События и действующие лица романа являются вымышленными, все возможные совпадения носят исключительно случайный и непреднамеренный характер.
Тому, кто оживил моё сердце и вложил мне в руки перо
Dans des bras inconnus je veux trouver l’oubli1.
Картина первая
СТАМБУЛ
2023
Он не помнил, сколько времени проспал. Ясно было одно: наступил новый день, который абсолютно ничем не будет отличаться от всех предыдущих.
То же самое мутно-серое небо за окном, оголтелые крики чаек, от которых можно сойти с ума, и не менее навязчивые завывания муэдзинов… Умудрился же он выбрать район, где одни сплошные мечети! Впрочем, думать тогда было некогда, требовалось срочно найти квартиру: подешевле, но обязательно в центре – это было его условие. Вот он и оказался в этой дыре с псевдоевропейским названием «апартаменты», месяц проживания в которых обходился в тысячу долларов. Зато и вправду устроился в самом центре Стамбула. И, как обещал риелтор, почти в двух шагах от моря, что, впрочем, не имело никакого значения.
Теперь многое перестало для него что-то значить. Он и сам не знал, как и когда это произошло, но в какой-то момент жизнь как будто обнулилась. И случилось это, пожалуй, не из-за его развода, и не из-за банкротства их с Мишелем фирмы, и даже не из-за глупой потери квартиры по вине неграмотных юристов… Просто однажды он поймал себя на странном ощущении… Это была не хандра и не депрессия – нет, к этому он давно привык, – а что-то совершенно другое, физическое и болезненное. Точно из него разом вынули всё прочное, понятное, дельное, а взамен этого засунули какую-то сладкую розовую вату…
Глупости: врачи говорят, у него всё в порядке! Впрочем, здесь особо и не полечишься: дороговато. Но в России, ещё год назад, все анализы были в норме.
Поднимать голову с подушки, как всегда, не хотелось. Но краем глаза он всё-таки заметил на горящем табло 12:40 и усилием воли вытащил себя из мягких перин. Устроить удобную постель по своему вкусу оказалось непросто: хозяин оставил в квартире набор икеевского ширпотреба, а убогий раскладной диван оказался таким жёстким, что пришлось заказать сразу два пуховых одеяла и несколько подушек. Снова лишний расход! И это не считая трат на коворкинг (дома интернет не фурычил), такси, водители которых так и норовили обмануть, и плату за разблокировку телефона: видите ли, иностранные аппараты больше полугода в Турции работать не могут…
Отдушиной оставался кофе: стерильному эспрессо какой бы то ни было крепости он всегда предпочитал кофе по-турецки. Прекрасная медная турка обошлась в каких-то десять долларов, и – пусть не на песке, но на самой обычной электрической конфорке – кофе получался не хуже, чем в местных заведениях. Зёрна он покупал в проверенной лавке на Гранд-базаре и молол сам. Всего десять минут – и вот тебе первосортный заряд бодрости! Да, с этим вполне можно жить, и ватное состояние если не забывалось, то на время становилось вполне терпимым.
После первых двух глотков он, как обычно, слегка ожил. Теперь нужно было проверить погоду: отдёрнул шторы и убедился, что, хоть небо и обложено плотными облаками, дождь не идёт. Ну что ж! Причин не выходить из квартиры нет, и осталось посмотреть сообщения на телефоне: хорошо бы там не обнаружилось поводов для лишних беспокойств. Только бы найти этот злосчастный смартфон, в котором теперь сосредоточена вся его жизнь!
Так… Два звонка от Жорика, сына Мишеля, – пусть идёт в баню, не стоит перезванивать. Сообщение от бывшей жены… А это что? Неужели Никитос? Сколько лет, сколько зим! Вот это может быть интересно.
Быстро проглотив почти остывший кофе, он наскоро оделся и решил выйти на улицу: там, как ни странно, связь по мессенджерам работала лучше, да и заодно можно было наконец закурить. Интересно, что это вдруг Никита о нём вспомнил? Может, что-то случилось? Надо бы перезвонить… Или не стоит?
Впрочем, самому набирать не пришлось: телефон тут же завибрировал.
