bannerbannerbanner
Название книги:

Хоббит

Автор:
Джон Рональд Руэл Толкин
Хоббит

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

J. R. R. Tolkien

The Hobbit

© The J. R. R. Tolkien Copyright Trust 1937, 1951, 1966, 1978, 1995, 1997

© Перевод. Н. Прохорова, 2020

© Перевод стихов. М. Виноградова, 2020

© Издание на русском языке AST Publishers, 2021

* * *

Глава 1. Нежданные гости

В норе под землей жил да был хоббит. Нет, не в какой-то грязной противной норе по соседству с дождевыми червями, не в гадкой сырой норе, откуда тянет промозглым воздухом, но и не в пыльной и голой песчаной норе, где не на чем посидеть и нечем перекусить. О нет, то была хоббитская нора – уютная и со всеми удобствами.

В нору вела круглая, как корабельный люк, дверь, выкрашенная зеленой краской. Точно посередине двери желтой шишечкой торчала блестящая бронзовая ручка. Дверь отворялась внутрь, в большой коридор с полукруглым сводом, похожий на печную трубу (только без дыма и копоти), очень уютный и хорошо обустроенный: стены обшиты деревянными панелями, мощеный плиточный пол застлан ковром, повсюду удобные кресла и много вешалок и крючков для пальто и шляп, потому что хоббит любил приглашать гостей. Коридор постепенно заворачивал: он шел вдоль склона, не забираясь далеко в глубь Холма (как именовали его окрестные жители), – и по обе стороны открывались небольшие круглые двери. Никаких лестниц: спальни, умывальные комнаты, погреба, кладовые (их было, прямо скажем, немало), гардеробные (их тоже было несколько: в одной комнате вся одежда не помещалась), кухни, столовые – всё располагалось на одном этаже, и даже в одном коридоре. Парадные комнаты находились по левую руку (если смотреть от входа), и только в них были окна: круглые окна в глубоких нишах, выходившие в сад, за которым виднелись луга, спускавшиеся к реке.

Наш хоббит был весьма состоятельным хоббитом и носил фамилию Бэггинс. Бэггинсы проживали в окрестностях Холма с незапамятных времен и считались очень почтенным семейством – не только потому, что почти все Бэггинсы были богаты, но и потому что они никогда не позволяли себе никаких приключений и вообще не совершали ничего неожиданного: всегда было точно известно, что именно скажет любой Бэггинс в том или ином случае. Но наша история – о том, как однажды на долю Бэггинса выпало-таки приключение, и он, к собственному изумлению, вдруг начал говорить и делать такое, чего никто не мог от него ожидать. Наверное, он утратил при этом уважение соседей, зато приобрел… впрочем, сами увидите, приобрел он в конце концов что-нибудь или нет.

Матушкой нашего хоббита… кстати, а знаете ли вы, кто такие хоббиты? Похоже, надо кое-что рассказать о них, ведь нынче хоббиты сторонятся Большого Народа (как они называют людей), и теперь их нечасто встретишь. Ростом они примерно в половину нашего, пониже бородатых гномов. К слову сказать, у хоббитов борода не растет. В них нет ничего волшебного, если не считать волшебством совершенно естественное умение беззвучно и быстро исчезать из виду, едва поблизости, топая как слоны, появляются всякие бестолковые неповоротливые верзилы, вроде нас с вами, которые пыхтят так, что слышно на милю вокруг. Хоббиты склонны отращивать брюшко; они любят яркие одежды (особенно желтые и зеленые); башмаков не носят, потому что ступни у них грубые, а на ногах от подошвы до щиколоток – теплая густая бурая шерстка, под цвет курчавых волос. У хоббитов длинные ловкие смуглые пальцы и добродушные лица; они смеются густым мелодичным смехом (с особенным удовольствием – после обеда, а обедают хоббиты дважды в день, если получится). Ну вот, пожалуй, для начала и хватит.

Итак, матушкой нашего хоббита – Бильбо Бэггинса – была достославная Белладонна Тук, одна из трех незабвенных дочерей Старого Тука, главы хоббитов, который жил по ту сторону Реки (как именовалась небольшая речушка, протекавшая у подножия Холма). Поговаривали (в других семействах), будто давным-давно кто-то из Туков взял себе жену из дивного народа. Глупости, разумеется, но Туки и впрямь чем-то отличались от остальных хоббитов, и некоторые из них время от времени срывались с места и отправлялись искать приключений. Они исчезали тихо и незаметно, и семья старалась замять это дело, но факт остается фактом: Туки считались не столь почтенным семейством, как Бэггинсы, хотя были куда богаче.

