000
ОтложитьЧитал
Рыбак и ифрит
В прежние времена жил один человек – рыбак. Рыбу ловил, продавал ее, тем и содержал свою многодетную семью.
Как-то раз, отправившись порыбачить, закинул он крючок – и попалось на этот крючок нечто страшно тяжелое. Настолько увесистое, что едва он вытянул груз на берег. Оказалось, что это чугунный сундук. На крышке сундука надпись выдавлена. Ни замка нет, ни запора. Сама крышка, однако, весьма плотно подогнана. Подумал рыбак, надпись прочел. Лежал сундук с такого-то года на дне, довольно долго лежал.
Только открыл он сундук, как пошел оттуда дым, а из дыму появился ифрит. И изрек тотчас:
– Человек, вот я тебя съем!
Взмолился рыбак:
– Детишек у меня уйма, если ты меня съешь, кто их кормить будет?
Ифрит отвечает:
– Я там лежал, ожидал, что к такому-то времени из сундука меня выпустят. Не выпустили. Оттого поклялся я, что любого, кто сундук откроет, сожру тотчас.
Сильно рыбак опечалился. И тогда пришла ему в голову одна мысль: понял он, что не удастся джинна-великана так просто, без хитрости, обратно запихнуть. После чего говорит ифриту:
– Ты здесь толкуешь, будто бы из сундука объявился. Да сильно здоров ты, брат, телом. Навряд ли ты из сундука вылез – я, видать, проглядел чего-то из-за дыму-то. Не иначе ты сбоку подлез. Тебе, брат, в сундучке этом ни в жизнь не уместиться.
Тот отвечает:
– Я точно из сундука вылез.
Рыбак будто сомневается:
– А ну-ка, попробуй обратно влезть, уместишься ли? Вот тогда я поверю.
Ладно. Тот на своем стоит:
– Коли не веришь, вот сейчас влезу!
Вдруг ифрит уменьшился и обратно в сундук полез. Поместился туда, а рыбак за ним крышку и захлопнул. Закричал ифрит изнутри:
– Эй, брат, выпусти меня отсюда!
Тот отвечает:
– Не выпущу. Коли выпущу, ты съесть меня грозился, оттого и не выпущу. А на твоем сундуке сейчас еще одну надпись сделаю: кто, мол, откроет, того и сожрут тотчас.
Ифрит тут застонал, наобещал всякого:
– Я своему слову хозяин. Выпусти, я тут долго сидел, не могу боле. Коли выпустишь, я тебе четыре озера укажу. Будешь в них рыбу ловить, рыба та страшно дорогая. Тебе того занятия на всю жизнь хватит.
Ладно, выпустил его рыбак. Поначалу дым из сундука повалил, потом и ифрит объявился. Показал рыбаку четыре озера: вот, мол, из этих самых озер лови. Говорит, будто рыбу из этих озер только падишахи едят.
Показал ифрит озера, распрощался и был таков.
Пошел этот человек на озеро, ифритом указанное, рыбы наловил. Эту рыбу купил у него сын падишаха. Много денег ему заплатил. Рыбу передал поварам. Повар ее почистил, еще чего надо сделал, уложил на сковороду и на плиту поставил. В этот миг появился на кухне старик некий при чалме и в чепане и проговорил:
– Эй, рыбы, клятву свою забыли?
Рыбы тут встрепенулись, головы свои приподняли, сказали:
– Мы клятве своей верны, – и обратились в черный уголь.
Сильно повара опечалились. Нельзя такое блюдо падишаху нести. Кинулись они рыбака искать. Попросили его:
– Принеси нам быстрее рыбин таких же.
Продал им рыбак таких же рыбин и ушел восвояси. Пришли четверо поваров, почистили рыбу, на сковороду уложили. Говорят:
– Теперь уж не сгорит.
Ну, вчетвером присматривают. И опять объявился некий в чепане:
– Эй, неверные рыбы, клятву свою не держите.
