* * *
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Тронина Т., 2022
© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2022
* * *
Алиса любила это время, когда поздний вечер переходил в глубокую ночь. Тогда в их маленьком городке под названием Костров устанавливалась окончательная и глубокая тишина, такая густая, темная и вязкая, что гасила последние, редкие всплески звуков – голоса запозднившихся прохожих, собачий лай, внезапные телефонные трели… Едва возникнув, эти обрывки шумов тут же исчезали, словно тонули в океане ночи.
В отдельно стоящей пристройке, где жила немолодая супружеская чета – садовник (он же охранник) Петрович с домработницей Ниной, – гас свет в окнах и замолкал, наконец, телевизор.
Огромный участок, на котором располагался дом Эрлендов вместе с садом, тоже погружался в сумрак, светильники здесь размещались только по периметру и на центральной площадке перед воротами.
И в самом доме наступала тишина, поскольку муж, Роман, ложился спать строго по расписанию. Выключал любимую музыку, ставил на беззвучный режим телефон.
Наступало время Алисы. Когда ей казалось, что она одна на целом свете и потому вольна делать что угодно. Время полной, абсолютной свободы! Время счастья.
Впрочем, Алиса и в другие часы чувствовала себя весьма неплохо… Жена известного, небедного, очень умного человека; не утомленная работой и домашними хлопотами, здоровая, еще молодая и красивая… Да, Роман был старше ее на 21 год, Алисе сейчас – тридцать четыре, а мужу, соответственно, почти пятьдесят пять, без нескольких дней… Но Роман никогда не выглядел старым (да и кто в наше время осмелится назвать так пятидесятипятилетнего человека, которому даже еще до официальной пенсии далеко). Роману шел его возраст, и небольшая седина – тоже. Наверное, и в семьдесят, и в восемьдесят лет муж будет выглядеть столь же моложаво-привлекательно. Таков типаж.
Правда, когда кто-то впервые, не видя еще Романа, вдруг узнавал, что муж на двадцать один год старше жены, то новый человек непременно удивлялся либо ужасался, иногда сдержанно, иногда явно, если не обладал хорошими манерами. И, либо взглядом, либо вслух, спрашивал: «Как? Неужели столь значительная разница в возрасте у супругов?» Но при личной встрече с Романом все подобные вопросы снимались сразу. Роман был очень… привлекателен, обаятелен. Красив «осенней» – благородной, сдержанной, мужской красотой, которой (редкий случай!) – годы только на пользу. Мужчин этого возраста с подобной внешностью, небрежной и уютной, что ли, часто снимают в рекламе, продвигающей дорогие яхты и дорогой парфюм.
Впрочем, седовласым плейбоем Романа тоже было трудно назвать, он не стремился поразить окружающих вальяжными манерами и надменными капризами. «Осенняя» красота Романа – интеллигентная, мягкая. Именно такими и представляют известных, уже поживших, получивших сполна славы, писателей – ироничными, вежливыми и привлекательными. Впрочем, Роман Эрленд – не совсем писатель. Он – мудрец, мистик, эзотерик, нашедший секрет человеческого счастья и спешащий поделиться им в своих книгах с людьми.
Все семнадцать лет своего брака Алиса ощущала спокойствие и умиротворение, находясь рядом с Романом. Да, случались какие-то мелкие шероховатости, странности в их отношениях… Но это такие мелочи, если подумать. Роман, например, был очень привередлив в еде, да и быт его угнетал порой. И спали они с Алисой в отдельных комнатах. Всегда.
Людям, привыкшим к одному матрасу, к одному одеялу на двоих, к постоянному созерцанию утренней помятости и вечерней усталости супруга это, конечно, казалось странным.
Зато проживание в разных комнатах способствовало личному комфорту супругов. Никакого застарелого раздражения друг другом!
Так вот. Алиса чувствовала себя вполне довольной жизнью женщиной, не связанной семейной деспотией.
А счастье этих свободных, «безмужних» вечеров заключалось для нее в ощущении уединенности. И в возможности творить что-то самой.
