ON THE COME UP
by Angie Thomas
Copyright © 2019 by Angela Thomas
Cover art © 2018 by Anjola Coker
Cover design © by HarperCollins, 2019
© Екатерина Морозова, перевод на русский язык, 2022
© Издание на русском языке, оформление. Popcorn Books, 2022
* * *
Всем, у кого есть профиль на SoundCloud и мечта захватить мир. Ребята, я в вас верю!
И маме, ведь она поверила в меня первой
Часть 1. Старая школа
Один
Сегодня мне, возможно, придется кого-то замочить.
Может, знакомого. Может, нет. Мой соперник мог никогда раньше не батлить, а мог уже стать профи. Плевать, сколько у него панчей и как круто он читает. Я должна его замочить.
Но сперва надо принять звонок. А для этого – смотаться уже с урока миссис Мюррэй.
Некоторые вопросы с выбором ответа расползаются на целый экран, но – время, время! Время превыше всего. Если верить часам, через десять минут будет полпятого. А если верить тетушке Пуф, а точнее – знакомому ее знакомого, диджей Хайп всегда звонит между половиной пятого и половиной шестого. Если пропущу его звонок, клянусь, я…
Ни хрена я не сделаю. Мой телефон у миссис Мюррэй, а с ней шутки плохи.
Из-за книги Никки Джованни видно только ее макушку в тонких дредах. Иногда, читая очередную строчку, она принимается мычать себе под нос, как моя бабушка на церковной службе. Поэзия для миссис Мюррэй – религия.
Все остальные свалили из Мидтаунской школы искусств почти час назад, остались только одиннадцатиклассники, которых родители или опекуны записали на подготовку к экзамену ACT[1]. Эти занятия не гарантируют нам максимальных тридцати шести баллов, но Джей требует, чтобы я набрала как можно больше, ведь счет на эти занятия вышел как за свет. Так что каждый вторник и четверг после обеда я плетусь в этот кабинет и отдаю миссис Мюррэй телефон.
Обычно я спокойно выдерживаю час, не зная, что еще твитнул президент. И без сообщений Сонни с Маликом (иногда мы обсуждаем твиты президента) тоже жить можно. Но сегодня меня так и подмывает встать, забрать со стола телефон и сбежать.
– Эй, Брианна! – раздается шепот за спиной. За мной сидит Малик, а за ним Сонни, который одними губами спрашивает: «Есть чего?»
Я наклоняю голову набок и поднимаю бровь, как бы говоря: «Без понятия, телефон-то отобрали». Да, не так-то просто прочесть все это по движению брови, но мы с Сонни и Маликом дружим едва не с материнской утробы. Наши мамы – лучшие подруги и забеременели нами одновременно. Они называют нас «Несвятой Троицей»: якобы, когда они, беременные, встречались, мы всегда принимались пинаться. Видите, нам не привыкать понимать друг друга без слов.
Сонни разводит руками, как бы говоря: «Да ладно, я просто спросил». И, может, еще добавляет: «Твоя вредность не заразна?»
Я одариваю этого мелкого светлокожего засранца-хоббита – он кудрявый, и уши торчат – нехорошим прищуром: «Ничего я не вредная, это вопросы у тебя тупые».
Разворачиваюсь обратно. Миссис Мюррэй смотрит на нас поверх книги, и в ее взгляде тоже читается послание всем нам: «Вы ж не болтаете на моем уроке, правда?»
Технически мы не болтаем, но если я так и скажу – словами или взглядом, – выйдет не очень.
16:27.
Три минуты, и я заполучу свой телефон.
16:28.
Две минуты.
16:29.
Одна.
Миссис Мюррэй закрывает книгу.
– Время вышло, сдавайте сколько успели.
Блин, точно, тест.
В моем случае «сколько успела» – это значит нисколько. К счастью, во всех заданиях нужно выбрать правильный вариант. На каждый вопрос их четыре, значит, вероятность угадать – двадцать пять процентов. Пока все забирают телефоны, я тыкаю в первые попавшиеся ответы.
Все уже ушли, остается только Малик. Стоя во весь свой огромный рост, он натягивает поверх толстовки джинсовую куртку. Два года назад он был ниже меня, а теперь ему приходится наклоняться, чтобы меня обнять. Со стрижкой хай-топ фейд он кажется еще выше.
– Эй, Бри, – говорит он, – ты вообще хоть что-то?..
– Тс-с. – Я отправляю тест на проверку и закидываю рюкзак на плечо. – Сделала я тест.
