Предисловие
Данная книга-интервью повествует о жизни в СССР со слов двух свидетелей Валерия и Евгении С. (И – интервьюер). Мы постараемся настолько, насколько это возможно разобраться в причинах краха великой страны, в том, как там проходил быт и повседневная жизнь, не забудем затронуть ГДР и Украину, а также обсудим работу врачей, поговорим о системе, пропаганде и многом, многом другом.
Читатель! Порой может показаться, что задаваемые вопросы слишком банальны или глупы, и ответ на них и так очевиден, однако подумай о том, как через десяток лет культ «уничтожения Советского прошлого» дойдёт до того апогея, что даже простые и понятные понятия тут станут горделиво называться фальсификацией. Я – автор – не стал вырезать или убирать неприятные, колкие моменты нашего прошлого, понятно, что нет места на Земле, где всё было бы идеально. Однако, помни, что порой частный случай никак не может подтверждать общее, в любом общем найдутся исключения. Также категорически не стоит гневаться на спикеров за их мнение или слова, которые можно неверно понять, как и не стоит однозначно воспринимать их слова на веру (где смог, добавил пояснения, см. сноски). Перед тобой историческая работа со слов свидетелей со всеми возможными минусами, следующими из этого, пожалуйста, не забывай про это, дорогой читатель.
Обрати внимание на приложение в конце книги, там находятся дополнительные измышления автора по некоторым темам, затронутым в ходе интервью.
Некоторые имена, относящиеся непосредственно к семье С., намеренно были скрыты и заменены обезличенными синонимами, на понимание текста это никак не влияет.
Интервью
И: Представься, пожалуйста, и расскажи, где ты родился и вырос. Что там удивило, поразило?
Валерий: Я С. Валерий Г. родился 13 августа 1947 года в семье военнослужащего, отец кадровый военный, политработник. Жили мы в нескольких населённых пунктах, в нескольких регионах страны. Это было связано с тем, что была принята так называемая военная ротация кадров, чтобы офицеры не привыкали к одному месту, к одной воинской части, чтобы они при переезде получали какие-то новые навыки. Не знали ведь, в каких условиях будут боевые действия. Чтобы они могли вести боевые действия в любом регионе Советского Союза. То есть, если ты служил, допустим, где-нибудь на Кавказе, тебя могли перевести в Архангельск, на север, с севера – в Узбекистан, из Узбекистана – в Прибалтику. Таким образом, я родился в Армении, куда мой отец был переведён после окончания Великой Отечественной Войны, город Дилижан. Через некоторое время после этого, отца перевели в город Смоленск, где он закончил военно-политическое училище. Присвоили ему звание офицера, и мы переехали по переводу в среднюю Азию, город Самарканд.
Что нас там удивило: было очень жарко. Днём такая жара, что даже приходилось обёртываться мокрой простынёй и лежать под кроватью, там было прохладненько. Ещё что меня удивило в Самарканде: арыки1. Арыки кругом около домов по городу проходили. Ну, они не очень глубокие, я был ребёнком, где-то по пояс. Вся детвора купалась в этих арыках, мы прыгали, веселились, ныряли. Вода холодноватая, но было весело.
Ещё что меня поразило в Самарканде: мы жили на окраине города, в военном городке, приходили ночью шакалы. Шакалы приходили и выли под окнами, плакали, как дети. Это было угнетающее чувство, когда слушаешь этот плач, как бы ребёнка, а это шакалы выли, выли. Но мы потом приспособились: набирали камней и, когда ночью приходили шакалы и выли под окнами, обливали их водой и кидали камни, и они уходили. Но иногда шакалы заходили в подъезд, у нас был двухэтажный кирпичный дом. Ну, квартирка небольшая, поэтому офицеры раздевались, сапоги оставляли на площадке лестничной, заходили, значит, и жили там в комнате. Ну вот эти шакалы приспособились воровать эти сапоги, они были кожаные, хромовые. Не знаю, что они с ними делали или жрали эти сапоги или что – короче, воровали.
