Четыре войны морского офицера. От Русско-японской до Чакской войны

© Кузнецов Н.А., Соломонов Б.В., составление, комментарии, 2020

© ООО «Издательство «Вече», 2020

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2020

Сайт издательства www.veche.ru

* * *

Вместо предисловия. Князь Я.К. Туманов – флотский офицер, мемуарист и литератор

Язон Константинович Туманов – боевой офицер Российского флота и яркий представитель русской морской эмиграции – не является совсем уж неизвестной для современного читателя фигурой. 17 лет назад благодаря усилиям историка флота, сотрудника Центрального военно-морского музея Константина Петровича Губера (1960–2016) к современному читателю вернулась книга Я.К. Туманова «Мичмана на войне», впервые увидевшая свет на русском языке в 1930 г. К.П. Губер написал первую биографическую статью о князе Туманове, опираясь прежде всего на материалы его послужного списка, хранящегося в Российском государственном архиве Военно-морского флота в Санкт-Петербурге^[1]. Семь лет спустя обратился к биографии Я.К. Туманова и автор, постаравшись осветить ее в контексте участия русских офицеров в Чакской войне Парагвая с Боливией (1932–1935 гг.)^[2]. В настоящей статье сделана попытка реконструкции биографии Я.К. Туманова, в том числе на основании источников, выявленных автором за последние годы.

Язон Константинович Туманов родился 2 октября^[3] 1883 г. в Тифлисе в семье князя Константина Георгиевича Туманова и Елизаветы Меликоновны (Германовны?), урожденной Карапетян^[4]. В «Российской родословной книге», подготовленной князем П.В. Долгоруковым, о княжеском роде Тумановых приводятся следующие сведения. «Древняя фамилия армянского происхождения, предки коей с отличием служили царям армянским из династии Багратидов, в особенности царю Феодору, в двенадцатом веке. После падения царства армянского, Тумановы переселились в Грузию, где получили в тринадцатом веке поместье Хейт-Убани и впоследствии возведены были в достоинство тавадзе (князей). Имя этой фамилии часто встречается в летописях Грузии»^[5]. Род Тумановых, представителем которого был Я.К. Туманов, был утвержден в княжеском достоинстве, Высочайше конфирмованным 7 марта 1826 г. мнением Государственного Совета. Среди представителей рода упомянут и статский советник Георгий – дед нашего героя^[6]. К.Г. Туманова сопричислили к роду определением Тифлисского Дворянского депутатского собрания от 17 ноября 1854 г. и указом Правительствующего Сената по Департаменту герольдии от 8 апреля 1855 г. 12 октября 1900 г. определением того же собрания к роду был причислен Я.К. Туманов^[7].

Князь Константин Георгиевич Туманов (1853/54 – ?) обучался в Императорском училище правоведения, но полного курса наук не окончил, а в 17-летнем возрасте начал службу «сверх штата» во Втором мировом отделе (территориальном подразделении мирового суда) Тифлиса. В дальнейшем он служил преимущественно в полицейских и таможенных органах. 26 апреля 1903 г. он был утвержден в должности управляющего Астраханской таможней, 12 февраля 1904 г. за выслугу лет его произвели в статские советники^[8]. Информацией о судьбе К.Г. Туманова после 1905 г. автор не располагает.

У Язона было четверо братьев – Лев (14 мая (ноября?)^[9] 1881 —?), Владимир (9 июня 1889^[10] – 16 (15?) сентября 1920), Ираклий (22 января 1891—1 февраля 1947)^[11] и Александр (13 июля 1898 —?)^[12]. И родители и дети придерживались армяно-григорианского вероисповедания.

Лев и Язон первоначально учились в Темир-Хан-Шуринском реальном училище^[13]. Несмотря на то, что братья Тумановы, как уже упоминалось, не были сыновьями и внуками боевых генералов, как минимум трое из них избрали для себя военную карьеру. Язон и Владимир стали офицерами флота: в 1901 г. в Морской кадетский корпус поступил Язон, а четыре года спустя – Владимир^[14].

