000
ОтложитьЧитал
А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем.
Если же правый глаз соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну.
Мф. V, 28, 29
Действие первое
Лица первого действия
Петр – мужик богатый, 42-х лет, женат 2-м браком, болезненный.
Анисья – его жена, 32-х лет, щеголиха.
Акулина – дочь Петра от первого брака, 16-ти лет, крепка на ухо, дурковатая.
Анютка – вторая дочь, 10-ти лет.
Никита – их работник, 25-ти лет, щеголь.
Аким – отец Никиты, 50-ти лет, мужик невзрачный, богобоязненный.
Матрена – его жена, 50-ти лет.
Марина – девка-сирота, 22-х лет.
Действие происходит осенью в большом селе. Сцена представляет просторную избу Петра. Петр сидит на лавке, чинит хомут, Анисья и Акулина прядут.
Явление первое
Петр, Анисья и Акулина. Последние поют в два голоса.
Петр (выглядывает из окна). Опять лошади ушли. Того и гляди, жеребенка убьют. Микита, а Микита! Оглох! (Прислушивается. На баб:) Будет вам, не слыхать ничего.
Голос Никиты (с надворья). Чего?
Петр. Лошадей загони.
Голос Никиты. Загоню, дай срок.
Петр (качая головой). Уж эти работники! Был бы здоров, ни в жисть бы не стал держать. Один грех с ними… (Встает и опять садится.) Микит!.. Не докличешься. Подите, что ль, кто из вас. Акуль, поди загони.
Акулина. Лошадей-то?
Петр. А то чего ж?
Акулина. Сейчас. (Уходит.)
Явление второе
Петр и Анисья.
Петр. Да и лодырь малый, нехозяйственный. Коли повернется, коли что.
Анисья. Сам-то ты больно шустер, с печи да на лавку. Только с людей взыскивать.
Петр. С вас не взыскивать, так в год дома не найдешь. Эх, народ!
Анисья. Десять делов в руки сунешь, да и ругаешься. На печи лежа приказывать легко.
Петр (вздыхая). Эх, кабы не хворь эта привязалась, и дня бы не стал держать.
За сценой голос Акулины: «Псе, псе, псе…» Слышно, жеребенок ржет, и лошади вбегают в ворота. Ворота скрипят.
Бахарить – вот это его дело. Право, не стал бы держать.
Анисья (передразнивая). Не стану держать. Ты бы сам поворочал, тогда бы говорил.
Явление третье
Те же и Акулина.
Акулина (входит). Насилу загнала. Всё чалый…
Петр. Микита-то где ж?
Акулина. Микита-то? На улице стоит.
Петр. Чего ж он стоит?
Акулина. Чего стоит-то? Стоит за углом, калякает.
Петр. Не добьешься от нее толков. Да с кем калякает-то?
Акулина (не расслышав). Чего?
Петр махает на Акулину рукой; она садится за пряжу.
Явление четвертое
Те же и Анютка.
Анютка (вбегает. К матери). К Микитке отец с матерью пришли. Домой берут жить, однова дыхнуть.
Анисья. Врешь?
Анютка. Пра! сейчас умереть! (Смеется.) Я мимо иду, Микита и говорит: прощай, говорит, теперь, Анна Петровна. Приходи ужо ко мне на свадьбу гулять. Я, говорит, ухожу от вас. Смеется сам.
Анисья (к мужу). Не больно тобою нуждаются. Вон он и сам сходить собрался… «Сгоню!», говорит…
Петр. И пущай идет; разве других не найду?
Анисья. А деньги-то зададены?..
Анютка подходит к двери, слушает, что говорят, и уходит.
Явление пятое
Анисья, Петр и Акулина.
Петр (хмурится). Деньги, коли что, летом отслужит.
Анисья. Да ты рад отпустить, – тебе с хлеба долой. Да зиму-то я одна и ворочай, как мерин какой. Девка-то не больно охоча работать, а ты на печи лежать будешь. Знаю я тебя.
Петр. Да что, ничего не слыхамши, попусту язык трепать.
Анисья. Полон двор скотины. Не продал корову-то и овец всех на зиму пустил, корму и воды не наготовишься, – а работника отпустить хочешь. Да не стану я мужицкую работу работать! Лягу, вот как ты же, на печь – пропадай все; как хочешь, так и делай.