– Эй, Эрудит, куда пропал? Не достучаться до тебя!
Кличка «Эрудит», казалось, давно осталась в прошлом, но Никита помнил всё… Перед глазами всплыла физиономия его старинного приятеля: веснушчатая, с этой вечной дурацкой ухмылкой, как будто тот нарочно придуривался, скрывая свою природную сообразительность и недюжинные математические способности. Неужели они не общались почти два года?
– Меня Максимом вообще-то зовут, забыл? – решил уточнить он, продолжая в том же тоне, давно ставшем для них с Никитой свойским и необидным.
Да, именно этого сейчас так не хватало…
– Не с той ноги встал, точно, – бодро продолжал Никита. – Ну, докладывай! Как там в нашем Клубе весёлых и находчивых?
И вот пожалуйста: приплёл КВН, к которому он никогда не имел отношения! «Кто? Где? Когда?», Клуб эрудитов, – было дело… Но эти клоуны тут при чём?
– Никит, как я рад тебя слышать! Не представляешь, в какой жопе тут сижу, – честно признался Максим и в двух словах обрисовал текущую, совсем не блестящую ситуацию: его слушал один из немногих друзей, кому можно было не врать про «поиск себя», «атмосферу затхлости» и «жизнь не по лжи». – Что у тебя-то? Ты где?
– В Зелике, где ж ещё.
– И как? Дела идут?
– Да не то слово, заказы на три года вперёд!
Максим не сомневался, что Никита, уже двадцать лет развивавший в Зеленограде, который ласково именовал Зеликом, собственную фирму по производству микрочипов, теперь на коне: отечественная продукция, годами находившаяся под давлением конкурентов, вдруг стала востребована как никогда. О небольшой компании его друга, когда-то никому не интересной и не нужной, теперь даже снимали документальные фильмы.
– Работаю как вол, – весело продолжал Никита. – Под санкциями, персональными и не очень. А денег ни копейки. Без гроша сижу, понимаешь?
– Шутишь? – удивился Максим.
– Не шучу. Расширяться нужно, всё туда. Кредит не возьмёшь, ключевая2 запредельная, да и так в долгах как в шелках. А теперь ещё и проблемы с переводами в Китай… Мы же всё равно кое-что у китайцев заказываем, деньги нужно переводить, а американцы им санкции вкатили… Короче…
«Ну и делец Никитос, – подумал Максим. – Не зря он всё-таки на Физтехе3 учился. Вот с кем фирму открывать надо было, а не с Мишелем!»
Несмотря на жалобы друга, он прекрасно понимал, что тот как обычно прибедняется: у него всегда «всё хуже некуда» и «сижу без копейки», а на самом деле бизнес медленно и верно растёт, да и доход приносит неплохой. Разумеется, заниматься микрочипами – дело не самое простое и не самое рентабельное, и окупаться по-настоящему оно стало только сейчас, в свете импортозамещения.
Почему-то он вдруг вспомнил, как шесть лет назад, в Париже, огненно-рыжий Никита сладко спал у него в номере на диванчике, подложив под голову собственную кроссовку… Хорошо они тогда выпивали! Эх, было золотое время: поездки по замкам, дегустации шампанского, походы на яхте…
Впрочем, для проформы следовало спросить о семье:
– А дети как? Взрослые, небось?
– Не спрашивай, – озабоченно вздохнул Никита. – Лёшке пятнадцать, скоро жениться можно… Анька первоклашка, танцует с утра до ночи: шило в одном месте. Короче… Но это ладно. А вот Ленка с ума сошла.
– Почему? – удивился Максим.
– На старости лет третьего захотела, представляешь?.. В сентябре ждём вот. Пацан будет…
– Ну ты даёшь!
– Да ладно – «даёшь»… Наказание одно эти дети… А твоей сколько уже?
– Арине? Почти пять, – сухо ответил Максим, избегавший вопросов о дочери, которую не видел почти два года.
– Да…
Никита помолчал, а затем неожиданно решил сменить тему – и тем самым невольно надавил на ещё одно больное место:
– А планы-то у тебя какие?