Я.К. Туманов окончил Морской корпус в 1904 г., сразу после начала Русско-японской войны. Это был так называемый Первый царский выпуск – лучших по успеваемости гардемарин сразу же направляли на корабли 1-й и 2-й Тихоокеанских эскадр. Туманов получил назначение на эскадренный броненосец «Орел», на котором совершил знаменитый переход 2-й Тихоокеанской эскадры под командованием вице-адмирала З.П. Рожественского, закончившийся Цусимским сражением. События данного периода подробно описаны в его воспоминаниях «Мичмана на войне», составляющих основную часть этой книги.

В начале 1906 г. Я.К. Туманов вернулся в Россию, и в августе того же года был назначен вахтенным начальником на крейсер «Память Азова»^[15]. В феврале 1907 г. мичман Туманов назначается штурманским офицером на минный крейсер (эскадренный миноносец) «Уссуриец». Из-за многочисленных поломок корабль длительное время находился в ремонте, и в летние кампании 1907–1908 гг. Язон Константинович был назначен командиром охранного катера № 2 Петергофской морской охраны, несшей службу в районе Императорской резиденции. 6 декабря 1907 г. Туманова произвели в чин лейтенанта.

В 1910 г. Я.К. Туманова перевели на Каспийскую флотилию и назначили ревизором недавно вступившей в строй канонерской лодки «Карс». Командовавший кораблем капитан 2-го ранга П.К. Сыровяткин 26 августа 1910 г. отметил чрезвычайное происшествие, в котором довелось отличиться Язону Константиновичу. «При разрыве медной трубки в машине при заводской пробе, когда машинное отделение заполнилось удушливым нефтяным дымом и все выскочили из отделения наверх, лейтенант князь Туманов первый, даже без моего приказания, бросился вниз убедиться, что никого не повредило, и что никто не остался в машине»^[16].

С 1911 г. князь Туманов более трех лет находится в заграничном походе на Средиземном море на борту канонерской лодке «Хивинец». Командир корабля капитан 2-го ранга В.Н. Азарьев в аттестации от 25 августа 1913 г. (данной за период службы с 9 мая по 5 августа 1913 г.) написал о своем подчиненном: «Человек, выдающийся по своему поразительному умению держать себя как по отношению к команде, так и [по] отношению к начальникам и сослуживцам-офицерам. Отличаясь безукоризненной честностью, лейтенант Туманов прекрасно знает и понимает обязанности ревизора. Пользуется заслуженным уважением и любовью в кают-компании»^[17].

9 октября 1913 г. Я.К. Туманова зачислили в Николаевскую морскую академию (военно-морской отдел), но с началом Первой мировой войны он прекратил учебу и перевелся на Черноморский флот. 6 декабря 1914 г. Язона Туманова произвели в старшие лейтенанты.

На Черноморском флоте он служил старшим офицером на эсминце «Капитан-лейтенант Баранов» (17 декабря 1914 г. – 18 февраля 1915 г.), затем командовал эсминцем «Живучий» (до 16 сентября 1915 г.). Начальник 4-го дивизиона эскадренных миноносцев Минной бригады Черноморского флота капитан 2-го ранга И.И. Подъяпольский восторженно отзывался о Туманове 5 сентября 1915 г. «Лихой моряк и командир миноносца. Службу и судно очень любит, обязанности несет честно и в высшей степени добросовестно. Хорошо развито чувство долга. Храбр, решителен, находчив, распорядителен и очень спокоен. Честолюбив. Честен. Имеет большую инициативу и самостоятельность. Обладает большими способностями и отличной памятью. Очень интересуется военно-морским делом. Отличный морской глаз. У подчиненных и товарищей пользуется любовью и уважением за приятный, милый и общительный характер, имеет достаточный авторитет. Выработается отличный командир любого судна. Весьма ценен, и безусловно пригоден к службе»^[18]. Служба на миноносцах была напряженной и опасной, но при этом скучать не давала. Один из ее эпизодов Туманов описал в некрологе своему соплавателю лейтенанту Э.И. Страутингу. «Живучий» прикомандированный к Батумскому отряду, возвращался из очередного крейсерства у Лазистанских берегов. Как было у нас принято в блокадной службе миноносцев, мы ходили вплотную к берегам, заглядывая и обнюхивая каждую бухточку. Проходя мимо реки Архаве, где в то время упирался в море турецкий фронт, «Живучий» чересчур близко подошел к вражеским позициям, и внезапно был обстрелян энергичным пулеметным огнем. Кладя лево на борт и давая полный ход машинам, я кричу людям уходить на подбойный борт, в укрытие за высоким котельным кожухом и трубами. Все смываются в мгновение ока, и остается лишь один Эд [Э.И. Страутинг. – Н.К.],чтобы высмотреть местоположение пулемета, что ему и удается, и «Живучий» вкатывает туда десятка два 75-мм снарядов»^[19].