Впрочем, Белладонна Тук с тех пор, как вышла замуж за мистера Банго Бэггинса, ни в каких приключениях не участвовала. Банго Бэггинс, батюшка Бильбо, выстроил для нее (и частью на ее деньги) роскошнейшую нору, самую лучшую из всех нор, вырытых под Холмом, за Холмом или по ту сторону Реки, – и жили они там до конца своих дней. Но все же вполне возможно, что Бильбо, ее единственный сын, по виду и всем повадкам – вылитый мистер Банго, степенный хоббит и домосед, получил в наследство от Туков некую неуловимую странность, которая только ждала случая себя проявить. Случай долго не подворачивался – Бильбо дожил почти до пятидесяти лет в прекрасной норе, построенной отцом, которую я только что описал, и казалось, ничто уже не заставит его тронуться с насиженного места.

Но вот однажды – давным-давно, когда шума было поменьше, а зелени побольше, и хоббитов еще было много, и они благоденствовали, когда все было тихо-спокойно, и Бильбо Бэггинс стоял поутру после завтрака на пороге своей норы и курил длинную-длинную деревянную трубку, которая едва не касалась его босых ног с мохнатыми пальцами (шерстка была аккуратно расчесана щеткой), – случилось так, что мимо проходил Гандальв.

Гандальв! Если вы знаете хотя бы четверть того, что слыхал о нем я, – а я слыхал лишь малую толику того, что, наверное, можно о нем услышать, – то вы, как я полагаю, уже ждете какой-то невероятной истории. Где бы ни появлялся Гандальв, там тотчас начинали происходить самые удивительные истории и затевались небывалые приключения. Он давно не заглядывал в эти края, к Холму, – по сути, с тех самых пор, как умер его друг Старый Тук, и хоббиты уже почти позабыли, каков Гандальв с виду. Он странствовал по своим делам далеко за Холмом, по ту сторону Реки, и в последний раз его видели, когда нынешние отцы семейств были еще хоббитятами.

Поэтому Бильбо понятия не имел, кто перед ним, когда тем самым утром увидал подле своей норы старика с посохом. На старике была высокая синяя островерхая шляпа, большой серый плащ, серебристый шарф, скрытый под длинной, ниже пояса, белоснежной бородой, и огромные черные сапоги.

– Доброе утро! – простодушно сказал Бильбо. Утро и правда было доброе: солнце сияло, трава по весне зеленела.

Но Гандальв взглянул на него, насупив густые косматые брови, торчавшие из-под полей шляпы.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил он. – Просто желаете мне доброго утра? Или хотите напомнить, что утро, мол, доброе, нравится это мне или нет? Или это вам оно кажется добрым? Или, по-вашему, нынче утром вообще все должны быть добрыми?

– Да всё вместе, – ответил Бильбо. – И вдобавок – прекрасное утро, чтобы выкурить трубочку у дверей. Если у вас есть трубка, присаживайтесь, попробуйте моего табачку! Торопиться некуда, целый день впереди! – И Бильбо уселся на скамеечку перед дверью, положил ногу на ногу и выпустил из своей трубки аккуратное колечко серого дыма – оно поднялось вверх и уплыло куда-то за Холм.

– Прелестно! – произнес Гандальв. – Но мне сейчас недосуг пускать колечки. Я ищу того, кто бы мог поучаствовать в приключении, которое я устраиваю, но пока никого не нашел!

– Еще бы, в наших-то краях! Мы простой, мирный народ. Я вообще приключений не жалую. Придумают же!.. Сначала всякие неприятности, передряги и неудобства, а потом к обеду опаздываешь! Не понимаю я, что в этом хорошего, – сказал наш мистер Бэггинс, заложив большой палец за подтяжку, пыхнул трубкой и выпустил еще одно колечко дыма, больше прежнего. Затем он достал утреннюю почту и принялся читать письма, не глядя на старика и притворяясь, что занят своими делами. Бильбо счел, что такой собеседник ему не подходит, и надеялся, что тот отправится дальше своей дорогой. Но старик не двинулся с места. Он стоял, опершись на посох, и молча смотрел на хоббита, так что в конце концов Бильбо смутился и даже слегка разозлился.