Алиса рисовала. Синей тушью на плотной бумаге… Рисовала девушку, которую она мысленно называла Эмилией.
Эмилия жила в странном мире, готическом, что ли. Когда окружающий пейзаж, интерьеры выглядят и страшно, и красиво. Старинный замок, устремленный заостренными башнями ввысь, вокруг замка таинственный лес, и какие-то тени мелькают при лунном свете, слышатся чьи-то торопливые шаги, и кажется, что где-то рядом летают призраки.
Вообще, сколько она себя помнила, Алиса всегда что-то рисовала. В детском саду. В школе на уроках… На салфетках за обедом. Сидя где-то в очередях, в блокноте. Какие-то бесконечные комиксы…
Алиса словно сочиняла историю этой девушки, Эмилии. Вот и сейчас Алиса, закусив от усердия нижнюю губу, принялась выводить синей тушью на бумаге силуэт своей героини. Длинное платье, тонкая талия, длинные локоны, огромные глаза…
– Алиса, я стучал, ты не слышала?
– А?! – спохватилась она, отложила в сторону специальную кисточку.
На пороге стоял Роман. Оказывается, она пропустила тот момент, когда он постучал в ее комнату, так увлеклась.
– Детка, мне надо с тобой серьезно поговорить, – сказал муж.
– Конечно, конечно! – воскликнула Алиса. Придвинула ему кресло. – Давай поговорим.
Они сели в кресла друг напротив друга.
– Я давно собирался это сделать… раскрыть тебе душу. Но как-то все смелости не хватало. Только дальше тянуть уже нельзя. Короче, детка. Я умираю.
В первый момент Алисе показалось, что она ослышалась. Роман не произносил этих слов! Хотя… да, он все-таки произнес их, не померещилось. Впрочем, в следующий момент она подумала, что, наверное, муж шутит? И тут же опять осадила себя – кто ж такими вещами шутит? Да и не был никогда Роман шутником, поклонником черного юмора.
– Почему ты молчишь, детка? – с усталой лаской спросил он.
Алиса всплеснула руками, прижала ладони к вискам. Затем затрясла головой – нет, нет, не может быть.
– Похоже, со мной то же самое, что было у моей матери, и у деда… – Он не произнес названия болезни, да и незачем это было, Алиса и так все поняла. – Пришло ко мне слишком рано, но что ж теперь.
– Дорогой, ты… уверен? Ты… ты консультировался с доктором? – наконец, дрогнувшим голосом спросила Алиса.
– Нет. Зачем. Я знаю эти симптомы наизусть, их ни с чем не перепутаешь, – со спокойной печалью произнес Роман. – Я все это очень хорошо представляю, с чего начинается, как продолжается и чем кончается.
– Сейчас медицина на другом уровне, сейчас новые лекарства! Тебя спасут!
– Алиса. Нет. Мои симптомы говорят о том, что я опоздал со всеми этими обследованиями и докторами. На несколько лет. А я не торопился, потому что был уверен, что у меня в запасе еще лет двадцать… Теперь уже нет смысла дергаться. Да, сейчас все на более высоком уровне, но толку-то. Последняя стадия есть последняя стадия.
– Дорогой… – умоляюще воскликнула Алиса. – Но почему ты думаешь, что у тебя тот же самый диагноз, что и у твоих родных? Вдруг это что-то другое… Не такое страшное. И, даже если это и оно… может, это еще не последняя стадия!
– Алиса, увы. Ты же в курсе, у меня всегда были проблемы с пищеварением. Еда с усилиями входит в меня и с усилиями же покидает мой организм. Сейчас я наблюдаю у себя все то же, что наблюдал у матери и деда. А эта гадость лечится точно так же, как и раньше, просто комфорту добавилось больным. Но это, по мне, не жизнь, а существование. Я уже много лет назад решил, что не стану бороться с этой противной напастью. Так легче, быстрее. И безболезненней, как ни странно. Мне не придется приходить в себя после всех этих мучительных и, по сути, бесполезных операций.
– Ромочка!