14 октября 1915 г. Туманов был назначен исполнять должность старшего флаг-офицера по оперативной части штаба командующего Флотом Черного моря. В декабре 1915 г. Туманов служил военным цензором в штабе командующего Черноморским флотом. 30 июля 1916 г. он получил чин капитана 2-го ранга за отличие по службе. 14 января 1917 г. его назначили помощником начальника по разведывательной части штаба командующего флотом Черного моря. Октябрьский переворот 1917 г. застал его в должности командира вспомогательного крейсера «Император Траян», в командование которым он вступил 21 мая 1917 г.^[20].

Служба князя Туманова в период Гражданской войны оказалась весьма разнообразной. После развала России и ее вооруженных сил он отправился в ставшую независимой Армению, где недолго командовал Охранной флотилией Армянской республики на озере Севан^[21]. Затем он прибыл в Одессу, где некоторое время служил в так называемом флоте Украинской Державы (существовавшем на бумаге, но давшем возможность выжить многим морским офицерам в тяжелое время). Как только началось формирование флота, подчиненного командованию Добровольческой армии, Язон Константинович сразу же отправился в Екатеринодар, а затем в Новороссийск и Севастополь. Он командовал (впрочем, возможно, лишь «на бумаге») Волжско-Каспийской флотилией Астраханского краевого правительства (до начала января 1919 г.),^[22] затем занимал должность флаг-капитана 2-го речного отряда Речных сил Юга России. После оставления антибольшевистскими силами Одессы в начале апреля 1919 г. Туманов на транспорте «Caucase» (под французским флагом) в числе других эвакуированных прибыл на греческий остров Халки (в то время находившийся под итальянским контролем). Пробыв там некоторое время, он отправился в Новороссийск. Эти события подробно описаны в воспоминаниях, озаглавленных «Одесса в 1918—19 гг.», впервые опубликованных на страницах «Морских записок» и перепечатанных в этой книге.

После возвращения в Россию Туманов служил штаб-офицером для поручений начальника штаба Морского управления Вооруженных сил Юга России. В некрологе упомянуто о том, что Язон Константинович Туманов с июня 1919 г. стал начальником «Отдела морской контрразведки всех портов Черного моря»^[23]. Севастопольский историк В.В. Крестьянников пишет в своей работе, посвященной Белой контрразведке в Крыму в период Гражданской войны: «Активизация [большевистского] подполья по времени совпадает с формированием в Севастополе особого отделения Морского управления в октябре 1919 г. (одновременно был расформирован Севастопольский пункт этого отделения). Генерал А.И. Деникин остерегался привлекать к контрразведывательной службе бывших жандармских офицеров, и поэтому во главе Особого отделения был поставлен морской офицер, капитан 2-го ранга Я.К. Туманов»^[24]. Исходя из приведенных Крестьянниковым данных получается, что Я.К. Туманов занимал должность начальника Особого отделения до начала июня 1920 г., когда его сменил старший лейтенант А.П. Автамонов (ранее бывший помощником Туманова)^[25].