– Бризи-Бризи, готовься обосраться.
– Обосраться на тренировочном тесте не страшно. – Я надеваю кепку пониже, чтобы прикрывала корни волос на лбу. Волосы чуть отросли и лохматятся, и будут лохматиться, пока Джей меня не переплетет.
Сонни добегает до стола миссис Мюррэй раньше меня и ныряет за моим телефоном – настоящий друг, – но миссис Мюррэй успевает перехватить его первой.
– Не надо, Джексон. – Она называет его полным именем. То есть моей фамилией. Мать назвала его в честь моих дедушки с бабушкой, ее крестных. – Я хотела бы сказать Брианне пару слов.
Сонни и Малик смотрят на меня с безмолвным вопросом: «Что ты натворила?»
Я, наверно, пучу глаза не меньше них: «А я что, знаю?»
Миссис Мюррэй кивает на дверь:
– Вы с Маликом свободны. Брианна, можно тебя на минутку?
Сонни снова смотрит на меня: «Ты в жопе».
Похоже. Не подумайте, миссис Мюррэй добрая, но шутки с ней плохи. Как-то раз я наскоро состряпала фиговенькое эссе о сновидениях в творчестве Лэнгстона Хьюза. Она так меня распекала, что я предпочла бы нотацию от Джей. А это о чем-то да говорит.
Сонни с Маликом уходят. Миссис Мюррэй садится на край стола и кладет рядом мой телефон. Экран не горит. Еще не звонили.
– Брианна, что-то случилось? – спрашивает она.
Я перевожу взгляд с телефона на нее и обратно.
– В смысле?
– Ты сегодня совсем рассеянная, – говорит она. – Даже тест не писала.
– Нет, писала! – Ну типа что-то же я писала? Ладно, ладно, не считается.
– Ты минуту назад все заполнила, я видела. Давай начистоту, ты уже не первый раз не можешь сосредоточиться. На той неделе придет табель с оценками, сама все увидишь. Пятерки с минусом просто так в тройки не превращаются.
Вот блин.
– В тройки?
– На сколько работаешь, столько и ставлю. Так что случилось? Ты вроде в последнее время уроков не пропускала.
«В последнее время». Меня в прошлый раз отстраняли от занятий ровно месяц назад и уже две недели не вызывали к директору. Это рекорд.
– Дома все в порядке? – спрашивает она.
– Вы говорите как мисс Коллинз.
Это наша психолог, молоденькая и светловолосая. Она милая, но слишком уж лезет вон из кожи. Каждый раз, когда меня к ней отправляют, она разговаривает со мной как будто по какому-нибудь учебнику «Как правильно общаться со среднестатистическими чернокожими школьниками, которые постоянно к тебе ходят».
«Как дела дома?» Не ваше дело.
«Не получал(а) ли ты в последнее время психологических травм, например, от того что рядом с тобой стреляли?» Я, конечно, живу в гетто, но вокруг меня не каждый день пули летают, честное слово.
«Тебе сложно смириться с убийством отца?» Двенадцать лет прошло. Я ни убийства, ни самого папу толком не помню.
«Тебе сложно принять зависимость матери?» Она уже восемь лет чиста. Ну, может, от мыльных опер чуть-чуть зависима.
«Йо, сестренка, как житуха?» Справедливости ради, этого я от нее пока не слышала, но все впереди.
Мисс Мюррэй фыркает.
– Я просто пытаюсь понять, что с тобой творится. О чем ты думала весь урок, не жалея моего времени и маминых тяжким трудом добытых денег?
Я вздыхаю. Похоже, пока не отвечу, телефон она не отдаст. Ладно. Скажу правду.
– Жду звонка диджея Хайпа. Может, сегодня буду батлить на Ринге.
– На Ринге?
– Ага, на боксерском ринге у Джимми. Там каждый четверг фристайл-батлы. Я записалась на сегодня, вдруг пройду?
– Да знаю я, что за Ринг. Просто от тебя такого не ожидала.
Она выделяет голосом «от тебя», и у меня сводит живот. Можно подумать, на Ринг может ходить кто угодно, только не я.
– Что вас так удивило?
Она примирительно поднимает руки.
– Да ничего. Я знаю, что у тебя талант. И стихи твои видела. Только не знала, что ты хочешь быть рэпером.
– Мало кто знает.
