не говори: меня он, как и прежде, любит…»
Не говори: меня он, как и прежде, любит,
Мной, как и прежде, дорожит…
О нет! Он жизнь мою бесчеловечно губит,
Хоть, вижу, нож в руке его дрожит.
То в гневе, то в слезах, тоскуя, негодуя,
Увлечена, в душе уязвлена,
Я стражду, не живу… им, им одним живу я –
Но эта жизнь!.. О, как горька она!
Он мерит воздух мне так бережно и скудно…
Не мерят так и лютому врагу…
Ох, я дышу еще болезненно и трудно,
Могу дышать, но жить уж не могу.
Между июлем 1850 и серединой 1851Написано от лица Е.А. Денисьевой
«Не раз ты слышала признанье…»
Не раз ты слышала признанье:
«Не стою я любви твоей».
Пускай мое она созданье –
Но как я беден перед ней…
Перед любовию твоею
Мне больно вспомнить о себе –
Стою, молчу, благоговею
И поклоняюся тебе…
Когда порой так умиленно,
С такою верой и мольбой
Невольно клонишь ты колено
Пред колыбелью дорогой,
Где спит она – твое рожденье –
Твой безымянный херувим, –
Пойми ж и ты мое смиренье
Пред сердцем любящим твоим.
После 21 мая 1851
«О, как убийственно мы любим…»
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
Давно ль, гордясь своей победой,
Ты говорил: она моя…
Год не прошел – спроси и сведай,
Что уцелело от нея?
Куда ланит девались розы,
Улыбка уст и блеск очей?
Все опалили, выжгли слезы
Горючей влагою своей.
Ты помнишь ли, при вашей встрече,
При первой встрече роковой,
Ее волшебный взор, и речи,
И смех младенчески-живой?
И что ж теперь? И где все это?
И долговечен ли был сон?
Увы, как северное лето,
Был мимолетным гостем он!
Судьбы ужасным приговором
Твоя любовь для ней была,
И незаслуженным позором
На жизнь ее она легла!
Жизнь отреченья, жизнь страданья!
В ее душевной глубине
Ей оставались вспоминанья…
Но изменили и оне.
И на земле ей дико стало,
Очарование ушло…
Толпа, нахлынув, в грязь втоптала
То, что в душе ее цвело.
И что ж от долгого мученья,
Как пепл, сберечь ей удалось?
Боль, злую боль ожесточенья,
Боль без отрады и без слез!
О, как убийственно мы любим!
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!..
Первая половина 1851