Главной задачей Особого отделения являлась борьба с большевистским подпольем, проводившаяся небезуспешно. Так, в период с 22 декабря 1919 г. по 13 января 1920 г. на линкоре «Георгий Победоносец», эсминцах «Пылкий», «Капитан Сакен» и других арестовали 18 матросов, многие из которых являлись членами подпольных групп^[26]. 24 января 1920 г. по приказу Туманова взяли под стражу шпиона большевиков П.В. Макарова, действовавшего под видом адъютанта командующего Добровольческой армией генерала В.З. Май-Маевского; правда, Макарову вскоре удалось бежать^[27]. 28 марта 1920 г. Туманова произвели в чин капитана 1-го ранга^[28]. В некрологе отмечено, что «…в 1920 г. князь… назначается комендантом транспорта “Россия”, на котором и эвакуируется в Константинополь, куда с другим пароходом прибывает его семья»^[29]. Комендантом транспорта «Россия» Туманов был назначен 23 августа 1919 г. приказом главного командира флота и портов Черного и Азовского морей вице-адмирала М.П. Саблина № 1785^[30]. Возможно, что на момент Крымского Исхода Я.К. Туманов получил это назначение второй раз. Незадолго до эвакуации погиб младший брат Язона Константиновича – Владимир.

Из Константинополя Туманов с семьей переехал в Королевство СХС (сербов, хорватов и словенцев). Здесь он пытался участвовать в организации предприятия по переработке молочных продуктов, которое создавал контр-адмирал С.В. Евдокимов. Помимо Туманова в этом участвовал капитан 1-го ранга Д.Г. Андросов. 13 июня 1922 г. Евдокимовым была получена от военно-морского агента (атташе) в королевстве СХС капитана 2-го ранга Б.П. Апрелева ссуда в размере 11 905 динаров. Эти, довольно большие деньги были выделены морякам с разрешения Особого совещания в Париже от 9 июня того же года^[31]. Но, судя по всему, молочное производство не заладилось, и в 1924 г. семья Тумановых решила отправиться за океан.

Первоначально они прибыли в Уругвай. О перипетиях Туманова и его спутника генерал-майора Н.Ф. Эрна на пути в Южную Америку рассказала в своей книге Н.М. Емельянова (со слов дочери Эрна – Наталии Николаевны). «Отчаявшись найти себе применение в Европе, князь Туманов с женой Надеждой (дочерью действительного статского советника Владимира Чабовского) отправился в Бразилию. Туда их звали друзья, там можно было купить землю. Но Эрну и Туманову не повезло: они уже были в пути, когда в Бразилии началась революция, таковые здесь порой сопровождают смену партий^[32]. Так или иначе, русским пассажирам не дали бразильской визы, и они проследовали в Уругвай. Надо было как-то устраиваться. Князь Туманов нашел работу в порту, его жена играла в немом кинематографе, где фильмы шли под аккомпанемент»^[33]. В 1925 г., по приглашению генерала И.Т. Беляева (о котором будет рассказано ниже), Тумановы прибыли в Парагвай. Там Язон Константинович поступил на должность преподавателя в учебное заведение, готовившее офицеров для парагвайского флота. Свои первые впечатления об этой южноамериканской стране Я.К. Туманов изложил в письме от 21 ноября 1925 г., адресованном капитану 1-го ранга В.И. Дмитриеву – русскому военно-морскому агенту в Париже^[34]. Туманов обратился к нему с просьбой помочь приобрести учебные пособия по различным морским дисциплинам и рассказал о своей жизни за океаном.

«В данное время взоры многих русских эмигрантов обращены на Америку и, т. к. С[еверная] Америка ныне для нас недосягаема, то центр внимания перенесен на Южную. Из 4-х ближайших к Европе стран Ю[жной] Америки, с которыми мне пришлось познакомиться – Бразилии, Аргентины, Уругвая и Парагвая, – страной наибольших для нас возможностей является последняя. В культурном отношении она самая отсталая, и именно поэтому ей нужны чужие культурные силы. Страна, вдали от большого пути в Европу, без прямой с ней связи, с самой низкой в Ю[жной] Америке валютой, она мало привлекает к себе европейцев, которыми наводняются в последнее время прочие помянутые мной страны, и, благодаря этому, непосильная для нас конкуренция с европейцами не имеет здесь места.