– Никаких, – признался Максим. – Пока сижу тут. Головной офис фирмы на Кипре, а я здесь – так удобнее. Работа непыльная: цифры, аналитика – короче, обнять и плакать, как бабы говорят. И оплата соответствующая.
– Хреново… – с пониманием вздохнул Никита. – А в Москву не хочешь вернуться?
– Не знаю… Пока эта заваруха, лучше уж здесь, – уклончиво ответил Максим.
Хотя никаких особых причин отсиживаться в Турции у него не было, и вышло так совершенно случайно, не от хорошей жизни, о чём его друг, конечно же, догадывался.
– Там видно будет. Думал в Дубай перебраться, предлагают одну штуку… Может, попробую в следующем году, – выдал Максим для пущей убедительности, чтобы хоть немного пустить пыль в глаза.
– А жена как?
Он не сразу, но всё же ответил как можно более равнодушно:
– Развелись. Два года назад. Ты что, не знал?
– Не, не знал… Вот ведь… – Видимо, Никите хотелось сказать что-нибудь позитивное, одобряющее, и он долго держал паузу, чтоб найти подходящие слова, но так и не смог. – Да, кстати, про твоё «Кто? Где? Когда?»… Представляешь, кто там недавно пел в музыкальной паузе, между раундами?
И снова пришлось принять равнодушно-ироничный тон:
– Смотришь этот карнавал зверей?
– Да ладно! Короче, выступала… Твоя… Ну, ты знаешь…
Никита говорил так, будто хотел сделать другу приятное, однако Максим понятия не имел, о ком речь.
– Да кто ещё?
– Тьфу… Эта, как же её?..
– Да какая разница, кто там пел, бог с ней! Мне тут мусульманские молитвы поют по пять раз на дню, и то ничего. Ты лучше скажи: как твоя яхта, жива?
Благодаря этому манёвру Максим вывел друга на любимую тему – яхтинг, которым Никита увлёкся ещё в то время, когда перемещаться по Европе было проще простого, и они даже пару раз вместе оправлялись в походы под парусами по Средиземному морю.
Оказалось, Никита, пытаясь закрыть многочисленные кредиты, давно продал яхту, зато переключился на дайвинг: уже получил лицензию и собирался этой зимой погружаться в Египте.
Едва вслушиваясь в увлечённые тирады приятеля, Максим продолжал свою неспешную прогулку. Нужно было поскорее выйти на широкую пешеходную дорогу у моря: на узких, мощённых камнем улочках, где едва могли разъехаться две легковушки, было некомфортно болтать на ходу.
Уже на повороте на набережную Кеннеди (он всегда задавал себе вопрос, чем именно так угодил туркам американский президент), Максим остановился и механически опустил руку с телефоном.
Прямо на него смотрели два огромных глаза, и он сразу узнал их.
Дело заключалось не в изменчивом цвете, который сложно было передать на фото. И не в редком восточном разрезе, придававшем им едва уловимую томную нотку. Взгляд! Её взгляд! Слегка надменное и одновременно непосредственное, живое выражение глаз, означавшее то ли «я знаю о тебе всё», то ли «ты ничтожество, даже если я с тобой сплю»…
Сбросив новый звонок Никиты, пытавшегося возобновить прерванный разговор, Максим повернулся и, вместо того чтобы продолжить прогулку на набережной, пошёл обратно.
Рекламный плакат, который он только что увидел, не представлял собой ничего особенного. Более того, Максим уже не раз видел её лицо на афишах в Москве, Лондоне и Париже. Новая постановка «Аиды», «Богемы» или «Травиаты» – и то и дело на телевидении, в метро или в блогах мелькало её имя и так хорошо знакомое ему необычное, не идеально красивое, но очень притягательное лицо.
Но сейчас, сейчас… Думать об этом не хотелось. И почему-то Максим вдруг явственно ощутил, что только что вышел из дома в куртке, в которой было не менее двух солидных дыр, что он второй день не брит и что курит он теперь не модные когда-то Rothmans, а какие-то второсортные турецкие сигареты, и… Да, именно поэтому женщины, которые раньше вешались ему на шею пачками, теперь смотрят на него совершенно равнодушно, невидящим взглядом, словно ему не сорок восемь, а восемьдесят четыре.
