© ООО «Издательство АСТ», 2023
© Мария Троицкая, 2023
* * *
Меня зовут Мари Троицкая, 27 лет назад я родилась в Москве в семье архитекторов, а последние 7 лет я живу в Париже. Вот, что я успела за свою жизнь до того, как написать эту книгу:
Хотела поступить в МГУ на журналиста, потому что очень любила писать, но в итоге с отличием закончила МАРХИ, написав диплом про Ле Корбюзье.
В 2016 году поступила в одну из лучших архитектурных школ Франции ENSA Paris-Malaquais. С языком проблем не было, потому что учила его с 9 лет и мечтала жить в Париже.
За годы жизни во Франции, помимо получения диплома, я не только обошла Париж тысячи раз и объехала страну вдоль и поперек, но и успела почти месяц пожить в индийском городе Чандигарх, который построил Ле Корбюзье.
Поработала в фонде Ле Корбюзье.
Сняла концептуальный фильм про центр Помпиду, где главные герои режут торт – точную копию музея, который испекла сама.
Изобрела пять интересных архитектурных маршрутов по городу, по которым вожу сотни любителей архитектуры со всего мира.
А в свободное время я веду авторский канал «А как там в Париже?», который за три года стал самым большим каналом про Францию в Телеграме.
Парижская архитектура: от ампира до модернизма
Когда впервые оказываешься в Париже, возникает ощущение, будто весь город построил один архитектор, что не так далеко от правды. Серо-бежевые дома единой высоты, кружевные кованые балкончики, сизые крыши и череда красных керамических труб, похожих на цветочные горшки. У столицы Франции невероятно сильный архитектурный код: это один из самых узнаваемых городов мира. Покажи фотографию фрагмента дома в самом удаленном уголке планеты – почти любой угадает, где был сделан снимок. Сегодняшний Париж – результат удивительного масштабного эксперимента второй половины XIX века, ни один другой город мира не подвергался таким глобальным изменениям. Удачный он или нет, каждый решает сам. Точно можно сказать одно: практически все поставленные цели перестройки были выполнены. Спустя 150 лет Париж остается туристической меккой и обладает невероятной силой притяжения.
Но на самом деле гомогенность и единообразие города – обманка при беглом посещении столицы. Париж словно полотно импрессиониста: сначала кажется единым приятным глазу цветовым пятном, но стоит приглядеться, как возникают все новые детали и образы. И вот уже крепостная стена XII века гармонично дополняет современный дом 1990-х годов постройки, в средневековой тюрьме уютно расположился один из главных джаз-клубов города, а белоснежная модернистская вилла, будто инопланетный корабль, приземлилась в самом сердце буржуазного квартала. Здесь прекрасно уживаются старина и современность, дополняя и украшая друг друга, и в настоящей книге я попробую разгадать секрет этого дружного сожительства. Со всей решимостью мы ворвемся внутрь плотной ткани города и аккуратно разберем ее на составляющие.
Прожив в Париже семь лет и изучив город как свои пять пальцев, я захотела поделиться с пытливым читателем увлекательной архитектурной историей столицы Франции. Как так вышло, что Париж почти весь выстроен в едином стиле и зачем его решили снести и отстроить заново? И как менялась архитектура до начала Второй мировой войны? Как стили архитектуры видоизменяются и сменяют друг друга под воздействием общества, моды, политики и климата? И, что самое интересное, как научиться безошибочно различать эпохи и стили архитектуры, очутившись в славном городе огней, не будучи искусствоведом и архитектором? Однажды мне захотелось подробно ответить на эти вопросы, из чего и сформировалась книга в ваших руках.
Париж – один из немногих городов, где можно найти прекрасные образцы всех известных нам стилей, от романики до футуризма и деконструктивизма, охватывающих десять веков. Я же подробно разберу почти век, с 1850-х до начала 1940-х годов. Условно его можно разделить на четыре периода ярких и самобытных архитектурных стилей, каждый из которых имеет свои направления и ответвления. Но следует помнить: все стили, периоды и эпохи были названы и структурированы искусствоведами и критиками архитектуры позже. Во многом это искусственно созданные течения и названия. Конечно, архитекторы и художники вдохновлялись друг другом, на них влияли общество и политика, поэтому их творчество справедливо объединять в понятие «стиль». Но если спросить самих авторов, они вряд ли бы назвали вам течение, в котором творили. Каждый художник выражает в творчестве только свои мысли, не забывая оглядываться по сторонам и вдохновляться тенденциями. Тем не менее исследователям тех или иных эпох проще изучать искусство, обобщая и объединяя. Нам же проще понимать метаморфозы в архитектуре, относя те или иные здания к стилям и периодам.