Рыбы головы свои приподняли, сказали:
– Клятву мы сдержим, – и опять углем обернулись.
Повара так и замерли: что, мол, за диво такое? Опять рыбака отыскали. Только уложили рыбу на сковороду, опять объявился старик при чалме и в чепане. Крикнул издали:
– Эй, неверные!
Ответили рыбы:
– Мы клятву помним, – и опять превратились в уголь.
Тогда позвали падишахова сына. Говорят ему повара:
– Что за странные рыбы, никак их зажарить невозможно, горят и в уголь превращаются. Три раза уже сгорели, пропади они пропадом.
Ладно. рыбака позвали. Спрашивает у него падишахов сын:
– Ты, брат, в какой воде эту рыбу ловишь?
– В таком-то месте на ваших землях одно озеро, – отвечает рыбак, – потом дальше второе озеро и потом дальше еще два озера – всего четыре озера имеются.
Послушал падишахов сын и удивился:
– Что ж они мне не встречались? Для чего и на свете жить, коли этих озер не знаешь!
И пошел падишахов сын эти озера искать. Искал-искал, не сумел найти. Не сумел найти и бросил в своих краях искать, а пошел в степь широкую. Шел-шел и дошел до некоего сада. В саду соловьи поют, цветы разные, яблони произрастают – такое приятное место. Чайхана даже имеется, только людей не видно. Нет в саду ни единой души. Тогда крикнул он громким голосом:
– Есть у этого сада хозяин, есть тут кто живой или нету?
В ответ донесся едва слышный голос:
– Есть живой человек, только я ходить не могу, ты сам ко мне подойди.
Ладно. Пошел он на голос. К толстому дереву подошел. На толстом дереве гнездо какое-то заметил. И кто-то есть в гнезде: половина тела – камень, другая – человеческая.
Спрашивает падишахов сын:
– Ты чего такой половинчатый?
Тот отвечает:
– Жена меня заколдовала. Да-да, – говорит, – к тому же каждый день сорок плетей мне всыпает. Исхлещет до крови и солью посыплет – такое дело.
Падишахов сын говорит:
– Где это твоя жена шляется?
Тот жалуется:
– Есть у нее тут один ифрит. Вот она возле него.
– А где, – говорит, – они расположились?
– Здесь, – отвечает, – неподалеку. Я-то их голоса отчетливо слышу, да только сам пойти туда не могу.
Двинулся падишахов сын в ту сторону. Видит, лежит некое тело непотребное. Увидел – и рядом за дерево спрятался. Бабы нет, лежит пока этот болезный один-одинешенек. Вот прибежала она к этому ифриту.
– Ах, душа моя, свет очей моих, – запричитала баба, – что ж ты и слова мне ласкового не вымолвишь? – Ноги целует этому ублюдку, чудищу непотребному. Обнимает, целует его, непотребного. Поделала эдак и кушать села. Тот, мол, лягушек, мышей нажарил. Ест баба да нахваливает: – Я, – уверяет, – у того мужа никогда так вкусно не ела.
Поцеловала она ифрита и убежала: мол, сбегаю кой-куда и вернусь сразу.
Подошел падишахов сын к ифриту, сел на грудь ему и говорит:
– Вот ты чем занимаешься!
Вынул свой нож алмазный и прикончил ифрита. После чего оттащил его далеко в сторону и бросил. Надел на себя платье ифритово и лег на его место. Баба тут прибежала, обняла его, приголубила:
– Ах ты, родненький мой, как же мне тебя вылечить, как же мне тебя на ноги поднять?
Тот отвечает:
– Я бы выздоровел, да ты сама хворая, оттого и я не могу на ноги встать.
– Свет очей моих, – говорит баба, – отчего ты не можешь на ноги встать?
Тот молвит:
– Вон ты мужа своего заколдовала – пойди расколдуй. Потом, – говорит, – город заколдовала, в озеро превратила глубокое. Расколдуй, тогда и я окончательно на ноги встану.
