Детство, отрочество и юность

Детство, Отрочество, Юность – этапы жизни, через которые проходит каждый из нас. К радости или к сожалению, время нельзя повернуть вспять и что-то изменить в прошлом. Спустя годы остаются только воспоминания о тех днях, когда ты был младше. Трилогия является автобиографией Льва Толстого. С интересом наблюдаешь за изменениями в ребенке, подростке, юноше. Рассуждения, мысли принимают другой оборот по мере взросления. В романе поднимаются важные темы: взаимоотношение отцов и детей, братьев, сверстников, учителей и учеников. Детство – самое счастливое время для Толстого."Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений." При чтении невольно вспоминаешь своё детство, свои детские мечты, планы, надежды… «Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры, которыми обладаешь в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели – невинная веселость и беспредельная потребность любви – были единственными побуждениями в жизни?» Куда уходит детство в какие города? И где найти нам средство чтоб вновь попасть туда Оно уйдет неслышно пока весь город спит И писем не напишет и вряд ли позвонитИ зимой и летом небывалых ждать чудес Будет детство где-то, но не здесьИ в сугробах белых и по лужам у ручья Будет кто-то бегать, но не яКуда уходит детство, куда ушло оно? Наверно, в край чудесный где каждый день кино Где также ночью синей струится лунный свет Но нам с тобой отныне туда дороги нетТолстой потерял маму в возрасте 10 лет. К маме он испытывал самое теплое чувство любви.Со временем у писателя поменялось отношение к жизни. Произошедшие изменения способствовали началу отрочества. «Случалось ли вам, читатель, в известную пору жизни вдруг замечать, что ваш взгляд на вещи совершенно меняется, как будто все предметы, которые вы видели до тех пор, вдруг повернулись к вам другой, неизвестной ещё стороной? Такого рода моральная перемена произошла во мне в первый раз во время нашего путешествия, с которого я и считаю начало моего отрочества.» К нему пришло осознание, что весь мир не крутится вокруг кого-то одного. «Не все интересы вертятся около нас, а что существует другая жизнь людей, ничего не имеющих общего с нами, не заботящихся о нас и даже не имеющих понятия о нашем существовании. Без сомнения, я прежде знал всё это; но знал не так, как я это узнал теперь, не сознавал, не чувствовал.» В период отрочества, Толстой задавался бесконечными вопросами о мироздании, смысле жизни. Он пытался понять, как всё устроено на самом деле."Стоя перед черной доской и рисуя на ней мелом разные фигуры, я вдруг был поражен мыслью: почему симметрия приятна для глаз? Что такое симметрия? Это врождённое чувство, отвечал я сам себе. На чем же оно основано? Разве во всем в жизни симметрия? Напротив, вот жизнь – и я нарисовал на доске овальную фигуру. После жизни душа переходит в вечность; вот вечность – и я провёл с одной стороны овальный фигуры черту до самого края доски. Отчего же с другой нет такой же черты? Да и в самом деле, какая же может быть вечность с одной стороны, мы, верно, существовали прежде этой жизни, хотя и потеряли о том воспоминание."Дружба с Дмитрием направила писателя к следующему этапу жизни – юности."Дружба с Дмитрием открыла мне новый взгляд на жизнь, ее цель и отношения. Сущность этого взгляда состояла в убеждении, что назначение человека есть стремление к нравственному усовершенствованию и что усовершенствование это легко, возможно и вечно."Резюмируем: Завораживающее описание природы, красивый язык и слог. Если хотите познакомиться с биографией автора – читайте эту трилогию. P.S. Спасибо за прочтение рецензии!