– Доброе утро! – повторил он. – Мы здесь ни в каких приключениях не нуждаемся, благодарствуйте! Поищите кого-нибудь за Холмом или по ту сторону Реки. – На самом деле он просто хотел сказать, что разговор окончен.

– Похоже, ваше «Доброе утро» годится на любой случай! – произнес Гандальв. – Теперь оно означает, что вы хотите избавиться от меня и что утро не будет добрым, пока вы меня не спровадите.

– О что вы, что вы, любезный сэр, – простите, я, кажется, не знаю вашего имени?

– О нет, любезный сэр, разумеется, знаете, – а я знаю ваше, мистер Бильбо Бэггинс. Вы знаете мое имя, хоть и забыли, что это имя – мое. Я – Гандальв, и Гандальв – это я! Подумать только, до чего я дожил: чтобы сын Белладонны Тук не нашел, чем меня приветить, кроме «доброго утра», словно я пришел к нему пуговицы продавать!

– Гандальв! О небо, Гандальв! Тот самый странствующий маг, кто подарил Старому Туку пару волшебных бриллиантовых запонок, которые сами застегивались и никогда не расстегивались без разрешения? Тот, кто рассказывал такие дивные сказки про великанов, драконов и гоблинов, про то, как спасают принцесс, и про то, как сыну вдовы привалила удача? Тот, кто устраивал такие чудесные фейерверки! Я их помню! Старый Тук любил фейерверки на Середину Лета. Ах, как было замечательно! Огни так и взлетали вверх, раскрываясь, как огромные лилии, как львиный зев, падали, как золотой дождь, сияли весь вечер в сумеречном небе! – (Вы уже, наверное, догадались, что мистер Бэггинс очень любил цветы, и кроме того, как видите, он не всегда разговаривал так, как пристало солидному хоббиту, каким он себя считал.) – О небо! – продолжал он. – Тот самый Гандальв, чьей милостью столько примерных молодых хоббитов отправлялись невесть куда искать приключений? И каких только безрассудств они не творили: начинали с того, что лазали по деревьям, а в конце концов убегали погостить к эльфам! Или даже пускались в плавание, подумать только, они плавали на кораблях к чужим берегам! Ах, как было тогда инте… я имею в виду, вашими стараниями тогда все было просто вверх дном в наших краях! Прошу прощения, я никак не думал, что вы все еще… этим занимаетесь.

 

– А чем еще мне прикажете заниматься? – ответил маг. – Но как бы то ни было, отрадно слышать, что вы кое-что обо мне помните. По крайней мере, с удовольствием вспоминаете мои фейерверки. Значит, все не так безнадежно. И потому ради вашего дедушки Старого Тука и ради бедной Белладонны я дам вам то, о чем вы просите.

– Прошу прощения, я ни о чем не просил!

– Просили! И уже дважды – вы просили прощения. Я дарую его. И более того, – пожалуй, я позволю вам поучаствовать в приключении. И мне развлечение, и вам польза, а то и выгода, если доберетесь до конца.

– Извините! Спасибо, мне что-то не хочется никаких приключений! Нет-нет, только не сегодня! Всего вам доброго! Пожалуйста, заходите как-нибудь на чашку чая! Да хоть завтра! Да-да, заходите завтра! До свиданья! – Хоббит развернулся, юркнул в нору и побыстрее захлопнул за собой круглую зеленую дверь, – конечно, не слишком резко, чтобы не показаться невежливым. Все-таки маг есть маг.

«И чего ради я пригласил его на чай?» – недоумевал Бильбо по дороге в кладовку. Вообще-то он недавно позавтракал, но сейчас так разволновался, что решил для бодрости осушить стаканчик и укрепить свой дух парой кексов.

А Гандальв еще долго стоял за дверью, негромко посмеиваясь. Затем подошел поближе и острием посоха нацарапал на красивой зеленой парадной двери некий странный знак. И зашагал прочь, в то время как Бильбо доедал второй кекс и думал о том, как удачно избежал приключений.