Пошла баба и мужа своего расколдовала: спрыгнул тот и своими ногами пошел. И город встал на месте глубокого озера. Баба, конечно, падишахова сына все за ифрита своего принимает. Говорит:
– Все я, душенька, сделала, как ты просил. Ну, выздоравливай же скорее!
Вскочил падишахов сын и прирезал ту злую бабу. После чего надел он платье свое и пошел того половинчатого разыскивать.
Нашел того человека и взял его падишахов сын с собою. Идут теперь, разговаривают промеж себя. Привел его падишахов сын и определил на хорошее место. Тот человек рыбаком оказался, у которого падишахов сын рыбу покупал. Перехитрил его тот ифрит из сундука, заколдовал: оказалось, ифрит тот с его женой шашни завел.
Гульчечек
В давние времена жила в дремучем лесу колдунья и были у нее сын и сноха по имени Гульчечек. Колдунья была злая-презлая. Многих батыров она с пути сбила, многих людей в трясину заманила… Не вынес сын всего этого и ушел скитаться по свету, ушел счастья искать.
А Гульчечек грустила-тосковала по матери с отцом, но старуха-свекровь никуда ее не отпускала, держала взаперти.
Однажды ночью, отправляясь, как обычно, по нечистым делам своим, колдунья забыла закрыть дверь на замок. И хлеб в печи оставила.
Только она ушла, Гульчечек стала собираться к родителям:
Лес дремучий видит сны,
Звезды блещут среди тьмы.
Хлеб из печки выну я,
В путь далекий выйду я,
Навещу своих родных… –
тихо напевала она и, вынув из печи теплый душистый хлеб, положила его в котомку и выбежала из избушки.
Минула ночь, минул день. Далеко успела уйти Гульчечек. Тем временем колдунья вернулась и, не найдя сноху дома, кинулась за ней в погоню. Превратилась она в Серого Волка и бежит, принюхиваясь, по следу. И вот уже настиг Серый Волк беглянку и воет толстым голосом:
Я волчище – серый хвостище,
Страшный у меня голосище.
Если хлеб не отдашь мне и спрячешь,
Так и знай: у меня ты поплачешь,
Ох, поплачешь…
Испугалась Гульчечек. Отдала бы она хлеб, чтоб спастись, да уже ни крошки не осталось от него. Стала она растерянно озираться по сторонам, увидала поблизости большой, раскидистый, дуплистый вяз и взмолилась:
О густой тенистый вяз,
О приветливый мой вяз!
Серый Волк бежит за мной.
Помоги же мне, укрой
Ты зеленою листвой!
Пожалел вяз Гульчечек, развернулся к ней уютным дуплом, где днем скрывались летучие мыши и куда белки складывали орешки, и беглянка в нем спряталась.
Серый Волк всю ночь выл под вязом и царапал когтями землю, а под утро ни с чем убежал домой.
Занялась заря, взошло ясно солнышко, наступил день. Гульчечек поблагодарила доброе дерево и отправилась дальше. Шла она, шла… и стало вечереть. Серый Волк вскоре опять по следу настиг девушку и завыл жутким голосом:
Я волчище – серый хвостище,
Страшный у меня голосище.
Если хлеб не отдашь мне и спрячешь,
Так и знай: у меня ты поплачешь,
Ох, поплачешь…
Испугалась бедная Гульчечек. Смотрит растерянно по сторонам и видит: посреди зеленого луга блестит красивое серебряное озеро. Взмолилась она:
О озерная вода!
Приключилася беда.
Серый Волк бежит за мной.
Помоги же мне, укрой
Ты серебряной волной!
Серебряное озеро пожалело Гульчечек, раскачало глубокие воды свои, вздыбило волны, и беглянка очутилась на маленьком острове, окруженном со всех сторон водой. Серый Волк остался на берегу. Всю ночь выл он у озера, царапал когтями землю, наутро же убежал ни с чем домой.
