ГЛАВА 1
Журбаев проехал Дворцовый мост. Слева от него жила обычной жизнью изрядно поблёкшая Дворцовая площадь. Там по-прежнему бродили и фотографировались туристы, шатались молодёжные хмельные компании, семенили интеллигентные старушки и катались на велосипедах визгливые дети. А его «Вольвочку» в общем потоке автомобилей, автобусов и троллейбусов несло на Адмиралтейский проспект, к Гороховой улице.
Альфред почему-то особо внимательно пригляделся к набитой битком «единице», которая, казалось, сейчас треснет – так много набилось внутрь народу. За стёклами троллейбуса виднелись страдальческие лица распаренных пассажиров, у которых медленно, но верно выдавливали кишки.
Журбаев откровенно порадовался за себя – один в салоне, ветровые стёкла опущены. Люк на потолке открыт. Хай лайф – ветерок, дым сигарет с ментолом, масса приятных перспектив на вечер. Да и кругом красота, пусть, конечно, и не Париж. Ничего, Бог даст, и по Парижу покатаемся – всё к тому и идёт в государстве. А пока ещё и Питер до конца не осмотрен. Вон, справа – фонтан, а за ним – Адмиралтейский шпиль, сверкающий даже несмотря на пасмурную погоду.
По утрам уже бывало прохладно, потому люди и одевались соответственно. А днём возвращалось лето. Приходилось ехать с работы, засунув кофту или свитер в пакет, в сумку, или просто повесив на локоть. Народ, конечно, был злой, нервный, проклинал жару в частности и жизнь вообще. Что же касается Альфреда Журбаева, то он был своей судьбой вполне доволен.
Впервые Тер-Микаэльянц послал его по важному делу к другому боссу. Такого взлёта в своей карьере Журбаев, честно говоря, не ожидал, и потому теперь старался не расплескать свою радость. Он гордился собой тихо, скромно. И в то же время чувствовал, что мучения простых смертных приятны ему. Они лишний раз убеждали Альфреда в том, что не такой уж он и дурак, каким казался в детстве. По крайней мере, в общественном транспорте не ездил уже лет пять.
Здесь, на Невском и в его окрестностях, иномарок было больше, чем отечественных «тачек», и потому лишняя «Вольвочка» не бросалась в глаза. Журбаев сделал левый поворот, следом за подержанной «Тойотой», которая везла в сторону улицы Гоголя вдрабадан пьяных парней и девиц. Все они были в тёмных очках и ярких туалетах – похоже, направлялись из одного ресторана в другой. Потом ненадолго привязался ЗИЛ, в кузове которого что-то грохотало и действовало на нервы.
Альфред постарался унять противный озноб; он покрепче сжал зубы, оглядел ЗИЛ в зеркальце, а потом посмотрел и на себя. С виду он – паинька, похожий на сынка зажиточных родителей – отсюда и «Вольвочка», и дорогой прикид, и запах французской туалетной воды. Никому до него нет дела – у всех полно своих забот.
Он уже запирал машину, когда мимо процокали каблучками три дамочки. Две из них прижимали к себе по охапке макарон-соломки, а третья громко ругала себя за то, что отоварила талоны пшеном. Альфред ещё раз порадовался, потому что о талонах он лишь слышал, но никогда их не видел. Потом захлопнул люк на крыше серебристого автомобиля и решительно вошёл в подъезд.
Из прохладного, вороватого мрака вышел парень в «варёнках» и ярко-жёлтой куртке. Он пристально взглянул из-под дымчатых очков на Журбаева и лениво спросил, скривив жирную харю:
– Куда?
– К Мите, – сразу же ответил Альфред – так наказал поступать сам хозяин.
– От кого? – так же противно гнусавя, продолжал допрос «боров».
– От Ншана, – тихо, терпеливо отвечал Журбаев.
Ему стало не по себе, потому что от охранника подъезда явно пахнуло могилой. Нельзя сказать, что Альфред не видел в своей жизни душегубов, но этот был уж слишком страшный. Радости как не бывало – ещё замочит на всякий случай, да и бросил в подвал.
– Он сказал шефу, что будет ждать. – Альфред облизнул пересохшие губы.