В этом вся проблема. Я читаю рэп с десяти лет, но никак о себе не заявляла. Конечно, Сонни с Маликом знают, и семья тоже. Но вот честно: «маме нравится твой рэп» – то же самое, как «мама говорит, что ты классно выглядишь», а ты страшилище. В конце концов, выдворяя ребенка из утробы, ты берешь на себя кое-какие обязанности, например постоянно его хвалить.
Может, у меня правда талант. Не знаю. Я все ждала подходящего момента.
Быть может, он настанет сегодня. А подходящее место – это, конечно, Ринг. Он почти что главная святыня Садового Перевала, круче только храм Христа. Не батлил на Ринге – не можешь зваться рэпером.
Так что сегодня мне надо зажечь. Если выиграю, меня включат в постоянную программу Ринга. Будет много батлов, а много батлов – много славы, а это значит… да что угодно!
Взгляд миссис Мюррэй теплеет.
– Идешь по стопам отца, да?
Так странно. Когда кто-то вспоминает отца, это как подтверждение, что он был на самом деле, что я не придумала себе эти обрывочные воспоминания. А когда его называют моим отцом, а не просто Ловорезом, легендой андеграундного рэпа, – мне будто специально напоминают, что я его дочь, а он мой папа.
– Типа того. Пока вот к Рингу готовлюсь. Конечно, к самому батлу особо не подготовишься. Но вдруг я выиграю и сразу начнется другая жизнь?
– Давай начистоту, – произносит миссис Мюррэй, выпрямляя спину. У меня в голове вылетает окошко с предупреждением: «Сейчас тобой закусят, берегись». – Ты с головой ушла в рэп, и твои оценки за семестр посыпались. И плевать, что колледжи смотрят на оценки как раз за одиннадцатый класс. А еще ты когда-то мечтала поступить в Маркхэм или в Говардский университет, на это тоже плевать?
– Миссис Мюррэй…
– Нет уж, подумай чуть-чуть. Ты ведь хочешь поступить в университет?
– Наверно.
– Наверно?
Я развожу руками.
– Сами понимаете, высшее образование не для всех.
– Пусть не для всех. Но школу-то все равно нужно закончить. Сейчас у тебя тройки, но будешь продолжать в том же духе – пойдут двойки. Знаешь, когда-то я говорила все то же самое твоему брату.
Не закатывать глаза, держаться. Не в укор Трею или миссис Мюррэй, но, когда у тебя есть классный старший брат, а ты близко не дотягиваешь до его уровня крутизны, все считают нужным тебе об этом сказать. Мне никогда не угнаться за Треем. Здесь, в Мидтаунской школе, на доске почета до сих пор красуются программки и вырезки из газет про «Изюм на солнце» с ним в главном роли. Удивительно, что школу до сих пор не переименовали в «Школу искусств имени нашего обожаемого милашки Трея Джексона».
Ладно…
– Он тоже однажды съехал с пятерок на четверки, – продолжает миссис Мюррэй, – но потом исправился. Посмотри, чего он добился. Окончил Маркхэм с красным дипломом!
Ага, а еще он с лета снова живет с нами. Не смог найти нормальную работу и уже три недели печет пиццу за прожиточный минимум. Не слишком-то обнадеживает.
Я над ним не издеваюсь. Серьезно. Круто, что он окончил университет. Ни у кого из наших родственников по маминой линии высшего образования нет, а бабушка, которая мама отца, постоянно всем твердит, что у ее внука диплом magnum cum laude (правильно «magna cum laude», вот сами бабушке об этом и скажите, ладно?).
Миссис Мюррэй я все это говорить, конечно, не буду.
– Честное слово, я исправлюсь, – говорю я вместо этого. – Только сначала схожу на батл и погляжу, что из этого выйдет.
– Понимаю, – кивает она. – И твоя мама, думаю, тоже поймет. – И кидает мне мой телефон.
Жопа.
Я выхожу в коридор. Сонни и Малик стоят, опираясь на шкафчики. Сонни строчит что-то в телефоне, Малик копается в камере. Он постоянно что-то снимает. В паре метров стоят школьные охранники, Лонг и Тэйт, и не спускают с них взглядов. Эти два громилы всегда кого-то выслеживают. И об этом не принято говорить вслух, но чем темнее твоя кожа, тем больше шансов привлечь их внимание. Хотя Лонг и сам чернокожий.
Малик отрывается от телефона.
– Бри, все нормально?
– Марш по домам, – подает голос Лонг. – Нечего тут шляться без дела.
– Нам что, уже поговорить нельзя? – возмущаюсь я.