Занялась заря, взошло ясно солнышко, наступил день. Гульчечек поблагодарила доброе озеро и снова отправилась в путь. Шла она, шла… и опять сумерки стали сгущаться. А уже и лес кончается, и крыша дома родительского видна. Но Серый Волк и на этот раз настиг беглянку по следу и завыл:
Я волчище – серый хвостище,
Страшный у меня голосище.
Если хлеб не отдашь мне и спрячешь,
Так и знай: у меня ты поплачешь,
Ох, поплачешь…
Испугалась Гульчечек. Смотрит по сторонам, увидела одинокую развилистую березу и забралась на нее. А Серый Волк роет когтями землю под березкой, к корням подбирается.
Дрожит Гульчечек от страха и плачет: «Неужели так и умру здесь, совсем близко от дома родного, не повидав мать с отцом?..»
Тут на березу прилетел и сел скворец. Гульчечек взмолилась:
Ласковый мой скворушка,
Певчий друг мой, скворушка!
Ты лети за луг-лужок,
Передай мой волосок,
Передай мой волосок!
Гульчечек дала в клюв скворушке волосок, и тот полетел прямо к дому, где жили ее родители. Оставил волос на воротах и улетел.
Тут вышел к воротам брат, заметил волос и взял его. «Не иначе как из гривы моего вороного коня», – подумал он и натянул дома волос на домбру.
Жена его взяла домбру в руки и стала, притопывая, играть на ней. Вдруг струна на домбре запела голосом Гульчечек:
Не играй, ой, не играй,
Ломит руки, ноги.
Не пляши, ой, не пляши,
Приди на подмогу!..
Удивилась женщина:
– О Аллах, что это с домброй случилось? – и передала ее мужу. Тот потрогал было струны, и опять домбра запела:
Не играй, брат, не играй,
Поясница, ох, болит.
Брат, струну не задевай,
Голова моя болит.
У опушки на березе
Льет твоя сестрица слезы.
А свекровь – колдунья злая,
Волком воет, не пускает.
Брат, домбру ты отложи
И на помощь поспеши!..
Тут брат все понял:
– Сестренка Гульчечек в беду попала!
Вскочил он с места, взял дубину, оседлал ретивого коня и поскакал к лесу. Подоспел в самый раз: Серый Волк вырыл под березой огромную яму и дерево уже готово было повалиться… Убил он волка, а сестру привез домой.
С тех пор Гульчечек зажила счастливо, не ведая ни горя, ни печали.
И я у них бывал: сегодня пришел, а вчера ушел. Угощали меня там на славу: масло ел да мед пил. Две бочки, один ковш – знай пей сколько хошь. Жаль одно: по усам текло, а в рот не попало.
Мульталь
В давние-давние времена жили на свете муж и жена. И было у них семеро сыновей. Перед рождением восьмого ребенка отец умер.
Собрались как-то сыновья в путь – искать себе невест. А матери сказали:
– Ах, мама, нет у тебя дочки. Мы поищем и приведем тебе в дочери невест. Если же без нас родится у тебя девочка, выставь над воротами прялку и веретено, если мальчик – лук и стрелу.
Мать долго плакала, прощаясь с сыновьями. Через неделю родилась у нее дочь. И выставила она над воротами прялку и веретено.
Напротив жила семилетняя девочка. Она взяла и сменила прялку и веретено на лук и стрелу.
Однажды братья вернулись было, увидали над воротами лук и стрелу. «Опять у мамы родился мальчик», – подумали они и ушли обратно.
Мать назвала дочку Мульталь. Росла она не по дням, а по часам и скоро вышла играть с соседской девочкой. И вот та говорит ей:
– Эх, Мульталь, ходишь ты одна, а ведь у тебя есть семеро братьев.
– Откуда они? – удивляется Мульталь. – Нет у меня братьев.
– Не веришь, спроси у матери, – говорит подруга.
Спрашивает Мульталь дома:
– Мама, разве есть у меня братья? Где же они теперь?