На следующий день он благополучно забыл про Гандальва. Бильбо вообще был немного рассеян и самое важное обычно записывал в Лист Текущих Дел, чтобы после не упустить из виду, например: «Гандальв, чай, среда». Однако вчера ему было не до того, чтобы делать пометки.

Когда подошло время пить чай, вдруг оглушительно зазвонил дверной колокольчик. И тут Бильбо все вспомнил! Он бросился прямиком на кухню, поставил чайник, достал еще одну чашку с блюдечком и еще пару кексов и лишь потом побежал к двери.

– Тысяча извинений, что заставил вас ждать! – только хотел произнести он, как обнаружил, что за дверью стоит вовсе не Гандальв, а какой-то гном с синей бородой, заткнутой за золотой пояс. Едва Бильбо отворил дверь, как этот гном, будто званый гость, не дожидаясь особого приглашения, шмыгнул в прихожую, сверкнув глазами из-под темно-зеленого капюшона, и тут же повесил свой капюшон на ближайший крючок.

– Двалин, к вашим услугам! – с низким поклоном произнес он.

– Бильбо Бэггинс – к вашим! – только и сумел вымолвить ошарашенный хоббит.

Они помолчали. Потом, когда молчать дольше стало неловко, Бильбо добавил:

– Я как раз собирался пить чай, заходите, пожалуйста, составьте мне компанию! – Получилось немножко натянуто, но Бильбо хотел быть учтивым. А вы бы как поступили, если бы к вам домой явился без приглашения незнакомый гном и безо всяких объяснений повесил плащ в прихожей?

За столом они просидели недолго. Еще и трех кексов не съели, как колокольчик у порога зазвонил вновь, громче прежнего.

– Извините! – проговорил хоббит и побежал открывать.

– Ну вот и вы, наконец! – думал сказать он, отворяя Гандальву, – но и на сей раз за дверью никакого Гандальва не было. На пороге опять стоял гном – в алом капюшоне, белобородый и очень старый, судя по виду. Он тоже, едва распахнулась дверь, шмыгнул внутрь, будто только его и ждали.

– Ага, наши собираются, как я погляжу, – произнес он, заметив на крючке зеленый капюшон Двалина, повесил рядом свой красный, а затем прижал руку к груди и сказал: – Балин, к вашим услугам!

– Спасибо! – сдавленным голосом проговорил Бильбо. Ответил он, разумеется, невпопад, но это самое «наши собираются» обеспокоило его не на шутку. Да, ему нравилось, когда приходили гости, но он предпочитал приглашать их сам и знать заранее, кто и когда придет. У него мелькнула страшная мысль, что кексов на всех не хватит, и тогда (а он знал, каков долг хозяина дома, и намеревался исполнить его, чего бы это ни стоило) – ему самому придется пить чай без кексов.

– Заходите, выпейте чашечку чаю! – ухитрился выдавить он наконец, переведя дух.

– Лучше стаканчик пива, любезный сэр, если не трудно, – ответил белобородый Балин. – Да к нему, пожалуй, пару булочек, – и лучше с тмином, коли у вас найдутся.

– Сколько угодно! – к собственному удивлению, отвечал Бильбо и, не успев опомниться, со всех ног побежал в погреб, нацедил пинту пива, заскочил в кладовку, захватил две прекрасные круглые булочки с тмином (которые он сегодня испек, чтобы было чем перекусить после ужина) и помчался назад.

Балин и Двалин уже сидели у него в гостиной и беседовали, как старые знакомые (что и неудивительно: ведь они были братья). Едва хоббит выставил перед ними пиво и булочки, как колокольчик загремел вновь – раз и еще раз!

«Теперь точно Гандальв!» – решил Бильбо, когда, запыхавшись, подбежал к двери. Как бы не так! Явились еще два гнома: синие капюшоны, серебряные пояса, желтые бороды. Каждый нес заступ и мешок с каким-то добром. Хоббит даже дверь не успел распахнуть как следует – а гномы были уже в прихожей.

Бильбо больше не удивлялся.

– Чем могу служить, любезные гномы? – осведомился он.

– Кили, к вашим услугам! – сказал первый гном.

– И Фили тоже! – добавил второй.

Они сняли свои синие капюшоны и поклонились.