– Делайте, что он сказал, – встревает Тэйт, указывая большим пальцем на дверь. Его светлые волосы свисают немытыми прядями. – Выметайтесь.
Я открываю рот, чтобы возразить, но меня опережает Сонни:
– Пойдем, Бри.
Ладно. Мы идем к дверям, по пути я проверяю телефон.
16:45. Диджей Хайп еще не звонил.
В автобусе – ничего, пока я иду до дома, тоже тишина.
Ровно в 17:09 я захожу домой.
Перед домом припаркован «Джип Чероки» Джей. С кухни несутся госпелы. Бодрые, веселые, после таких в церкви всегда начинаются пляски, бабушка носится по алтарю и что-то орет, а я сгораю со стыда.
Джей обычно что-то такое включает только по субботам, в день уборки, чтобы мы с Треем не ленились ей помогать. Когда рядом громко славят Иисуса, особо не поогрызаешься, приходится молча вставать и убирать.
Но сейчас-то она зачем включила?..
На пороге меня сразу же пробирает холод. Тут, конечно, потеплее, чем на улице, можно снять куртку, но без толстовки никак. На той неделе нам отключили газ, а без газа нет отопления. Джей выставила в коридор электрический обогреватель, но он только чуть-чуть подогревает воздух. Чтобы принять ванну, мы греем воду на плите, а по ночам кутаемся в несколько одеял. Мама с Треем не успели оплатить кое-какие квитанции, и пришлось просить у газовых служб отсрочку. Потом еще одну, и еще. Потом им надоело, и газ нам просто отключили.
Ничего нового.
– Я пришла! – кричу из гостиной и собираюсь было скинуть рюкзак и куртку на диван, но откуда-то доносится команда Джей:
– Повесь куртку и отнеси рюкзак в комнату!
Блин, как она это делает? Я выполняю, что сказано, и иду на звуки музыки в кухню.
Джей достает из шкафчика две тарелки, себе и мне. Трей придет еще не скоро. Джей пока не вышла из своего благообразного режима, в котором работает церковным секретарем: волосы стянуты в хвост, юбка до колен, блузка с длинными рукавами скрывает все татуировки и шрамы на локтях – память прошлого. Сегодня четверг, значит, вечером у нее учеба: она хочет стать дипломированным социальным работником и оказывать поддержку наркозависимым, ведь ее саму, когда она употребляла, поддержать было некому. Последние месяцы она совмещает учебу с работой и несколько вечеров в неделю ходит на пары. Перед ними обычно успевает либо поесть, либо переодеться. Сегодня, видимо, выбрала еду.
– Привет, Капелька, – ласково здоровается Джей, как будто не она только что орала через всю квартиру. Ничего нового. – Как прошел день?
17:13. Я сажусь за стол.
– Еще не звонил.
Джей ставит тарелку передо мной и еще одну рядом.
– Кто?
– Диджей Хайп. Помнишь, я подавала заявку на батл на Ринге?
– А, ясно.
Как будто какой-то пустяк. Джей знает, что мне нравится читать рэп, но, мне кажется, не понимает, что я хочу посвятить ему жизнь. По-моему, для нее это просто увлечение, как будто я подсела на очередную игру.
– Еще успеет, – говорит мама. – Как подготовка к экзамену? Вы ведь сегодня писали тренировочные тесты, да?
– Угу.
Как будто в жизни нет ничего, кроме этого несчастного теста.
– И как? – спрашивает она, желая подробностей. – Справилась?
– Да вроде.
– Легко было? Сложно? Надо повторить какую-то тему?
Ну все, пошел допрос.
– Это же просто тренировочный тест!
– Он помогает понять, как ты справишься с экзаменом. Бри, это не шутки!
– Да знаю я, – миллион раз уже это слышала.
Джей раскладывает по тарелкам куски курицы из Popeyes. Сегодня пятнадцатое число. Она как раз получила зарплату, и мы нормально поедим. Хотя Джей утверждает, что в Новом Орлеане Popeyes гораздо вкуснее. Новый Орлеан – это их с тетей Пуф родные места. В голосе Джей до сих пор иногда сквозит новоорлеанский акцент. Например, она говорит «малышка», а по слову будто течет патока и разламывает его на несколько слогов, которых там не было.
– Если мы хотим поступить в хороший университет, тебе нужно быть серьезнее, – говорит Джей.
«Мы хотим?» А по-моему, она.
Не то чтобы я совсем не хотела поступать. Вернее, я не знаю, хочу ли. Больше всего на свете я мечтаю читать рэп. Если все получится, ни на одной приличной работе даже с высшим образованием столько не заработаешь.