– Веди себя достойно, детка. Я же держусь, как ты видишь. Короче, прими это как данность – скоро я умру.
– Нет…
– Да, – спокойно произнес он. – Но это только вступительная часть… Дальше вот что. Слушай. В выходные мой день рождения, юбилей опять же. Я никогда не являлся любителем застолий, всегда старался избегать их. Но я хочу попрощаться со всеми. С миром я хочу проститься, в широком смысле. Приглашу самый близкий круг, тех, кто всегда находился рядом. Друзей. Соседей. Просто старых знакомых. В очень небольшом количестве. В общем, минимум приглашенных, из тех, с кем я спокойно общаюсь лично.
– Ты расскажешь им? О том, что с тобой происходит…
– Нет, – с неожиданной твердостью произнес Роман. – Я ничего никому не собираюсь сообщать. О моей тайне знаешь только ты. Очень прошу тебя молчать. Ни слова никому о моем близком уходе! – Он свел брови.
Алисе в этот момент очень хотелось спорить, протестовать, настаивать, биться – за каждый день жизни мужа… Но она заставила себя сдержать свои порывы. Это его воля и его решение. Надо уважать чувства и желания мужа.
– Хорошо, – с трудом произнесла она. – Я буду молчать.
– Вот и славно. Всегда был уверен в том, что ты – моя истинная подруга, моя любовь, моя Прекрасная Дама, – едва-едва заметно, уголками губ, улыбнулся он.
– Но, пока есть надежда, я бы хотела…
– Понимаю, о чем ты, – тут же перебил он. – Но – нет. Там такое лечение, что при самом лучшем исходе оно повлияет на мою психику, на мой душевный настрой. Превратит меня в другого человека. Слабого, ноющего, агрессивного даже. Ты даже не представляешь, насколько портят характер все эти тяжелые процедуры и сильные лекарства. Мой дед, сильный, спокойный человек, превратился в злое, капризное чудовище… Нет, детка, нет. Я уйду из этой жизни самим собой. – Роман помолчал, потом добавил задумчиво: – Ну, и потом, мои ученики, мои поклонники, мои последователи… Все те, кто читают мои книги и строят свои жизни по моим рекомендациям, они не должны меня видеть таким. Не должны знать о том, что со мной происходит.
– Но они же все равно узнают об этом! – с тоской и смятением напомнила Алиса.
– Пусть знают о смерти, а не о долгом, мучительном угасании, – усмехнулся Роман. – Чувствуешь разницу? Без лечения я уйду быстро, легко и незаметно. Никто не должен знать о моем диагнозе. А ты потом, после моего ухода, расскажешь всем… что луч света упал на меня с неба и унес мою душу на Марс. Да, да, волшебный луч забрал меня на Марс! Красивая легенда… Люди и дальше продолжат спокойно читать мои книги, следовать моему учению и думать, что моя жизнь была пусть и не особо длинной, но зато легкой и светлой. В сущности, подобное – не редкость в истории человечества… Большой огонь – он всегда горит недолго, но ярко. Да, отказываясь от лечения, я жертвую собой. Но жертвую не просто так, а ради счастья людей. Не хочу никого напрягать и утомлять.
Алиса кивнула.
«А он и вправду похудел… Домашний костюм висит на нем как на вешалке!» – вдруг заметила она.
Роман всегда отличался особой стройностью, даже худобой. И именно это, кстати, очень молодило его, делало похожим на юношу, которому еще далеко до того момента, когда обычно мужчины начинают матереть.
Довольно длинные, до плеч, и очень густые, наполовину седые волосы; широкое лицо с впалыми щеками, немного морщин и немного серебристой щетины… Даже сейчас Роман выглядел красивым. Вернее, его красота показалась Алисе какой-то уж совсем неземной, что ли.
Она всегда восхищалась своим мужем, считала, что он не от мира сего. Ангел?
Но что сказать ему сейчас? Как поддержать этого необыкновенного человека, все время думающего о других людях?
