Муму (читает Сергей Гармаш)

Муму – эта самая первая трагическая книга, которую я прочитала еще в далеком детстве. Барыня сначала «купила» Герасима, потом отняла его любовь Татьяну, а затем и вовсе приказала убить собаку. Собаку, которая ничего не сделала, кроме как не стала к ней подходить– Муму, Муму, подойди же ко мне, подойди к барыне, – говорила госпожа, – подойди, глупенькая… не бойся…– Подойди, подойди, Муму, к барыне, – твердили приживалки, – подойди.Но Муму тоскливо оглядывалась кругом и не трогалась с места.– Принесите ей что-нибудь поесть, – сказала барыня. – Какая она глупая! к барыне не идет. Чего боится?– Они не привыкли еще, – произнесла робким и умильным голосом одна из приживалок.Степан принес блюдечко с молоком, поставил перед Муму, но Муму даже и не понюхала молока и все дрожала и озиралась по-прежнему.– Ах, какая же ты! – промолвила барыня, подходя к ней, нагнулась и хотела погладить ее, но Муму судорожно повернула голову и оскалила зубы. Барыня проворно отдернула руку…Произошло мгновенное молчание. Муму слабо визгнула, как бы жалуясь и извиняясь… Барыня отошла и нахмурилась. Внезапное движение собаки ее испугало.– Ах! – закричали разом все приживалки,– не укусила ли она вас, сохрани бог! (Муму в жизнь свою никого никогда не укусила.) Ах, ах!– Отнести ее вон, – проговорила изменившимся голосом старуха. – Скверная собачонка! какая она злая!И за то, что она не стала делать-то, что ты повелеваешь? Не захотела к тебе подойти? И целовать твои ноги, как это делают твои подданные? За-то, что она выла ночью? Муму навострила уши, зарычала, подошла к забору, понюхала и залилась громким и пронзительным лаем.<....>В это самое время барыня только что засыпала после продолжительного «нервического волнения»: эти волнения у ней всегда случались после слишком сытного ужина. Внезапный лай ее разбудил; сердце у ней забилось и замерло. А после этих слов и вовсе хочется плакатьА Герасим все греб да греб. Вот уже Москва осталась назади. Вот уже потянулись по берегам луга, огороды, поля, рощи, показались избы. Повеяло деревней. Он бросил весла, приник головой к Муму, которая сидела перед ним на сухой перекладинке – дно было залито водой, – и остался неподвижным, скрестив могучие руки у ней на спине, между тем как лодку волной помаленьку относило назад к городу. Наконец Герасим выпрямился, поспешно, с каким-то болезненным озлоблением на лице, окутал веревкой взятые им кирпичи, приделал петлю, надел ее на шею Муму, поднял ее над рекой, в последний раз посмотрел на нее… Она доверчиво и без страха поглядывала на него и слегка махала хвостиком. Он отвернулся, зажмурился и разжал руки… Герасим ничего не слыхал, ни быстрого визга падающей Муму, ни тяжкого всплеска воды; для него самый шумный день был безмолвен и беззвучен, как ни одна самая тихая ночь не беззвучна для нас, и когда он снова раскрыл глаза, по-прежнему спешили по реке, как бы гоняясь друг за дружкой, маленькие волны, по-прежнему поплескивали они о бока лодки, и только далеко назади к берегу разбегались какие-то широкие круги.P.S. прошу прощения у тех, кому трудно было это прочесть, а тут эти страшные строки…