Ещё меня удивили фрукты: огромные дыни метровые, овальные. Мы тоже, чтобы они не нагревались, закатывали под кровать, пока они холодненькие, потом резали, кушали. Это было что-то (воодушевлённо): аромат на всю комнату, руки от сахара слипаются, во рту таили эти дыни. Такое у меня впечатление от средней Азии.
Потом отца перевели служить в Германию. Мне было шесть лет, и, когда исполнилось семь лет, я пошёл в школу. Мы жили в военном городке, на окраине города Котбус. Городок был огорожен колючей проволокой, но выход был свободный, мы могли выйти в ближайшую деревеньку, там походить или организованно посещали крупный город немецкий. Но в основном бегали во дворе, там были очень интересные окопы, блиндажи, где мы играли в войну, там, где солдаты тренировались. Велосипеды были у нас, по улице мы целыми днями носились. И очень любили собирать грибы и ягоды, там в лесу было грибов море, грибы ценными были: боровики, белые, лисички дефицитные. Отец охотился: зайцев убивал, мы их тушили в духовке, ловил карпов, мы их привозили, у нас там была на кухне что-то вроде ванны, эти карпы там плавали, когда нужно их забивали, жарили, они ещё на сковородке шевелились, свеженькие карпы. Ягоды: брусника, клюква, морошка, ежевика, черника – это мы вёдрами собирали.
Там (в списке) был вопрос об отношении местного населения, оно было разное: у нас работали уборщиками, водопроводчиками немцы – вражды мы не чувствовали, отношение было хорошее. Но, конечно же, были всякие диверсанты, которые кидали листовки с карикатурами на наше руководство2. Помню, мы вместе с солдатами собирали листовки, по лесу ходили, собирали, сжигали.
Разрушенных городов я не видел, потому что прошло уже около 10 лет после того, как освободили Европу от нацистов. Всё было отстроено, всё было очень хорошо, красиво.
ГДР по размерам была меньше, чем ФРГ. ФРГ – это зона влияния Запада, ГДР – наша. И чтобы показать, чья система лучше и Американцы, и мы вкладывали огромные ресурсы, чтобы они жили хорошо, чтобы западные немцы завидовали восточным немцам. И это сыграло свою роль: всё было у них там. Если в России были какие-то дефицитные продукты питания или одежда, обувь, в Германии было всё, абсолютно всё. Вплоть до таких вещей, как фрукты, которые мы никогда не видели, это – ананасы, бананы, кокосовые орехи. Мы всё удивлялись этому. Особенно нам понравились крабы. Это такой деликатес, такое наслаждение кушать консерву из крабов. Ну и, конечно, рыба была всякая: и морская, и речная. И фрукты, и овощи, и всякие напитки, минеральные воды. Особенно мне нравились кондитерские изделия. Когда у нас были переменки на уроках, мы бегали в этот магазин немецкий и покупали там, как мармеладные такие змейки. Они стоили копейки. И что меня удивило: немецкие продавцы были очень честные: если ты забыл взять сдачу и пришёл на следующий день в этот магазин, то сдача лежала на прилавке, она (продавщица) тебя запоминала и говорила: «эти ваши деньги заберите». Вот это нам очень нравилось, мы были удивлены просто, в России бы такое не допустили бы (смеётся).
И: Там (в ГДР), получается, строили что-то вроде Советского Союза?
Валерий: ГДР строили по схеме Советского Союза, такая же структура была, такая же была дружба народов. В Германии тоже всякие народы жили. Как получилась Германия? Когда Венгры, Австрийцы объединились в племена и создали Германию. Там жили всякие народности так же, как и у нас. Ну, может, в меньшем, конечно, разнообразии. Ну, все говорили на немецком языке.
В школе у нас помещение было небольшое: три ряда, в первом сидели первоклассники, во втором – второклассники, в третьем – третьеклассники. И одна была учительница, которая ходила по рядам, давала задания этим, спрашивала этих; мы слушали друг друга, что-то перенимали и, в общем, таким образом, учились. Эта школа находилась на территории военного городка, это как вольнонаёмные были люди, учителя. Так мы жили в Германии.