Глава 1. Османизация Парижа
Назначенный в 1853 году императором Наполеоном III префектом Сены, отвечающим за городское планирование, Жорж-Эжен Осман получает задание улучшить, украсить и объединить разрозненную средневековую столицу. Он изобретает не только новый современный Париж, но и мощный архитектурный код и эстетику города. За почти двадцать лет барон Осман создал грандиозные авеню, регулярную архитектуру и парки. Именно ему мы обязаны главными осями города, а также архитектурным стилем, у которого позже появились последователи во Франции и в Европе. Но обо всем по порядку.
Средневековый город
В середине XIX века резко встал вопрос о необходимости модернизации французской столицы. В Париже было много от средневекового города: извилистые, плохо освещенные улицы, антисанитария, отсутствие канализации, вспышки болезней и их быстрое распространение из-за высоких домов, узких переулков и плотности населения, а также возгорания старых домов с деревянными перекрытиями. Передвижение по городу часто было тяжелым испытанием: дороги иногда были проложены настолько плохо или не проложены вообще, что парижане редко выезжали из своего района. Интересно, что это разделение на кварталы, районы, округа будто стало частью мироощущения местных жителей. Не покидающие свои улицы парижане создавали особенную атмосферу в разных частях города, а вместе с тем и говоры. И это передавалось с поколениями вплоть до начала XX века. Удивительную запись 1912 года нашли в архивах[1] – одно из первых записанных на аудио интервью. Редкое свидетельство звучания довоенного «парижского» диалекта. Лингвист Фердинанд Брюно захотел записать наречия ремесленников. В беседе 37-летний обойщик Луи Лигаб из XIV округа подметил, что его аррондисман[2] становится все более богатым и буржуазным, используя красивый французский глагол s’embourgeoiser. Столетняя запись уникальна еще тем, что содержит реакцию человека, впервые услышавшего свой собственный голос. Луи восклицает: «Какой у меня протяжный голос!» Луи рассуждает об акцентах и говорит, что у него говор с Ля Виллет (XIX округ Парижа). Лингвист удивляется: «Неужели есть большая разница в акцентах внутри города?» И обойщик объясняет, что он по акценту может определить, в каком округе Парижа человек обитает. Сейчас, разумеется, все акценты смешались, парижский говор почти исчез, но менталитет «патриота своего округа» сохранился и по сей день.
«Вид на мост Сен-Мишель в Париже, 1780 год» – картина Жозефа Франсуа Дезире 1833 года, музей Карнавале, Париж
С социальной точки зрения центр Парижа переживал кризис перенаселения и обнищания. Промышленная революция подталкивала людей из провинции искать работу на фабриках и заводах столицы. Столица находилась в ситуации демографического насыщения: в 1850 году население превышало миллион человек. За первые пятьдесят лет XIX века цифра почти удвоилась. Инфраструктура была не приспособлена к миграционному движению в беспрецедентных масштабах. Особую проблему представляло движение транспорта, почти невозможного из-за сети средневековых улиц. Вокзалы, построенные в 1830-х годах, не справлялись с пассажиропотоками. В хаосе десятков тысяч конных экипажей и омнибусов[3],[4], прокладывающих себе путь через лабиринт узких извилистых улиц, постоянно происходили несчастные случаи. На улицах, выложенных деревянными досками, спотыкались лошади, ломая себе ноги. В городе не хватало света, с наступлением темноты случайные прохожие становились героями криминальной хроники.
Парижане называли свой город «une ville malade» – больной город. Люди часто жили на улице из-за ужасающих условий в темных и сырых домах. Не было и питьевой воды: население снабжали водовозами. Клод-Филибер Бартело де Рамбюто (1781–1869), префект Сены между 1833 и 1848 годами, установил несколько водоколонок, но их было недостаточно. В столице не было канализации, если не считать нескольких километров. Буржуазия давно уехала в западные пригороды, обживая особняки Сен-Жерменского предместья, некоторые оставались в городе, но за высокими глухими стенами дворцов в Марэ. Состоятельные семьи переезжали в западные районы не только потому, что там было чище и больше места. Во время индустриализации богатые хотели избежать черного загрязняющего дыма недавно отстроенных угольных заводов. В Париже ветер дует в основном с запада на восток, туда же уходит и дым. Кстати, с тех пор западные города Сен-Жермен-ан-Ле и Сан-Клу остаются заселенными в основном обеспеченными французами.