– Он и ждёт, – пожёвывая резинку, процедил через губу амбал. Конечно, не очень-то приятно ему торчать на лестнице, когда разные «чурки» запросто приезжают к хозяину. – Пошли, фраерок. Предупреждаю – говорить по делу. Времени у шефа в обрез, самую суть только выкладывай. И не шуметь, понял? Дочка у него грудная.
– Понял. – Журбаев, конечно, фраером не был уже давно, но познаётся в сравнении. К примеру, он ещё ни разу не мочил, а этот… Дальше мысли спутались. И от страха, что не удастся кратко изложить Стеличеку суть просьбы Тер-Микаэльянца, внизу живота противно заныло, а по телу потёк холодный пот.
Телохранитель Инопланетянина позвонил в дверь квартиры на четвёртом этаже. Очень быстро им открыла кудрявая молодая женщина, даже, скорее, девушка – в джинсах и блестящей кофточке. Она была ярко, но красиво накрашена, весела и, похоже, не заносчива. Её карие глаза стреляли туда-сюда; блестящие губки сердечком раздвинулись, открыв белые зубы с расщелиной. На безымянном пальце правой руке Журбаев заметил обручальное кольцо с алмазной нарезкой.
– Приветик! – просто сказала девушка Журбаеву. – Это с рынка? – обратилась она уже к громиле.
Тот молча и почтительно кивнул.
– Иди, Толя, мы уж сами! – Девушка захлопнула за амбалом двери и снова открыто, приветливо улыбнулась Журбаеву. Похоже, ей «фраерок» пришёлся по душе. – Ты испугался, что ли? – Она рассеялась, играя ямочками на щеках, бусами, серьгами и браслетами. – Ну его – любит на себя напускать! Шестерня он, понял? Просто в парадном торчит, а форсу!.. Ну, это всегда так. Чем ниже должность, тем больше претензий. Тебя как звать?
– Альфред.
– А меня – Татьяна.
– А по батюшке? – осторожно спросил Журбаев.
– Вениаминовна. Да ты что, рано мне по батюшке – на девятнадцатом году жизни! Муж пока занят, так что подожди немного.
– Он мне назначил на шесть. Сейчас три минуты седьмого. Я прибыл вовремя, как договаривались. – Журбаев испугался, что ему поставят в вину слишком ранний визит.
– Я его потороплю. Заговорился, наверное, – сказала Татьяна.
Но в это время из-за ближайшей двери послышались звуки, происхождение которых Журбаев сначала не понял. Татьяна же, извинившись, опрометью бросилась в комнату. Оттуда она вскоре вернулась, но уже с маленьким розовым свёртком на руках. Свёрток пищал и шевелился – это оказалась та самая дочка.
– Вот, зараза! Я думала, она, наконец, заснула…
Ребёнок плакал тоненько, жалобно, несильно. Но и замолкать не собирался, сколько мать его ни укачивала.
– Только перестала орать, и снова… Горе моё!
– Хорошая у вас девочка, – решил польстить хозяйке Альфред.
– Да уж! Я из-за неё уже на ходу сплю, – проворчала Татьяна.
Но всё же она нежно коснулась губами лобика в синих жилках, прижала дочку к себе. У младенца были прозрачные голубые глаза, крохотный носишко и реденькие льняные волосёнки на макушке.
– Малышка совсем… – Альфред невольно улыбнулся. У него ещё не было своих детей. – Сколько ей?
– Она седьмого июля родилась. Второй месяц. Долго реветь будешь? Плешь уже проела! – Татьяна хотела прямо с ребёнком идти к Стеличеку в кабинет, но Дмитрий вышел сам. Рядом с ним тащился пожилой зэк, у которого не была зататуирована разве что физиономия.
Только сейчас Журбаев разглядел огромную роскошную прихожую с высоченными лепными потолками, гардеробом красного дерева, зеркалом в позолоченной раме. У стены Альфред увидел бархатный красный диванчик с кистями. Дубовый паркет на полу, как положено, поскрипывал при каждом шаге. На фоне всего этого антикварного великолепия современный телефон выглядел бедно, тускло.
– О, Альфред! – воскликнул Стеличек, протягивая руку. – Я заставил тебя ждать? Извини – срочные дела навалились. Весь день в запарке.
– Да что вы, Дмитрий Янович, я всё понимаю, – поспешил продемонстрировать лояльность и покорность Журбаев.
