Упреждение

© Э.В. Тополь, 2015

© ООО «Издательство АСТ», 2015

* * *

Ах, страшная страна Украина!

М. Булгаков. Белая гвардия

Россию надо любить.

Без нашей эмигрантской любви России – крышка. Там ее никто не любит.

В. Набоков. Машенька

Часть первая
2014
Ультиматум Сафонова

1

Приходилось ли вам просыпаться в такой выходной, когда можно никуда не спешить? Вот не нужно вскакивать, наспех одеваться и бежать по каким-то делам, а можно, не открывая глаз, просто лежать в теплом коконе дремы и предутренних снов. Приходилось? Во всем теле мягкая расслабленность, на плече невесомый груз волос и головы любимой, а на шее – ее дыхание…

Именно в этот райский момент неги и заслуженного отдохновения – буквально вчера я закончил наконец сценарий «Их было восемь», и теперь он, уже переплетенный, лежит на письменном столе, – именно в этот момент раздался телефонный звонок. Не музыка ремингтона, не какие-нибудь позывные в духе «Вставай, страна огромная!» или «Yellow Submarine», я давно простился с этими забавами айфонов, а резкий телефонный звонок, который я тут же предчувственно возненавидел, но и вспомнил, что сам виноват – почему перед сном оставил телефон в спальне и не выключил звук?

– Алло… – сонно-сухим голосом сказал я в трубку и ощутил, как Алена отстранилась от меня своим сдобно-горячим телом и демонстративно повернулась ко мне спиной.

– Антон? – спросил мужской голос.

– Да…

– Доброе утро. Это Сафонов Илья Валерьевич, друг твоего отца. Ты помнишь такого?

Я вспомнил. Из всех приятелей отца генерал Сафонов был в нашем доме, наверное, чуть ли не самым частым гостем, но я не помню, чтобы отец когда-нибудь называл его своим другом. Впрочем, после того, как в 1992-м у нас гигантскими тиражами вышли международные бестселлеры «Журналист для Брежнева» и «Красная площадь», где прототипом главного героя был мой покойный отец – следователь по особо важным делам Прокуратуры СССР, у нашей семьи вдруг обнаружилось большое количество его друзей – сослуживцев и школьных приятелей. На первых порах некоторые из них даже опекали меня, помогли поступить во ВГИК. Но никакого Сафонова среди них не было, это я знаю точно. Тем не менее я сказал в трубку:

– Помню. Доброе утро.

– Вообще-то уже день, почти двенадцать, – усмехнулся голос. – Неужели вы еще спите?

«Вы»? Я насторожился, окончательно просыпаясь. Почему «вы», когда последние сорок лет он говорил со мной на «ты»?

– Нет, не сплю. Слушаю вас… – сказал я суше, чем обычно говорю с настоящими друзьями отца.

– Хочу пригласить тебя в ресторан. Есть небольшой разговор, но не по телефону. Как тебе «Village Kitchen»?

Второй звонок! Первым – «вы» – он обозначил свою осведомленность, что я сплю не один. А вторым – «Village Kitchen» – что знает ресторанчик на Малой Бронной, который мы с Аленой открыли в ее прошлый прилет. Но даже если этот Сафонов связан с ФСБ, то как, каким образом они могли там узнать про нынешний Аленин прилет, если она только что, всего в три утра, прилетела в мою постель из 2034 года? Неужели…

«Айфон, блин! – подумал я заполошно. – Они просто прослушивают мой айфон, а я, идиот, оставил его в спальне, рядом с кроватью, на тумбочке. И они слышали всё, всё…»

[Спокойно, читатель! Здесь нет опечатки, и это никакой не фантастический роман. В 2034 году люди научились путешествовать во времени. Вы же не будете отрицать, что рано или поздно это должно случиться? В 2034-м каждый сможет купить турпутевку в любой год нашей истории, в романе «Лобное место» об этом рассказано подробней, и я не собираюсь тут повторяться. Но если вы мне не верите, зайдите на сайт Принстонской физической лаборатории плазмы (www.pppl.gov) и прослушайте недавнюю, 10 января 2015 года, лекцию профессора Принстонского университета Майкла Гразино (Michael Grazino) «Consciousness and Social Brain» – он там как раз об этом и говорит.]