Что-то на этот раз Толстой слегка не торт.Нет, он, конечно, как и прежде, как и в «Войне и мире» зрит вглубь людей, и ведь реально зрит, разделывает, можно сказать, под орех, всех окружающих персонажей, да и себя не щадит. Что-то давно меня так не раздражало от главного героя. Даже рецензию решила писать чуть попозже, чтобы отпустило, но не отпустило.Главный герой, Николенька Иртеньев, альтер-эго самого автора, бесит пипец как. Извините. Я понимаю, юный изнеженный падаван, растет в дворянской семье, в основном с гувернером Карл Иванычем, маменькой и папенькой, братцем Володей и сестренкой Любочкой. Растет, значит, живет, закатывает истерики Карл Иванычу, закатывает истерики Володе (за случай с Володей, когда Николенька ему книги изорвал, я бы поколотила засранца, а ему ничего, папеньке выплакался, что его никто не любит, и норм). Живет. Влюбляется он в Катеньку. А потом в Софийку. А потом еще в кого-то. И влюбленности у него случаются по десяти раз на дню. Завидует Володе (Бедный Коля, он моложе, он завидует ну не Сереже, Володе (с)). Поступает в университет. Ненавидит нового гувернера-учителя. Потом не ненавидит, помирился. Из вот таких мелких животрепещущих вопросов состоит вся его жизнь. Жарили яблоки, жарили, и, представьте, нажарили (с).В общем-то, книга представляет собой обычные такие, бытовые, зарисовки, и они, кстати, довольно интересны в плане устройства дворянского быта времен детства Толстого. Все было бы хорошо, если бы не одно но. НО. Бесконечный нудеж, то есть бесконечный психоанализ и невероятное самокопание доставляют. Толстой, очевидно, рефлексирует себя очень глубоко. Очень-очень глубоко. Даже слишком глубоко. До мельчайших подробностей, до наноподробностей даже. И так получается, что он делает упор на самых негативных чертах своего характера, которые мне, как человеку радикально другого склада характера, очень тяжело переносить даже на бумаге, а в жизни я б такого ребенка/подростка/юношу обходила бы за три версты. Нытье, нытье, сплошное нытье, как с ним Софья то жила?Однако с другой стороны такой честный взгляд на себя (вглубь себя) требует огромной смелости, раз, и невероятного понимания и принятия человеческой натуры, два, так что Лев Николаевич вызвал на этот раз смешанные чувства, из-за которых невозможно объективно написать рецензию и оценить книгу. Все-таки талант. Не торт, но талант. Эх, колеблюсь я, аки маятник при землетрясении. Но что поделать, такая книга.

Здесь буду опираться на то, что все-таки это произведение автобиографическое, и, может быть, с точки зрения хронологии Толстой что-то изменил/преукрасил/преуменьшил/преувеличил, но, я уверена, мысли и чувства, которыми книга наполнена, все без исключения его лично.Прочтя Анну Каренину, и теперь освежив «Детство-Юность» начинаю понимать, почему Толстого считают знатоком русской души. Потому что книга написана о читателе. О любом, который её читает в данный момент.Толстой очень искренне описывает чувства любого ребенка о том, как несправедлив мир. О том что никто вокруг его не любит, и все только и хотят, что досадить ему. О том, что родители-то на самом деле изверги, а дети очень жестоки. О том, что дети на самом-то деле никаких проступков специально не совершают, и уж никак не заслуживают тех наказаний, которыми награждают их родители.Большинство взрослых совсем забыли, что они были детьми, что думали и чувствовали, а Толстой – нет.В Юности Толстой не стесняется описывать какие-то гадостные (есть слово-то такое?), мерзкие мысли, которые бывают у каждого, но никто в них никогда не сознается, о деградации чистой детской души. Откровенно говорит о тщеславии, высокомерии, порочности, пропасти между богатыми и бедными… И ведь в любом месте каждый человек может узнать себя самого, искренно, без утайки.Чего только стоит вот эта цитата:Мне стало совестно за свое незнание, и вместе с тем, чувствуя всю справедливость замечания Зухина, я перестал слушать и занялся наблюдениями над этими новыми товарищами. По подразделению людей на comme il faut и не comme il faut они принадлежали, очевидно, ко второму разряду и вследствие этого возбуждали во мне не только чувство презрения, но и некоторой личной ненависти, которую я испытывал к ним за то, что, не быв comme il faut, они как будто считали меня не только равным себе, но даже добродушно покровительствовали меня. Это чувство возбуждали во мне их ноги и грязные руки с обгрызенными ногтями, и один отпущенный на пятом пальце длинный ноготь у Оперова, и розовые рубашки, и нагрудники, и ругательства, которые они ласкательно обращали друг к другу, и грязная комната, и привычка Зухина беспрестанно немножко сморкаться, прижав одну ноздрю пальцем, и в особенности их манера говорить, употреблять и интонировать некоторые слова. Например, они употребляли слова: глупец вместо дурак, словно вместо точно, великолепно вместо прекрасно, движучи и т. п., что мне казалось книжно и отвратительно непорядочно. Но еще более возбуждали во мне эту комильфотную ненависть* интонации, которые они делали на некоторые русские и в особенности иностранные слова: они говорили машина вместо машина, деятельность вместо деятельность, нарочно вместо нарочно, в камине вместо в камине, Шекспир вместо Шекспир, и т. д., и т. д.Ужас же, правда? А ведь многие именно так и думают, и стесняются своих мыслей.В общем, простое по сути, но морально бесконечно сложное, тяжелое и откровенное произведение…