Использованную воду и бытовые отходы французы выливали и выбрасывали во внутренние дворы и на проезжие части из окон. В качестве меры предосторожности важно было крикнуть: «Осторожно, вода!» – чтобы пешеходы успели отбежать в безопасное место. В антисанитарии быстро размножались микробы. В 1832 году жестокая эпидемия холеры за шесть месяцев унесла более 18 400 жизней, следующая волна в 1849 году убила 19 184 человека[5]. Из заключения официального расследования страшной эпидемии холеры 1832 года: «Прежде всего необходимо срочно высвободить центр Парижа, открывая улицы во всех направлениях, создавая общественные площади, достаточно просторные, чтобы их можно было засадить деревьями, и, наконец, распространить свет и жизнь в этих малоизвестных районах, где половина населения печально прозябает, где воздух такой гнилой, улицы такие узкие, а смерть так активна, что там она поражает больше, чем где бы то ни было»[6]. К страху перед заразой можно добавить и политический страх перед народными массами недовольных, живущими в двух шагах от власти. Тридцатые годы XIX века – период перманентных восстаний в центре Парижа.
Следует отметить, что вопрос о необходимости прокладки дорожных осей через центр был инспирирован и бизнес-сообществом того времени. Риелторские компании, связанные с банками, чья деятельность была активной в пригородах, жаждали заполучить земли в центре. Сеть новых улиц, вносящая порядок и свет в старую городскую ткань, могла привести к значительной переоценке стоимости земель – к тому, что в недвижимости называется прибавочной стоимостью, основанной на убеждении, что новые буржуазные постройки, возведенные вдоль новых бульваров, сразу найдут обеспеченных арендаторов.
Хорошо изображен средневековый Париж в книге Патрика Зюскинда «Парфюмер. История одного убийцы»: «Улицы воняли навозом, дворы воняли мочой, лестницы воняли гнилым деревом и крысиным пометом, кухни – скверным углем и бараньим салом; непроветренные гостиные воняли слежавшейся пылью, спальни – грязными простынями, влажными перинами и остро-сладкими испарениями ночных горшков», – а затем показан режиссером Томом Тыквером в одноименном фильме. Эжен Сю в «Парижских тайнах» 1843 года ярко описывал районы Парижа: «Дома цвета грязи пронизывали редкие окна с прогнившими рамами и почти без стекол. Темные, отвратительные переулки вели к еще более темным, отвратительным лестницам, и так отвесно, что по ним едва можно было подняться с помощью колодезной веревки, закрепленной на влажных стенах железными хомутами. Первые этажи некоторых из этих домов были заняты прилавками угольщиков и торговцев потрохами и плохим мясом. Несмотря на низкую стоимость товаров, фасады почти всех убогих лавок были затянуты проволочной сеткой, так боялись продавцы дерзких воров района».
Во времена дореволюционной Франции[7] во многих официальных декларациях или нормативных актах говорится о «городе и его пригородах», по-французски используется слово faubourgs, этот термин позже вошел в названия улиц и метро. Правый берег Сены, по-французски известный как rive droite, находящийся на карте города сверху, представлял собой сеть районов, включенных в стены XIV века, так называемую крепостную стену Карла V. Она будет в значительной степени расширена на запад в XVII веке. После ее вывода из эксплуатации Людовиком XIV в 1676 году границы оградительных сооружений позже станут Большими бульварами, или Grands boulevards, большой непрерывной дугой, проведенной от нынешней площади Согласия к Бастилии. На левом берегу, или rive gauche, снизу от реки, застройка всегда была скромнее и ограничивалась в первую очередь районами, включенными в крепостные стены Филиппа-Огюста XIII века. Следы ее, после разрушения в 1704 году, превратились в прерывистую линию бульваров – boulevards du Midi.