– Ну, хватит размышлять, Антон, – засмеялся голос Сафонова так, словно он услышал мои мысли и про айфон, и про его, Сафонова, работу в ФСБ. – В семь вечера жду тебя в «Village Kitchen». Можешь прийти со своей подругой. Пока.

И – гудки отбоя.

Я раздраженно посмотрел на экран айфона, там горела короткая надпись: «Анонимный абонент». Конечно, моим первым движением было тут же выключить его вообще, полностью. Что я и сделал, а потом вспомнил, что, даже выключенный, любой айфон остается вполне работающим подслушивающим устройством. Мысленно чертыхнувшись, я размахнулся и швырнул его через дверь в коридор.

Конечно, громкий стук упавшего айфона разбудил Алену.

– Что случилось? – спросила она, не поворачиваясь ко мне.

– Ничего, спи…

– А кто звонил?

– Неважно, спи… – Я просунул руку под ее теплую поясницу и властно привлек к себе. Я знал, что до ее возвращения в Будущее осталось три часа, разве мог я тратить это время на разговоры?

2

Все-таки следует объясниться.

Я работаю на «Мосфильме» сценаристом и редактором художественных фильмов и телесериалов. В июле 2014-го, в самый разгар войны в Новороссии, в наших съемочных павильонах появилось привидение, которое – после целого ряда при– и злоключений – оказалось двадцатилетней актрисой Машей Климовой, играющей роль диссидентки Натальи Горбаневской в фильме 2034 года «Их было восемь». Готовясь там к съемкам, она купила туристическую путевку в август 1968 года, когда Горбаневская и еще семь смельчаков вышли на Лобное место с плакатами против вторжения советских войск в Чехословакию. Телепортировавшись из 2034-го в двадцать пятое августа 1968-го и увидев своими глазами эту демонстрацию на Красной площади, Маша на обратном пути тормознула на «Мосфильме», чтобы повидать своего будущего отца Дмитрия Климова, бармена нашего студийного кафе, и свести его с гримершей Катей, своей будущей мамой. Но что-то случилось с Машиным телепортатором, какая-то мелкая поломка, и ей пришлось пару суток провести привидением в наших павильонах, где ее и засек мой друг кинооператор Серега Акимов. Чтобы помочь Маше выбраться из нашего времени, мне и Сереге понадобилось вместе с ней телепортироваться сначала в 2034-й, а потом еще с одной молодой актрисой, Аленой Зотовой, играющей в этом фильме следователя прокуратуры, смотаться в 1968-й на судебный процесс этих демонстрантов. Вот с этой Аленой, как вы уже поняли, у меня и случился роман, подробности которого изложены в романе «Лобное место».

Теперь, когда вы знаете предысторию (а еще бы лучше – прочли «Лобное место»), я могу рассказать вам о встрече с Сафоновым.

3

– Вас ждут? – спросили сразу два юных администратора ресторана «Village Kitchen» – маленькая брюнетка и высокий худой шатен.

Ресторан этот открылся с год назад, рядом на Малой Бронной и на Патриарших вальяжно процветают «Аист», «Академия», «Маргарита», «Донна Клара», «Павильон» и еще несколько знаменитых заведений, и потому каждый, кто входит в «Village», немедленно становится тут дорогим ВИП-гостем.

– Надеюсь, что ждут, – сказал я и, озираясь по сторонам, прошел в глубину небольшого зала, за которым был еще один.

Сафонов сидел именно там и, едва я вошел, словно бы мельком глянул на свои ручные часы. Но я знал, что опоздал лишь на полторы минуты, и не стал извиняться.

– Вот вы где! Добрый вечер…

– Привет! – Он, не вставая, подал мне руку. – Раздевайся, садись.

Я снял куртку-пуховик, бросил ее на соседнее сиденье и сел напротив Сафонова.

– А вы прекрасно выглядите!

Честное слово, это не было лестью. В свои семьдесят с гаком (и с большим гаком! он все-таки ровесник моего отца) генерал Сафонов выглядел пятидесятилетним пижоном и еще вполне успешным ловеласом – коротко стриженные и умело подкрашенные пепельные волосы, крупное, без морщин лицо, гладко выбритые щеки, короткие усики и ярко-голубые, как у Брэда Питта, глаза. Прибавьте к этому спортивную фигуру без всякого пивного живота, отличный темно-синий итальянский блейзер, тонкую гарусную голубую turtle-neck-«водолазку», скрывающую стареющую кожу на шее, а на столе два «скромных» телефона «Diamond Blackberry Viper» за десять штук зелеными и шестой айфон, – не зря к нам тут же подбежали сразу и юная хостес, и молодая статная официантка.

