Дерево на крыше (сборник)

Фу-фу-фу! Какая же гадость… Токареву посоветовали две вполне приличные знакомые, в жизни не подумала бы, что столкнусь с такой корзиной чужого грязного белья на страницах ее книг. Перед глазами до сих пор мелькает калейдоскоп из разводов-расставаний, детей внебрачных-от разных браков, жен-любовниц, маменькиных сынков и творческих алкоголиков… И, как оказалось, – везде еще и образ самой Токаревой. Автобиографичность даже местами шокировала – ну, кто ж выкладывает на всеобщее обозрение мужа-тихоню, терпящего измены, любовников, отношения с женами любовников… Фу, ужас, хочется в душ и думается о том, что, слава Богу, есть море других историй и примеров счастливых отношений, может, это ей так не повезло, но трезвонить об этом на весь мир…

«Осень жизни, как и осень года…»Наверное, было бы правильно, для полного понимания текстов Виктории Самуиловны, держать открытой вкладку с хронологией её работ – и чисто литературных, и кинематографических. Наверное. Потому что… потому что, да не почему!Такая грусть от очередного сборника, такая грусть… Ну как иначе определить настроение и содержание «Дерева на крыше», других рассказов сборника, как не «доживание»? И сколько бы ни было лет героям/героиням, с какой точки отсчета не вести этот самый отсчет – доживание. С горочки.Пришла мысль: может, после блестящей троицы киносценариев, ну, самых-самых известных, больше и не было ничего? Пусть и не такого известного. Да нет, куча экранизаций! Куча! А с литературой? То же самое: особых разрывов, нет, не видно. Откуда же это тогда – доживание?Или всё-таки «осень жизни»? Может, здесь на самом деле, тот женский взгляд на себя, судьбу, любовь, предназначение и талант, когда 25 – это уже много? И часики тикают уже и раньше, чем 25? А что говорить о «Тридцатилетней женщине»? Может, так?Сотрите: рассказы сборника – рубеж, да что там рубеж – это уже «нулевые», то есть это уже хорошо-хорошо даже за 60. Что чувствует и о чем думает девушка этого возраста? Не подводит ли итоги? Не вспоминает и переосмысливает случившееся, а уж тем более – не случившееся (прочтите рассказы. Сколько там тех самых залыгинских «южноамериканских вариантов», вы бы знали)! Пожалуйста, девочки и девушки, прочтите Викторию Самуиловну, прочтите! Мужчине так не написать… Ну, будем таки считать, что не написать.Ну вот. Жизнь идет. У кого-то первый муж отнимал в блокадном Ленинграде её 125 граммовый хлеб. Ему это не помогло. Она выжила («Дерево на крыше»). Она выжила и после прожитой, как оказалось, в чужой квартире, 35 лет жизни. На положении и правах прислуги. В том же самом униженном и оскорбленном состоянии. Выгнанной в конце концов в собственный угол. И? Та, более молодая, более успешная, более красивая – заплакала, увидев последнее интервью «вечно униженной» людьми и обстоятельствами: масштаб её личности, масштаб её профессиональной и человеческой востребованности, – как всё это ужилось с тем приниженным состоянием?Возможный ответ: явление Иоанна Богослова, что явился ей в блокадном городе, да и так и не оставил, как оказалось, до самой смерти. Эта не очень ясно выраженная тема веры – то ли есть, то ли нет, – она придет с бабушкой, «старухой» – по тексту («Можно и нельзя»). Да как-то вот по-особенному: Марианна-Маруся с верным, правильным, но не любимым мужем, Андреем Ковалевым, в умирающей деревне нашли икону с… избой. Именно так: покупаешь икону, но вместе с избой, – старухино условие. Купили, дом – сожгли (нет дома, а где жить? – вроде всё соблюдено). Да вот снова старая явилась, то ли в жизнь, то ли в явь. И вернулась в достатке и довольстве жившая героиня в ту деревню, которой и нет уже скорее всего. Впрочем, вот от чего она уходила (пыталась):«… Впереди открывался новый день. Этот день будет состоять из съемок, где она изобразит противную, очень противную. Потом из пьянства, которое разрушит ещё один сантиметр её печени, и всё окончится ненужной связью с ненужным Володей». Это – доживание, или «осень жизни»? Разница – существенная.Такой вот минор.Рекомендую к прочтению, рекомендую.И просто немного Токаревой:"Жена не спала, но притворялась, что спит. Они лежали рядом, и между ними было двести лет"."Навстречу ему в кабинет УВЧ неровной цепочкой тянулись выздоравливающие дети. У одних были подвязаны руки, у других перебинтованы головы, и они походили на маленькое побитое войско". («Пропади оно пропадом»)"Самое главное в мужской фигуре – это зад… У Адама в прежних портках зад выглядел как чемодан, и любая мечта спотыкалась о такое зрелище"."