Здесь, в Парагвае, русское имя стоит на той же высоте, на которой оно стояло тогда, когда была жива Россия. Здесь не сводят всех русских под одну общую рубрику “русского беженца”, набившего всем и всюду оскомину, а на русского генерала смотрят также, как смотрят на генерала французского или немецкого, точно также и на русского инженера, купца или мастерового. Одним словом, я хочу сказать, что здесь в Парагвае вещь совершенно недопустимая, чтобы русский генерал служил швейцаром, кап[итан] 1-го ранга – чернорабочим на фабрике, а русский архитектор месил бетон на постройке дома. Небольшое число живущих здесь русских работают каждый в той же среде и обстановке, в которой они работали у себя дома. Парагвай – страна, находящаяся в данное время в горячем периоде своего возрождения после своей последней войны, бывшей, правда, более 40 лет тому назад, но столь ожесточенной (во время этой войны было вырезано почти поголовно все мужское население страны)^[35], что страна на ноги начинает становиться только теперь. Перехожу к области наиболее для нас интересной, а именно – военно-морской.

У Парагвая есть подобие флота в зачаточном состоянии. Дело речной обороны страны живо интересует правительство благодаря тому, что обширная речная система страны (р[еки] Parana, Paraguay и Pilcomayo) соединяют Парагвай с его соседями, с одним из которых (Боливия), его вероятным противником, у него имеются старые счеты. Личный состав флота чудесный, как сырой материал, почти полный нуль по знаниям военно-морского дела. Я приглашен Парагвайским правительством на скромную роль профессора гардемаринских классов при их военном училище, но, по-видимому, мне придется играть здесь роль военно-морского инструктора. При этих условиях естественно, что любой приехавший сюда наш морской офицер, в особенности, если он – специалист, найдет здесь работу в своей сфере и обеспечит себе безбедное существование и подобающее положение в обществе.

Если мысль приехать сюда улыбнется кому-нибудь из моряков, пусть уведомит меня, и я охотно дам ему полную информацию по всем интересующим его вопросам.

Естественно, что необходимо соблюдение одного непременного условия – хотя бы элементарное знание испанского языка. Но для знающего язык французский, изучение испанского не представляет никаких затруднений. Язык очень легкий»^[36].

Отметим, что среди моряков-эмигрантов примеру Туманова последовали совсем немногие. Из тех, кто приехал в Парагвай в 1920—1930-е гг., известны лишь двое – лейтенанты В.Н. Сахаров (1887 – после 1944) и В.А. Парфененко (1893 —?)^[37].

Туманов был далеко не первым выходцем из бывшей Российской империи, приехавшим после окончания Гражданской войны искать счастья в Парагвай. Русская колония существовала здесь с начала 1920-х гг. К моменту приезда Туманова она насчитывала более сотни человек. В силу того, что страна остро нуждалась в хозяйственном освоении территорий, покрытых непроходимыми джунглями, необработанные земли предоставлялись всем желающим. Правда, для получения какого-нибудь дохода требовалось приложить поистине титанические усилия, не всегда приводившие к успеху. Но ничто не пугало русских эмигрантов, многие из которых были бывшими офицерами и солдатами белых армий, успевших «хлебнуть лиха» и в России, и в эмиграции.

Инициатором активного участия русских в колонизации Парагвая стал генерал-майор Иван Тимофеевич Беляев (1875–1957). Участник Белого движения, он обосновался в Парагвае с 1924 г. В 1924–1931 гг. он совершил 13 экспедиций в область Чако, в результате которых многие неизвестные ранее территории были нанесены на карты, а кроме того, получена масса ценной этнографической информации. Именно благодаря русскому генералу и его сподвижникам территория Чако (историко-географический регион в Южной Америке, в который входит ряд районов Парагвая и сопредельных с ним стран) перестала быть загадкой^[38]. Беляев пишет о том, что Я.К. Туманов прибыл в Парагвай по его приглашению, вслед за генерал-майором Н.Ф. Эрном, отмечая при этом, что «оба клялись мне в верности, как главному своему начальнику в русском деле в Парагвае и единственному представителю перед зарубежной эмиграцией, что тотчас нарушили, открыто приняв сторону Бобровского^[39] и начав бойкотировать все, что я делал для вызова эмиграции в Парагвай»^[40]. Сам Туманов не упоминает о каких-либо конфликтах с Беляевым, да неизвестно, были ли они, а если были, то как долго продолжались. Для этих обоих выдающихся представителей России Парагвай стал настоящей второй Родиной. Возможно, что причиной такого отзыва Беляева о Туманове служил непростой характер генерала, иногда приводивший к конфликтам с другими представителями русской диаспоры, также более реалистичный взгляд Туманова на создание масштабной русской колонии в Парагвае, о чем речь пойдет ниже.