– Вы уже что-то выбрали? – чуть ли не разом спросили они у Сафонова, напрочь игнорируя мою плебейскую персону в поношенном свитере и джинсах.

– Сейчас, красавицы, минуту… – сказал он, открывая обширное меню.

– Может, какие-нибудь напитки? Аперитив? – не унимались они.

– Спасибо… – Сафонов поднял на меня смеющиеся глаза. – Что ты пьешь? Водку? Коньяк? Виски?

Я замялся. После прощальных лирических трудов с улетающей Аленой коньяк был бы в самый раз, но я не хотел напрягать генеральский бюджет.

– Не знаю… А вы что будете?

Сафонов повернулся к официантке:

– У вас есть грузинские вина?

Свержение Саакашвили вернуло в Москву грузинские вина, и они сразу же стали новой фишкой московских гурманов и визитной карточкой элитных ресторанов.

– Конечно, – сказала официантка. – «Мукузани», «Цинандали», «Саперави», «Телиани»…

– Настоящее «Телиани»? – встрепенулся Сафонов.

– У нас все настоящее, – улыбнулась она.

– Несите бутылку! – распорядился Сафонов и пояснил мне: – «Телиани» – это вино, которым в Ялте Сталин угощал Рузвельта и Черчилля.

Официантка и администраторша ушли, а Сафонов стал листать меню.

– А, так вот почему ты облюбовал это место! Фаршмак, гефилте фиш…

Тут официантка вернулась с высокой темной бутылкой, завернутой в белоснежную крахмальную салфетку. Отвернув край этой салфетки, она показала Сафонову кремовую этикетку с десятком медалей и темными буквами «ТЕЛИАНИ».

– Да! – уверенно сказал Сафонов. – Открывайте! Правда, с рыбой красное не очень идет, но ради такого случая…

– У нас не только еврейская кухня, – тут же сказала официантка. – У нас и кавказская…

– Но мы-то хотим гефилте фиш, – тонко усмехнулся Сафонов.

Я молчал. Я знал, сколько тут стоит фаршированная рыба, и мне было интересно, насколько раскошелится этот самоуверенный пижон в итальянском блейзере. Но он, похоже, и не собирался экономить – заказал гефилте фиш, фаршмак с картофельными драниками, оладьи из цукини, свежеприготовленный хумус и перец на углях с греческим сыром… «Похоже, нам предстоит длинный разговор», – подумал я и не ошибся: сделав заказ и отпустив официантку, Сафонов снова посмотрел мне в глаза:

– Ты знаешь, где я сейчас работаю?

– Ну… – замялся я. – Насколько я помню, вы профессор МГИМО…

– Правильно, формально я в МГИМО. Но главным образом я советник там! – И Сафонов поднял указательный палец правой руки. – Там, понимаешь?

– У Путина? – удивился я.

Сафонов нахмурился, ему явно не понравилось, что я вот так, вслух и в упор произнес имя президента.

– Ну, не совсем у него… – ответил он, доставая из кармана темно-вишневую курительную трубку и фирменный кисет с красивой вышивкой «STEVENSON CHERRY CAVENDISH». Но перехватив мой удивленный взгляд, вспомнил: – Блин, запретили курить! – Он спрятал трубку и кисет и положил передо мной свою визитную карточку. – Прошу…

Знаете, порой даже по визитной карточке можно судить о характере человека. Например, некоторые печатают свои карточки на черном фоне. Я таких людей сторонюсь – если им импонирует черный цвет, то мало ли что у них на душе. Другие делают свои визитки золотыми или с золотыми виньетками. Это пижоны и самохвалы. А достойные личности пишут просто: «Кончаловский Андрей Сергеевич». Плюс номер телефона и электронный адрес. И всё!