– Нет никого. Одна ты у меня, – отвечает мать.
– А ты попроси пожарить пшеничных зерен и горячими приложи их к ее груди, тогда она признается, – советует подруга.
Мульталь прибегает домой и говорит:
– Мама, я хочу есть. Пожарь мне зерен.
Та пожарила зерна и дает ей.
– Нет, не буду есть, – упрямится Мульталь, – дай мне грудь пососать.
Мать берет дочь на колени и дает грудь. А Мульталь тут прикладывает к груди горячие зерна и спрашивает:
– Есть у меня братья или нет?
– Есть, – признается мать.
Опять бежит Мульталь к соседке:
– Есть, оказывается, у меня братья.
– Теперь проси у матери арбу{13} -плетенку, пса, кота и петуха… Отправимся с тобой искать твоих семерых братьев, – говорит ей соседка.
После долгих уговоров мать плетет арбу, покупает пса, кота и петуха. Мульталь с подругой садятся в арбу-плетенку и поют:
Ты, арба-плетенка,
Погоняем мы тебя,
Чтоб скорее нам добраться
До семи родимых братцев.
Ты, мой песик, лай-лай,
К нам волков не подпускай.
Ты, мой кот, мурлычь-мурлычь,
Пусть бежит с дороги мышь.
Петушок, кричи-кричи,
Алу зорьку не проспи.
Так они едут и едут. Арба несется, пес лает, кот мурлычет, петух кричит. И вот встречается им на пути озеро.
– Давай искупаемся, – предлагает подруга.
– Нет, не хочу, – говорит Мульталь.
Едут они дальше и опять поют:
Ты, арба-плетенка,
Погоняем мы тебя,
Чтоб скорее нам добраться
До семи родимых братцев.
Ты, мой песик, лай-лай,
К нам волков не подпускай,
Ты, мой кот, мурлычь-мурлычь,
Пусть бежит с дороги мышь.
Петушок, кричи-кричи,
Алу зорьку не проспи.
Доезжают они до другого озера. Подруга опять уговаривает искупаться. На сей раз Мульталь соглашается. Та говорит:
– Давай нырнем и посмотрим, кто дольше продержится под водой.
Мульталь ныряет и долго не появляется. Тем временем соседская дочь быстренько выходит из воды, надевает на себя одежду Мульталь, садится в арбу и запевает:
Ты, арба-плетенка,
Погоняем мы тебя,
Чтоб скорее нам добраться
До семи родимых братцев.
Ты, мой песик, лай-лай,
К нам волков не подпускай.
Ты, мой кот, мурлычь-мурлычь,
Пусть бежит с дороги мышь.
Петушок, кричи-кричи,
Алу зорьку не проспи.
Но арба не трогается с места, пес не лает, кот не мурлычет, и петух не кричит.
Мульталь со слезами на глазах одевается в чужое платье и садится в арбу.
Ты, арба-плетенка,
Погоняем мы тебя,
Чтоб скорее нам добраться
До семи родимых братцев.
Ты, мой песик, лай-лай,
К нам волков не подпускай.
Ты, мой кот, мурлычь-мурлычь,
Пусть бежит с дороги мышь.
Петушок, кричи-кричи,
Алу зорьку не проспи.
Арба понеслась, пес залаял, кот замурлыкал и петух закричал. Едут они, едут и наконец добираются до семи братьев. Кто-то из них готовит тесто для лапши, кто-то чистит картошку. Увидели они соседскую дочь, решили, что это их сестра. Взяли ее на руки, усадили рядом и стали угощать. А Мульталь осталась у дверей.
Вечером стали готовиться ко сну. Соседскую дочь уложили в переднем углу, а Мульталь – у порога. В полночь отправили братья Мульталь поить лошадей. Ярко сияла луна. Мульталь поила лошадей и пела:
Дам прозрачной водицы
Коню старшего брата,
Серебристой водицы –
Коню среднего брата,
Золотой дам водицы
Коню младшего брата.