Пожимая высочайшую длань, он невольно вытянулся по стойке «смирно», хотя годами был даже старше Стеличека. Инопланетянин сейчас был в тельняшке, флотских клёшах, и на его левом запястью блестела массивная золотая цепь.
– Тань, твоя мать собиралась сегодня прийти? – Дмитрий взял у жены ребёнка и стал покачивать его на руках.
– Она сегодня не может. Хотела, чтобы я к ней…
– Вот и отлично!
Стеличек кивнул Журбаеву, чтобы тот прошёл в кабинет. Потом он сказал несколько слов переминающемуся с ноги на ногу зэку и закрыл за ним дверь.
– Бери Боженку и поезжай. Петя тебя отвезёт.
– Да и сама могла бы… – возразила Татьяна. – Зачем его зря гонять?
– Так безопаснее, – мягко, но настойчиво произнёс Стеличек. – Переночуй там. И, если получится, поживи ещё два дня. Ребёнку будет спокойнее на другой квартире. Анастасии Дмитриевне от меня пламенный привет. Передашь?
– Конечно, Митя. – Татьяна поняла, что от неё просто хотят избавиться.
– Ну и всё. Позвони вечером, скажи, как там Боженка. Пока! – Он поцеловал жену и ушёл в кабинет.
Стеличек и Журбаев оказались в комнате с двумя выпуклыми окнами, выходящими на шумную Гороховую улицу. Альфреду раньше только по телевизору доводилось видеть музеи-квартиры знаменитостей, а теперь ему посчастливилось попасть в одну из них.
Именно такое впечатление и производила эта огромная комната с кабинетным роялем, бюро, гарнитуром из ореха, хрустальной люстрой и широким персидским ковром, по которому нельзя было ходить в уличной обуви. На стенах висели портреты – седой дамы в чёрной шёлковой блузе с высоким воротом и бриллиантовой брошкой, а также – генерала царской армии.
Дмитрий сел в кресло спиной к портретам, а Журбаев – лицом. Поймав заинтересованный взгляд гостя, хозяин пояснил:
– Это – дед и бабка моей тёщи. Таня привезла, когда мы поженились. Теперь знатные предки в моде. Жаль, что изображения моего прадеда не сохранились – после расстрела всё в ЧК забрали. Так что велел передать Ншан? – перешёл к делу Дмитрий. – Курить хочешь?
– Не откажусь. – Журбаев взял из протянутого портсигара «а-ля Воланд» красивую, кофейную с золотым обрезом, сигарету.
Дмитрий протянул кулак с зажигалкой и высек синеватый язычок пламени. Сам он тоже жадно затянулся, а потом выпустил дым из ноздрей.
– Ншан хочет купить у вас стволы, патроны. Да, ещё он хотел бы приобрести несколько раций и «жучков», если есть такая возможность. Без них мы пропадём – так сказал шеф.
– Интересно! – Стеличек закинул ногу на ногу. – Разве у Ншана до сих пор «жучков» не было? Как же вы вообще-то существовали?
– Раньше были, но ведь со временем требуются новые. Какие-то обнаруживает противник, другие морально устаревают, а то и просто выходят из строя…
– Держи на первое время! – Дмитрий встал, открыл сейф и вынул оттуда металлическую коробочку. – Он знает, как обращаться?
– Конечно, знает! – Журбаев был уверен во всесилии Тер-Микаэльянца. – Я слышал, что у него последний «жучок» сломался три недели назад.
– Я не случайно поспешил обеспечить вас прослушивающей аппаратурой. – Стеличек стряхнул пепел в пепельницу, сделанную в виде перламутровой раковины. – Дело в том, что я едва не погорел с тем приятелем, который был здесь перед тобой. Он лишь в последний момент спас партию товара, потому что не заметил «суку» в своём кругу. Я не желаю, чтобы по такой же причине провалилась сделка с Ншаном. Здесь ведь не пяток автоматов на кону стоит, верно?
– Да, хорошо бы штучек тридцать-сорок, Дмитрий Янович, – осторожно сказал Журбаев и тоже сбил пепел. – Если можно, конечно.