Я хватаюсь за телефон. 17:20. Никаких звонков. Джей вдыхает сквозь стиснутые зубы.
– Так не пойдет.
– Как не пойдет?
– Ты витаешь в облаках. Небось и тест писала кое-как, все о Ринге своем мечтала.
Именно.
– Неправда.
– Ну-ну. Когда там твой Хайп должен позвонить?
– Тетя Пуф сказала, с полпятого до полшестого.
– Пуф? Ей нельзя верить на слово! Помнишь, она клялась, что кто-то из Сада держит в подвале настоящего инопланетянина?
Было такое.
– Даже если на этот раз она сказала правду, время еще есть, – добавляет она.
– Да понимаю, я просто…
– Не умеешь терпеть. Как твой папа.
Если верить Джей, я еще упертая, как папа, острая на язык и наглая, как он же. Хотя она точно такая же, если не хуже. А еще она говорит, что мы с Треем очень на него похожи. Точно так же улыбаемся, только без золотых грилзов. У нас такие же ямочки на щеках и большие черные глаза, и мы такие же светлокожие – о нас говорят: «бледнолицые» или «снежинки». Я не унаследовала от Джей ни высоких скул, ни карих глаз, а кожа такого же цвета у меня бывает, только если летом весь день пропадать на улице. Иногда я замечаю, как она вглядывается в меня, будто тщится найти свое отражение. Или будто видит папу – и не может отвернуться.
Вот и сейчас она так смотрит.
– Что такое? – не выдерживаю я.
Она вяло улыбается.
– Ничего, Бри. Наберись терпения. Если он все-таки позвонит, сходи на Ринг, отчитай свой несчастный батл… – Несчастный батл?! – И сразу домой. Не шляйся никуда с этой бандиткой Пуф.
Тетя несколько раз водила меня с собой на Ринг, чтобы я прониклась атмосферой. Я, конечно, смотрела много видео на ютубе, но вживую это все как-то иначе. Джей не возражала, чтобы я туда ходила: там батлил папа, и Джимми не терпит беспорядков, – но от тети Пуф в качестве сопровождающего она не в восторге. Еще меньше ей нравится, что тетя стала называть себя моим менеджером. «Дура она, а не менеджер».
– Чего на родную сестру гонишь? – спрашиваю я.
Джей выкладывает на тарелки рис по-каджунски.
– Я же знаю, чем она занимается. И ты знаешь.
– Да, но она не допустит, чтобы что-то слу… – и замолкаю.
Джей кладет нам жареную окру. Потом початки кукурузы. И наконец мягкое, пышное печенье. А печенье из Popeyes какое угодно, только не мягкое и не пышное.
У нас на обед «попкенчёрч». Это смесь жареного цыпленка и риса по-каджунски из Popeyes, печенья из KFC и жареной окры и початков кукурузы из Church. Трей называет это блюдо «отвал сердца».
Но «попкенчёрч» – это вестник проблем, и не только с пищеварением. Джей готовит его, только если случается что-то плохое. Мы ели его пару лет назад, когда мама объявила, что у ее тети Нормы последняя стадия рака; на прошлое Рождество, потому что мама не смогла накопить мне на новый ноутбук; когда бабушка передумала переезжать в другой штат, чтобы помочь сестре оправиться от удара. Никогда не видела, чтобы кто-то так яростно вымещал злость на несчастном курином бедре.
Не нравится мне это.
– Что случилось?
– Бри, тебе не о чем во…
Мой лежащий на столе телефон вибрирует, и мы обе вздрагиваем. На экране высвечивается незнакомый номер. Ровно половина шестого.
Джей улыбается.
– Ну вот и позвонил.
Я кое-как трясущимися пальцами принимаю вызов и подношу телефон к уху.
– Алло, – выдавливаю я.
– Бри? – спрашивает до боли знакомый голос.
В горле вдруг пересыхает.
– Да, это… это она… то есть я… – Ненавижу этикет.
– Привет, диджей Хайп на проводе! Готова, малышка?
Конечно же, именно сейчас я разучилась разговаривать. Прокашливаюсь.
– Готова… к чему?
– Готова надрать всем задницы? Поздравляю, сегодня ты батлишь на Ринге!
Два
Я написала тетушке Пуф ровно одно слово: «Взяли».
Пятнадцать минут – и она тут как тут.