Притормозив около весёленького рыбного ресторана, оформленного в традиционной бело-синей гамме, он снова отвлёкся на афишу (почему она вдруг оказалась ещё и здесь?) и вдруг, как назло, споткнулся о кошку, бросившуюся ему прямо под ноги. Чёрт! Надо же так неуклюже растянуться на мостовой! Знакомый зазывала из заведения напротив подскочил и предложил помощь, но Максим, сразу проверив очки (слава богу, не пострадали!), лишь махнул рукой и ограничился дежурным Problem Yok4. Уж что-что, а подняться с земли самостоятельно он ещё в состоянии.
Однако падением дело не ограничилось: Максим обнаружил, что телефон выпал из кармана и теперь лежал на камнях в нескольких шагах от него. Неужели разбил? Он немедленно подобрал аппарат и выдохнул: всё в порядке, экран цел. На нём немедленно показалось сообщение от Никиты с похабно подмигивающими смайликами:
«Вспомнил твою певицу: Анна Тельман. В «Кто? Где? Когда?» пела – видимо, нехило отвалили».
Вот ещё, пожалуйста!
Собственно, пора было ехать в проклятый коворкинг и созваниваться с начальником, благо он и так сибаритствовал всё утро. Но слово «пора» давно вышло из его лексикона. «Придётся», – подумал Максим и, закурив сигарету, плюнул и тут же бросил её в сторону, не затушив.
***
Плотно задёрнутые шторы. Тусклый отельный ночник. Длинные кожаные перчатки, картинно лежащие на спинке кресла…
Она не любила яркий свет. Устала от ослепляющих софитов? Возможно. А скорее, чего-то стеснялась – однако выяснить это было невозможно.
Эта женщина казалась даже не идеальной, а нереальной, неземной, созданной не только не для него, но и не для скучной обыденной жизни. Её руки – когда-то тонкие, девичьи – теперь с непривычной силой то властно прижимали его к себе, то яростно отталкивали. В движении волосы – роскошные, мягкие – струились вокруг них двоих, словно чёрный водопад. В темноте её кожа казалась даже белее, чем при свете дня, как будто она, словно кореянка или японка, пряталась от любого солнечного лучика.
Но всё это было лишь дымкой, видением, сном, прологом к мягкому падению в пропасть. Настоящим, реальным было другое: тёплый, слегка терпкий, горьковатый запах её кожи, который хотелось пить. И он пил, пил, жадно вбирая в себя губами запретный аромат, теряясь в вихре её иссиня-чёрных волос, уносящем в желанные далёкие дали…
– Эй, Макс… Ты чего, спишь, что ли?
Над экраном его компьютера появилась знакомая небритая физиономия – Варгик по прозвищу Армян (он действительно был наполовину армянином). Армян формально работал администратором коворкинга, а на деле трепался по поводу и без со всеми, кто говорил по-русски. Словно рыба-прилипала, он ни минуты не мог прожить без собеседника, будь то официант, владелец бизнеса или стриптизёрша. Однако Максим не раз отмечал, что болтовня Варгика не совсем бесцельная: он не только знал Стамбул вдоль и поперёк, но и лучше всех ориентировался в разномастной русскоязычной тусовке.
– Отключился, твоя правда, – признался Максим, только сейчас осознавший, что так и не зашёл на рабочий портал: на экране маячила очередная реклама с турецким пляжем. – Вообще я занят сейчас, Варгик, ок? – добавил он, чтобы сразу пресечь разглагольствования.
– Да я так, проверить. Типа не то. Вид кринжовый у тебя сегодня. – Варгик любил всякие модные словечки, хотя зачастую не понимал, что они значат. – Нормально всё?
– Проблем йок, слышишь? Все хорошо! – отмахнулся Максим.
– Ну ладно, тогда давай, гоу ту вок5, – примирительно ответил Армян и уже отправился искать себе другую компанию, однако Максим неожиданно окликнул его:
– Подожди, Варгик! Знаешь что… В оперу билеты дорогие здесь?
