Кусочек жизни

Почему разбойники всегда хохочут? Джерри Джек, который всех людей зарезывал, так он всегда грубо хохотал. Ему судья говорит: “Теперь ты на электрическом стуле заплатишь за свои грехи”. А злодей в ответ грубо захохотал. Отчего же ему смешно? Ведь его же там повесят на этом стуле? А он хохочет. Мама, отчего они хохочут? Ма-ама!Но Маруся уже думает о своем и отвечает рассеянной скороговоркой.– Хохочут, значит, хороший характер…Ее метафизическим возрастом в самом деле были 13. Эпизод в начале десятых, некий заезжий магнетизер поместил на афишу среди прочих вещей, которыми собирался поражать публику: «определение вашего метафизического возраста». И Тэффи сказала случившемуся рядом Сологубу, что не сходить ли, а он ответил, что и без эзотерики видно – ей вечные 13.И когда она говорила: «Славой я объелась» – это было не фигурой речи, а констатацией. Слава обрушилась на Надежду Лохвицкую, больше известную по псевдониму Тэффи, огромная как дом. Или даже как кондитерская фабрика – в ее честь назвали сорт карамели и во время поездки с авторскими чтениями, поклонники завалили этими конфектами весь ее гостиничный номер. Ее рассказы любил царь и читал их по воскресеньям в кругу семьи, а советское книгоиздательство не переставало пиратски выпускать книги Тэффи, с 1919 года пребывавшей в эмиграции.Мне повезло свести знакомство с чудесной прозой Тэффи в конце восьмидесятых прошлого века и с тех пор радуюсь всякой возможности прочесть-перечитать. «Кусочек жизни» от Редакции Елены Шубиной лучший из возможных подарков под елочку, а в нынешних обстоятельствах еще и печально актуальный. В сборник вошли рассказы разных лет, большинство из которых прежде уже читаны, но у прозы Тэффи есть чудесное свойство возвращаться в каждом следующем чтении почти такой же яркой, как при первой встрече.Она в каком-то смысле Джейн Остен русской литературы. А вещи, написанные в эмиграции, ощущением вечной бездомности и утраченного рая может даже больше сближают ее творчество с ироничной остенианой. Однако мне в этом сборнике интереснее были читаные впервые воспоминания о Сологубе, об Алексее Толстом, Бальмонте, Куприне и даже о Распутине, с которым писательница несколько раз встречалась после того, как на первый вечер, где он был среди гостей, ее уговорил пойти Розанов.О мужике, с которым советовалось царское семейство, она говорит без восторга и без ненависти, сопровождающей прочие упоминания этой мистической фигуры. Оказавшись невосприимчивой к его чарам, она отклонила предложение сделаться одной из «деточек» и стала свидетельницей крайне неприятной физиологической реакции, о которой мы сегодня сказали бы: «эк его колбасит». Очевидно люди, невосприимчивые к его гипнотическому воздействию заставляли старца переживать род физической муки.Замечательно милые, забавные, исполненные большой нежности воспоминания о Толстом, на которого большая часть творческой эмиграции была обижена как за его немыслимое процветание после возвращения, так и за «Эмигрантов». Но не Тэффи. У нее было удивительное и редкое свойство принимать людей такими, какие есть, не пытаясь привести к некоему общему знаменателю записной морали и социальных ожиданий. Чего стоил эпизод с чайником, который, собравшись уезжать, красный граф последовательно продал десятку сотоварищей: «Отличный чайник, продам тебе за 10 франков, самому стоил вдвое дороже. Только деньги давай сейчас, не то и ты забудешь, и я забуду, а оставлю, как уезжать стану.»Или с чернилами, флакон которых вылил на себя, пробравшись в темную хозяйкину спальню в поисков духов от Герлен, подаренных Тэффи поклонниками. От кого-то другого такие подробности о человеке выглядели бы примерно таким пятном на репутацию, какое чернила оставили на костюме Толстого, но не от нее. В ее воспоминаниях слышится только «Мы все любили Алешку, с его отъездом русская эмиграция стала пресной, утратила свои соль и перец». Очень сочувственно о Куприне и уважительно о Сологубе. Еще несколько текстов о людях, чьи имена и творчество незнакомы мне.Чудесный сборник, дивная Тэффи.

К стыду своему должна признаться, что до чтения этой книги я знать не знала, кто такая Тэффи. Аннотация построена так, что у читателя не остается сомнений: перед ним – звезда! Она сверхпопулярный русский классик начала 20 века с уникальным опытом, да еще и женщина! Только вот меня сразу одолели сомнения. Я могу не знать творчество великих творцов отечественной литературы, но имена все-таки на слуху. Почему же Тэффи прошла мимо меня?В принципе, книга все разъяснила. Во-первых, сразу первое «но» – в начале не хватает краткой биографической справки. Предисловий несколько штук, но все они рассчитаны на читателя, который в курсе дела. А мне вот гуглить пришлось.Во-вторых, автор действительно имеет определенный, если не талант, то шарм. Она достаточно иронична и подметлива, чтобы высмеивать основные недуги общества. И достаточно гармонична, чтобы, описывая трагедию, не захлебываться ею.Только вот зачем? Зачем она все это пишет? В своих историях она высмеивает бесполезность и болезненную наивность русских эмигрантов, не понимавших жизни – ну, молодец. Но есть ли польза в том, чтобы написать 100500 рассказов про бесполезных людей? Разве от этого она сама не становится такой же? Какова в этом польза, муссировать одно и то же гуано жизни по кругу? По мне, так это не делает ее ценным писателем века.Но у меня были надежды на мемуары. Особенно про Распутина. И тут тоже ждал облом. Самой ценной частью мемуаров про Григория Ефимыча стало упоминание Розанова, про которого я в том году читала ЖЗЛку. В остальном… не обессудьте, но писать даме, будто бы Распутин пытался подчинить ее волю и сделать своей, но обломался – это моветон, какой-то, ну или попытка хайпануть. После этого разочарования все остальные герои воспоминаний пробежали мимо моего взора вяленькой трусцой и взгляд нигде не зацепился.Мой вывод – для современников, бесполезных эмигрантов, она может что-то и значила. Но современная ее ценность – на пол-зубика, для краткого ознакомления.