У Алисы почему-то не нашлось нужных слов. Лишь какие-то суетливые, пошлые, штампованные фразы вертелись у нее в голове… Роман же смотрел на жену внимательно, все с той же усталой иронией. Это был взгляд человека мудрого, не питающего лишних надежд, взгляд печальный и сдержанный. Наконец, Алиса подобрала нужные слова. Нет, они тоже не являлись образцом душевности, но зато в них заключалась правда, идущая от ее сердца.
– Я останусь с тобой до последнего, – сказала Алиса. – Я буду всегда с тобой. Я поддержу тебя, насколько сумею. Я выполню все твои просьбы и пожелания.
Роман вздохнул, улыбнулся, отчего на его висках возле глаз пролегли лучики морщин. Пожалуй, лишь тогда, когда он улыбался, и становился заметным его возраст.
– Спасибо, – с нежностью произнес он. Встал. – Ну все, а теперь спать, спать… Надо отдохнуть, силы нам еще понадобятся. Спокойной ночи, детка.
Алиса бросилась к нему, обняла, поцеловала в щеку, в нос, в губы… Роман не любил, когда его целуют в губы. Он вообще сторонился всех этих нежностей, связанных с поцелуями, тесными объятиями… Он не терпел прикосновений чужих людей, терпел только Алису, да и то именно что терпел.
Сейчас Роман тоже мужественно вынес этот натиск от жены.
Муж ушел, и Алиса осталась у себя в комнате одна. Лечь спать по совету Романа? Алиса всегда слушалась мужа, считая его своим наставником, но сегодня следовать его советам она была не в состоянии.
Ну как тут спать, когда внутри все дрожит и сердце громко стучит в груди?
Ко всему прочему, Алису еще и совесть мучила.
Дело в том, что супружеская близость исчезла между мужем и женой уже года как полтора. Или год? Алиса не подсчитывала специально, просто помнила, что последний раз случился, когда шел снег и все вокруг ждали Нового года. Но точно не этой зимой. Значит, прошлой? Вот тогда Роман пришел в спальню к Алисе. Улыбнулся своей печальной, немного ироничной улыбкой, скинул домашний халат, больше напоминающий царскую мантию, и нырнул к жене под одеяло.
Холодные ноги мужа, его холодные ладони, его холодный поцелуй – в щеку. Роман действовал почти без прелюдии, быстро и просто. Затем, по окончании процесса, его теперь уже прощальный, благодарный поцелуй холодных губ – в щеку, халат – обратно на плечи, и вот уже перед Алисой – закрывшаяся за спиной мужа дверь.
Все как обычно, все как всегда, все семнадцать лет, ничего нового и особенного, и это хорошо, потому что Алисе и не требовалось большего. Ничего сверх того, что ей всегда давали. Раз в месяц, иногда раз в два месяца, очень редко – два раза в месяц.
Помнится, после свадьбы, во время свадебного путешествия – было очень много любви. Где-то два раза в неделю.
Алиса считала эту сторону их супружеской жизни с Романом вполне обычной и нормальной. Тем более что ей и сравнивать было не с чем.
Но год, или даже полтора без отношений – это слишком заметное событие, нельзя не обратить внимание. Весь этот «безбрачный» период Алиса тосковала и недоумевала. Что случилось? Почему? Разлюбил? Или это проявления возраста? Как-никак, Роману уже за пятьдесят… Именно поэтому Алиса и не приставала к мужу с расспросами. Вдруг они обидят его, заденут тонкие струны мужской психики!
Алиса молчала, не спрашивала, переживала. Ей вовсе не секса требовалось (к этой стороне человеческой жизни она ощущала безразличие), а понимания ситуации.
Хотелось знать, что случилось, но и спрашивать тоже неловко.
А вот сегодня, сейчас, все стало на свои места. Выяснилась, наконец, причина холодности Романа. Он болен, ему не до супружеских обязанностей…
Именно поэтому Алису сейчас мучила совесть. Она-то, дурочка, ревновала его, думала всякую ерунду, а у мужа – такая проблема!