– К вашим услугам и к услугам ваших родичей! – ответил Бильбо, вспомнив на сей раз о хороших манерах.

– Похоже, Двалин и Балин уже здесь, – сказал Кили. – Ну что ж, остальные не заставят себя ждать!

«Кто это остальные? – подумал мистер Бэггинс. – Звучит подозрительно. Надо присесть на минутку, собраться с мыслями, глотнуть чего-нибудь…» Но только он примостился в уголке и сделал один глоточек, – а четверо гномов, рассевшись вокруг стола, тем временем говорили и говорили о копях, о золоте, о стычках с гоблинами, о драконах-грабителях и о многом другом, чего мистер Бэггинс не понимал, да и понимать не хотел, слишком все это смахивало на приключения, – как вдруг – дилли-дилли-дилли-динь! – дверной колокольчик так и залился звоном, словно какой-нибудь шалопай-хоббитенок пытался его оторвать.

– Еще один гость! – в смятении пробормотал Бильбо, выскакивая в коридор.

– Еще четверо, судя по звону, – заметил Фили ему вдогонку. – Да мы их видели, они все шли за нами.

Бедный хоббит упал на кресло в передней и схватился руками за голову, пытаясь разобраться, что происходит, что еще может произойти, и что, если все они останутся ужинать? Тут колокольчик загремел пуще прежнего. Бильбо бросился к двери. Нет, их было не четверо. Их оказалось ПЯТЕРО. Еще один гном подоспел, пока Бильбо сидел в прихожей и соображал, что к чему. Мистер Бэггинс едва потянул за дверную ручку – и раз! – перед ним уже стоят пятеро гномов, кланяются и повторяют по очереди: «К вашим услугам!» Гостей звали Дори, Нори, Ори, Ойн и Глойн. Они мигом развесили на крючках свои капюшоны (два пурпурных, серый, коричневый и белый) и, засунув большие ладони за свои золотые и серебряные пояса, прошествовали прямо к столу, где вовсю шла пирушка. Да уж, остальные и правда не заставили себя ждать! Теперь все гномы требовали кто эля, кто портера, кто кофе, вдобавок каждый хотел еще кексов, так что хоббит совсем сбился с ног.

Большой кофейник зашипел на огне, булочки с тмином закончились, гномы приступили к ячменным лепешкам с маслом, и тут послышался… нет, не звонок, а громкий-громкий стук! Кто-то изо всех сил колотил палкой по прекрасной зеленой парадной двери мистера Бэггинса!

Бильбо, совсем сбитый с толку, в негодовании опрометью бросился по коридору, – ну и денек выдался, такого еще не бывало! – и прямо с разбегу рванул дверь на себя. Гости ввалились к нему в прихожую, падая друг на друга. Еще гномы, целых четверо! А позади них стоял Гандальв – стоял и смеялся, опершись на посох. На прекрасной двери буквально не осталось живого места (Гандальв постучал по ней от души), – и, кроме того, не осталось и следа тайной метки, которую маг начертал вчера утром.

– Осторожнее! Осторожнее! – проговорил он. – Ах, Бильбо, как это на тебя не похоже – заставлять друзей ждать под дверью, а потом – бац! – открыть ее, как хлопушку! Вот, позвольте представить: Бифур, Бофур, Бомбур и, главное, – Торин!

– К вашим услугам! – сказали Бифур, Бофур и Бомбур, став перед хоббитом рука об руку. Затем они пристроили на крючки два желтых капюшона, один светло-зеленый и один небесно-голубой с длинной серебряной кистью, принадлежавший Торину. Да, в гости к Бильбо явился сам высокородный Торин, знаменитый Торин Дубовый Щит, которому, конечно, совсем не понравилось падать на коврик под дверью, да еще когда Бифур, Бофур и Бомбур повалились сверху, а Бомбур, кстати сказать, был очень толстый и невероятно тяжелый. Торин спесиво поглядывал по сторонам и никаких услуг Бильбо не предлагал, но бедный мистер Бэггинс столько раз повинился и попросил прощения, что Торин в конце концов пробурчал: «Ладно, не будем об этом», – и перестал хмуриться.