Петр (к Акулине). Иди за кормом-то, что ли, – пора.
Акулина. За кормом? Ну, что ж. (Надевает кафтан и берет веревку.)
Анисья. Не буду я тебе работать. Буде уж, не стану. Работай сам.
Петр. Да буде. Чего взбеленилась? Ровно овца круговая.
Анисья. Сам ты кобель бешеный! Ни работы от тебя, ни радости. Только поедом ешь. Кобель потрясучий, право.
Петр (плюет и одевается). Тьфу ты! Прости, господи! Пойти узнать толком. (Выходит.)
Анисья (вдогонку). Гнилой черт, носастый!
Явление шестое
Анисья и Акулина.
Акулина. Ты за что батю ругаешь?
Анисья. Ну тебя, дура. Молчи.
Акулина (подходит к двери). Знаю, чего ругаешь. Сама дура, пес ты. Не боюсь я тебя.
Анисья. Ты чего? (Вскакивает и ищет, чем бы ударить.) Мотри, я тебя рогачом.
Акулина (отворив дверь). Пес ты, дьявол, вот ты кто! Дьявол, пес, пес, дьявол! (Убегает.)
Явление седьмое
Анисья одна.
Анисья (задумывается). На свадьбу, говорит, приходи. Это что ж они вздумали? женить? Мотри, Микитка: коли это твои умыслы, я то сделаю… Нельзя мне без него жить. Не пущу я его.
Явление восьмое
Анисья и Никита.
Никита (входит, оглядываясь. Видя, что Анисья одна, быстро подходит к ней. Шепотом). Что, братец ты мой, беда. Приехал родитель, снимать хочет, – домой идти велит. Окончательно, говорит, женим тебя, и живи дома.
Анисья. Что же, женись. Мне-то что?
Никита. Вот так – так. Я рассчитываю, как получше дело обсудить, а она вон как: жениться велит. Что ж так? (Подмигивает.) Аль забыла?..
Анисья. И женись, очень нужно…
Никита. Да ты что фыркаешь-то? Вишь ты, и погладиться не дается… Да ты чего?.
Анисья. А того, что бросить хочешь… А хочешь бросить, так и я не нуждаюсь. Вот тебе и сказ!
Никита. Да буде, Анисья. Разве я тебя забыть хочу? Ни в жисть. Окончательно тебя, значит, не брошу. А я так рассчитываю: что и женят, так к тебе же назад приду; только бы домой не брал.
Анисья. Очень ты мне нужен женатый-то.
Никита. Да как же, братец ты мой, – из отцовской воли опять-таки невозможно никак.
Анисья. На отца сворачиваешь, а умыслы – твои всё. Давно ты подлаживаешь с мазихой своей, с Маринкой. Она тебе это намазала. Недаром намедни прибегала.
Никита. Маринка?! Очень она мне нужна!.. Мало их вешаются-то!..
Анисья. Зачем же отец приехал? Ты велел! Обманывал ты!.. (Плачет.)
Никита. Анисья! веришь ты богу аль нет? Ничего-то я и во сне не видал. Окончательно знать не знаю, ведать не ведаю. Всё мой старик с своей головы уздумал.
Анисья. Сам не захочешь, так кто ж тебя, оселом, что ль, притянет?
Никита. Тоже, рассчитываю, невозможно супротив родителя будет исделать. А неохота мне.
Анисья. Упрись, да и всё.
Никита. Уперся один такой-то, так его в волостной так вспрыснули. Очень просто. Тоже не хочется. Сказывают – щекотно.
Анисья. Буде шутить-то. Ты слушай, Микита: коли ты за себя Марину возьмешь, я не знаю, что над собой сделаю… Жизни решусь! Согрешила я, закон рушила, да уж не ворочаться стать. Коли да ты только уйдешь, я то сделаю…
Никита. Мне что ж уходить? Кабы я уйти хотел, я бы давно ушел. Меня как намедни Иван Семеныч приглашал в кучера… А уж жизнь какая! Не пошел же. Потому я так рассчитываю, что я всякому хорош. Если бы ты меня не любила, то другой расчет.
Анисья. То-то и помни. Старик не нынче-завтра помрет, думаю, – все грехи прикроем. Закон приму, думала, будешь хозяином.
