Снилось ему, что он снова стоит перед Мефистофелем и снова заклинает:
Ach, gieb mir wieder jene Triebe
Das tiefe Schmerzenfolle Glьck,
Des Hasses Kraft, die Macht der Liebe,
Gieb meine Jugend mir zuruck.
– Дай счастье, полное боли!
– Дай силу ненависти!
– Дай могущество любви!
– Верни мне мою молодость!
Сон был беспокойный, но в первый раз за много лет проспал он до десяти часов.
Проснулся, потянулся и с удивлением заметил, что поясница не болит.
Привычным движением ухватил себя за подбородок, чтобы вытянуть из-под одеяла свою длинную жидкую седую бороду. Ухватил и замер. Бороды не было. Курчавились короткие густые завитки. Тут он вскочил, сел, спустил ноги с кровати и все вспомнил.
– Я молод!
И сразу неистово захотел есть.
Посмотрел у себя в шкапчике. Нашел полстакана кислого молока и маленький сухарик. Это был его обычный завтрак, который он разрешал себе в шесть часов утра после целой ночи лабораторной работы.
Теперь в одну секунду сглотнул он молочную кислятину, схрупал сухарь и прищелкнул языком.
– Мало!
Подумал и пошел в другую комнату, где днем работал его ученик.
– Вагнер, – вспомнил он, – вечно что-то жует. Наверное, у него что-нибудь припрятано.
Пошарил по всем углам и нашел за банкой с гомункулусом большой кусок колбасы и пумперникель.
– Хорошо бы к этому выпивку, – пробормотал он и сам смутился такой непривычной для своего мозга мысли.
– Хорошо бы пива!
Но пива не было. Тогда глаза его остановились на банке с гомункулусом. В банке был спирт.
И снова заработала мысль непривычно и жутко. Вспомнилось, как забрались как-то к нему в лабораторию соседние школьники и выпили спирт из-под жабьего сердца, которое предполагалось венчать с черной лилией.
Мальчишки были довольны, несмотря на то что Вагнер их выдрал.