План Тюрго является настоящей легендой в мире картографии: точная аксонометрия города создана между 1734 и 1739 годами
Именно в городе – настоящем центре Парижа накануне французской революции – сосредоточивалась большая часть населения. С течением времени вокруг этого центра сложились пригороды: Сен-Оноре, Сен-Жермен, Сен-Антуан, Сен-Марсо, предместье Тампль и другие. Те, что сейчас считаются богемными центральными районами Парижа. В 1783 году эти городки должны были быть включены в новый налоговый периметр расширяющейся столицы с целью более строгого сбора налогов за въезд, или октруа[8], которой подчинялся город в целом. Этот обновленный городской периметр теперь был обозначен новой крепостной стеной генеральных откупщиков, или Mur des Fermiers généraux, перемежающейся знаменитыми проходами, «барьерами» по проекту архитектора Клода-Николя Леду (1736–1806). Людовик XVI одобрил проект, и стена была возведена в начале 1780-х годов. Откупщики начали контролировать ввоз товаров и продуктов в город, взимая мзду. Таможенно-налоговая программа сильно не нравилась парижанам. Тогда появилась сатирическая песенка с игрой слов: от стены, замуровавшей Париж, стенает Париж – «Le mur, murant Paris, rend Paris murmurant». Знаменитое здание Ротонды возле метро Stalingrad 3 в XIX округе Парижа и элегантная ротонда, украшающая вход в парк Монсо в VIII округе, два из сохранившихся «барьеров» стены откупщиков авторства Леду.
Во время революции 1790 года административные пределы коммуны были отодвинуты к линии заграждений: Париж присоединил к себе свои «фобуры». Эта реорганизация границ приводит к четкому разделению центра и периферии, исторических районов и пригородов, которые вписаны между новой внешней границей города и линиями старых ограждений, превращенных в бульвары. Так выглядел романтический Париж эпохи Бальзака, таким он достался в руки Жоржу-Эжену Осману.
Желание улучшить и модернизировать Париж было и раньше. Еще Вольтер в брошюре 1749 года «Благоустройство Парижа»[9] клеймил низость духа своих современников: «Мы не без оснований краснеем, видя, как на узких улочках устроены публичные рынки, демонстрирующие грязь, распространяющие заразу и вызывающие постоянные беспорядки. У нас есть только два фонтана в большом стиле, и они далеко не выгодно расположены; все остальные достойны деревни. Большие районы требуют общественных площадей; и хотя триумфальная арка ворот Сен-Дени и конная статуя Генриха Великого, эти два моста, эти две превосходные набережные, этот Лувр, Тюильри, Елисейские поля равны или превосходят красоты древнего Рима, центр города, темный, тесный, безобразный, представляет собой время самого постыдного варварства. Мы повторяем это снова и снова; но до каких пор мы будем говорить, бездействуя?»
Ротонда Николя Леду возле станции метро «Сталинград»
Ближе к концу XVIII века создание осей в центре Парижа представлялось властями как острая необходимость: этому подчинялась застройка набережных Сены и разрушение домов на мостах. Во время французской революции в 1794 году осуществляется план по созданию улицы, соединяющей площадь Нации с большой колоннадой Лувра по прямой линии. Являясь продолжением авеню Виктория, улица предвосхищает будущую главную ось восток – запад. В 1807 году, во время правления Наполеона Бонапарта, начинается строительство первых аркад на улице Риволи, являющейся сейчас центральной улицей города. В 1830-е годы префект Рамбюто отмечал проблемы с гигиеной в переполненных старых кварталах: «В миссии, возложенной на меня Вашим Величеством, я никогда не забуду, что моя первая обязанность – обеспечить парижан водой, воздухом и тенью»[10]. В 1836 году в центре Парижа, между улицами Франс-Буржуа и Сент-Эсташ, была проложена улица, носящая и по сей день его имя. Правда, довольно скромная по масштабам Османа, всего 13 метров в ширину. Рамбюто очистил тротуары, создав 450 общественных писсуаров. Недоброжелатели тут же окрестили их «колоннами Рамбюто». Разозлившись, префект переименовал писсуары в «веспасианы» в честь римского императора, который первым обложил налогом сбор мочи, по легенде объявив, что «деньги не пахнут».
Ротонда возле парка Монсо
В начале XVIII века компенсацию владельцам земли на разрушенной улице полностью или частично выплачивали владельцы соседних улиц. Власти полагали, что их земля выиграет от увеличения стоимости, вызванного строительством новой улицы. В XIX веке ряд законов 1807-го, 1833-го, 1841 годов очень точно регулировал процедуру экспроприации, создав, в частности, суд присяжных под председательством магистрата для определения контрибуций, очень внимательного к рассмотрению претензий собственников. Последний закон об экспроприации земель в общественных интересах от 3 мая 1841 года был принят по инициативе префекта. Правда, Рамбюто так и не успел им воспользоваться, не получив от властей ни оснований, ни средств, необходимых для проведения своей политики модернизации. Зато именно этим законом будет активно пользоваться в более широком масштабе префект Осман с 1853 года.