Потом, глядя на луну, Мульталь запела так:
Ах, луна, ты повсюду светишь.
Что о маме моей ответишь?..
А луна ей в ответ:
Вижу, вижу ее я с неба,
Как стоит она возле хлева,
Как позвякивает ключами,
Обливается слезами.
«Где Мульталь моя?» – плачет мама…
Один из братьев услыхал это и разбудил остальных: «Выходите скорей, там у озера кто-то очень печально поет». Вышли все и стали слушать:
Дам прозрачной водицы
Коню старшего брата,
Серебристой водицы –
Коню среднего брата,
Золотой дам водицы
Коню младшего брата.
Ах, луна, ты повсюду светишь,
Что о маме моей ответишь?..
А луна опять:
Вижу, вижу ее я с неба,
Как стоит она возле хлева,
Как позвякивает ключами,
Обливается вся слезами.
«Где Мульталь моя?» – плачет мама…
Семеро братьев подошли и спрашивают у Мульталь:
– Почему ты так печалишься?
Мульталь сквозь слезы обо всем рассказывает:
– Меня соседская дочь обманула. Переоделась в мою одежду и назвалась вашей сестрой…
Братья берут сестренку на руки, несут ее в дом, а соседской дочке для испытания дают еду в собачьей плошке. Та все съедает. Наступает полночь. Посылают ее поить лошадей. Приходит она к озеру, а лошади не пьют – лягаются. И луны не видно. Пробует она петь, и песня не получается.
Тут семеро братьев поняли, что это не Мульталь, подошли к ней и спрашивают:
– Что возьмешь: конский хвост или лукошко?
Та отвечает:
– Все сгодится, из лукошка буду есть, на конском хвосте скакать.
Посадили они лгунью в лукошко, привязали к конскому хвосту и пустили в поле.
А потом братья вместе с Мульталь вернулись домой. Все семеро женились и зажили на радость матери в достатке. Говорят, и по сей день живут.
Падчерица
В давние-предавние времена жил на свете один человек и были у него сын да две дочери. Одна из дочерей была ему чужая, поэтому ни он, ни другие домашние ее не любили. Однажды посоветовались они да и решили извести ее, навсегда избавиться от падчерицы.
– Пойдем со мной в лес. Я буду дрова рубить, а ты тем временем ягоды собирать, – говорит ей старший брат.
Взяла падчерица клубок и пустое ведро, и отправились они с братом в лес. Завез ее брат подальше да и стал распрягать коня.
– Ты иди-ка по ягоды, а как перестанешь слышать стук топора, возвращайся назад, – велел ей брат.
Взяла падчерица ведро и пошла в чащу, а брат выбрал дерево, что повыше, повесил на него деревянную колотушку, сам запряг коня да со спокойной душой домой уехал.
Собирает падчерица ягоды и время от времени прислушивается: не умолк ли стук топора. Но нет: колотушка качается на ветру да бьется о дерево и кажется девочке, что это брат все еще рубит дрова. Долго она ягоды собирала, вот и ведерко наполнилось с горкой. Тут и вечер наступил, и ветер тем временем потихоньку утих.
«Наконец-то брат кончил дрова рубить», – подумала падчерица, вернулась было на прежнее место, а брата и след простыл. Не видать нигде. Заплакала падчерица горючими слезами и побрела куда глаза глядят. Долго шла она по лесу, пока не увидела поле и дорогу. Выбралась тогда на дорогу и пошла по ней. Идет падчерица, горько плачет и приговаривает:
– Покатился мой клубочек, не видал ли ты, дружочек?
Увидала тут она табун лошадей и спрашивает пастуха:
– Покатился мой клубок, не видал ли, пастушок?
– Видал, – отвечает ей пастух. – Попаси-ка мне табун хоть денек, обещаю, будет твой тот конек, – и показывает ей на красивого жеребенка.