Алиса заплакала, потом смахнула со щек слезы. Вышла из комнаты в коридор. Затем из коридора Алиса свернула в гостиную, после нее в другой коридор…
Она бродила по дому, сжимая руки, и не находила себе места от тоски. Как же так, как ей жить потом без Романа? Одной, в этом огромном пустом здании, построенном в готическом стиле? Кстати, может быть, именно поэтому Алиса и рисовала в этом стиле – ведь он был близок ей, все время перед глазами. И нарисованная Эмилия – тоже отражение, но уже ее самой, хозяйки этого «замка»?
…Дом Роман начал строить еще задолго до знакомства с Алисой. Он тогда только-только стал популярным, написав первые три книги о том, как надо правильно визуализировать свои мечты, чтобы они превратились в реальность. Учение Романа отличалось красотой и простотой, было понятно практически всем.
Слава обрушилась на него. Книги расходились огромными тиражами, Роман много ездил по стране, выступал, проводил семинары по визуализации… В то время мистика и эзотерика были очень популярны в стране, хотя многие учения и многие «гуру» – пшик, фикция. Большинство пишущих – голые короли, решившие заработать на модной теме.
А вот у Романа его учение выглядело убедительным и работающим.
Именно тогда Роман решил построить себе дом. Подальше от шумной столицы. Он жил в Москве, и Москва ему категорически не нравилась. Атмосфера в ней, в прямом и переносном смысле, казалась ему больной, тяжелой.
Он решил поселиться где-нибудь в тихом месте, и выбрал Костров – маленький спокойный городишко. Почему именно Костров? А потому что там жил его покойный отец, с обожающей пасынка мачехой. Знакомое, проверенное место, близко к родным людям… Оно и дешевле, кстати.
Роман купил в Кострове огромный участок с садом и принялся строить дом своей мечты. Не сам, конечно, строил, к процессу были подключены архитекторы, дизайнеры и рабочие-строители. Но все делалось по замыслу Романа.
Роман с детства чувствовал себя кем-то вроде рыцаря. Поэтому и дом своей мечты он видел в виде замка. Готического. Таинственного и прекрасного.
Высокие потолки, огромные окна из мозаичного стекла – витражи. Арки с заостренным верхом, высокие и тоже заостренные башни… Изящный и легкий, дом, построенный Романом, стремился ввысь, к небу; фасады его были украшены лепниной и орнаментами. Настоящий рыцарский замок.
Интерьеры тоже соответствовали выбранному стилю. Благодаря витражным окнам внутри создавалась особая атмосфера, таинственная и экспрессивная. Переливы фиолетового, красного, охры…
Много дерева и камня в оформлении. Использовалась и позолота, но без лишней помпезности. Двери выглядели не дверями, а некими порталами, словно ведущими в иное измерение. Люстры на цепях, имитация факелов на стенах. Отдельные светильники с мозаичными вставками. Ковры и гобелены, именно в этом интерьере, смотрелись очень органично и ничуть не напоминали советские времена. Картины в резных рамах, много скульптур – они изображали в основном каких-то фантастических животных и были сделаны под заказ.
В гостиной – камин, огромный стол, вокруг него стулья с высокими спинками, на полках множество безделушек, относящихся к рыцарской тематике.
На одной из стен, поверх ковра, висел рыцарский меч с богато украшенной рукояткой, блестящим полированным лезвием. Не настоящий, не исторический артефакт, а вполне себе качественная копия, соответствующая оригиналу. Им, этим мечом, как утверждал Роман, было можно рубиться и даже убивать.
Спальни в доме были тоже оформлены в готическом стиле: стены отделаны деревом, кровати с балдахинами, кресла с высокими спинками… Да что там, даже ванные комнаты смотрелись оригинально, выложенные яркой плиткой с соответствующим рисунком, напоминающим фрески. Сантехника, подобающие светильники… Продумано все, вплоть до кранов и крючков на стене.
Алиса бродила по комнатам и коридорам этого огромного дома, напоминающего средневековый замок, и пыталась представить, как будет жить здесь одна. Без мужа.