Избранный в 1848 году президентом Французской республики, первым во французской истории, Луи-Наполеон Бонапарт, племянник Наполеона I, через три года совершает государственный переворот и провозглашает себя императором Наполеоном III.
В погоне за властью он успел шесть лет просидеть в плену, оттуда в 1846 году он уехал в Лондон, где прожил два года. Именно столица Великобритании сыграла важную роль в последующих изменениях Парижа. Лондон был разрушен во время сильного пожара 1666 года и два века спустя стал образцом городского планирования в Европе. Кстати, еще тогда, в XVII веке, он повлиял на облик французской столицы. После того как разрушительный пожар уничтожил 13 200 домов всего за три дня, власти Парижа запретили строительство новых деревянных домов и потребовали замазать деревянные конструкции на фасадах, фахверк, штукатуркой, чтобы сделать их более огнеупорными. Так Париж окончательно потерял очаровательные фахверковые домики, которыми сегодня гордятся регионы Эльзас или Бретань. Сейчас в столице их только три.
Будущий Наполеон III был очарован современностью английской столицы. В городе легко дышится, улицы и набережные расширены, дома возведены из кирпича и камня, цветут сады и бескрайние зеленые насаждения, над которыми величественно возвышаются памятники архитектуры, а панораму украшает собор Святого Павла. Он увидел поистине великую столицу, оборудованную удобной сеткой улиц и километрами канализации, и страну, преобразованную промышленной революцией.
Еще в 1850 году, до государственного переворота, первый президент хотел начать процесс модернизации столицы, заявляя, в частности: «Париж действительно сердце Франции; давайте приложим все усилия к тому, чтобы украсить этот великий город, улучшить жизнь его жителей. Откроем новые улицы, очистим рабочие кварталы, лишенные воздуха и дневного света, и пусть благотворный свет солнца проникнет повсюду в наши стены»[11]. Он был полон решительности изменить Париж и создать мировую столицу. Ему нравились идеи Рамбюто прошлого десятилетия. Чуткий к социальным вопросам, он хотел улучшить жилищные условия бедняков. Если в 1860 году средняя плотность населения Парижа до его расширения составляла около 36 400 человек на км2, то десятью годами ранее плотность населения центрального округа Les Halles приближалась к 100 000 человек на км2, люди буквально жили друг у друга на головах. Для сравнения: плотность населения Москвы на сегодняшний день 5080,09 чел/км2, а Венеции – 625 чел/км2.
Наполеон III был увлечен архитектурой и часто проводил рабочие дни над чертежами, изучая предложения зодчих. В стремлении облегчить жизнь рабочего класса он ввязывается в авантюру строительства первого социального жилья в столице. За проект взялся архитектор Мари-Габриэль Веньи (1775–1850). При разработке проекта он вдохновлялся первым коллективным жилым домом, построенным в Лондоне архитектором Генри Робертсом. В 1849 года Луи-Наполеон отдал 500 000 франков на его строительство. Главной целью было создание двенадцати рабочих жилых комплексов, или типовых домов.
Интерьер Сите Рошшуар
Первый Сите Рошшуар был торжественно открыт в 1851 году и сразу стал жертвой ожесточенных дебатов и критики. «Город рабочих» представлял собой четырехэтажный комплекс с внутренним двором и всей необходимой инфраструктурой: прачечными, сушилками, банями и подобием детского сада. На входе круглосуточно находилась охрана, следящая за порядком. Приближенные к власти были обеспокоены высокой концентрацией рабочих, зная любовь французов к забастовкам и бунтам. При этом для низших слоев цена аренды социального жилья была слишком высока, а средний класс не хотел жить в «казарме» под охраной. Несмотря на первый неудачный опыт, Наполеон, увлеченный социальным жильем, продолжит разрабатывать все новые и новые проекты по всей Франции. Позже он будет участвовать в разработке плана комплекса из 41 павильона для рабочего класса на авеню Домениль. Проект представят на Всемирной выставке в 1867 году, Наполеон, без сюрпризов, станет лауреатом за инновацию в строительстве. Интересный момент, что и сегодня Сите Рошшуар по-прежнему является социальным жильем и находится под охраной государства как исторический памятник архитектуры.