В раскрытое окно старались влезть ветки сирени с ярко пахнущими сиреневыми барашками-цветами. Кроме нее, в вечернем свежем воздухе пахло скошенной травой.
На кухне сидели коммерческий директор строительного холдинга Григорий и его дачный приятель Саныч, местный умелец-рукоделец, демократично пьющий со всеми жителями садоводческого товарищества «Мысль».
А в товариществе жили люди выдающиеся: ученые с научными степенями, профессора и неглупые бизнесмены, выкупившие дачи не только с уникальной архитектурой пятидесятых годов двадцатого столетия, но и с аурой и духом уникального дачного поселка с историей государственного масштаба. Каждый участок при старом деревянном доме занимал по полгектара и кружил голову сосновым терпким духом.
«Добивая» вторую бутылку хорошей водки, мужчины перешли с темы футбола на проблему взаимоотношений с женщинами, называемыми Санычем «сцуки-бабы».
– Моя сцука, – умелец хлопнул себя по белой майке, обтягивающей пивной живот, но не тощую мускулатуру груди, – забирает деньги еще на дороге. Как она чувствует мой заработок – ума не приложу. К вечеру дождь будет. Ты вот моей Нинке звонишь после выплаты за работу?
– Не звоню, – честно ответил Григорий.
– Вот говорю же – нутром чувствует баба-сцука. Но жениться все равно надо, – пьяно-философски продолжил разговор Саныч. – По хозяйству пошуршать, детей народить.
– Не хочу жениться, – категорично заявил Гриша. – Никогда.
– На проститутках разоришься. – Взяв бутылку, Саныч разлил по хрустальным стопкам водку.
В качестве закусок на круглом столе присутствовали: салатница с оливье, тарелки с бутербродами из семги, сырокопченой колбасой, красной икрой и сыром пармезан, к вечеру загнувшимся по бокам «крыльями». На стоящей с краю стола сковородке млела жареная картошечка с розовой ветчиной и пассерованным луком.
– Без шлюх обхожусь, пользуюсь особо проверенным контингентом! – гордо заявил Гриша, чокнулся с Санычем и выпил водку.
– И обширный контингент? – уточнил сантехник, он же плотник, он же говорун-собутыльник.
– Хватает. – Отрезав тонкий кусок хлеба, Гриша наложил на него горку красной икры и, предварительно понюхав свежий запах, с удовольствием съел бутерброд в два укуса. – Сами в кровать прыгают.
– И эта, сегодняшняя, прыгнула?
– И эта, – ответил Гриша и только потом понял разницу в голосе – не мужской, а женский.
В проеме двери стояла Маруся и, прижав к груди, держала обеими руками старинную книгу.
– Книжку положи на место, где взяла, – рассердился Гриша сам на себя за неосторожность. – Она моей прабабушки Веры, большой ценности.
– Хорошая была женщина, боевая. – Не дожидаясь Гриши, Саныч выпил. – Дожила до ста лет в полном уме и здравии.
– Тогда почему «в здравии-то»? – переключилась Маруся с обиды на любопытство.
– А она полезла на крышу антенну поправлять, но был дождь. – Затуманенным взглядом Саныч смотрел в потолок. – Скатилась с мокрой крыши, ударилась головой об камень и умерла в мгновение. – Он с искренним сожалением вздохнул и перевел взгляд на щедрый стол. – Я все видел, как раз шел к Аникеевым новый смеситель ставить. – Прихватив бутерброд с семгой, Саныч рассказывал, одновременно жуя закуску. – Я же и родителям Гришки и Виктора позвонил.
– Да уж, боевая была прабабулька. – Взяв бутылку, Гриша взболтнул ее. – Ярая революционерка, жена комбрига. Будешь водку? Для примирения.
Сморщившись, Маруся отрицательно завертела головой и постучала ладонью по книге.
– Странно, а она про языческие привороты, про лечение душевных болезней, про травы…
– Да уж, баба Вера лечила все наши детские болячки и мамины в свое время. – Разливая сорокаградусную, Гриша не смотрел на любовницу. – Выслушает участкового врача – и в лес, за травами. Это летом, а зимой из чемодана доставала сушеные травки, каждая в отдельном кулечке.
Повернувшись уходить, Маруся проговорила через плечо:
– Пойду спать, завтра домой.
– С какого перепугу? – обиделся Гриша, рассчитывавший на двухдневный сексуальный кросс.
– Мама звонила, просила вернуться, с головой у нее что-то, – уверенно соврала Маруся. – Я лягу в дальней комнате, книжку почитаю.
– Обиделась. Ладно, иди, впитывай женскую мудрость. – Взяв со стола дешевые сигареты Саныча, закурил. – Кстати, та комната бабушки, то есть прабабушки Веры. Увидишь ее – передавай привет. – Дождавшись разлива водки, он взял свою стопку, но от чокания отклонился. – Ну, Саныч, не чокаясь, за помин души бабы Веры.
В окно дальней комнаты, выходившее в сад, втягивался тяжелый, любовно одуряющий запах белого шиповника.