Началось с того, что Балавин встретил на станции метро Сорокина и наскоро – так как они бежали в разные стороны – сообщил ему о скоропостижной смерти Мурашева.
– Да что вы! Быть не может! Когда? Отчего? Кто вам сказал? – взволновался Сорокин.
– Да только что на пересадке в «Трокадеро» мне сказал один знакомый. Сегодня утром неожиданно захворал, отвезли в больницу, он и скончался.
– Что за ужас! Третьего дня был жив и здоров.
– Чего же тут удивляться, – философски сказал Балавин. – Он, наверное, и за две минуты до смерти был жив.
– Постойте, – перебил его Сорокин. – А жене дали знать?
– Да нет, она куда-то уехала, он, кажется, и сам не знал еще ее адреса. Она еще и написать ему не успела. Так, по крайней мере, мне сказали.
– Ну я-то, положим, знаю ее адрес. Совершенно случайно. От Петруши Нетово. Это, конечно, между нами. Петруша с ней вместе в Жуан-ле-Пэн.
– Да что вы? Интересная дамочка?
– Так себе. Но вы, конечно, как джентльмен, надеюсь, никому ни слова.
– Ну, за кого вы меня считаете? Так вот, раз вы во все посвящены, дайте ей телеграмму. А то, подумайте, какой может разыграться скандал. Она, может быть, и газет не читает и будет разводить веселый романчик, а мужа в это время давно похоронили, и она вдова. Да и Петруша ваш, может быть, совсем не расположен ухаживать за свободной женщиной.
– Н-да, – сказал Сорокин. – В ваших словах есть некоторая доля подкладки. Я, пожалуй, возьму на себя печальный долг. Пошлю телеграмму. Хотя сегодня как раз безумно занят. Надо бы заехать к нему на квартиру.
– Да там ведь, наверное, никого и нет. Он умер в больнице.
– Ну тем лучше. До свиданья. Увидимся на похоронах? Вот жизнь человеческая: живешь, живешь, а потом, смотришь, и умер.