Никита. И, что загадывать. Мне что? Я работаю, как для себя стараюсь. Меня и хозяин любит, и баба его, значит, любит. А что меня бабы любят, так я в этом не причинен, – очень просто.
Анисья. Будешь меня любить?
Никита (обнимает ее). Во как! Как была ты у меня в душе…
Явление девятое
Те же и Матрена (входит и долго крестится на образа; Никита и Анисья отстраняются друг от друга).
Матрена. А я что и видела, не видала, что и слышала, не слыхала. С бабочкой поиграл, – что ж? И теленок, ведашь, и тот играет. Отчего не поиграть? – дело молодое. А тебя, сынок, хозяин на дворе спрашивает.
Hикита. Я за топором зашел.
Матрена. Знаю, знаю, родной, за каким топором. Этот топор все больше около баб.
Никита (нагибается, берет топор). Что ж, матушка, аль и вправду женить меня? Я рассчитываю, что совсем напрасно. Опять-таки и мне бы неохота.
Maтрена. И-и! Касатик, зачем женить? Живешь да живешь. Это старик все. Поди, родной, мы и без тебя все дела рассудим.
Никита. Чудно, право: то женить, а то не надо. Окончательно не разберу ничего. (Уходит.)
Явление десятое
Анисья и Матрена.
Анисья. Что ж, тетка Матрена, аль и вправду женить хотите?
Матрена. С чем женить-то, ягодка! Наш, ведашь, какой достаток? Так себе старичок мой зря болтает: женить да женить. Да не его ума дело. От овса, ведашь, кони не рыщут, от добра добра не ищут, – так и это дело. Разве я не вижу (подмигивает), к чему дело клонит.
Анисья. Что же мне, тетка Матрена, от тебя хорониться. Ты все дела знаешь. Согрешила я, полюбила сына твоего.
Матрена. Ну, новости сказала. А тетка Матрена и не знала. Эх, деушка, тетка Матрена терта, терта да перетерта. Тетка Матрена, я тебе скажу, ягодка, под землей-то на аршин видит. Все знаю, ягодка! Знаю, зачем молодым бабам сонных порошков надоть. Принесла. (Развязывает узелок платка, достает в бумаге порошки.) Чего надо, то вижу, а чего не надо, того знать не знаю, ведать не ведаю. Так-то. Тоже и тетка Матрена молодая была. Тоже с своим дураком, ведашь, умеючи прожить надо. Все семьдесят семь уверток знаю. Вижу, ягодка, зачиврел, зачиврел твой-то старик. С чем тут жить? Его вилами ткни, кровь не пойдет. Глядишь, на весну похоронишь. Принять во двор кого-нибудь да надо. А сынок чем не мужик? Не хуже людей. Так что же мне за корысть сына-то с доброго дела снять? Разве я своему детищу враг?
Анисья. Только б не сходил он от нас.
Матрена. И не сойдет, ласточка. Все глупость одна. Старика моего ведашь. Ум у него вовсе расхожий, а тоже другой раз заберет что в башку, как колом подопрет, никак не выбьешь.
Анисья. Да с чего взялось-то дело это?
Матрена. А видишь ли, ягодка, – малый, сама знаешь, до баб какой, да и красик, нечего сказать. Ну жил он, ведашь, на чугунке, а там у них девчонка-сирота – в куфарках жила. Ну и стала вязаться за ним девчонка эта.
Анисья. Маринка?
Матрена. Она, паралик ее расшиби. Ну и было ли что, нет ли, только и дознайся мой старик. От людей ли, или сама она ему наклявузничала!..
Анисья. Смелая же какая, подлюга!
Матрена. Вот и поднялся мой-то, дурья голова: женить, говорит, да женить, грех покрыть. Возьмем, говорит, малого домой да женим. Разговаривала всячески. Куды тебе! Ну, думаю, ладно. Дай по-иному поверну. Их, дураков, ягодка, все так-то манить надо. Всё в согласье как будто. А до чего дело дойдет, сейчас на свое и повернешь. Баба, ведашь, с печи летит, семьдесят семь дум передумает, так где ж ему догадаться. Что ж, говорю, старичок, дело хорошее. Только подумать надо. Пойдем, говорю, к сынку да посоветуем с Петром Игнатьичем. Что он скажет? Вот и пришли.