На визитной карточке Сафонова значилось:

САФОНОВ Илья Валерьевич

Генерал-майор юридической службы

Доктор юридических наук

Профессор МГИМО

Ст. советник Совета стратегической

безопасности РФ

Член редакционной коллегии ж-ла «ВВП»

Лауреат премии «Возрождение нации»

Тел.: +7 (495) 787-3434

E-mail: Safonov@Safonov.ru

Мне захотелось съязвить, добавив: «Трижды холостяк Советского Союза», но тут официантка вернулась с тележкой, нагруженной блюдами, – фаршмак, фаршированная рыба в клюквенном соусе, оладьи из цукини…

Некоторое время мы практически молча накладывали в свои тарелки всего понемногу и пробовали вперемешку фаршмак с хумусом и драники с гефилте фиш. Но все было настолько вкусным, что Сафонов опять просветлел и поднял бокал:

– Ладно! Все вкусно! Или, как теперь говорят, «атмосфэрно». Давай за твои успехи!

– И за ваши, – сказал я.

– Согласен. Тем паче, – он усмехнулся, – они связаны.

И выпил.

Я тоже отпил из бокала, думая, каким образом его успехи могут быть связаны с моими. Впрочем, иначе зачем бы он стал приглашать меня в ресторан?

Но я молчал, доедал вкуснейшую фаршированную рыбу, которая просто таяла во рту. Сафонов, нужно сказать, тоже не отставал, но ел он не так, как я, а с каким-то дипломатическим, что ли, эстетством и изыском. То есть если я, орудуя вилкой, как совковым инструментом, просто поглощал пищу, то Сафонов маленькими красивыми руками словно дирижировал целым набором разнокалиберных вилок, вилочек и ножей и не ел, а вкушал каждое произведение местного повара. И только закончив с первой подачей блюд, промокнул губы салфеткой и поднял на меня глаза.

– О’кей, сэр! Я тебя поздравляю. Там прочли твой роман.

– Там? – Я вспомнил Булгакова. – Где там?

Он снова поднял указательный палец правой руки.

– Там – это значит там, понимаешь?

– Что? Сам прези…

– Тихо! – перебил он и даже оглянулся по сторонам, словно мы сидели не в московском ресторане, а где-нибудь в тылу гитлеровской Германии. – Что ты сразу?.. Ладно – карты на стол! Я работаю в Управлении «В» при Совете безопасности России. Слышал о таком?

– Ну, про Совет безопасности слышал. Но про Управление «В»…

– И хорошо, что не слышал. Теперь будешь знать. Управление «В» – это Управление всем. Вообще, всем и с прямым выходом на первое лицо. Ясно? А теперь к делу. Мы прочли твой роман…

Тут я не выдержал:

– Но он еще не вышел! Он только вчера ушел в типографию!

– Именно! – удовлетворенно сказал Сафонов. – И от нашего разговора зависит, выйдет ли он вообще или не выйдет никогда.

Вот теперь я окончательно узнал генерала Сафонова и вспомнил, за что не любил его с самого детства – именно за эти высокомерно категорические нотки в голосе. Даже когда он садился играть со мной, восьмилетним, в шахматы, он таким же тоном заранее объявлял, на каком ходу выиграет партию. И выигрывал, сволочь! Конечно, начиная игру, я понимал, что не смогу обыграть генерала, но чтобы проиграть ровно на том ходу, который он назначал до игры, – этим упредительным объявлением он еще до первого хода буквально уничтожал меня, пацана. Ладно, открою семейный секрет: в юности Сафонов был влюб-лен в мою мать, потому и захаживал к нам в гости под любым предлогом и без него, но мама ему отказала даже после того, как разошлась с отцом…

Однако с тех пор прошла уйма лет, теперь я уже не был восьмилетним мальчишкой и не собирался сдаваться ему за фаршмак и гефилте фиш. Я усмехнулся:

– А разве у нас есть цензура?

– Нет, конечно, – ответил он. – У нас нет ни цензуры, ни Цензурного комитета. У нас теперь каждый издатель сам себе цензор. И это оказалось эффективней.