Через некоторое время после прибытия в Парагвай дом Тумановых стал одним из центров русской колонии в Асунсьоне. Об этом рассказал в своих воспоминаниях сподвижник Беляева – Г. Фишер, судя по всему, не очень доброжелательно относившийся к Я.К. Туманову. Его воспоминания ввела в научный оборот Н. Емельянова. «Беляев [своим стремлением к исследовательской работе и созданию масштабной русской колонии] был непонятен даже ближайшему окружению. Поэтому “начались попытки выдвижения новых центров объединения”. Первым таким центром стал великосветский салон у князя Туманова. Как едко заметил Георгий Фишер, “пользуясь созвучием своей фамилии с фамилией Романова, он ничего не имел против, что парагвайцы путали обе эти фамилии и считали его членом бывшего царствующего дома. Это льстило его самолюбию и могло оказаться материально выгодным”. В большом и добротном доме Тумановых были организованы субботы – вечера, когда собиралась вся русская колония. Давались официальные балы, на которые приглашались высокопоставленные парагвайцы – “и бывшие президенты, и братья министров, и прочие важные сановники”. Русская колония являлась на эти вечера практически в полном составе – “генералы, шоферы, инженеры и торговцы вразнос”. Все выражали глубочайшее почтение хозяйке салона, княгине Тумановой. Дам не хватало, и молодые люди наперебой ангажировали их на танцы. В конце концов они стали “являться в пьяном виде, вести себя неприлично и как-то даже собрались друг другу морду бить”»^[41].

Многие русские офицеры навсегда вписали свои имена на страницы военной истории Парагвая, приняв участие в войне с Боливией. Она велась из-за пограничной нефтеносной территории Чако-Бореаль (между реками Парагвай и Пилькомайо) и получила название Чакская война. Ей предшествовал конфликт 1928–1930 гг., начавшийся сразу после обнаружения в области Чако нефти, но закончившийся восстановлением дипломатических отношений и выводом боливийских войск из форта Вангуардия, занятого в ходе военных действий. Еще одна причина войны заключалась в том, что Боливия добивалась выхода к морю через реки Парагвай и Пилькомайо.

В ходе войны Парагвай получал помощь оружием от Аргентины и Италии, Боливия – от Чили, Перу, США и различных стран Европы. В 1932 г. Боливийскую армию пополнили 120 германских офицеров во главе с генералом Г. Кундтом. В 1935 г. парагвайские войска вступили на боливийскую территорию; в июне того же года под Ингави состоялось последнее сражение, закончившееся победой Парагвая. После ряда тяжелых поражений Боливия в июне 1935 г. согласилась на заключение перемирия; 28 октября между странами был подписан мир. В июле 1938 года в Буэнос-Айресе был подписан окончательный договор о границе между Парагваем и Боливией, согласно которому примерно две трети спорной территории отошли к Парагваю, одна треть – к Боливии. В Чакской войне противоборствующие стороны понесли большие людские потери, а оба государства оказались экономически истощены. Эта война считается самой кровопролитной в XX веке в Латинской Америке^[42].