И ничего не получалось. Алиса не видела себя здесь. Ну зачем ей эти высокие потолки, камины и горгульи в углах? Что ей с этим всем делать? Без Романа ей ничего не надо. Смысл этого странного дома именно в том, что здесь живет маг и волшебник, вечный рыцарь – Роман. Без него все рухнет.
Что делать Алисе тогда?
Роман, конечно, называл жену Прекрасной Дамой, но чем заняться этой самой Даме – без своего господина?
Помимо того, что Алисе было тяжело представить, как это – потерять любимого мужа, она просто не могла вообразить, что вообще ей без него делать.
Хотя, если подумать, она и сейчас ничем особым не занималась. За садом и домом ухаживал Петрович, в комнатах хозяйничала Нина, а Алиса прибирала только в спальне мужа и в его кабинете.
Больше Роман никому не доверял. В том смысле, что ему было противно, когда его вещей касался кто-то чужой. Чем еще занималась Алиса? Именно она стирала вещи мужа, опять же потому, что он доверял только ее рукам. Она же готовила Роману пищу.
То есть как готовила… Алиса срывала плоды с деревьев и кустов в саду, она приносила с грядок морковь и капусту на отдельную, Романову, кухню, куда не допускалась даже Нина.
У Романа особые отношения с едой, сложные и загадочные. Наверное, его можно было назвать вегетарианцем, хотя он иногда питался вяленым мясом, которое ему откуда-то присылали. Еще Роман являлся отчасти фрукторианцем – он ел плоды, выращенные в своем саду или в оранжерее (Петровичем), изредка Роману покупались фрукты и ягоды в дорогом супермаркете, что располагался на центральной улице Кострова.
Мыла и чистила фрукты и овощи для Романа только Алиса. Вымачивала, терла, скоблила кожуру, опять полоскала в проточной воде – это все она. Роман знал, что жена совершает все эти манипуляции самым тщательным образом, не тяп-ляп.
Алиса натирала морковь, мелко-мелко шинковала капусту…
Роман еще и сыроед. Он не принимал ничего жареного или вареного. Все продукты ел только в сыром виде. Что там с вяленым мясом, как его готовили, Алиса была не в курсе. Может, тоже никак не готовили, просто сушили эти куски. А, да, еще муж употреблял в пищу орехи, их ему тоже присылали откуда-то в специальных ящиках.
Благодаря своей особой диете Роман выглядел очень моложаво и бодро. Он даже написал отдельную книгу о том, как надо правильно питаться, и книга эта, кстати, тоже пользовалась огромной популярностью и выдержала с десяток переизданий. Что интересно, он даже включил в эту книгу свои ритуалы по приготовлению пищи. Чтобы как можно больше продуктов было выращено самим, приготовлено тоже самим и чтобы никакая чужая энергетика не соприкасалась с тем, что человек собирается поместить в свой желудок.
Наверное, особое отношение к еде выработалось у Романа после того, как ушли из жизни его близкие люди, дедушка и мама. От болезни, связанной с пищеварением. Доктора, лечившие его близких, постоянно напоминали Роману, что данная болезнь является наследственной, ему надо следить за питанием и, после определенного возраста, проходить регулярные обследования.
Обследования Роман отложил на потом, верно, он ориентировался на тот возраст, когда ушли из жизни его близкие (и до которого ему действительно было еще далеко), но, главное, он решил полностью изменить свой рацион, свое пищевое поведение. Его личная диета ничуть не напоминала все остальные известные диеты, хотя и имела со многими что-то общее.
Скорее всего, этой диетой Роман надеялся переломить ситуацию со своим здоровьем, и до последнего момента Алиса была уверена в том, что у мужа это прекрасно получается, он все делает правильно и он сумеет изменить злой наследственный рок.
А теперь выяснилось, что нет…
Алиса почувствовала, что слезы опять подступили к глазам. Тогда она вышла из дома в сад.
Август только начинался, и июльская жара еще не стерлась из памяти, а вот ночи, оказывается, стали ощутимо холоднее. Не совсем зябко еще, вполне терпимо бродить под луной в легком халате, но, судя по всему, осень уже близко.