И: Военный городок – это что за место? Что там делают?
Валерий: Это место дислокации воинской части. Там были дома для членов семей, были казармы для военнослужащих, для солдат срочной службы. Были ангары с техникой, учебные полигоны. В общем, это была полноценная, как это сегодня называется, база. Как бы Американские базы, это была Советская база на территории Германии. Таких баз было много по всей территории Германии и Западной Европы, они были и в Венгрии, и в Польше, и в Чехословакии. И всего на территории Западной Европы, которая была в нашем ведомстве России (СССР), в зоне влияния было 20000 танков – это было колоссальное вооружение, никто бы не дёрнулся, мы были спокойны и жили спокойно, всё было нормально. Когда разделили Германию на Западную и Восточную, конечно, были разделённые семьи; из Восточной Германии бежали в Западную, воссоединялись, думали, что там, может быть, лучше. После этого построили Германскую стену3, люди со стены прыгали, разбивались, стену охраняли и стреляли в них. Ну, короче, людей угомонили, и как-то они приспособились, жили вот так вот.
Но жили очень хорошо. Мы просто удивлялись насколько высокий жизненный уровень.
А развалины я видел в Берлине. Мы ездили на экскурсию в Берлин, и там мы видели развалины Рейхстага, главного административного здания Германии, где сидел Гитлер, откуда он вёл всё его правительство. Оно было разрушено, как было после войны, так и осталось, как памятник исторический. Ну, конечно, когда началась перестройка, вывели войска, его восстановили полностью. А я застал, и у меня даже есть фотография, где я сфотографирован на фоне этого Рейхстага; других развалин я нигде не видел, везде благоденствие, красота, мир, спокойствие, изобилие одежды, обуви, продуктов. Это было, видимо, то, к чему стремился Советский Союз, это был коммунизм, уже построенный в Германии. У всех была очень хорошая зарплата, офицеры приезжали потом, лет через пять уезжали из Германии, они были богатыми, у них было всё. И зарплата была хорошая, и кормёжка была бесплатная в офицерских столовых, хочешь готовь сам, хочешь – пошёл, покушал. Все деньги были у тебя, все были обуты, одеты. Уезжали, у всех были, значит, большие чемоданы, назывались «Великая Германия», всё вывозили: сервизы красивые, ковры, одежду, обувь, нитки, мулине – всё это было дефицит, всё привозили. Короче, мы побывали в коммунизме.
И: Зачем и почему в перестройку сдали ГДР?
Валерий: Горбачёв – предатель. Он хотел понравиться Американцам и вообще, скорее всего, был ихним агентом. Хотел понравиться, хотел дружить с ними, мир-дружба-жвачка. Как шаг доброй воли, добровольно он дал такое предложение воссоединить Германию и вывести все наши войска из Западной Европы, это его инициатива. Людей выводили экстренно: в чистое поле в снежную зиму в палатках члены семей жили там, дети маленькие – это было ужасно, что натворил Горбачёв. И они (Американцы) дали слово, что расширение НАТО не будет, всё как есть, так и останется. И тут же стали все эти страны, из которых армия наша вышла, принимать в состав НАТО и строить, как говорится, капитализм.
У немцев было объединение на условиях создания мира, которое существовало в Западной Германии. И до сих пор Западные и Восточные немцы живут очень недружно, они ненавидят друг друга. Восточные немцы помнят, как они жили, жили в мире, дружбе, спокойствии. Что было на Западе? Как обычно: наркомания, проституция, бандитизм – этого в ГДР не было. И когда они принимали уже на работу, когда расформировали все структуры, приходит (например) шофёр – «Кем ты работал в ГДР?», – «Ну, возил начальника», – «Всё, ты теперь будешь возить дерьмо, будешь ассенизатором». Вот как они делали. На самую такую вот работу неквалифицированную, уборщиками, они их унижали, оскорбляли Восточных немцев, это была трагедия, которую совершил Михаил Сергеевич Горбачёв. По сути своей, безмозглый предатель, предатель России, Советского Союза, предатель своей Родины, предатель всех интересов. Сколько потом было шахт с ракетами залито цементом, сколько загубили баллистических ракет, в том числе и «Искандеры». Всё это он хотел понравиться Западу и дружить с Западом. Но он не знал, что Запад коварен. Мы ему не нужны. (Западу) Нужно поработить Россию, сделать её источником ресурсов, только и всего лишь, никакой дружбы они не подразумевали. Но этот «командёр» как был, так «командёром» и остался.