Тут он был абсолютно прав. В СССР существовал цензурный орган «Главлит», и он, единственный, отвечал перед властью за все вольномыслие, которое порой, изредка, по недосмотру или случайно просачивалось в прессе, книгопечатании, кино и на телевидении. По всей стране в каждом издательстве и в каждой редакции сидел его величество Цензор, который бдительно выискивал даже те крохи антисоветчины, в которых никакой антисоветчины не было. Когда в одном из моих первых газетных опусов я упомянул, что на стройке вместе с ржавой арматурой валялись куски колючей проволоки, меня тут же вызвали к цензору, и он, глядя мне прямо в глаза, сказал: «Молодой человек, вот у меня справочник всей продукции, выпускаемой в СССР. Колючей проволоки в нем нет, в нашей стране она не производится». Но был в этой системе и свой плюс. В «еще те», как говорится, времена все – ну, или почти все – были смелыми и старались «пробить цензуру», «вставить цензору фитиль». А если это не удавалось, если твою книгу запрещали или фильм «клали на полку», то ты, как жертва цензуры, становился героем в глазах своих друзей. А теперь нет Главлита и целой армии профессиональных цензоров. И если в прессе и книгоиздательстве еще сохранилось хоть какое-то вольномыслие («Эхо Москвы», «Новая газета», «Сноб»), то в главном новостном ящике страны – на ТВ цензорами стали редакторы и редакторши. Боясь за свои места, они теперь сами вместо молока дуют на воду и «как бы чего не вышло» перестраховываются даже там, где ты «ни словом, ни рылом» не копаешь ни под какую власть…

– Так вот, учти, – продолжал Сафонов. – Выйдет или не выйдет твой роман, зависит от нашего разговора.

«Шах! Сейчас будет шах! – вдруг испугался я, как пугался в детстве, когда видел, что его фигуры вдруг нависли над моим королем. – Но почему? Что им нужно от меня и моего романа?»

Впрочем, Сафонов не стал играть со мной в кошки-мышки. Он сказал:

– Понимаешь, пока твой роман проходил в издательстве редакторскую правку и верстку, никто не обращал внимания ни на него, ни на тебя. Ну, мало ли у нас издается всяческой фэнтези? Но когда к тебе буквально из ниоткуда, из ничего стала являться эта Алена…

«Соседи настучали, – тут же подумал я. – Соседи или консьерж. Конечно! Я же полный идиот – ни днем, ни вечером ко мне никто не приходит, а утром мы с ней вдвоем выходим из дома на прогулку. И на Патриарших прудах – разве не я, псих, гордо представил ее случайно встреченным киношникам: “Алена, моя любимая из Будущего”. “Из какого еще будущего?” – ревниво спросила плохая актриса и жена сценариста Виктора Туголиса. “А вот прочтете в моем новом романе!” – хвастливо ответил я. Дохвастался, блин! Они – кто “они”? – проследили за мистическими появлениями Алены в моей квартире, потом быстренько прочли роман, опросили мосфильмовскую охрану и руководство студии, убедились, что описанные в романе появления призрака на “Мосфильме” и похищения “Волги” из студийного музея вовсе не выдумка, а реальные факты, и…»

– То есть ты на самом деле побывал и в две тысячи тридцать четвертом, и в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом? – сказал Сафонов и снова достал из кармана трубку и кисет, положил на стол.

– Ну-у… – протянул я. – В шестьдесят восьмом я родился.

Сафонов как-то мельком, будто вскользь, усмехнулся:

– Спасибо. Это мы знаем…

Повторное «мы» мне окончательно не понравилось. Из него следовало, что Сафонов говорит со мной не от себя лично, а от некой группы, организации или даже всего Управления «В». При этой мысли у меня разом пропал аппетит, и даже прекрасная гусиная печень на углях с пикантным соусом фламбе из груши уже не шла в горло. В замешательстве я промочил его большим глотком «Телиани».

– Ну что ж, – сделал вывод Сафонов. – Действительно, рано или поздно человечество должно научиться путешествовать во времени, тут ты прав. Другое дело, кто именно будет путешествовать. Нет, не подумай, я тебя не укоряю. Я понимаю, что ты-то полетел не по своей воле. Но вообще…

Маленькой вилкой он подцепил кусочек горячей гусиной печени, обмакнул его в грушевый соус фламбе и отправил в рот. Это позволило мне вставить язвительное:

– Вы правы. В Будущее нужно выпускать только по рекомендации райкома партии «Единая Россия».