– Как говорил профессор Воланд: «Мне ничего не трудно сделать». Я предполагаю, что, кроме автоматов, вам потребуются и пистолеты, гранаты, оптические винтовки, баллончики с газом. Само собой, патроны, взрывчатка, рации. Их не так-то просто ввозить сюда, и потому я не желаю терять товар по-глупому. Тому-то старику пришлось марьяну свою почикать, чтобы сохранить оружие. Агентша оказалась. Вот с тем, которого ты видел, двадцатитрехлетняя красавица спала! – Стеличек говорил совершенно спокойно, будто о самых обычных делах. – Сейчас пришёл ко мне каяться. Я предупредил, что, в случае чего, он вслед за подругой отправится. Думаю, и Ншан о моих условиях осведомлён.
– Дмитрий Янович, шеф ещё сказал, что нашей группе нужны автомобили…
– Сколько? – поднял брови Стеличек.
– По крайней мере, три. Милиция-то работает, и мы несём потери.
– Не можете на Кавказе приобрести?
– Перегон дорого стоит. Да и ассортимент там, по общему мнению, не ахти. Думаю, у шефа были свои резоны, раз он решил здесь закупать, – добавил Журбаев.
– Ну, ладно, решил так решил, – задумчиво произнёс Стеличек. – автомобили у меня в компетенции Кима, «жучки» и рации – у Додонова. Я с ними свяжусь, за отдельную плату – так и передай Ншану. Зато и товар будет – пальчики оближешь! И обязательно обрати его внимание на непременное условие нашей сделки… – Стеличек помолчал некоторое время, пытливо вглядываясь в лицо Альфреда. – Он под свою жизнь должен гарантировать, что у вас нет ни «сук», ни «кротов». На дальних подступах всё должно быть чисто. Я имел родного и любимого дядю – теперь он в могиле. У меня были прекрасные друзья – ныне кто на небе, кто в зоне. Потерь по глупости, своей и чужой, на мой век хватит. Кроме того, теперь у меня есть семья, за которую я несу ответственность. У Додонова и Кима тоже семьи, как и у всех моих людей. Лучше бы Ншан выделил мне на время операции своих ребят – для охраны и прочих деликатных поручений. Передай ему это, Альфред. Если будут работать мои люди, получится астрономическая сумма. Почему бы не сэкономить, раз есть такая возможность? Ему же выгоднее…
– Передам, Дмитрий Янович. – Теперь Журбаев больше всего боялся хоть что-нибудь забыть.
– Пускай подберёт хороших водил – путь предстоит не близкий. Да ещё неизвестно, что в дороге произойдёт. Они ни при каких условиях не должны растеряться.
– Будет сделано! – с готовностью сказал Журбаев. Он сидел прямо, словно проглотил линейку.
– Пока я даю неделю, – продолжал Стеличек. – За это время Ншан обязан, если он не хочет осложнений, произвести ревизию своего личного состава. Именно с этой целью я дарю ему «жучок». Рации у есть у вас?
– Есть две – японская и наша. Мы же здесь недавно – не успели ещё обзавестись хозяйством, – пояснил Журбаев.
– Если не секрет, куда вам столько металлолома? – словно бы между прочим поинтересовался хозяин.
На улице, вроде бы, пошёл дождь. В нынешнем августе ливни были частыми, бурными, но короткими. А потом опять сияло солнце, отражаясь в глубоких лужах. На толстые стёкла эркера полетели капли, потом дождь застучал по подоконникам.
– Ншану сильно угрожают конкуренты. Он хочет чувствовать себя в безопасности. Ну, и ментовка, само собой, не прохлаждается. Я имею виду ту, что на Литейном…
– Это понятно. С другими-то вы всегда договоритесь, – понимающе кивнул Стеличек. – Значит, если Ншан примет мои условия, пусть лично мне позвонит и вкратце скажет – «да» или «нет». Если его всё устроит, я буду знать, что операция началась. У меня сейчас товар кондиционный, и его много. Так что вам повезло.
– А «узи» имеются у вас, Дмитрий Янович? – дрогнувшим голосом спросил Журбаев. – Шефу они позарез нужны.
– Дались вам эти «узи»! – с досадой произнёс Стеличек. – Будто другого ничего нет. Вот, например, французские автоматы, последней модели, чем плохи? Стоят там на вооружении полиции. Впрочем, пусть твой шеф сами решает. Мне-то всё равно, что везти.