Согласилась девочка, попасла она табун день один, получила за это в награду жеребенка и, попрощавшись, отправилась дальше в путь. А дорогу-то ей указал тот пастух.
Через некоторое время повстречала она стадо коров. Попасла она стадо день один, получила за это корову. Так встречала она каждый день то овечек, то коз, пасла их и за это получала то овцу, то козу. Вскоре у нее у самой набралось целое стадо. Так они вместе продолжали свой путь. Но вот однажды застала их ночь в дороге. Испугалась падчерица, подумала: «Что же теперь со мной будет? Бедная я, несчастная!..» Но тут увидела она, что далеко-далеко слабый свет забрезжил, несказанно обрадовалась и погнала свое стадо на тот огонек. Вышли они вскоре к небольшому дому, что стоял на краю деревеньки. Постучалась, вошла и видит: сидит седая старуха. Не знала тогда девочка, что это злая ведьма – колдунья, одним словом.
– Покатился мой клубочек, ты не видела, случаем, бабушка? – спросила ее девочка.
– Видела я твой клубок, да только ты, я вижу, пришла издалека, не мешало бы тебе отдохнуть. Поживи-ка у меня немного, – отвечает ей старуха.
Встали они поутру, и велела ей ведьма затопить баню. Жарко натопила девочка баню и зовет старуху мыться.
– Хорошо бы, доченька, – отвечает ей старуха, – да только ведь я сама до бани не дойду. Ты возьми-ка меня за руку да поддай сзади коленкой.
– Нет, бабушка, – отвечает девочка, – ты уже старенькая, не хочу тебя обижать.
Взяла ее девочка на руки и отнесла в баню.
– Ты возьми-ка меня за волосы да тащи на полок, – велела старуха.
– Нет, бабушка, – ответила ей девочка. – Ты уже старенькая, тебе больно будет.
Взяла ее девочка на руки и положила на полок.
– Ты возьми-ка веник обратным концом да бей меня по спине что есть мочи, – говорит старуха.
– Нет, бабушка, не могу я так, – отвечает девочка и принимается парить ее мягким березовым веничком.
После бани приносит она ее в дом и кладет на чистую постель.
– Теперь, доченька, расчеши-ка мне волосы, – просит старуха.
Взяла девочка гребешок, стала чесать ее седые волосы, а на каждом волоске у старухи – золото да серебро, жемчуга да кораллы висят, аж глаза слепит!
Причесала ее девочка, в косу волосы заплела.
– Попляши-ка, доченька, сделай милость, – просит ее старуха. – Уж больно мне посмотреть хочется, как ты пляшешь.
Стала девочка плясать, каблучками притопывать да по полу кружить, но нет, ни камушка с нее не упало.
После этого послала ее старуха в баню посмотреть, не высох ли тот солод, что намедни поставила она на полок сушиться.
Вошла девочка в баню и видит: стоит на полке деревянное корытце, а в нем золота да серебра, жемчугов да кораллов видимо-невидимо! Вот вернулась она из бани, старуха у нее и выспрашивает:
– Ну как, высох ли солод на полке?
– Высох, высох, – отвечает девочка.
– Хорошо, доченька, – говорит старуха, – уж больно мне понравилось давеча, как ты пляшешь, не потешишь ли меня, старую, еще разок?
Стала девочка плясать, каблучками притопывать да по комнате кружить, только и на сей раз ни камушка на пол не упало.
– Ну а теперь, – говорит ей старуха, – вольному воля, возвращайся-ка ты к себе домой.
– Рада бы я, да только вот, жаль, пути обратного не знаю.
– Я сама укажу тебе, как идти, а в придачу дам тебе вот этот зеленый сундук. Но только ты не открывай его по дороге, – предупредила ее старуха.
Взяла девочка сундук, села на коня и поехала; коза, овца и корова идут следом.
Ехала она день, ехала ночь и наконец стала приближаться к родной деревне. Вот учуяли ее дома собаки и залаяли:
– Хау-хау, вы на смерть ее послали, девочка идет с дарами.