Всеведущий знаток Стамбула чуть не подпрыгнул на месте:
– Чего? Опера?
– Да, только не браузер, а театр. Где спектакли дают, шоу музыкальные.
– Ага… – На минуту проныра задумался. – Бабу поведёшь?
– Да какую бабу… Билет хочу купить. Себе.
– Не знаю, буду смотреть. Когда надо?
Максим задумался: дату он не запомнил, только название.
– «Тоска». На «Тоску» мне нужен билет, в партер. «Тоска» – что, не слышал?
– Это чего? Так называется, типа? – не сразу врубился Армян. – А, знаю, у кого спрошу! Олесь, украинец, у одной тётки работает – в общем, билеты мне достаёт разные со скидкой. Я, конечно, не скажу, что тебе: сам понимаешь, русским он не устроит, сволочь такая… Слушай, на шоу «Золотая клюква» в том году ходил – вот бомба!..
И Варгик мог бы ещё полчаса рассказывать, какие грудастые тёлки плясали в начале и какой офигительный фейерверк устроили в конце, но Максим ласково сунул ему в руки последние пятьдесят баксов и, спровадив словоохотливого пройдоху, уткнулся в экран.
Теперь Армян точно всем разболтает о его «кринжовых» запросах, да ещё приплетёт с три короба. Впрочем, Варгик наверняка достанет билеты подешевле – в этом Максим был почти уверен.
Не уверен он был только в том, что действительно стоило идти в оперу.
***
Её глаза теперь преследовали его по всем городу. С какой-то невероятной жестокостью рекламщики разместили плакаты в его самых любимых, нераскрученных местечках: около небольшой табачной лавки в районе Гранд-базара, на недостроенной стене в самом конце набережной и даже внутри единственного нормального ирландского паба в городе.
Максим смотрел не на глаза – он и так мог представить их во всей красе в любое время суток. Его взору неожиданно явился он сам – он, Максим Гордиевский, блестящий выпускник Мехмата МГУ, обладатель «Хрустального филина» Клуба эрудитов и бывший гендиректор ООО «ПремиумФинансКонсалтс». Ему не нужно было смотреть на себя в зеркало, чтобы видеть стремительно набирающий габариты живот, давно не помнящие спортзал дрябловатые бицепсы, сгорбленную от работы за компьютером спину, начинающую лысеть голову… О роже и говорить нечего: что тогда в нём находили бабы, бог весть, а сейчас она его просто не узнает. Нельзя столько пить, тем более на ночь. Был бы ещё приличный вискарь, но эта дрянь…
А какой смысл что-то менять, да к тому же теперь? Зачем? Положим, он приведёт себя в порядок, надыбает где-то приличную рубашку и брюки…
Be yourself; everyone else is already taken6, – повторил он про себя любимую цитату Уайльда и усмехнулся. Однако облегчения не почувствовал: собой можно быть и побрившись. А если ещё ногти подстричь – нет, пойти на маникюр!..
Вспомнив очередного классика, не находившего вреда в заботе о «красе ногтей»7, Максим неожиданно для себя зашёл в сеть русского Стамбула, вычислил там мастера по мужскому маникюру и немедленно записался.
«Вот идиот, – подумал он не без удовлетворения: самобичевание входило в перечень его маленьких радостей. – Теперь осталось ещё пуделя купить! Ха-ха!»
Почему в голову пришёл пудель, он и сам не знал, но глупая мысль сразу же подняла настроение. Что ж, уже неплохо!
***
Когда-то Максим гордился своей феноменальной памятью: он не только знал наизусть даты всех трёх Пунических войн и ключевых сражений каждой, но мог без труда назвать вес любой из планет Солнечной системы и величину золотовалютных запасов США за последние несколько лет. Зачем всё это было нужно, он толком не знал: информация скапливалась в голове сама, без особых усилий, и он, умело анализируя накопленное, выдавал точные ответы в самых неожиданных ситуациях.
«Кто? Где? Когда?» давно осталась детской игрой, телепередача во взятых в аренду фраках со временем превратилась просто в развлекаловку, но вот в работе фантастический набор знаний и цифр и исключительная зрительная память, которой позавидовал бы сам Шерлок Холмс, не раз выручали Максима и его вертлявого партнёра Мишеля, способного лишь на окучивание потенциальных клиентов.