Потом отца перевели на службу на Украину. В начале город Староконстантинов Хмельницкой области. Месяца через три перевели в город Гайсин Винницкой области. Тоже мне там очень понравилось: природа, климат, растительность, акация цветёт, вишня в феврале уже цветёт. По дороге в школу мы собирали грецкие орехи, они падали с огромных деревьев, мы их раздербанивали, там был такой сок, кушали, и руки все были чёрные от этого, но ели бесплатно все эти грецкие орехи. Да и так продавали их за копейки, продавали мешками, мы покупали их на зиму. Всё там было, всё на Украине в то время. Тоже, можно сказать, жили, как при коммунизме. Потому что правительство, чтоб не было недовольства, больше ресурсов вводила в те республики, которые граничили с Россией: Украина на первом месте, Кавказские республики, Армения, Грузия, Азербайджан, Средняя Азия и особенно Прибалтика – все деньги туда. Они как бы воссоединёнными были с нами, чтобы они не обижались, им всё давали и строили у них предприятия, заводы, фабрики, снабжение было хорошее – всё. Россия была на последнем месте по уровню жизни, по условиям. Поэтому мне Украина очень понравилась. Там озёра, реки, на рыбалку мы там ходили с отцом, рыбачили. Рыбы много, фрукты. Тёплый климат. Очень хорошо.
Ну а потом Хрущёв издал закон о том, чтобы сократить вооружённые силы на миллион двести тысяч офицеров4. Отец был политработником, получил звания майора, и через месяц его внесли в список сокращённых, он был уже не нужен как политработник. Миллион двести офицеров уволили из армии с условием, что им в течение трёх месяцев дадут квартиру в любом городе, кроме Москвы и Ленинграда, ну, столичных: Минск, Ереван. Отец приехал на свою родину, в Башкирию.
И: Вернёмся немного к Украине. В каком году ты был?
Валерий: На Украине?
Евгения: Ну, в каком классе учился?
Валерий: В пятом.
Евгения: Это было тебе где-то лет двенадцать.
Валерий: В пятом-шестом классе я учился на Украине два года. Седьмой класс мы уже переехали в Башкирию.
И: Чувствовалась ли какая-то разность в подходе образования?
Валерий: Нет, в Советском Союзе была единая общеобразовательная система, единые учебники, единый план воспитания – всё было одинаково. Только единственное, что в России был английский язык с седьмого класса, с восьмого ли, а там (на Украине) мы с пятого класса изучали английский язык. И был ещё Украинский язык, но это по желанию. Поскольку они знали, что дети офицеров переезжают, послужил – переехал в другой регион, уже тебе и не нужен Украинский язык – это было добровольно. Я не ходил, но я за два года научился чисто разговаривать по-украински. С детьми местными мы общались, с ребятами, дружно. У нас был такой план: мы выращивали двух кроликов за лето – давали нам такое задание – покупали маленьких крольчат, выращивали, и осенью мы их сдавали в завхоз местный, и нам давали справку, что мы сдали двух кроликов. Справку приносишь директору, показываешь, он тебя благодарит: «молодец», – такая интересная система была на Украине.
И: Тогда на Украине вообще говорили про «голодомор»5?
Валерий: Нет, я родился в 47-ом году и по сей день я не знаю, что такое голод и «голодомор».