Обхватив себя руками, Алиса принялась бесцельно плутать по тропинкам между деревьями. У забора – высокого, каменного, с частоколом острых зубцов сверху – холодным белым светом мерцали фонари.
Вдоль забора камеры, они, эти камеры, располагались везде. Еще датчики движения у забора. Кто вздумает полезть – датчики это засекут, сигнал сразу пойдет на пункт охраны. Петрович, опять же, выскочит, у него в домике, на мониторах, тоже все видно. Выскочит наперевес с ружьем, официально зарегистрированным.
Костров – тихий город. Каких-то страшных, резонансных преступлений в нем сроду не совершалось. Кражи случались, бывало, да. И разного рода мелкое воровство…
Но на дома известных людей, в том числе на дом Романа Эрленда, никто никогда не покушался. Во-первых, высокая и опасная ограда, даже не любой спортсмен такую преодолеет, во-вторых, всем было известно и о камерах по периметру, и о ружье Петровича.
Так что Алисе не было страшно, когда она бродила по саду. В том смысле, что она не ждала здесь нападения реальных, живых людей. Но вот чего-то такого, призрачного, неясного – Алиса опасалась. Потому что сам этот дом, напоминающий готический замок, внушал подобные мысли… О привидениях, призраках, чудовищах из потустороннего мира.
Алиса вышла замуж за Романа, едва окончив школу, в семнадцать лет. Нет, не ее ранняя беременность явилась тому причиной… Кстати, Алиса никогда в своей жизни и не беременела. Тут дело совсем в другом.
Алиса появилась на свет, когда ее матери исполнилось 45, а отцу 55. Она – поздний ребенок. Отец и мать откладывали появление потомства на потом, все ждали, когда обстановка в стране наладится, закончатся эти перестройки с путчами… А оно все никак, да никак.
Наконец, супруги решились родить дитя, в полной уверенности, что все сделали правильно… Есть некая финансовая подушка, есть где жить, здоровье еще крепкое. Но, увы, всего не предусмотришь. Начала болеть и сильно сдавать мама, мамы Алисы – баба Нюся… Ее как-то совсем в расчет не принимали, планируя ребенка, и зря, потом у мамы самой резко сдало здоровье, да и папа как-то одряхлел, причем внезапно и быстро.
Да, маме удалось родить здорового ребенка, как ей и обещали доктора, но поздние беременность и роды не пошли на пользу самой женщине. А еще лежачая бабушка… Маме, которой было под пятьдесят, пришлось возиться с маленьким ребенком, беспокойным и шустрым, и одновременно приглядывать за бабой Нюсей… Папа вышел на пенсию, денег в семье стало совсем мало, а найти новую подработку в этом возрасте – сложно… Нанять же няньку – это лишиться последних накоплений. Какая еще «подушка безопасности», кто мог предположить столь неудержимую инфляцию?
Словом, случилось так, что все детство и юность Алиса прожила под угрозой того, что вот-вот станет сиротой и попадет в детский дом. Да и сама эта жизнь в бедности, почти нищете, радости не прибавляла, когда львиная часть денег уходила на лекарства.
Знакомый отца – Роман Эрленд, известный писатель-эзотерик, оказывается, давно приглядывался к Алисе. Она ему нравилась: девочка словно не от мира сего. Спокойная, тихая, нелюдимая, невероятная чистюля. Начитанная. Да еще и очень красивая! Роман официально пришел свататься к Алисе, едва только для нее прозвучал последний школьный звонок. Маме к тому моменту исполнилось шестьдесят два, папе – семьдесят два, а баба Нюся уже отошла в мир иной. И родители Алисы с невероятным облегчением и радостью согласились на брак Романа и дочери.
Алису буквально передали из рук в руки мужу. Еще вчера она – ребенок, сегодня уже жена.
Роман Алисе нравился. На момент брака ему исполнилось тридцать восемь – лучший возраст для мужчины. А выглядел он еще лет на десять моложе, и ни у кого в Кострове не повернулся бы язык назвать Романа Эрленда старым сластолюбцем.