Он рассмеялся громко, на весь ресторан. А отсмеявшись, сказал:

– Лихо! Молодец! Сразу видно – талант, ничего не скажешь. Ладно, хватит ходить вокруг да около. У нас к тебе деловое и даже коммерческое предложение: ты летишь в Будущее не на пару часов, как в прошлый раз, а подольше, и возвращаешься с полным отчетом о том, что с нами будет через год, через пять, через десять. Понимаешь задачу?

Я онемел. Я смотрел на него во все глаза и, наверно, так тупо хлопал ресницами, что он засмеялся:

– Подожди! Не дрейфь! И я тебя не разыгрываю, слово офицера! Но ты же понимаешь, какая сейчас ситуация – «Крымнаш», санкции, Новороссия, рубль обвалился, экономика протухла. Пат! Нам нужно понять, куда двигаться. Назад нельзя, а вперед страшно. Николай Второй сунулся в Первую мировую и потерял империю. Брежнев сунулся в Афганистан и обрек весь Союз. Видишь, я с тобой откровенно. Помимо издания твоего романа – он пройдет, как простая фэнтези, – мы оплатим твою командировку и, самое главное, твой отчет. А если ты снимешь там видео – гонорар будет такой, в кино нет таких гонораров! Договорились?

Я понял, что на старости лет этот Сафонов сошел с ума, и сказал осторожно:

– Илья Валерьевич, а вы сами читали мой роман?

Он даже возмутился:

– Конечно, читал! Еще бы!

– А вы обратили внимание, там сказано: меня нет в Будущем?

– Обратил. Но это имеется в виду две тысячи тридцать четвертый год. А нам так далеко не надо. – Он стал набивать свою трубку пахучим табаком. – Как я уже сказал, нам нужно знать ближайшее будущее – через год, через пять, максимум десять. Тебе всего сорок шесть, ты же не собираешься завтра копыта отбросить…

– Спасибо. Не собираюсь.

– Вот за это и выпьем. – Он поднял бокал. – Как говорят грузины, ла хаим!

– Это евреи так говорят.

Он засмеялся:

– Правда? Ну, тебе видней. Но во всех случаях – за жизнь! – И он чокнулся с моим бокалом.

Не знаю, почему я проглотил его антисемитский намек и молча выпил. Может, потому, что еврейской крови у меня – всего одна восьмая, то есть еврейкой была одна из моих бабушек. Или я был слишком занят мыслями о том, что этот Сафонов просто псих, нужно как-то по-тихому от него отвязаться.

– Есть еще одно обстоятельство, Илья Валерьевич, – сказал я. – Алена была сегодня в последний раз.

– Неужели? Вы расстались? – Он сделал изумленное лицо. – Почему?

– Потому что она живет там, в две тысячи тридцать четвертом. А я здесь, я для нее человек из прошлого и не хочу ломать ей жизнь.

– Но у вас же любовь! Или нам показалось?

Опять это «нам»!

– Я не знаю, кто ваши «нам», – ответил я раздраженно. – Но раз вы знаете о наших встречах, сообщаю: я дописал сценарий «Их было восемь», Алена забрала его туда, в Будущее, и всё, больше она не прилетит.

– Ты так решил?

– Так мы решили. Оба, – заявил я твердо.

– Понятно… – протянул он, глядя куда-то мимо меня, в пространство. – Н-да… Это, конечно, осложняет ситуацию…

Кому он это сказал? Мне или тем, кто слушает наш разговор по двум его телефонам? Во всех случаях ясно, что, после того, как утром я выбросил свой айфон из спальни, они уже не могли слышать подробностей нашего с Аленой прощания.

– И ты не можешь ее вызвать? – спросил Сафонов и, чиркнув золотой зажигалкой, стал раскуривать свою трубку.

Я усмехнулся:

– Мой айфон способен на многое, но по нему нельзя позвонить в будущее.

Сафонов, однако, не обратил внимания на эту колкость.

– Жаль… – сказал он просто. И выпустил первое облако дыма. – И у вас нет никаких средств связи?

Я развел руками:

– Я не медиум.

– Понятно. Ну что ж… – Весь его дипломатический шарм исчез в мгновение ока, он сухо спросил: – Ты будешь десерт? Кофе?

– Нет, спасибо. Я сыт.

Пыхтя трубкой, он поднял руку:

– Девушка! Счет!

И заплатил кредитной карточкой, не оставив официантке чаевых, хотя она молча стерпела его пыхтящую трубку.