Всполошились домашние, стали бить собак палками, но те не унимались, пуще прежнего заливались:
– Вы на смерть ее послали, а она разбогатела!
Тут уж падчерица и сама подъехала к дому. Сошла она с коня, в дом вошла да на глазах у всех откинула крышку сундука. А там полным-полно золота да серебра, жемчуга да драгоценных камней!
С той поры падчерица неслыханно разбогатела, а родичи стали ей завидовать да зариться на добро. Вот и решили они отвезти и родную дочь в лес и оставить там одну: пусть, мол, и она так же разбогатеет.
Взяла та пустое ведро да клубок, и повез ее старший брат в дремучий лес. Завез он ее в самую чащу, коня распряг и пустил пастись, а сестре велел идти по ягоды. Не успела она скрыться в лесу, как он взобрался на самое высокое дерево, привязал к нему деревянную колотушку, а сам отправился восвояси. Вот и ветер стих. Вернулась девочка на прежнее место, а брата как не бывало.
Пошла девочка по лесу куда глаза глядят и стала приговаривать:
– Покатился мой клубок, не видал ли ты, дружок?
Повстречался ей табун.
– Покатился мой клубок, не видал ли, пастушок? – спрашивает.
– Видал, – отвечает ей пастух. – Попаси день один мой табун, а я тебе за это коня хорошего дам.
– Нет, мне коня не надо, – ответила девочка и пошла дальше. Так прошла она мимо и коровьего, и овечьего, и козьего стада. И вот наконец привела ее дорога к ведьминому дому. Вошла она в дом и спрашивает:
– Покатился мой клубок, не видала ты, случаем, старая?
– Видала. Да только сначала не истопишь ли ты баню, доченька, уж больно мне охота кости свои старые попарить? Уважь старуху.
Истопила она баню.
– А теперь, – говорит старуха, – веди-ка меня в баню. Сама я не дойду, так ты возьми меня за руку да пинками сзади подталкивай.
– Ладно, – отвечает девочка, берет ее за руку и пинками сзади подталкивает.
Пришли они в баню. Старуха и говорит ей:
– А теперь, доченька, попарь ты мне спину, да только бей изо всей силы обратной стороной веника, а то я ничего не почувствую.
Послушалась ее девочка – все исполнила, как старуха велела.
Вернулись они в дом. Старуха и просит ее:
– Расчеши-ка мне, доченька, волосы.
Заглянула ей девочка в волосы – у нее аж глаза разбежались: на каждом волоске золота да серебра, жемчугов да камней драгоценных видимо-невидимо! Стала девочка горстями снимать их с волос, набивать ими карманы да прятать за пазуху.
– Попляши-ка, доченька, потешь меня, старую, – попросила ее старуха.
Начала девочка плясать, а у нее отовсюду посыпались золотые да серебряные монеты, жемчуга да драгоценные каменья.
После этого посылает ее старуха в баню посмотреть, не высох ли солод. Увидела девочка и тут полное корытце золота да серебра, жемчугов да драгоценных камней и стала набивать ими карманы да класть за пазуху. «Вот, – думает, – сестра-то как разбогатела».
Попросила ее старуха во второй раз сплясать. Снова покатились со звоном золотые да серебряные монеты, стали сыпаться камни драгоценные.
Испытала ее старуха, а под конец и говорит:
– Теперь можешь и домой воротиться, ступай себе.
Показала она ей дорогу, на прощание дала черный сундук и велела не открывать по дороге.
Долго шла она, пока не дошла наконец до родной деревни.
Вот почуяли ее собаки и начали лаять:
– На богатство зарилась, смерть свою нашла!
Стали хозяева ругать собак, но они пуще прежнего заливались.
Между тем девочка и сама во двор вошла. Откинула поскорей крышку черного сундука, а там лежит огромная черная змея. Взметнулась черная змея, обвила девочку вокруг шеи и удушила.