Однажды, совершенно курьёзным образом, их консалтинговая фирма чудом избежала весьма неприятной ситуации. Было это ещё на заре их деятельности, когда они с Мишей Шаневичем брались за любые заказы и сотрудничали с кем угодно на каких угодно условиях. К ним обратился вице-президент некой нефтесервисной компании, якобы собирающейся работать в Венесуэле. Задача казалось необычной, но не безнадёжной – провести детальное исследование венесуэльского рынка с особым акцентом на политические риски. Команда Максима уже наполовину сделала запрошенный отчёт, но тут его смутили документы клиента, присланные им с курьером якобы по причине конфиденциальности: бумаги как будто были несколько раз перекопированы. Максим вгляделся в грязно-серый, плохо пропечатанный бланк: что-то определённо ему не понравилось, даже не считая данных и цифр, вызывавших много вопросов. Однако его внимание привлёк напечатанный мелким шрифтом юридический адрес компании: Вадковский переулок, д. 7. На одном из приёмов, ещё в бытность ведущим интеллектуального шоу, он познакомился с апостольским нунцием в России и получил красивую визитную карточку, где значился именно этот адрес…
Конечно, никакой сервисной компании в Вадковском переулке не оказалось: там действительно располагалось посольство Ватикана. Позже выяснилось, что липовый заказчик, так и не заплативший им ни копейки, был агентом щедро спонсированного из-за рубежа фонда: таких мальчиков Максим и его друзья ласково называли соросятами. Почему соросёнок заинтересовался Венесуэлой, бог знает. Возможно, рассчитывал получить от команды Максима какую-то особую, конфиденциальную информацию. А может, пытался завербовать Гордиевского или кого-то из его команды…
Контакты с подозрительным типом сразу же прервали и дали знать своим людям в ФСБ. И тем не менее мошенник ещё не один год ошивался в России и даже пару раз засветился в тошнотворном политическом ток-шоу.
Да, скорости мысли и работоспособности Максима когда-то не было равных… Но постепенно память начала давать сбои, причём самые нелепые. Первая ласточка: ни с того ни с сего напрочь выскочила из головы важная дата, и не какая-то, а день рождения жены, её тридцатилетний юбилей! И это притом, что об организации праздника Даша говорила с утра до ночи в течение целого года, с того самого момента, как ей исполнилось двадцать девять. И хотя Максим часами терпеливо выслушивал (вернее, пропускал мимо ушей) все детали готовящегося торжества и загодя заказал жене бриллиантовое колье, катастрофа всё же произошла.
В ответственный день Гордиевский, как ни в чём не бывало, встал раньше всех и, пока домашние ещё спали, отправился в офис. Там, как обычно, сразу же отключил личный телефон и отгородился от всех помех: с первых дней их супружеской жизни он сделал это привычкой, а иначе, с неимоверной болтливостью Даши, работать было просто невозможно. И только в семь тридцать вечера, вальяжно сидя за бокалом вина на внезапно образовавшейся встрече, Максим с ужасом понял, что опоздал! Праздник в ресторане должен был начаться ровно в шесть.
Проверив личный телефон, он увидел двадцать звонков от жены и, хуже того, два – от тестя, которому он успел задолжать нехилую сумму… Скандал вышел хоть куда! Да, именно с этого начался разлад, завершившийся разводом со всеми вытекающими: дележом имущества, назначением алиментов, которые ему теперь не из чего было платить, и…
Нет, о Даше и их совместной жизни даже вспоминать не хотелось, особенно сейчас, сидя с маленькой чашечкой турецкого чая на террасе-крыше одного небольшого отеля, где Максим останавливался в первый приезд. Тёмно-серые воды пролива вдалеке, бесчисленные корабли и кораблики, остроконечные мечети, крыши современных и старинных домов, живописных и не очень, а главное – бурлящая жизнь самых обычных, не обременённых дурацкими воспоминаниями и самоедством людей, где-то там, внизу, – всё это отвлекало, успокаивало и настраивало на другой лад…
Игнорируя настойчивые звонки с работы (отчёт, отправленный им два часа назад, был недоделан, и он это знал), Гордиевский снова пытался привести в чувство свою память. Странно, что теперь в голове оставалось только самое ненужное, глупое, а стоило подумать о чём-то действительно серьёзном. Какая-то мутная пелена… Может, это так деменция начинается? Не рановато ли в сорок восемь лет?