Чаевые оставил я.

4

Назавтра прямо с утра, то есть в одиннадцать (раньше на «Мосфильме» никто, кроме студийной администрации, на работу не приходит), едва я вошел в свой кабинет и сел за стол, как дверь распахнулась, и в кабинет влетел Тимур Закоев, хозяин кинокомпании «Тимур-фильм».

– Где ты был?! – закричал он вместо всякого «здрасти».

– А что случилось?

– Мы сгарели! Панимаешь? Сгарели!

– В каком смысле?

– Ва всех смыслах! Ва всех! Ты видишь, что делается с рублем?!!

– Он падает. И что? Ты разве не слышал министра финансов? Центробанк удержит его в новом коридоре.

– В новом грабу он его удержит! В грабу! – Схватившись за голову, Тимур забегал по кабинету. – Вай, Аллах! И что я наделал! Что я наделал!

– Остынь! Что ты наделал?

Тимур резко повернулся ко мне:

– Тебя послушал! Тебя! Купил эти сраные поля на Ярославском шоссе, как ты саветовал!

– И правильно сделал. Мы там построим декорации Красной площади, Елисейских Полей, Фридрих-штрассе…

– На какие деньги?! – снова вскричал он. – Ты же ничего не панимаешь в экономике! Это на бумаге у меня дагавор в рублях, а на самом деле в долларах, панимаешь? На бумаге три миллиона рублей за сто гектаров, а в натуре я им лимон должен! Зелеными – лимон! Панимаешь?

– Ну и что? Весной тебе твои дагестанские родичи дали два. В чем проблема?

– А в том, что дали под праценты! Под пятнадцать працентов, панимаешь? Но тагда доллар падал, и я всё в рубли перевел! А теперь я пришел в банк, чтобы абратно в доллары, а они гаварят: долларов нэт! Панимаешь?

– Как это нет? Что это за банк?

– Наш банк, наш! Кавказский трастовый банк.

Я ахнул:

– Какой-какой?

– Ты глухой? Кавказский трастовый…

– Тимур, ты сумасшедший. Траст – это по-английски доверие. Кавказский доверительный банк – это нонсенс!

– Но они давали семнадцать працентов гадавых! Семнадцать! Что мне делать? Меня зарежут! – И, схватившись за лысеющую голову, он снова забегал по кабинету. – Вай, Аллах! Вай!

Я вспомнил, что видел эту лысину на голове миллиардера Закоева в его роскошном кабинете в 2034 году, и сказал спокойно:

– Прекрати истерику, никто тебя не зарежет. Будь мужчиной.

Тимур с ходу подлетел к кулеру, налил себе пластиковый стакан ледяной воды, залпом выпил и сел к моему столу.

– Харашо, тебе скажу. Эти поля только на бумаге принадлежат колхозу имени «Четвертой пятилетки». А в натуре они принадлежат чеченцам. И если я до пятнадцатого ноября не отдам им лимон – всё, секир башка! Бери бумагу, пиши мое завещание!

– Вот что, Тимур. До пятнадцатого ноября три недели, завещание ты еще три раза успеешь написать. А сейчас… Я знаю один банк – маленький, но надежный. «Пальма-банк» напротив Дома кино. Дуй туда, скажешь менеджеру, что от меня, он мой читатель. Откроешь счет, перебросишь на него свои рубли из Кавказского банка, и они тебе обменяют на доллары.

– Ты думаешь? – с сомнением посмотрел на меня Тимур.

– Я не думаю, я знаю.

– Но сейчас даже у Центробанка нет долларов, – неожиданно сказал он без всякого акцента. – То есть, конечно, есть, но они никому не дают, даже банкам. И поэтому не рубль упал, а доллар взлетел, понимаешь?

– Неважно. Главное – вытащи свои деньги из Кавказского банка. Срочно вытащи. Иди!

Тимур тяжело вздохнул:

– Братан, если бы ты знал, сколько там денег…

– Сколько?

– Ну, ты же видел, как я их тратил. «Лексус»-шмексус, эти кабинеты, мебель…

– Казино? – спросил я в упор.

Он снова вздохнул:

– Ну немножко казино, караоке…

– Тёлки?

– Вах! – выдохнул он. И мечтательно вспомнил: – Если бы ты знал какие!