И: Это Украинцы придумали…
Валерий: Не обязательно они придумали. Нет, голод был, конечно. Значит, с 21-го по 22-ой г., это было связано с гражданской войной и разрухой. Второй период: 32-ой по 33-ий г. Это связано с тем, что единоличные хозяйства стали объединять в колхозы, пока шла вся эта реорганизация, пока всё это сделали, пока всё обустроили. Притом была засуха, неурожай. Был голод не везде, в некоторых регионах: на южном урале, южная Сибирь, теперь это Казахстан называется, на Украине – был. Но специально никто этого не делал. Это каким нужно быть жестоким правителем, чтобы специально голодом морить свой народ? Нет, помогали зарубежные страны, и наши покупали зерно в Канаде6. Голод был, но не такой, чтобы, как говорится, смертельный7. А вот после 47-го года мы никогда голод не испытывали.
И: Сегодня мы слышим мнение, что слово «хохол» раньше не было оскорбительным, как и «москаль». Так ли это?
Валерий: Это дружба народов. Дружба народов была, все друг друга любили и уважали, вражды не было. А в шутку называли, мы их «хохлами», они нас – «кацапами». «Кацап», «русский кацап», «хохол» так же в шутку, «чурками» – жителей Средней Азии, «хачиками», «абреками» – жителей Кавказа. Но это не было с целью уничижения, это было просто с целью подтрунивания какого-то дружеского. И они на это не обижались. Вот я, когда жил в Армении, там было такое поверье, что, когда родится армянский ребёнок, его посыпали солью. Я не знаю, насколько это правда, но так вот говорилось. Поэтому такое было четверостишье у нас, вот мы с пацанами встречались и говорили: «Эй, армяшка солёный», – они в ответ говорили: «А Рюсский вонючий, который лючий». Вот, просто это было такое подтрунивание. Ну, беззлобное, без вражды. «Кацапы», «хохлы» – это всё, как говорится, с юмором произносилось. Не было такой злобы какой-то, уничижения, унижения – нет. Это было юморное такое название: «абреки», «хачики», «азеры» – которые сейчас, между прочим, точно так же называются.
И: А вообще знал, что тогда (или скорее потом) бандеровцев8 амнистировали?
Валерий: Первый раз в жизни я узнал, что такое «бандеровец» в 72-ом году. У нас была соседка, участница войны, и она рассказывала, до этого мы вообще не знали. Хрущёв, чтобы не обижать свой народ, скрыл все эти явления, как «бандеровщина». Это злоба, которую они творили, как они издевались, хуже фашистов. Никогда это не писалось, не говорилось – это было скрыто. И вот впервые, я уже работал после института, я узнал, что такое «бандеровец». Я никогда не знал, никто никогда это не говорил. Поэтому мы не знали, что бандеровцы были в концлагерях, что Хрущёв их раньше времени освободил. Потом они занимали должности, даже начальственные, это было неправильно. Они должны были подвергнуться уничтожению.
И: Как они могли должности занимать?
Валерий: Приезжали. Да, их назначали, были руководителями. Их назначали как исправившихся. Вот было такое, чтобы их, как говорится, задобрить, чтобы они не были злыми на Советскую власть. Ну, к чему это привело, мы теперь видим: всё это в крови у них. Они из поколения в поколение с малолетства внушали, и они не сжились, они всё равно воспряли, они, как Змей Горыныч, отрубаешь ему голову – у него тут же новая голова появляется. Они возродились, они появились на свет, бандеровцы вот эти вот. А так мы не знали. Фильмов не было про них, бандеровцев, – ничего абсолютно. Мы об этом не знали ничего. Такого слова, я удивился: «что за бандеровец?», – она была медсестрой, участница войны, она вот рассказала, что такое «бандеровцы». Я был просто поражён, хотя я уже кончил высшее учебное заведение и год как работал. Я был поражён, что такое «бандеровщина», нигде об этом не говорилось.