Сперва я узнаю ее по звуку. Перед домом врубается песня Flash Light группы Parliament. Тетя стоит у своего «катласа» и кайфует под музыку. Слышишь милли-рок – это Послушник притек, все дела. Можно подумать, тетушку в одиночку позвали на передачу Soul Train.
Я выхожу, натянув худи с капюшоном прямо поверх бейсболки: холодно, как в жопе у белого медведя. Задубевшими пальцами запираю дверь: Джей пару минут как ушла учиться.
Я точно знаю: что-то случилось. Да она и не отрицала. Сказала только, что мне не о чем волноваться. Ей, значит, есть о чем.
– А вот и она! – Пуф тычет в меня пальцем. – Будущая легенда Ринга!
Кольца в ее волосах позвякивают в такт танцу. Зеленые, как и ее кроссовки. Введение в быт и нравы банд Садового Перевала гласит: Послушники Сада всегда в зеленом.
Да, она у меня во всем этом варится. Все руки и шея у тети в наколках, понятных только ПСам. Кроме одной: на шее набиты алые губы ее девушки Лены.
– Говорила же я! – ухмыляется она, демонстрируя грилзы из белого золота. – Говорила. Же. Что. Пройдешь! – на каждом слове она дает мне пять.
Я чуть-чуть поднимаю уголки губ.
– Ага.
– Бри, тебя взяли на Ринг! На Ринг, понимаешь? Прикинь, сколько народу мечтает о такой удаче! А ты чего?
Да все сразу навалилось.
– У Джей что-то случилось, но она не признается.
– С чего ты решила?
– Она сделала «попкенчёрч».
– Блин, в натуре? – Можно подумать, теперь она тоже забеспокоилась… но нет: – Могла бы и мне тарелочку наложить.
– Обжора, – щурюсь я. – Вообще-то, Пуф, она готовит «попкенчёрч», только если что-то случилось.
– Нифига. Ты слишком запариваешься. Совсем издергалась перед батлом.
Я закусываю губу.
– Может, и так.
– Да по-любому. Поехали на Ринг, покажи всем класс! – Она выставляет вперед ладонь: – Нет предела!
Это наш девиз из старого трека Бигги, который старше меня и только чуть-чуть младше самой Пуф.
– Нет предела! – Я даю ей пять.
– Мы всех уделаем! – Тетушка чмокает меня в макушку. – Хоть ты и надела эту задротскую худи.
Вообще-то она с Дартом Вейдером. Джей пару недель назад на барахолке достала.
– Эй, Вейдер крут!
– Да пофиг, это все задротство!
Я закатываю глаза. Тетушка всего на десять лет меня старше и ведет себя то как настоящая тетя, то как противная старшая сестра. Тем более что Джей помогала ее растить: их мать убили, когда Пуф был год, а когда ей было девять, умер и отец. Джей всегда относилась к Пуф как к своему третьему ребенку.
– Задротство? Да ладно! – отвечаю я. – Охрененная тема вообще-то! Тебе бы поработать над кругозором.
– А тебе бы перестать скупать мерч всякой научной фантастики.
Но «Звездные войны» не относятся к… а, пофиг. Верх «катласа» открыт, и я залезаю внутрь не открывая двери. Тетя Пуф тоже садится, подтянув сползающие штаны. Зачем вообще носить их приспущенными, если все равно будешь постоянно поддергивать? А она еще на мою одежду наезжает.
Тетушка откидывается на сиденье и врубает печку на полную. Можно было, конечно, просто поднять верх, но сочетание холодного вечернего воздуха и тепла от печки – первый сорт.
– Ща, закинусь. – Тетя запускает руку в отсек для перчаток. Она завязала с травкой и перешла на леденцы. По ходу, предпочтет заболеть диабетом, чем быть вечно под кайфом.
В кармане худи вибрирует телефон. Я отправила Сонни и Малику то же самое слово, что и тете Пуф, и они чуть из штанов не выпрыгивают.
Мне бы тоже из штанов выпрыгнуть или хоть просто порадоваться, но я все никак не могу отделаться от ощущения, что мир встал с ног на голову.
И я вот-вот встану тоже.
Парковка «У Джимми» почти забита, но не все приехавшие заходят в здание. Уже начинается афтепати, традиционная еженедельная тусовка по четвергам после финального батла на Ринге. Уже почти год по четвергам все собираются у Джимми, а по пятницам – на улице Магнолий. Дело в том, что в прошлом году всего в паре улиц от дома моих дедушки с бабушкой коп подстрелил парня. Безоружного. Но суд присяжных постановил оправдать полицейского. Несколько недель шли вооруженные протесты. Половину магазинов и клубов в Саду во время бунта или намеренно сожгли, или разрушили при перестрелке. Клуб «Зависть», где собирались по четвергам раньше, тоже попал под раздачу.