Каковым он никогда и не являлся, кстати. Поскольку Роман признался Алисе, что давно искал не страсть, а жену. Нет, даже так – Жену. Прекрасную Даму, дивное создание, Вечную Женственность…
Алиса, несмотря на свой юный возраст, все это прекрасно понимала еще тогда и потому не ревновала мужа к его поклонницам и фанаткам. В любви, как и в своих пищевых привычках, Роман отличался придирчивостью. Все женщины казались ему чужими, он не рассматривал их как любовниц. Не вступал с ними в близкие отношения, тем более после того, как у него появилась жена.
К детям и деторождению – Роман испытывал брезгливое равнодушие. Он считал эту часть человеческой жизни проявлением животного начала в человеке. Беременность, роды, кормление грудью у женщин – его пугали. Сами младенцы, с их неконтролируемыми отравлениями, постоянным плачем, срыгиваниями, коликами и «газиками», слюнями, готовностью тянуть в рот что попало, даже самое несъедобное – тоже пугали и вызывали отвращение.
Роман считал нормальным общение лишь с сознательными индивидами, то есть уже со взрослыми и контролирующими себя людьми.
Алиса являлась его ребенком, что-то вроде его духовной воспитанницы. В нее, как утверждал Роман, уже изначально было заложено самой природой много чистого, прекрасного, возвышенного. Правда, не совсем оформленного, что ли. И задача Романа – усовершенствовать эту прекрасную стихию под именем «Алиса», сделать ее разумной и гармоничной.
Роман не мечтал о детях, и Алиса, вступая в брак, тоже. Мало кто мечтает о детях в свои семнадцать лет… ну, а потом, под влиянием философии Романа, его речей, Алиса тоже начала относиться к материнству, да и к совсем маленьким детям, с холодным безразличием.
Так вот. После смерти Романа она останется совсем одна.
Искать новые отношения, нового мужчину? А зачем? В сравнении с мужем все остальные мужчины – просто ничтожны и отвратительны. Грубы и приземленны. Они хотят лишь «жрать да на самку залезть» – однажды услышанное от домработницы Нины выражение, грубое, но зато точно отражающее суть мужской психологии. Фу.
Все ясно. Алиса окончательно решила для себя: да, она будет доживать одна. В этом самом «замке». Денег, накопленных Романом, хватит на долгое безбедное существование. И на оплату услуг помощников по хозяйству…
* * *
В выходные отмечали юбилей Романа Эрленда – 55 лет.
Ресторан для этих целей снимать не стали, Роман к общепиту – даже дорогие рестораны, по его мнению, это все равно тоже общепит – относился с опаской, да и вообще, ему не нравилась аура этих заведений. Может, в том же зале, где отмечают день рождения, накануне справляли поминки и лили слезы над покойным. Нет-нет-нет, никаких ресторанов. Тем более что Роман и не собирался приглашать кучу народу. Так, только ближний круг…
Празднование проводилось в доме Эрлендов, то есть в «замке», как все называли его.
Нина с Петровичем преобразили гостиную: убрали большую часть стульев, стол сдвинули к окну. Там – фуршетная зона. Закуски, шампанское… Никаких отдельных, сложных блюд, только канапе да тарталетки. Рулетики…
Роман терпеть не мог жующих людей, да еще жующих долго и основательно, не любил все эти церемонии – с переменами блюд, с накладыванием салатов, выносом горячего и прочими атрибутами пиршеств.
Алиса никогда не ела при муже. Это была его просьба с самого начала замужества. Алиса к этой просьбе отнеслась с пониманием и уважением. Да она и сама была человеком, далеким от гастрономических восторгов. Пища являлась для нее неким топливом, что ли. Ну да, надо закинуть в себя немного еды, если чувствуешь голод… Алиса ела то, что готовила Нина на отдельной, другой кухне, в том числе и для себя с Петровичем, – сырники, омлет, иногда борщ… Еду простую и непритязательную.