– Сколько же там осталось?

– Не спрашивай… – Тимур тяжело, по-стариковски поднялся. – Где, ты сказал, этот банк? Рядом с Домом кино?

Проводив Тимура, я подошел к окну, думая: боже мой, наша «Тимур-фильм» еще ничего не сделала, а уже на грани банкротства. Но ведь я был в Будущем и своими глазами видел двенадцать новеньких корпусов студии «Тимур-фильм», роскошные декорации мировых столиц и несколько сотен иностранных киношников, снимающих в этих декорациях свои блокбастеры. Значит, каким-то образом Тимур выпутается…

Теперь, со второго этажа, из окна моего, а в прошлом Ролана Быкова, кабинета я видел всю автостоянку перед главным и производственным корпусами «Мосфильма» и облетевший яблоневый сад. Было одиннадцать с чем-то утра, в такую рань, как я уже сказал, никто, кроме студийной администрации, на работу не является, и мне было хорошо видно, как в серой пелене октябрьского дождя со снегом по пустой практически парковке великий растратчик Тимур Закоев обреченно, на полусогнутых подошел к своему «Лексусу», сам открыл заднюю дверцу и, сутулясь, поднялся на заднее сиденье. Его водитель-тяжеловес включил двигатель, и машина по лужам покатила со студии…

Тут дверь у меня за спиной вновь распахнулась, это был Серега Акимов. Хотя на улице был противный октябрьский снег с дождем, на нем поверх черной футболки с надписью CANON был только легкий летний дождевик. Как я уже писал в «Лобном месте», Акимов, как и большинство кинооператоров, был гренадерского роста, косая сажень в плечах и выше меня на целую голову. Не сказав ни слова и не перешагнув порога, он призывно махнул мне рукой на выход. И поскольку на его лице было явно заговорщицкое выражение, я взял со стола айфон и послушно пошел к двери:

– В чем дело?

Но он приложил палец к губам, потом бесцеремонно отнял мой телефон, швырнул его на диван и за локоть вытащил меня из кабинета. Только после этого сказал:

– Запри дверь, и пойдем на лестницу. Нужно поговорить.

Я запер кабинет, и мы вышли на лестничный пролет, спустились к окну на площадке между вторым и первым этажами. Раньше здесь постоянно торчали курильщики, но теперь, слава богу, Назаров своим директорским приказом категорически запретил курить во всех студийных помещениях (кроме, конечно, себе в своем кабинете). Поэтому на лестничных площадках стало пусто, как, впрочем, почти везде на студии. Как сказал Станислав Говорухин, такое впечатление, будто на студии взорвалась атомная бомба. Цитирую неточно, неохота лезть в Интернет и искать его точное высказывание, тем паче, сказал он это давно, еще до того, как стал руководителем избирательного штаба президента. С тех пор он не позволяет себе никаких критических заявлений, но сути это не меняет – почти круглосуточная тишина в мосфильмовских коридорах лучше любых заявлений говорит о реальной ситуации в нашем кинематографе. А когда-то…

Впрочем, Акимов вызвал меня из кабинета вовсе не для обсуждения этой темы.

– Старик, – сказал он, – тебя уже таскали туда?

– Куда?

– Только не строй из себя целку! Да или нет?

Акимов мой друг со студенческих лет, и, кроме того, мы только что совершили путешествие в 2034-й, поэтому не было смысла темнить и уходить от прямого разговора.

– Ну, таскать не таскали, – улыбнулся я. – Но сделали предложение. А тебе тоже?

– Естественно, блин! Но я их послал!

– Почему? – спросил я, продолжая развлекаться.

– По кочану! В будущем я буду режиссером, как я могу там шпионить?

– Ты им так и сказал?

– Да, я сказал: если отправлюсь туда шпионом, меня потом могут вообще туда не впустить. На хрена мне это надо?

То есть Акимов всерьез воспринял это безумное предложение, всерьез на него ответил и теперь продолжал меня допрашивать:

– А ты что сказал? Или ты согласился?

– Я сказал, как есть. Мы с Аленой расстались, она сюда больше не прилетит, а без нее я туда попасть не могу. Вот и всё.

– Гений! – расстроился он. – Я до такого не допёр!

– А кто с тобой разговаривал? И где?