Я не фанат тусовок на парковках (все себе отморозить – тоже мне веселье), но прикольно наблюдать, как народ хвастается новыми дисками или улучшенным двигателем, как машины прыгают, будто нет никакой силы тяжести. Мимо то и дело ездят копы, но теперь Саду придется к ним привыкнуть. Имелось в виду что-то типа: «Привет, я местный участковый, я хороший коп и не буду стрелять», – но выходит почему-то: «Эй, черножопые, мы за вами следим».
Мы с тетей идем ко входу. Изнутри долетает музыка, охрана прохлопывает всех входящих и размахивает металлодетекторами. Если находят оружие, его кладут в стоящее рядом ведерко – вернут в конце вечера.
– Идет победитель! – кричит тетя Пуф, шагая к хвосту очереди. – Можно сразу на пьедестал!
Нам с ней тут же начинают давать пять и кивать.
– Привет, мелкая Ловорезка! – раздается парочка голосов.
Мы, конечно, лезем без очереди, но не беда. Все знают моего отца, и мне все можно.
Кое-кто ухмыляется. Смешно, наверно: шестнадцатилетняя девчонка в худи с Дартом Вейдером думает, что чего-то стоит на Ринге.
Вышибалы дают пять тете Пуф.
– Че как, Бри? – говорит Реджи, тот, что покрупней. – Дорвалась наконец до Ринга?
– Ага, и всех еще порвет, – отвечает тетушка.
– Круто, – замечает Фрэнк, тот, что повыше, проводя по нам металлоискателем. – Решила продолжить дело Ло?
Да не. Скорее начинаю свое собственное. Но вслух я говорю: «Ага». Ведь этого от меня ждут. Мне не просто так все можно.
Реджи пропускает нас со словами:
– Да поднимет тебя сила, Скотти, – и, ткнув пальцем в мою худи, поднимает руку в вулканском салюте.
Как вообще можно спутать «Звездные войны» и «Звездный путь»? Просто – как? Увы, кое-кто в Саду считает это все «задротством» или, как какой-то идиот с барахолки, «фигней для белых».
Народ, ну врубитесь вы уже в космооперу, это круто!
Мы заходим. Как всегда, толпа состоит почти из одних парней, но пару девчонок я все-таки замечаю (здесь мы видим низкую долю женщин, вообще характерную для хип-хопа… лютый сексизм, ну да фиг с ним). Часть зрителей, по ходу, еще учится в школе Садового Перевала, кое-кто явно застал Бигги и Тупака, а пара стариков вообще ходит на Ринг еще со времен моды на кепки «Кангол» и кроссовки «Адидас» с носком-ракушкой. В воздухе висит дым от табака и травки. Все толпятся вокруг боксерского ринга в центре помещения.
Тетя Пуф забивает нам место у самого Ринга. Сверху, перекрывая гомон, орет Kick in the Door от Notorious B. I. G. От басов трясется пол, голос рэпера гремит на весь зал.
Несколько секунд трека Бигги – и я забываю обо всем на свете.
– Читает как бог!
– Огнище, – добавляет тетушка.
– Огнище? Да он легенда! Бигги всем доказал, что главное – подача. Рифмы у него, может, и неточные, но на это плевать. Он зарифмовал Иисуса с пенисом! Иисуса с пенисом, понимаешь?
Иисусу, наверно, было обидно, но пофиг. Легенда!
– Спокойно, спокойно, – смеется тетя Пуф. – Я не спорю.
Я киваю в такт треку, не пропуская ни слова. Тетя Пуф смотрит на меня с улыбкой, и ее шрам от удара ножом кажется ямочкой на щеке. Хип-хоп вызывает привыкание, и меня подсадила как раз тетя. Когда мне было восемь, она дала мне послушать альбом Illmatic от Nas, пообещав:
– Этот парень за пару строк перевернет твою жизнь с ног на голову.
Так и вышло. С тех пор как Nas впервые спел, что мир принадлежит мне, я стала другим человеком. Альбом, конечно, уже тогда был старьем, но я будто очнулась от долгого сна. Это было дофига мистическое откровение.
С тех пор у меня ломка по таким откровениям. Поэтому я читаю рэп.