– Я всё выполню, Дмитрий Янович! – в который уже раз пообещал Альфред.
В это время за окном сверкнула молния, а потом оглушительно грохнул гром.
– Ни фига себе! – похоже, даже Стеличека это удивило. – Видимо, прямо в дом попало – аж подпрыгнул. Итак, Альфред, предварительно мы договорились. Теперь пусть Ншан проверит своих людей и, если что, уберёт ненадёжных. Всё спросится с него – так и передай. Если по его вине погибнет хоть один мой парень, придётся дорого заплатить. Тебя это тоже касается.
– Естественно, – У Журбаева опять пересохло вот рту.
– Лично ты на каком рынке кантуешься? – Дмитрий взял со столика ожившую рацию, некоторое время слушал кого-то. Потом сказал: – Уведи их… Куда хочешь, только подальше. Твоё дело – лишь бы ушли. Всё, выполняй! – И положил рацию на круглый янтарный столик. – Ты, что ли, легавых притащил за собой?
– Я никого не заметил! – Альфред охрип от ужаса, замотал головой. А сам подумал, что всё могло быть – за всеми «тачками» не уследишь.
– Не заметил? – Дмитрий решил больше не пугать посредника. Тот мог со страху что-нибудь забыть, перепутать, действительно пропустить «хвост». – Впрочем, ещё не ясно, кто их приволок. Может, тот самый старик. Выходит, рано обрадовался – ещё не все концы обрубил. Надо к нему послать человечка… Так с какого же ты базара?
– С Торжковского. – Альфред облегчённо вздохнул. Кажется, пронесло, но всё же надо быть внимательнее.
– А-а, знаю, это у Чёрной речки. Сам никого не подозреваешь?
– Не берусь судить – дело-то очень серьёзное. – Журбаев даже поёжился. – Это пусть шеф шерудит рогами. А я – человек маленький. Что скажут, то и буду делать.
Стеличек поднялся, подошёл к эркеру, долго смотрел на улицу, где ливень уже начал стихать. Странно, но больше ни грома, ни молнии не было, и даже вдали не ворчало.
– Альфред, ты когда-нибудь выполнял серьёзные поручения? – спросил хозяин немного погодя.
– Выполнял, Дмитрий Янович. – Журбаев не совсем понимал, что Стеличек имеет в виду.
– Например? – Стеличека, похоже, почему-то интересовал этот вопрос.
– На днях завбазой пас, – припомнил Альфред, потому что особыми подвигами ещё не прославился, а солидно выглядеть очень хотелось.
– Какая база-то? – не понял Стеличек.
– Овощная, Приморская.
– И чего хотел?
– Чтобы товар в ангарах держали, не пускали в продажу. Сейчас такое время, что цены вниз идут, а мы терпим убытки.
– Сколько дал? – усмехнулся Стеличек.
– Двадцать пять кусков.
– Дёшево, однако, столковались. Молодец, Альфред. Вижу, умеешь вести переговоры. Или ты просто напомнил завбазой про семью и старых родителей?
– Да нет, я так не работаю. Взять на понт любой амбал может. А мы сперва всегда культурно разговариваем. Кому же «бабки» не нужны в наше время? Главное, поместить их правильно. Скоро бакс вверх попрёт, как бамбук, и завбазой об этом знает. Ничего, в убытке не останется.
– Вы и властей не опасаетесь, я погляжу? – Дмитрий вернулся в своё кресло, задумчиво оглядел Альфреда. Тот не понимал, что именно означает этот взгляд, и опять насторожился.
– А власти тоже из живых людей состоят, – не показывая своего волнения, ответил гость.
– Резонно, – заметил Инопланетянин. – Ну, старайся дальше – тебе зачтётся. Уж я-то точно отмечу, если понравишься. Ну, вроде, на сегодня хватит. Я сказал всё, что хотел. Когда поедешь обратно, смотри в оба. Хаза твоя где?
– Я так сразу и не могу сказать… Короче, часто бываю в гостинице «Выборгская», а живу на Российском проспекте.
– Это где такой? – удивился Стеличек.
– Правый берег Невы, у речки Оккервиль.
– Баба у тебя там, что ли?
– Да… Надоедает в казённой обстановке. Хочется домашнего тепла.