– Ну вот, все в сборе! – произнес Гандальв, окинув взглядом тринадцать висящих рядком капюшонов – парадных отстежных капюшонов для хождения в гости, – и свою собственную шляпу. – Веселая компания! Надеюсь, и опоздавшим найдется чем подкрепиться? Что это у вас? Чай? Благодарю покорно! Мне, пожалуй, немного красного винца.

– Мне тоже, – проговорил Торин.

– Хорошо бы еще малинового варенья и пирожков с яблоками, – сказал Бифур.

– А еще пирожков с изюмом и сыра, – добавил Бофур.

– А еще пирожков с мясом и салата, – дополнил Бомбур.

– И еще кексов, и эля, и кофе, если не трудно! – закричали остальные гномы, сидевшие за столом.

– И прихвати, пожалуйста, пару яиц, будь другом! – крикнул Гандальв вслед хоббиту, когда тот поплелся в кладовку. – И цыпленка, можно холодного, только пикулей не забудь!

«Он, похоже, не хуже меня самого знает, что лежит в кладовой!» – подумал мистер Бэггинс в полной растерянности, содрогаясь при мысли, что на него нежданно свалилось, кажется, самое что ни на есть скверное приключение. К тому времени, как он собрал все тарелки, стаканы, ножи, ложки, вилки и что там еще требовалось, а потом нагромоздил бутылки и кушанья на большие подносы, он совсем запарился, побагровел и разозлился.

– Да чтоб им всем провалиться, этим гномам! – сказал он вслух. – Могли бы прийти и помочь!

Оп-ля! – а в дверях кухни, оказывается, уже стоят Балин и Двалин, а за ними Фили и Кили: Бильбо и слова вымолвить не успел, как они утащили в гостиную все подносы, а заодно еще два небольших столика, и расставили все в мгновение ока.

Гандальв занял место во главе стола, тринадцать гномов расселись вокруг, а Бильбо, пристроившись на скамеечке у камина, без всякого аппетита жевал печенье, делая вид, будто все идет своим чередом и к приключениям не имеет ни малейшего отношения. Гномы ели и ели, говорили и говорили, а время шло. Наконец, они откинулись в креслах, и Бильбо поднялся, чтобы убрать тарелки.

– Я полагаю, вы не уйдете до ужина? – вежливо спросил он таким тоном, чтобы никто не подумал, что он настаивает.

– Разумеется, нет! – ответил Торин. – Мы останемся даже после ужина. Дело серьезное, и мы будем сидеть допоздна. А кроме того – как можно без музыки? Давайте уберем со стола!

Двенадцать гномов тут же вскочили (высокородный Торин, разумеется, продолжал разговаривать с Гандальвом), мигом сгребли всю посуду, нагромоздили тарелки одна на другую, так что никакие подносы им не понадобились, и двинулись на кухню: каждый нес груду тарелок, увенчанную бутылкой, на вытянутой руке, а второй рукой только помахивал, чтобы сохранить равновесие. Хоббит бежал следом, попискивая от испуга:

– Пожалуйста, осторожнее! Не беспокойтесь, пожалуйста, я сам!

В ответ гномы грянули песню:

 
Бейте рюмки и бутылки,
Бейте хрупкое стекло!
Жгите пробки, гните вилки
Бильбо Бэггинсу назло!
Обмакните в жир салфетки,
Искромсайте их ножом!
На пол выкиньте объедки
И залейте их вином!
Кочергой посуду смело
Искрошите в порошок,
Если что осталось целым —
Бросьте в мусорный мешок!
Бейте хрупкое стекло
Бильбо Бэггинсу назло!
 

Но, разумеется, они ничего подобного не учинили. Напротив: в два счета все вымыли, вычистили, разложили по полкам в целости и сохранности. Хоббит, стоявший посреди кухни, едва успевал поворачиваться, пытаясь за ними углядеть. Затем все вернулись в гостиную. Торин сидел у огня и курил, положив ноги на каминную решетку. Огромные кольца дыма поднимались из его трубки и послушно плыли куда он хотел: то забирались в дымоход, то прятались за часы на каминной полке, то залетали под стол, то кругами ходили под потолком. Но куда бы ни уплывало колечко Торина, а ему вдогонку Гандальв всякий раз посылал свое из короткой глиняной трубки. П-ф-ф! – и всякий раз небольшое колечко Гандальва проскальзывало прямо через кольцо Торина. Затем оно становилось зеленым, возвращалось обратно к Гандальву и кружилось у мага над головой, так что мало-помалу там собралось целое облако дымных зеленых колечек. В полумраке гостиной вид у Гандальва был таинственный и волшебный. Бильбо не сводил с него глаз – он любил смотреть, как пускают колечки, и теперь краснел от стыда, вспоминая, что еще вчера утром гордился своим искусством, глядя, как плывут по ветру над Холмом колечки из его длинной трубки.