Евгения: Мама вот моя тоже рассказывала. Она же тоже воевала, она с 42-го по 45-ый была операционной сестрой в санбате. И вот они шли через Украину, второй Украинский фронт. И вот она говорила: «западные Украинцы они», – говорит, – «нас ненавидят, они нас ненавидели, они», – говорит, – «злые. Они были очень недовольны, что Гитлер оставил их, а пришли русские», – вот это вот она говорила. Говорит: «бандеровцы – нелюди». Она это говорила, потому что тоже шла через западную всю эту Украину, всё это вот она своими глазами видела. Ну, поскольку я маленькая была, об этом ещё тогда ничего не говорили, просто какие-то такие отдельные сюжеты.
Валерий: На бытовом уровне говорили. А так, чтобы это было в прессе, какой-то фильм, осуждение – нет, это было всё скрыто, никто про это не знал. Знали, конечно же, участники войны, но и они помалкивали. Даже когда рассказывали свои воинские подвиги, слово «бандеровец» не произносили, видимо, им тоже на партсобраниях сказали не говорить. И отец у меня прям никогда этого не говорил. Это было решение партии, я так считаю. Чтобы не обижать Украинский народ.
Евгения: Ну, конечно, потому что не весь Украинский народ такой.
Валерий: Конечно, такие же люди, как и мы.
Евгения: Господи, это ведь в любом народе такое есть.
Валерий: Так же, как и у нас были «баркашовцы»9 – фашисты, тоже после перестройки. Тоже самое, Баркашов создал фашистскую организацию.
Евгения: «Но всё равно Украинцы», – она (мать Евгении) говорит, – «не любили нас русских, они», – говорит, – «к нам относились нехорошо».
Валерий: Хотя воевали они (Украинцы) хорошо.
Евгения: Да, «это западная Украина», – она говорила. Не про всю Украину.
Валерий: Это Ивано-Франковская область.
Евгения: Да, это западная Украина, которую присоединили к нам10.
Валерий: Польский город Львов.
Евгения: А так нет. Украинцы тоже воевали хорошо.
Валерий: Так всё правительство на руководящих постах СССР было Украинцами. Никогда не считалось: Украинец – не Украинец. Они страной руководили.
Евгения: Хрущёв после Сталина, потом Брежнев – он тоже с Украины. Горбачёв с Краснодарского края. Крым тогда отдали, жалко, конечно, подарил Хрущёв, за какую рожу подарил – непонятно.
Валерий: Ну, чтобы, как говорится, оставить о себе хорошую память. Он (Хрущёв) так сказал, что территориально ближе он (Крым) к Украине, чем к России, поэтому всякие тут пути, доставки, оборудование, связи – проще. И, значит, Ростовскую область отдали в Россию, присоединили, а Крым – к Украине. И пошла Украинизация, тут же они стали заселять жителей западной Украины, в Крым переселять этих бандеровцев. Русских стали выживать. И уже тогда пошло вот это движение.
И: Зачем их начали переселять?
Валерий: Крым был русский, раз передали Украине, значит, нужно Украинцев заселять.
И: А кто это решил переселить?
Валерий: Как кто? Руководство Украины. У них было своё правительство, своя компартия. Вот первый секретарь компартии Украины и председатель правительства Украины, председатель президиума верховного совета Украины – они стали, раз это их территория, стали заселять.
И: Они новые квартиры стали давать западным Украинцам?
Евгения: Ну конечно.
Валерий: Они их переселяли просто, приходили и говорили: «вот вам нужно переехать в Крым».
И: Прям так и говорили?
Валерий: Да, а кто откажется жить в Крыму? Они с удовольствием с западной Украины ехали в Крым. Вот стали Крым наполнять Украинцами.
Евгения: Потом: слово партии было законом для партийного. Это как для военного приказ, так было слово партии. «Ты партийный», вот сказали партии нужно, значит ты поедешь туда, куда тебе сказала партия.
И: А если ты обычный рабочий, то тоже исполняешь приказы?
Евгения: Ну, уж если обычный, то он мог отказаться, а если ты партийный – нет.
Валерий: Если рабочий член партии, то, пожалуйста, он тоже.