– А сейчас куда направляешься?
– К Ншану. Я же должен передать всё то, что вы сказали.
– К Ншану сейчас не надо – слишком откровенно получится. Мой тебе совет… Если ты в гостинице законно живёшь, езжай лучше туда. Оглядись хорошенько, перебери в памяти все «тачки», что крутились около тебя. Проверь потом, нет ли какой-то из них на парковке у «Выборгской». Ншан где тебя ждёт?
– На площади Льва Толстого, в том доме, где аптека. В восемь я должен быть там.
– Придётся обождать со встречей. – Стеличек взглянул на часы. – Да, Альфред, заговорились мы с тобой! У меня сейчас будет новый гость, а Татьяна уехала. Развлечь его некому, придётся сразу впускать. – Стеличек поднялся, показывая, что аудиенция окончена. Вскочил и Журбаев – радостный, взволнованный и испуганный одновременно.
Дмитрий лично проводил его до дверей, немного постоял, закрыв глаза и прислонившись к стене затылком. Потом быстро прошёл обратно в комнату, взглянул в окно из-за шторы. Журбаев как раз открывал дверцу «Вольвочки», а вокруг всё блестело, искрилось, играло – после грозы выглянуло вечернее солнце. Потом Альфред сел за руль, повозился немного внутри и стал выезжать на Гороховую.
Стеличек проследил, не тронется ли следом другая машина, но всё было спокойно. Думая о том, как выходить на Кима и Додонова, он взял со столика рацию.
– Пятый, слышишь? Веди «Вольво» цвета «форель»… Видишь её? Докуда? До «Выборгской». Проверь, нет ли за ней «хвоста». Что заметишь, сразу докладывай мне. Ясно? Всё, давай, жми. Если вдруг повернёт не к «Выборгской», встретится с кем-то в пути отзвонись тоже. Ну, с Богом!
Дмитрий раз взглянул на часы, подсчитал, что до прихода нового гостя остаётся три минуты. Но он не торопился, а лениво наблюдал за синим «Фиатом», который поехал следом за «Вольво» Журбаева. Заодно подумал, что, если Альфред сейчас заметит слежку, из него выйдет толк.
Потом он сел на диван из ореха, с обивкой, затканной розами и положил под локоть тугую подушку китайского шёлка с кистями. Подумал, что надо бы сварить кофе, но сразу же решил не утруждаться. Через час, после ухода последнего визитёра, Дмитрий должен был ехать в ресторан гостиницы «Прибалтийская» на встречу с одним из поставщиков, сулившую выгодные контракты.
На этого иностранного господина требовалось произвести наилучшее впечатление, чтобы товар не перехватили другие. Там как раз и можно было поужинать после трудов праведных. Все концы приводных ремней, обеспечивающих безотказную работу звеньев группировки, Стеличек держал в своих руках. Благодаря суперсовременной рации он постоянно был на связи и, в случае чего, мгновенно разруливал ситуации, решал вопросы. Он надеялся, что и сейчас поставщик всё поймёт и не осудит, если партнёру придётся отвлекаться на разговоры с подчинёнными.
Передышка закончилась, и Стеличек легко встал с дивана. Ни от одного из агентов сигналов пока не поступало. Он знал, что Татьяна приготовила ему шикарный костюм, все аксессуары к нему, и из-за этого можно не париться. А пока он останется в тельняшке и клёшах, как уже привык, и подумает над предложением, которое передал Журбаев.
Сделка с «базарными» сулила большую прибыль, и потому их нужно было удержать. Впрочем, другого такого продавца Ншан Тер-Микаэльянц в Питере не найдёт. А в другом городе, включая Москву, просто нет этих возможностей. В столице, к тому же, работать опасно, граница далеко, ментов гораздо больше, чем тут. А о провинции и речи не идёт – там вообще нет никакого товара, одни железки едва ли не времён войны.
Ншан же предпочитает современные средства связи и вооружение, и деваться ему некуда. Впрочем, никогда нельзя себя переоценивать – это может дорого обойтись. Дмитрий всегда помнил, к чему привела покойного дядю его самоуверенность, и старался этих ошибок не повторять. Вопрос только в том, выделит ли Ншан своих людей на время подготовки и проведения операции. Если по-настоящему заинтересован, то должен пойти навстречу. Да, неплохо было бы без всяких помех, после возвращения из ресторана, связаться с базой в Выборге. Впрочем, впереди ещё целая неделя – успеется.