…Париж, весна семнадцатого, за пару месяцев до его свадьбы… Да, именно тогда они виделись в последний раз. Но где, где же именно они тогда расстались? Почему-то Максим никак не мог вспомнить, попрощались ли они тогда в «Ритце», в белоснежном номере её отеля, или на лестнице Оперы Гарнье. Да, точно, Анна ещё на сутки задержалась в Париже, прежде чем отправиться в Милан, а они с Никитой в тот же день поехали в Реймс… Хорошо ещё, что его друг так и не выведал, где и почему Максим пропадал в Париже в те злосчастные два дня. Кто знает, может быть, тогда развод с Дашей произошёл бы гораздо раньше. Или вообще не случилось бы никакой свадьбы… А впрочем, какая разница? Чему быть, того не миновать.
«Я никогда не думаю о будущем. Оно приходит само достаточно скоро», – говорил Эйнштейн. Верно! Вот и о прошлом думать тем более не стоит, раз уже изменить и переиграть ничего нельзя.
Нельзя. Да, это так.
Максим допил холодный чай, бросил последний взгляд на Святую Софию, красовавшуюся в золотистых лучах заката, и пошёл обратно в коворкинг – переделывать неудачный отчёт.
***
Туфли – сначала надо избавиться от них. Зачем и почему они оказались туго завязаны лентами, да ещё с бантами на лодыжках, – может, чтобы он их развязал? Видимо, да.
Пока она безмятежно лежала на диване, он мучился, пытаясь едва ли не зубами справиться с неподдающимися узлами. Наконец она со смехом убрала ноги и сама в два счёта разделалась с лентами, отбросив импозантную обувь в сторону, да так, что чуть не попала прямо в зеркало. Ну и замашки!
Теперь чулки. Здесь всё проще: это не колготки, которые надеваются чуть ли не через голову… Почему с другими женщинами он никогда не замечал, как много на них одежды? Или это её личные причуды?
Чулки оказались на телевизоре – замечательно… С остальным было несложно, хоть вообще больше ничего не снимай. Но хотелось, конечно, ощутить её целиком: платье скрывало практически всё, что так ему нравилось… Что за отвратительная ткань, неужели это нужно стягивать так долго? Боже мой…
Она категорически не любила спешить, да и он сам предпочитал не торопить события. Но здесь уже было так горячо, и так хотелось…
…Звонок в дверь прервал его полудрёму. Чертыхаясь, Максим посмотрел на часы: половина двенадцатого. Конечно, время детское, но кто ломится в квартиру в такой час, да ещё без предупреждения?
Очередная трель звонка вынудила его встать. Накинув халат, он дошагал до двери и без всякого энтузиазма открыл. Он мог ожидать чего угодно, в том числе наезда бывшего тестя, так и не простившего ему, что квартира, купленная Максимом до свадьбы с Дашей, досталась не его дочери, а кредиторам.
Но, к счастью, всё оказалось гораздо банальнее. Перед ним стоял прыщавый паренёк, в котором Гордиевский не сразу, но всё же узнал Жорика, сына Миши Шаневича.
Несколько секунд Максим смотрел на незваного гостя, ожидая объяснений или хотя бы приветствия. Однако юноша не произнёс ни слова, словно уверенный, что Максиму и так всё понятно.
– Здороваться тебя не учили, что ли? – наконец пробурчал Гордиевский, пропуская гостя в квартиру. – Что случилось?
– Ничего. – Жорик продолжал смотреть на него так же спокойно, будто ждал, что ему сейчас дадут какие-то инструкции.
– Ты чего здесь делаешь? – прямо спросил Максим.
– А чемодан мне?.. Я чемодан оставил внизу. Мне его сюда тащить?