К началу войны на службу парагвайского военного ведомства поступили 19 русских офицеров, два врача и ветеринар – более 20 % состава русской колонии в стране. Всего же в Чакской войне участвовало около 80 выходцев из России, из которых (по разным данным) от пяти до семи погибло в боях (в честь погибших названы несколько улиц столицы Парагвая – Асунсьона). Генерал Беляев командовал крупными соединениями парагвайской армии, а в 1932 г. его назначили инспектором артиллерии при штабе командующего парагвайскими войсками в Чако полковника Х. Эстигаррибиа. Вскоре Беляев стал дивизионным генералом, а в апреле следующего года – начальником Генерального штаба парагвайской армии.

По словам эмигранта, генерал-лейтенанта Н.Н. Стогова: «Наши моряки дали свой многосторонний опыт личному составу парагвайских речных канонерок, а наши врачи и ветеринары поставили на должную высоту санитарную и ветеринарную службы в армии. Наши топографы и частью офицеры Генштаба значительно подвинули вперед дело снабжения войск картами и планами, а наши инженеры, а также офицеры Генштаба научили и фортификационному, и дорожному строительству. Одним словом, нет, кажется, ни одной области военного дела, к которой наши русские офицеры-эмигранты в Парагвае не приложили бы своих рук и не внесли бы своих знаний и опыта»^[43].

В конце 1928 г., с началом первого этапа вооруженного противостояния между Парагваем и Боливией, Я.К. Туманов был назначен советником командующего речными силами, действовавшими на севере страны. После этого он выехал в район боевых действий, где оказывал консультационную помощь парагвайским морякам. Основой военно-морских сил Парагвая были пять речных канонерских лодок, построенных в 1902–1930 гг.

Событиям конца 1928 г. – начала 1929 г., предшествующим Чакской войне, посвящены воспоминания князя Туманова «Как русский морской офицер помогал Парагваю воевать с Боливией», напечатанные в 1953–1954 гг. и опубликованные в этой книге. Туманов характеризовал события первых дней конфликта не иначе как «веселая война», поскольку национальный менталитет южноамериканцев в полной мере проявился и в военном управлении. Постоянные кутежи, необычайное радушие парагвайцев, и в то же время потрясающая неорганизованность во многих вопросах, начиная от задержек с выдачей денег на обмундирование («Да, у нас матросов так не отправляли в командировку!») и заканчивая планированием военных операций.

Чакская война 1932–1935 гг. оказалась уже не столь «веселой». С ее началом Туманову присвоили звание капитана 2-го ранга, и он получил назначение на «очень хлопотливую и скучную должность» начальника отдела личного состава флота. Иногда ему удавалось принимать участие в отдельных экспедициях. Задачей одной из них стало исследование Зеленой реки (Río Verde) на предмет ее использования для подвоза грузов для армии. По словам Туманова, «это было 9-дневное плавание в хаосе первых дней мироздания, ибо по этой реке до него [автора. – Н.К.], если кто и плавал, то разве лишь индейцы на своих пирогах в доисторические времена. Река, после исследования автором, была в некоторой своей части использована для провоза грузов для армии».

В 1933 г. на страницах «Часового» Я.К. Туманов опубликовал письмо, написанное им в качестве ответа на речь А.И. Деникина (напечатанную в парижской газете «Последние новости»), в которой генерал говорил о бессмысленности русских жертв в Чакской войне. Мысли, высказанные в нем, созвучны тому, что Туманов писал в 1925 г.: «…Парагвай – одна из немногих, если не единственная страна под луной, где нет и не было “русских беженцев”. Здесь были и есть русские, как были и есть французы, немцы и англичане. Эта маленькая и бедная страна нас приняла с самого же начала так, как она принимает представителей любой страны, и никогда не отводила нам свои задворки, хотя за нашей спиной не стояли ни консулы ни полномочные министры и посланники.

Небольшая русская белая колония уже много лет живет здесь так, как, наверное, она жила бы у себя на родине: русские доктора здесь лечат, а не играют на гитарах в ресторанах, русские инженеры строят дороги и мосты, а не вышивают крестиками, русские профессора читают лекции, а не натирают полы, и даже русские генералы нашли применение своим знаниям, т. е. служили в военном ведомстве и титуловались, несмотря на скромный штатский пиджачок, почтительно, – “mi general”.