Евгения: Хоть кто. Если ты член партии, то выполняешь решение партии. Сказали – всё. Уже он не мог отказаться. Мог он отказаться, но это тоже, знаешь, насмарку остальная жизнь пойдёт. Поэтому никогда не отказывались. Партия сказала, комсомол ответил – есть! Комсомольцы также, пионеры, октябрята.
Валерий: Была структура, была система создана патриотического воспитания молодёжи, детей. Школьная форма была у меня такая, она была военного образца: брюки, гимнастёрка серо-голубого цвета, ремень военный с пряжкой, фуражка, как военная, только там не звёздочка была, а была написана буква Ш – Школьник. Вот мы в этих фуражечках ходили, как военные, как суворовцы. Такая была школьная форма. Уже воспитывали, приучали. Так мальчики ходили. Было патриотическое воспитание.
И: А чем вообще октябрята отличаются от пионеров?
Евгения: Первый класс, второй, а вот в третьем начинали принимать в пионеры. Тебе должно исполниться девять лет и как исполнялось, так принимали в пионеры. Не сразу вот в третьем классе, а как исполнялось девять лет.
Валерий: (на мой незаданный вопрос) Гимна не было, было торжественное обещание11: «я такой-то-такой-то клянусь то да сё».
Евгения: А в октябрята сразу. Как вот приходишь в школу, ты октябрёнок12.
Валерий: Давали значок.
Евгения: Да, значок был, звёздочка с Лениным.
Валерий: А тут (у пионеров) уже были галстуки. Нас строили, мы протягивали руки, нам на две руки вешали галстук, мы давали клятву, торжественное обещание быть верным ленинцем. И тут шли старшие пионеры, брали галстуки с наших рук и повязывали нам на шею. И таким образом мы вступали в пионеры.
И: Вступали все?
Валерий: Все вступали, все.
Евгения: Но некоторых не брали: шалунов и плохо учащихся. В классе два-три человека было, в общем, где-то до 5-го класса оставались ещё не пионерами, а потом уж их тоже принимали.
Валерий: Такая же система была и в Германии. Только у них галстуки были синие. И когда я там жил, у нас были встречи, слёты. Мы приезжали немецкую в школу, немцы – в нашу. Были совместные заседания, совещания, встречи, были концерты, и мы галстуками менялись, они нам синие галстуки, мы им – красные. Была дружба народов самая настоящая, не на бумажке.
Евгения: Да, это в сердце было.
И: Чем занимались пионеры?
Валерий: Были слёты пионерские, там была дружина, был пионер-вожатый из более старшего класса, который руководил. Обсуждали тунеядцев, всяких бездельников, давали им того, кто бы с ними занимался.
И: Как занимались с тунеядцами?
Валерий: Ну, дополнительно.
Евгения: Приходили домой. Я вот ходила дополнительно к мальчику. Вот плохо учится по математике.
Валерий: И отличнику говорили: «ты будешь его воспитывать». С ним вместе уроки делали, помогали, как говорится.
Потом были тимуровцы, такое движение. Помогали пенсионерам колоть дрова, приносить воду, ходить в магазин, через дорогу провести.
И самое популярное для пионеров было – сбор макулатуры и металлолома. Был план, бегали, где только могли, тащили что только можно…
Евгения: Соревнование!
Валерий: …какие-то кровати, какие-то железяки. Каждый класс скидывал в кучу, учитель стоял, значит, там, всё взвешивали. (Куча) растёт, растёт, растёт, мы всё бегаем, бегаем. О-о-о! Какой класс больше собрал? Какая школа? В награду грамоту, было очень торжественно, интересно. Потом всё это грузили, вывозили на заводы. И директор завода нам объявлял благодарность.
Евгения: Был дом пионеров, дворец пионеров.
Валерий: Да, там были кружки: технический, по вышиванию для девочек, всякие поделки.
Евгения: Бесплатно.
Валерий: Воспитание велось. Сейчас только услуги оказывают в школе, ничего этого нет. Был дом детского творчества, где дети музыке учились, пели, танцевали, играли на чём-то. Всё было организовано очень хорошо!
Евгения: В походы ходили…
Валерий: (резюмируя) Вот это преимущество Советского Союза.