В дверь позвонили внезапно, хоть Стеличек этого и ждал. Он, не спеша, поднялся с дивана, причесал перед зеркалом свои длинные волосы, тряхнул золотой цепью на запястье. На всякий случай проверил свой «кольт» – этот посетитель не вызывал у него особого доверия. Уже открывая дверь, он подумал, что перед поездкой в «Прибалтийскую» нужно позвонить Татьяне и тёще, которая на днях должна была улететь на средиземноморский курорт. Этой зимой Анастасия Дмитриевна потеряла мужа, потому врачи наперебой советовали ей полечиться и расслабиться.
Опять лил дождь, хотя только что сияло солнце. В сплошной серой пелене падающей с неба воды надрывно звенели трамваи. Автомобили включили фары, но всё равно вместо ярких огней лишь мерцали желтоватые блики. Стеличек быстро подошёл к двери, глянул в «глазок» и увидел нового гостя в сопровождения Толика – оба были мокрые насквозь, встрёпанные и злые. Рация так и молчала – значит, пока всё шло по плану.
* * *
В буйстве непогоды проглядывало что-то запредельное, ужасное, и Захар Горбовский даже поёжился. Он смотрел на тёмное небо, по которому быстро неслись похожие на дым тучи. То и дело их прошивали сверкающие голубые нитки молний, а после утробно рычал гром. Почему-то на сердце было тяжко, хотя никаких оснований для этого, на первый взгляд, не было.
Грех жаловаться – всё идёт, как надо, а он просто переутомился. Уже не помнил, когда спал всю ночь. То и дело вскакивал к телефону, постоянно был в полной готовности ехать туда, куда прикажут. Сегодня вечером надо окончательно спланировать операцию по перехвату оружия, которое на днях должны ввезти в город. Совершается сделка между Дмитрием Стеличеком и Ншаном Тер-Микаэльянцем, самым опасным из всех главарей рыночной мафии.
Вчера погиб основной конкурент армянина – чеченец Хаджиев. Эта смерть дала Тер-Микаэльянцу возможность сильно упрочить свою власть в городе. Всё случилось позавчера, на Приморском шоссе за Зеленогорском. Но больше всего Захара и его ребят потрясло то, что «авторитет» и два его телохранителя были расстреляны с вертолёта, как волки. «Мельницу» найти так и не удалось – по крайней мере, никто в преступлении не сознавался. А свидетелей не было.
Грибники нашли три тела около прошитой из пулемёта иномарки. А потом, трясясь от страха, вспомнили, что рано утром над шоссе вроде бы шумел вертолёт. Саше Минцу пришлось, употребив всё своё терпение и обаяние, по словечку выведывать у шокированных обывателей, как именно всё произошло и что лично им известно.
В самом начале августа тот же Тер-Микаэльянц разделался с местным соперником, терроризировавшим крестьян Северо-Западного региона – Александром Гуровым. Тот драл за возможность торговать своей продукцией на рынках такую дань, что легче было просто выбросить излишки на свалку. И это в тот момент, когда почти страна питалась по талонам и стояла в бесконечных очередях…
Горбовский никак не мог отойти от окна, смотрел на яростный, инфернальный ливень. Ураганным ветром струи относило в противоположную от «Большого Дома» сторону и швыряло на облупленные стены зданий напротив. Окна, судя по всему, уже с трудом выдерживали напор ветра и воды. Захар даже удивился, что там пока не выдавило ещё ни одного стекла. Ужасающие раскаты грома заставляли подпрыгивать даже это мощное здание. Промежутки между ними становились всё короче, и грохотало небо с каждым разом сильнее. Захар почувствовал боль в висках, прикрыл раму и сел за свой стол.
Горбовский вспоминал сейчас последний разговор с Алимом Гюлихановым, коллегой из Владикавказа, которого специально командировали сюда с целью внедрения в группировку Ншана ещё полтора года назад. Пока, не сглазить бы, у Алима всё шло хорошо. Он был симпатичный, услужливый и сообразительный, а потому нравился главарю. Он также быстро вошёл в доверие к другим авторитетным «базарникам», и до сих пор вроде бы ничем себя перед ними не запятнал.