Анисья. О-ох, тетушка, как же так? Ну, как отец-то велит?
Матрена. Велит? А веленье то его псу под хвост. Уж ты не сумлевайся, не бывать этому делу, я сейчас с твоим стариком все дела просею, процежу, ничего не останется. Я и пошла с ним – один пример сделать. Как же сынок в счастье живет, счастья ждет, а я за него потаскуху сватать стану. Что ж, я дура, что ль.
Анисья. Она и сюда к нему бегала, Маринка-то. Веришь ли, тетушка, как сказали мне, что женить его, как ножом по сердцу полоснуло меня. Думаю, в сердце она у него.
Матрена. И, ягодка! Что ж, он дурак, что ли? Станет он шлюху бездомовную любить. Микишка, ведать, малый тоже умный. Он знает, кого любить. А ты, ягодка, не сумлевайся. Не снимем его ни в жизнь. И женить не станем. А деньжонок ублаготворите, и пусть живет.
Анисья. Кажется, уйди Микита, не стану на свете жить.
Матрена. Дело молодое. Легко ли! Баба ты в соку, с таким осметком жить…
Анисья. Веришь ли, тетушка, постыл, уж постыл мне мой-то кобель носастый, и не смотрели бы на него глаза.
Матрена. Да, уж это дело такое. Глянь-ка сюда. (Шепотом, оглядываясь.) Была я, ведашь, у старичка этого за порошками, – он мне на две руки дал снадобья. Глянь-ка сюда. Это, говорит, сонный порошок. Дай, говорит, один – сон такой возьмет, что хоть ходи по нем. А это, говорит, такое снадобье, если, говорит, давать пить – никакого духа нет, а сила большая. На семь, говорит, разов, по щепоти на раз. До семи разов давай. И слобода, говорит, ей скоро откроется.
Анисья. О-о-о… Что ж это?
Матрона. Приметки, говорит, никакой. Рублевку взял. Меньше нельзя, говорит. Потому, ведашь, добывать их тоже хитро. Я свою, ягодка, отдала. Думаю, возьмет, не возьмет, Михайловне снесу.
Анисья. О-о! Да може, что худое от них?
Матрена. Чему худому-то быть, ягодка? Добро бы мужик твой твердый, а то что ж, только славу делает, что живет. Не жилец ведь он. Много таких-то бывает.
Анисья. О, ох, головушка моя бедная! Боюсь я, тетенька, как бы греха не было. Нет, это что ж?
Матрена. Можно и назад снесть.
Анисья. Что ж их, как и те, в воде распущать?
Матрена. В чаю, говорит, лучше. Ничего, говорит, неприметно, ни духу от них нет, ничего. Тоже человек умный.
Анисья (берет порошки). О, о, головушка моя бедная. Пошла бы разве на такие дела, кабы не жисть каторжная.
Матрена. А рублевку-то не забудь, я пообещалась старичку занесть. Тоже хлопочет.
Анисья. Уж известно. (Идет к сундуку и прячет порошки.)
Матрена. А ты, ягодка, потеснее держи, чтоб люди не знали. А коли что, помилуй бог, коснется, от тараканов, мол… (Берет рубль.) Тоже от тараканов идет… (Обрывает речь.)
Явление одиннадцатое
Те же, Петр и Аким.
Аким входит, крестится на образа.
Петр (входит и садится). Так как же, дядя Аким?
Аким. Получше, Игнатьич, как бы получше, тае, получше… Потому как бы не того. Баловство, значит. Хотелось бы, тае… к делу, значит, хотелось малого-то. А коли ты, значит, тае, можно и того. Получше как…
Петр. Ладно, ладно. Садись, потолкуем.
Аким садится.
Что ж так? Аль женить хочешь?
Матрена. Женить-то и повременить можно, Петр Игнатьич. Нужда наша, сам знаешь, Игнатьич. Где тут женить. Сами живота не надышим. Где ж женить!..
Петр. Судите, как лучше.
Матрена. Женить тоже спешить некуда. Это такое дело. Не малина, не опанет.
Петр. Что ж, коли женить – дело хорошее.
Аким. Хотелось бы, значит, тае… Потому мне, значит, тае… работишка в городу, работишка выпала, сходная, значит…
Матрена. Ну уж работа! Ямы чистить. Приехал намедни, так блевала, блевала, тьфу!