 

– Перейдем к музыке! – произнес Торин. – Пора достать инструменты!

Кили и Фили потянулись к своим мешкам и вытащили небольшие скрипки; Дори, Нори и Ори извлекли из-за пазухи флейты; Бомбур притащил из прихожей барабан; Бифур и Бофур сбегали за кларнетами, которые оставили рядом с посохами у входа. Двалин и Балин хором сказали:

– Прошу прощения, я оставил инструмент на пороге, сейчас принесу!

– Мой тоже захватите! – крикнул Торин.

Они принесли две виолы с себя ростом и арфу Торина, обернутую зеленой тканью. То была прекрасная золотая арфа, и едва Торин коснулся рукою струн, полилась такая дивная, такая необыкновенная музыка, что Бильбо забыл обо всем и унесся душою куда-то в неведомые края, в сумеречные края под незнакомой луной, что лежат далеко-далеко от его норы, далеко от Холма, неведомо где за Рекой.

Темнота вошла в комнату сквозь небольшое окошко, прорезанное в склоне Холма. Огонь в камине едва мерцал (был апрельский вечер), а гномы все играли, играли, и тень от бороды Гандальва покачивалась на стене.

Потом стало совсем темно, огни погасли, тени пропали, а гномы продолжали играть. И внезапно сначала один, следом другой, глубокими гортанными голосами завели песнь, и вот уже все гномы играли и пели, как гномы поют от века в своих подземных палатах в глубинах гор. Они пели примерно так (хотя песню гномов нельзя представить без музыки):

 
За дальний кряж туманных гор,
Во тьму и мрак подземных нор
Рассветный час проводит нас
За кладом, скрытым с давних пор.
Здесь силу мощных чар сплетал
Кузнец, пока узор ковал.
Во мгле, в горах, где дремлет страх,
В чертогах гномьих пел металл.
Эльфийским королям творцы
Ковали дивные венцы,
И блеск лучей в клинки мечей
Ловили гномы-кузнецы.
Они искусно в нить одну
Свивали солнце и луну,
И звездный рой они порой
С небес низали на струну.
За дальний кряж туманных гор,
Во тьму и мрак подземных нор
Рассветный час проводит нас:
С врагом еще не кончен спор!
В чертогах в глубине Горы
Шли встарь роскошные пиры,
Но гномов тех веселый смех
Никто не слышал до поры.
Стонали сосны в вышине,
Огонь метался по стерне,
Взмах черных крыл луну затмил,
И страх катился по стране.
Во тьме тревожно бил набат,
Был город пламенем объят:
К ним, разъярен, летел дракон —
Искал спасенья стар и млад.
И знали гномы в этот раз,
Что пробил им тяжелый час.
Во мрак земли они ушли,
Скрываясь от враждебных глаз.
Вдаль, за туманный окоем,
На бой с драконом мы уйдем.
Рассветный час проводит нас —
Мы древний клад себе вернем!
 

Они пели, и хоббит чувствовал, как разгорается в его душе любовь к прекрасным вещам, сотворенным искусной рукой, мастерством и чарами, любовь яростная и ревнивая, великая страсть, живущая в сердце любого гнома. В нем пробудилось что-то такое туковское, и ему захотелось отправиться в странствие, видеть громадные горы, слушать шум сосен и водопадов, спускаться в пещеры, носить меч вместо трости. Он выглянул в окно. В темном небе над деревьями сияли звезды. Он подумал о том, как самоцветы гномов сверкают в темноте подземелий. Вдруг где-то в лесу за Рекой вспыхнул огонь – наверное, кто-то разжег костер, – и он представил себе, как драконы разоряют его мирный Холм, и все кругом гибнет в пламени. Бильбо содрогнулся и сразу вновь сделался обыкновенным мистером Бэггинсом из норы Бэг-Энд под Холмом.