Евгения: …отмечали все праздники. Всё это было: и концерты. «Ты пионер – всем ребятам пример!», – это у нас был лозунг такой.
И: А сбор макулатуры просто за спасибо и всё?
Валерий: Конечно.
Евгения: Было соревнование, какой класс занял первое место, какое второе.
И: То есть не было какого-то такого…
Валерий: Денежного вознаграждения?
И: Да.
Евгения: Нет, про деньги мы даже не думали, это нет.
Валерий: Это не было приоритетом. Главное – соревнование. «Мы больше!», – «нет, мы больше!». Чтоб похвалили нас, вот это ждали, похвалу. От учителя, от предприятия, которому мы дали этот металлолом, мы радовались, когда нас хвалят, и нам деньги были не нужны.
Евгения: И в Советской школе мне что нравилось: учителя относились к ученикам как к своим детям. Вот если ты не понял, она тебя оставит, она тебе расскажет, она с тобой позанимается. Если вот, значит, сбежал – как я ходила к одному – она (учительница) меня посылала домой (к сбежавшему), чтобы я с ним дома занималась. Приду, а ему неохота, ему бегать на улице охота, и говорит: «да дай мне списать математику домашку», – а я говорю: «нет, ты сам должен решать», – а он говорит: «нет, я не буду». Потом я так отказалась (дополнительно обучать), с одним отказалась, потом со вторым отказалась, потому что вот такие они бездельники, они не хотели этого ничего.
Валерий: (в шутку) Это будущий рабочий класс.
Евгения: Да, как говорится. Не знаю, ну, по идее, да, я одного знаю, что один вырос нормальным мужчиной и семья у него, и всё. Ну, то есть не обязательно же быть с высшим образованием, со средним образованием, можно быть нормальным человеком, рабочим, крестьянином.
Валерий: Да, рабочие были в почёте.
Евгения: Как говорится, это же тоже приоритет.
Валерий: Потому что была рабоче-крестьянская партия. С приоритетом на приём, приоритет был на рабочих и крестьян. Если, допустим, учебные учреждения принимали больше медсестёр со средним образованием, они как рабочие, а врачи, значит, – нет.
И: Вам дали квартиру в Башкирии…
Валерий: Нам квартиру не дали, нет.
И: Как? Ты же сказал, что в любом регионе.
Валерий: Это да, да. Отец приехал в Уфу. Ему сказали, что не хотели всё-таки в столице, твёрдо не обещали. Поэтому поехал он в Октябрьский, а в Октябрьске был один солдатик, он посоветовал. Мы приехали, и у его родителей мы жили пока что. Приняли хорошо, и в течение трёх месяцев нам дали квартиру, как положено.
И: А как принимали в Октябрьском?
Валерий: Мы приехали, отец пошёл в руководство города: «я вот такой-то военнослужащий, меня уволили, я сам башкир, из Башкирии, вот я хочу жить в вашем городе, я имею право, чтобы вы мне дали квартиру в течение трёх месяцев».
И: А как он к этому военнослужащему пришёл? Просто на квартиру?
Валерий: Нет, военнослужащий был на Украине, солдатик. Когда отец был политработником, это отец для всех солдат, политработник. Все его знали, он искал своих земляков всегда, чтоб поговорить по-башкирски, понимаешь? Приятно же. «Ты откуда?», – «я тут родился!». И вот, значит, он знал всех башкир. И вот этот вот военнослужащий, солдатик, он сказал: «поезжайте-ка в Октябрьский, хороший город, у меня родители там живут, к ним устроитесь, вот письмо дам – и отец поехал».
И: Он приехал, и вы заселились?
Валерий: Да.
Евгения: Ну, квартиру сдали.
И: А какие-то документы подписывать? Что мы теперь живём временно тут.
Валерий: Да, нет. Какие документы?
Евгения: Раньше так не было, приходишь… сдавали комнату для семьи.
Валерий: Всё это было неофициально и нелегально. Если было три комнаты, одну комнату, пожалуйста, живите, платите – и всё.