Здесь Гюлиханов работал под началом Горбовского, который дал ему указание не стеснять себя в средствах, если того потребует обстановка. Захар сильно рисковал, потому что Гюлиханова могли заставить, к примеру, исполнить какой-нибудь жуткий приговор, чтобы повязать его кровью. Алим, помня распоряжение Горбовского, может пойти на это, а потом угодить под суд.
Впрочем, пока, судя по всему, парню таких предложений не поступало. Алим за годы работы в милиции греха на душу не взял ни разу. Дай Бог, и тут проскочит – и без него убийцы найдутся. Правда, Тер-Микаэльянц объявил Гюлиханову, что сделает его своим телохранителем. «Повышение, однако!» – подумал Горбовский, соображая, как к этому относиться. Таким образом ведь можно потерять агента, а отказываться нельзя – враз навлечёшь подозрение.
Внедрение готовилось давно, и Алиму сочинили легенду, которой поверили Ншан с присными. Гюлиханов приехал в прошлом феврале на Торжковский рынок с товаром – большой партией гранатов. С тех пор он даже в мыслях боялся вернуться к прежней жизни. Встречаться с Горбовским ему удавалось редко и ненадолго. Сейчас, на заключительном этапе операции, агент был напряжён до предела, хоть и не показывал этого.
В последний раз, когда глубокой ночью Горбовский подъехал на Ржевку, Алим ждал его в квартире Люды Масик, игравшей роль любовницы жгучего брюнета. Люда была их сотрудницей, старшим лейтенантом, но на Литейном практически не появлялась, чтобы иметь возможность изображать из себя обычную потаскушку.
– Захар Сысоич, нам с вами больше видеться не следует, – сразу же заявил Гюлиханов. – Вроде бы, всё спокойно, но нутром чую засаду. Надо подумать, как нам связаться, когда я выясню главное…
Тогда тоже была дождливая, уже кромешно-тёмная ночь, но без грозы. Капли монотонно стучали по подоконнику, навевая тоску и тревогу. Люда, закутавшись в радужную шаль, курила сигарету за сигаретой, и Захар видел, что тонкие пальцы её заметно дрожат.
Майор и его агент сидели за раскладным столом, на полированной поверхности которого белели кружевные салфетки. На одной из них – накрахмаленном ромбе – стояла пепельница из плавленого хрусталя. Тяжёлые, зелёные с серебристым рисунком, портьеры наглухо закрывали окно.
Горбовский, услышав слова Гюлиханова, не донёс спичку до сигареты:
– Что, чувствуешь неладное?
Гюлиханов пожал плечами:
– Я даже не могу сказать ничего конкретного. Просто в воздухе носится тревога. Может быть, вы скажете, будто у меня нервы шалят, Но складывается впечатление, что на агентуру вот-вот выйдут…
Захар боковым зрением увидел, что Люда вздрогнула, поспешно раздавила сигарету в другой, мельхиоровой пепельнице, и застыла, прислушиваясь к разговору. Часы отыграли четверть второго ночи. За окнами было темно, и казалось, что девятиэтажка летит в беспредельном космосе, а вокруг на миллиарды километров – ни души. Горбовский и сам в последние дни нервничал, беспокоился, а сейчас ощутил самый настоящий страх. Он прекрасно знал, что Алим зря поднимать панику не станет.
– Но твое впечатление должно ведь быть на чём-то основано? – как можно спокойнее сказал майор. Он протянул руку и похлопал агента по плечу. – Доложи, что там у вас происходит, только поподробнее. Одна голова хорошо, как говорится, а две – лучше.
Алим тяжело вздохнул, искоса взглянул в испуганное лицо Люды. Губы девушки дрожали, глаза уже наполнились слезами. Ей было холодно – летом, в комнате, под складками тёплой шали.
– Захар Сысоич, Ншан много ждёт от этой сделки. В ней – вся его жизнь, понимаете? Он закупает так много оружия не только для того, чтобы получить перевес в Ленинграде. Здесь останется только часть этой партии, а остальной товар разъедется по стране. У Ншана прямо-таки наполеоновские планы. Он хочет стать главным по рынкам во всех крупных городах. И для этого ему нужно очень много «железа». Понимаете?