Аким. Это точно, сперначала она ровно и тае, шибает, значит, дух-то, а обыкнешь – ничего, все одно, что барда, и значит, тае, сходно… А что дух, значит, тае… это нашему брату обижаться нельзя. Одежонку сменить тоже можно. Хотелось, значит, Микитку дома. Пущай оправдает, значит. Он пущай дома оправдает. А уж я, тае, в городу добуду.
Петр. Хочешь сына дома оставить, оно точно. Да забраты деньги-то как?
Аким. Это верно, верно, Игнатьич, сказал это, значит, тае, правильно, потому нанялся, продался – это пусть доживат, значит, а вот только, тае, женить; на время, значит, отпусти коли что.
Петр. Что ж, это можно.
Mатрена. Да дело-то у нас несогласное. Я перед тобой, Петр Игнатьич, как перед богом откроюсь. Ты хоть нас с стариком рассуди. Заладил, что женить да женить. А на ком женить-то, ты спроси! Кабы невеста настоящая, разве я своему детищу враг, а то девка с пороком…
Аким. Вот это напрасно. Напрасно, тае, наносишь на девку-то. Напрасно. Потому ей, девке этой самой, обида от сына мого, обида, значит, есть. Девке, значит.
Петр. Какая же такая обида?
Аким. А выходит, значит, тае, с сыном Никиткою. С Никиткою, значит, тае.
Матрена. Ты погоди говорить, у меня язык помягче, дай я скажу. Жил это малый-то наш до тебя, сам ведать, на чугунке. И привяжись там к нему девка, так, ведашь, немудрящая, Маринкой звать, – куфаркой у них в артели жила. Так вот, показывает она, эта самая девка, на сына на нашего, что, примерно, он, Микита, будучи, ее обманул.
Петр. Хорошего тут нет.
Матрена. Да она сама непутевая, по людям шляется. Так, потаскуха.
Аким. Опять ты, значит, старуха, не тае, и все ты не тае, всё, значит, не тае…
Матрена. Вот только и речей от орла от моего – тае, тае, тае, а что тае – сам не знаешь. Ты, Петр Игнатьич, не у меня, у людей спроси про девку, всякий то же скажет. Так – шалава бездомовная.
Петр (Акиму). Что ж, дядя Аким, коли такое дело, тоже женить незачем. Ведь не лапоть, с ноги не снимешь, хоть бы сноху.
Аким (разгорячись). Облыжно, старуха, значит, на девку, тае, облыжно. Потому девка, тае, дюже хороша, дюже хороша девка, значит; жаль мне, жаль, значит, девку-то.
Матрена. Уж прямо Маремьяна-старица, по всем мире печальница, а дома не емши сидят. Жаль девку, а сына не жаль. Навяжи ее себе на шею, да и ходи с ней. Буде пустое-то говорить.
Аким. Нет, не пустое.
Матрена. Да ты не залетай, дай я скажу.
Аким (перебивает). Нет, не пустое. Значит, ты на свое воротишь, хоть бы про девку али про себя, – ты на снос воротишь, как тебе лучше, а бог, значит, тае, на оное поворотит. Так и это.
Матрена. Эх, только с тобой язык терзать.
Аким. Девка работящая, важковатая и, значит, тае, вокруг себе… значит. А по нашей бедности нам и тае, рука, значит: и свадьба недорогая. А дороже всего обида есть девке-то, значит, тае, сирота, вот что, девка-то. А обида есть.
Матрена. Всякая, тоже говорит…
Анисья. Ты, дядя Аким, больше слушай нашу сестру. Они тебе расскажут!
Аким. А бог-то, бог! Разве она не человек, девка-то? Значит, тоже, тае, богу-то она человек. А ты как думаешь?
Матрена. А, заладил…
Петр. А вот что, дядя Аким, тоже ведь этим девкам верить нельзя. А малый-то жив. Ведь он вот он! Послать его да спросить толком, правда ли? Он души не убьет. Покличьте малого-то!
Анисья встает.
Скажи ты, отец зовет.
Анисья уходит.
- Анатэма
- Саломея
- Как важно быть серьезным
- Саломея
- Власть тьмы, или «Коготок увяз, всей птичке пропасть»
- И свет во тьме светит
- От ней все качества
- Плоды просвещения