– Какой чемодан? – чуть не заорал Гордиевский.
Он начинал понимать, что сынок Мишеля прибыл к нему не на пять минут.
Кривые ножки в джинсах-дудочках, узкое личико в круглых очках, нос крючком и уши торчком: наследник его бывшего друга и партнёра, несмотря на свои двадцать пять, производил впечатление сопливого подростка, отпущенного в первую школьную поездку за пределы МКАД. Если бы ещё за таким обликом скрывалось хоть какое-то подобие интеллекта, Максим бы многое стерпел, но сочетание внешней непривлекательности и глупости он ненавидел всей душой – как в женщинах, так и в мужчинах.
– Слушай, Жорик, – Гордиевский схватил его за рукав, так как тот уже собирался спускаться за чемоданом, – хватить валять дурака: ты что здесь делаешь?
– Кто? Я? – слегка съёжился Шаневич-младший.
– Да, ты.
– А папа вам не звонил?
– Не звонил.
– А… – протянул Жорик без всякого удивления. – Я пойду всё-таки возьму чемодан, а то он на улице лежит.
«Ну ты и придурок! – про себя выругался Гордиевский. – Ещё и чемодан оставил на тротуаре. Вот сейчас закрою дверь и не пущу тебя больше! Впрочем, откуда он узнал код? В подъезд-то как вошёл?»
Через пять минут прыщавый гость вернулся, тихонько закрыл за собой дверь и сконфуженно приземлился на пуфик.
– Походу, чемодан пропал, – наконец выдавил он из себя, стараясь не смотреть на Максима. – И что теперь делать? У меня там новый планшет!
***
Пока Гордиевский глотал остатки палёного бренди, купленного у местных умельцев, его гость, ничтоже сумняшеся переместившись за кухонный стол, рассказывал о своих злоключениях.
Постепенно Максим стал понимать, что к чему: по-видимому, Мишель решил избавить отпрыска от мобилизационного капкана и не придумал ничего лучше, как дать ему карт-бланш и адрес Гордиевского в придачу. Правда, первые полгода парнишка, штурмовавший Верхний Ларс8 вместе с друзьями по несчастью, пересидел где-то в Батуми, однако когда его в очередной раз турнули из снова подорожавшей квартиры – близился отпускной сезон, – он не преминул вспомнить про «дядю Макса» и на последние купил билет в Стамбул.
Всё это прыщавый малый излагал путано, как будто отвечал на заранее проваленном экзамене. Ещё минута – и он просто разрыдается, как пить дать…
– А почему Мишель сам мне не написал? Ему сложно, что ли? – недоумевал Максим, хотя сам прекрасно знал почему.
Шаневич не только кинул его в ходе банкротства их фирмы, списав на Гордиевского всё что можно, но и ухитрился задолжать ему три тысячи баксов. Единственное, что удерживало Максима от того, чтобы послать Мишеля на три буквы, был тот факт, что бывший партнёр каким-то образом отмазал его от условного, но всё же неприятного срока: Гордиевскому вменяли незаконные операции с валютой. Кроме того, Шаневич исправно переправлял почту с его московского адреса, состоявшую преимущественно из исков по алиментам: таким образом Максим узнавал сумму своего долга и время от времени, скрепя сердце, его гасил и даже пару раз отправлял жене деньги просто так, для очистки совести.
– Я же сам вам звонил, – в десятый раз повторил Жорик, вопросительно глядя на бутылку с бренди.
Максим молча достал ещё один стакан и налил ему: ладно, теперь уж пусть пьёт, разницы никакой…
– Деньги у тебя есть? Тут хостел недалеко, пятьдесят долларов в неделю.
– Ой… – Жорик хлебнул из стакана и закашлялся. – Это коньяк? Крепкий… Нет, в хостел я не могу. У меня аллергия.
– Чего? – в который раз удивился Максим, хотя удивляться уже было нечему.
– На постельных клещей аллергия, понимаете? Там же не обрабатывают подушки. Средство надо специальное, премиальное. У меня… Ой, шит9, в чемодане осталось! Как думаете, мы его найдём? – озабоченно добавил Жорик.