У дверей возникает затор. Сквозь толпу продирается парень с короткими дредами, и все жмут ему руку. Это Ди-Найс, один из самых популярных рэперов на Ринге. Все его батлы разлетелись по Сети. Недавно он объявил, что уходит из батл-рэпа и дает дорогу молодым. Забавно, он и сам еще совсем молодой. В том году только Мидтаунскую школу закончил.
– Йо, слышала новость? – спрашивает тетя Пуф. – Вон того чувака на днях подписали.
– Серьезно?
– Ага, у него контракт с шестью нулями. Деньги вперед.
Охренеть. Теперь понятно, чего он из батлов ушел. Миллион долларов! Парня из Садового, блин, Перевала оценили в целый миллион!
Музыка затихает, свет гаснет. Луч прожектора высвечивает диджея Хайпа, гремят аплодисменты.
– Поприветствуем участников первого батла! – произносит Хайп как заправский рефери. – Справа выступит Эм-Дот! – Под хлопки и свист на помост поднимается невысокий парень в татуировках. – А слева – Мисс Тик!
Я ору во всю глотку. На Ринг выходит чернокожая девушка с серьгами-кольцами и короткими кудряшками. Она примерно ровесница Трея, но жжет напалмом, как древняя старуха, будто прожила пару жизней и это были очень хреновые жизни.
Для меня она просто икона рэпа.
Хайп тем временем представляет судей: это сам мистер Джимми, Ди-Найс и Си-Зи, непобедимый король Ринга.
Хайп подбрасывает монетку: выбирать Мисс Тик. Она пропускает вперед Эм-Дота. Начинается бит из A Tale of Two Citiez Джей Коула. Толпа беснуется, а я не отрываясь смотрю на Ринг. Эм-Дот расхаживает из стороны в сторону, Мисс Тик не сводит с него цепкого взгляда: так хищник смотрит на жертву. Эм-Дот начинает читать – Мисс Тик не отступает, не шевелит ни единым мускулом и не отводит от него взгляда – будто знает, что сейчас она его уделает.
Вечно можно смотреть.
Он придумал парочку удачных строчек. И читает сносно. Но потом приходит очередь Мисс Тик, и на него обрушивается водопад панчей. У меня мурашки по спине бегут. Толпа отзывается на каждую строчку.
Мисс Тик легко выигрывает первые два батла – и…
– Итак, друзья, – объявляет диджей Хайп, – а теперь Битва новичков! Для наших следующих участников сегодня первый батл на Ринге!
Тетя Пуф начинает подпрыгивать.
– О, да-а-а!
А у меня вдруг подгибаются ноги.
– Жребий пал на двоих, – продолжает Хайп. – Позвольте вам представить эмси справа… – Звучит барабанная дробь. Зрители топают в такт, пол ходит ходуном – может, это не у меня ноги трясутся?.. – Майл-Зи! – объявляет Хайп.
Толпа с другой стороны зала взрывается аплодисментами. Зрители расступаются, и на Ринг выходит темнокожий парень с выбритыми на висках молниями. По виду он мой ровесник. На шее у него цепочка с огромным крестом.
Лицо знакомое, хотя мы лично не встречались. Но я его точно где-то видела.
За ним идет худой мужчина в черно-белом спортивном костюме. На нем темные очки, хотя солнце уже село. Он что-то говорит парню, сверкая двумя золотыми клыками.
Я толкаю тетю локтем.
– Это же Суприм!
– Кто-кто? – переспрашивает тетя, посасывая леденец.
– Суприм! – повторяю я так, как будто это очевидно. Для нас с ней должно быть. – Бывший менеджер моего отца.
– А, точно, помню его.
А я не помню. Отца убили, когда я была совсем крохой, и его биографию я заучивала как песню. Первый микстейп он записал в шестнадцать. Тогда все еще слушали CD-диски, отец записал сколько-то пластинок и раздавал парням с района. Один диск попал к Суприму, и его так поперло, что он умолял отца взять его менеджером. Отец согласился. Вскоре он стал легендой андеграунда, а Суприм – легендарным менеджером.
- Лисья тень
- Плетеный Король. Легенда о Золотом Вороне
- В открытое небо (основано на жизни французского писателя и летчика Антуана де Сент-Экзюпери)
- Вич-положительная
- Замри
- Мы в порядке
- Пышечка
- Дикие
- Ослепительный цвет будущего
- Я взлечу
- Сын вечности
- Элизиум
- Отравленные слова
- После пожара
- Розы на асфальте
- Душа меча
- Мушкетерка
- Ровно год
- Ночь дракона