Дрожа, он поднялся со своего места. Ему хотелось сбегать за лампой, а еще больше хотелось притвориться, будто он пошел за лампой, а самому улизнуть, спрятаться в погребе между пивных бочек и не вылезать оттуда, пока гномы не уйдут. Но тут Бильбо обнаружил, что песня кончилась, музыка смолкла, и все гномы из темноты глядят на него, и глаза их поблескивают.

– Куда это вы? – спросил Торин таким тоном, словно догадывался обо всех желаниях Бильбо.

– Может, принести лампу? – виноватым голосом проговорил хоббит.

– Нет, хорошо, что стемнело! – ответили гномы. – Лучшее время для темных дел! Еще целая ночь впереди.

– Да-да, конечно! – промолвил Бильбо и поспешно уселся на место, но впопыхах промахнулся и вместо скамеечки плюхнулся прямо на каминную решетку, с грохотом перевернув кочергу и совок.

– Ш-ш-ш! – сказал Гандальв. – Давайте начнем, Торин.

И Торин начал так:

– Гандальв, гномы, мистер Бэггинс! Мы сошлись, дабы вступить в сговор под кровом нашего славного друга и сообщника, неустрашимого хоббита – да не выпадет никогда шерсть на его ногах! Хвала его вину и элю! – Торин остановился, чтобы перевести дух и выслушать подобающий случаю ответ Бильбо, – но бедный мистер Бэггинс вовсе не был польщен! Он шевелил губами, пытаясь объяснить, что не привык называться «неустрашимым хоббитом», и знать не желает ни о каком «сговоре» или, еще того хуже, «сообщнике», однако в смятении не мог вымолвить ни слова. Поэтому Торин продолжал дальше: – Мы сошлись, дабы обсудить наши планы, задачи, средства, приемы, ходы и подходы. Скоро, еще до рассвета, мы выступим в путь, в долгий поход, из которого некоторые из нас, а, возможно, даже все (кроме, разумеется, нашего друга и советчика, хитроумного мага Гандальва), могут не вернуться назад. Настал торжественный миг. Наша цель, как я полагаю, всем известна. Но уважаемый мистер Бэггинс, а также некоторые младшие гномы (пожалуй, не ошибусь, назвав, к примеру, Кили и Фили), видимо, ждут, чтобы я осветил подробней текущее положение дел…

Таков был стиль Торина. Он был гном очень высокого рода. Дай ему волю, он говорил бы и говорил без умолку, насколько хватит дыхания, и не сказал бы ровно ничего нового. Но его очень невежливо прервали. Бедный Бильбо не выдержал. При словах «могут не вернуться назад» он почувствовал, что из горла его рвется крик, и теперь, оказавшись не в силах с ним совладать, хоббит огласил комнату громким воплем, пронзительным, как свисток локомотива, вылетевшего из туннеля. Гномы повскакивали со своих мест, опрокинув стол. Гандальв зажег яркий голубой огонь на конце волшебного посоха, и все увидели, что несчастный Бильбо стоит на коленях на коврике у камина и трясется как желе. Затем он ничком хлопнулся на пол, повторяя как заведенный: «Разрази меня гром, разрази меня гром!» – и долгое время от него больше ничего не могли добиться. Поэтому гномы подняли мистера Бэггинса и унесли с глаз долой. Они положили Бильбо в соседней комнате на диван, поставили рядом стакан вина и вернулись к своим темным делам.

– Похоже, наш маленький друг вошел в раж и совсем потерял голову, – сказал Гандальв. – С ним такое случается. Он малый с причудами, но один из лучших, да, несомненно, один из лучших, – свиреп как дракон, дошедший до крайности.

Если вам хоть раз случалось видеть дракона, дошедшего до крайности, вы, конечно, поймете, что применительно к любому хоббиту это чисто поэтическое преувеличение, даже если хоббит – двоюродный прадедушка Старого Тука по прозвищу Бычий Рев, который был так высок (по хоббитским меркам), что мог ездить верхом на лошади. В Битве на Зеленых Полях он разметал ряды гоблинов из горы Грам и деревянной палицей снес голову с плеч их королю Гольфимбулу. Голова пролетела по воздуху сотню ярдов и угодила в кроличью нору – так была выиграна битва и одновременно изобретена игра в гольф.