Здесь, в Парагвае, никто из русских не слышит упреков в том, что он ест парагвайский хлеб, что он здесь засиделся, что пора, мол, и честь знать. Его не допекают никакими паспортами, никто не неволит принимать гражданство и делаться парагвайцем. Русские искренно и глубоко привязались к этой маленькой и бедной стране и ее народу, особенно тепло оценив его гостеприимство после скитаний по бывшим союзническим и несоюзническим странам. Некоторые, без всякого насилия с чьей бы то ни было стороны, по тем или иным соображениям, приняли уже и парагвайское гражданство.

И вот, над приютившей их страной стряслась беда: на нее напал сосед, трижды сильнее ее. Страна поднялась на защиту своих прав и своего достояния.

Что же должны делать старые русские бойцы, ходившие на немца, турка и на 3-й интернационал и много лет евшие парагвайский хлеб? Сложить руки и сказать приютившему их народу: – “Вы, мол, деритесь, а наша хата с краю; наши жизни могут пригодиться нашей собственной родине?”… Конечно – нет. […]

Говоря о красоте любви, положивших душу за други своя, Христос отнюдь не предполагал, что други свои могут встречаться только среди соотечественников! […]

Что говорить: русские могилы под тропиком Козерога и донской казак и псковский драгун, погибшие, хотя и со славой [выделено автором. – Н.К.] на боливийских окопах, конечно, это трагедия. Но право же, еще большая трагедия – бесславная смерть таких же славных русских офицеров, быть может, их же боевых товарищей, где-нибудь под ножом хунхуза, в Маньчжурии, под вагонеткой мины Перник в Болгарии, или под маховым колесом германской фабрики во Франкфурте на Майне! А эти трагедии, в свою очередь, лишь маленькие капельки в безбрежном океане страшных и бессмысленных трагедий, разыгрывающихся, вот уже пятнадцать лет, с самого начала “светлой и бескровной революции”, над всем несчастным русским народом»^[44].

Активная деятельность генерала Беляева, мечтавшего создать в Парагвае «русский очаг» с населением 50 000 человек, вызвала большой интерес у русских эмигрантов в Европе, многие из которых мечтали вырваться из нищеты, переселившись за океан. Увы, но масштабную русскую колонию на парагвайской земле создать не удалось по ряду причин. Во-первых, как показал опыт, планы Беляева были чересчур оптимистичными, а во-вторых, на ситуацию серьезно повлияла начавшаяся война с Боливией. После практически каждой публикации в эмигрантских изданиях о жизни русских в Парагвае на представителей русской колонии в этой стране обрушивался буквально шквал писем от желающих перебраться в Парагвай.

В 1934 г. Туманов был вынужден выступить на страницах «Морского журнала» со статьей, озаглавленной «К вопросу о переселении в Парагвай» и адресованной прежде всего своим коллегам – морским офицерам. В ней он писал: «Самое существенное, на что я должен, прежде всего, обратить внимание своих соотечественников, это – Парагваю не нужны [здесь и далее разрядка автора. – Н.К.], к сожалению, иностранные морские офицеры, во-первых, в силу специфических условий речного плаванья, и, во-вторых, потому что у него имеется свое училище, выпускающее флотских офицеров для своего маленького речного флота. Не вызвала нужды в иностранных моряках даже наша война с Боливией, ибо врагу ни разу не удалось пробиться к берегу реки, когда наш флот принял бы участие в боевых операциях. В настоящее же время боливийская армия, многократно битая, отброшена еще дальше от реки в глубь Чако. Поэтому роль флота свелась к чисто транспортной службе и многие парагвайские флотские офицеры дерутся в рядах армии на сухопутном фронте». Описав затем и непростые, на тот момент, перспективы для представителей гражданских специальностей, автор отметил: «Парагвай – страна будущего и широкого поля деятельности в любой отрасли человеческих знаний, но отнюдь не сейчас. Надо выждать окончания войны и еще некоторого времени после нее, чтобы дать ему перевести дух и заделать бреши, нанесенные тяжелой войной с сильным соседом.