Инна подходила к столу – прямая и независимая, на всякий случай, если понадобится независимость"."Собака шла КАК молодая, но она была старая. И то, что случилось у неё с Адамом, – КАК любовь… Но это не любовь. Это желание любви, выдаваемое за любовь…. И Инна стояла – побежденная и глухая от навалившейся пустоты". («Старая собака»)"Но что бы она ни делала – ждала, когда настанет ночь, и они лягут рядом, и вытянутся друг возле друга, вздрогнут вместе и умрут, а потом заснут единой плотью, с одной температурой"."Маруся увидела, что другого таланта, кроме как быть должным всем вокруг, у режиссера нет. Это был профессиональный одолженец".«Злая, ветреная, колючая, хоть ненадолго, да моя» – Симонов о Серовой."Их отношения действительно устали, а может быть, и умерли. Говорят, что Ковалев ушел к аспирантке, на тридцать лет моложе"."Впереди открывался новый день. Этот день будет состоять из съемок, где она изобразит противную, очень противную. Потом из пьянства, которое разрушит ещё один сантиметр её печени, и всё окончится ненужной связью с ненужным Володей"."Ночи с Ковалевым проходили в больших неудобствах. Он постоянно будил её, пытаясь утолить свою любовную жажду. Маруся просыпалась каждый час, как на вахте. Он всё не мог утолить, и это продолжалось, продолжалось…" («Можно и нельзя»"Во мне скопилось столько доброты и нежности, что было тяжело нести одной". («Мужская верность»)…Что творилось сразу после переворота (окт.1917), она не помнила. Весь этот мрак лег на плечи её родителей.… Русская, русоволосая, голубоглазая, тонкая, как молодая березка. Сама Россия.… Пожизненные отличники.… Он стал отнимать у Веры её 125 блокадных грамм.… Всё люди как будто выстроились в очередь на тот свет и покорно ждали.… Идет война. Умирающих – тысячи. Ко всем не успеешь. Вере явился тот, кто посвободнее. (об Иоанне Богослове)… А куда же смотрел Иоанн Богослов? Вера ела и плакала, и Иоанн Богослов в это время устремлялся куда-то по своим, более важным делам.… она играла простых и положительных. Никаких.… Счастлив не тот, у кого много, а тот, у кого достаточно.… В Вере не было ничего хищного, себялюбивого, что так свойственно молодым актрисам.… Все знали: как бы ни было трудно, всё закончится победой. А это – главное. Их собирали на хорошее дело, и люди шли как на подвиг.…Женщины созданы природой для любви и для семьи. Созданные, но не востребованные.… Застолбила свой типаж, и другие режиссеры стали приглашать наперебой. Вера была первой среди вторых.… Александр вместо Ирины из «Трех сестер» получил Ольгу – возрастную и положительную.… Вера привыкла к унижениям. Как-то так получалось, что её все унижали: первый муж, художник Вилен, сама жизнь с матрасом в кулисах, режиссеры, которые не видели в ней героиню, Александр, не допускавший мысли о женитьбе. И только Марго видела в ней и актрису, и женщину, и личность. И постепенно вера прониклась её уверенностью…. Вера расцвела. Уверенность ей шла.… Алексей Иванович куда-то уходил на работу, откуда-то возвращался, с той же работы. Но что он там делал, Вера не знала. Да и никто не знал. Не интересовались.… В шестидесятых годах талант котировался очень высоко. Так же, как сегодня деньги..… Если кто-то влюблялся и изъявлял желание, Нэли проявляла сочувствие. Она была детдомовская и научилась ко всему относиться легко.… Играй зависть…– А как её играть? – Прячь. Зависть всегда прячут, поглубже.– А что наружу?– Наружу любезность, искренность….… Уничижение паче гордости.… Лена тоже была одета скромно: юбочка. Свитерок. Главное украшение – сверкание глаз. И сверкание молодости. Что может быть красивее молодой влюбленной женщины…… Выходить замуж за парня на десять лет моложе – значит сесть играть в заранее проигранную игру.… Тридцать лет, как ей казалось, – конец молодости. Начало зрелости. А за зрелостью пойдет перезрелость, а дальше лучше не заглядывать.… Перед ней длинная и яркая дорога. А по дороге – встречи, плохие и хорошие. Жизнь.… Солнце расстреливало комнату прямыми лучами.…– Посмотри вокруг себя: кто из мужей спит со своими женами после двадцати лет совместной жизни?… Как беспомощны и как завистливы разлюбленные жены.… Потом они расставались. Александр ехал к себе в центр. И за час дороги успевал сокучиться.… ибо что не сказано, того нет.… мы окончим сценарий и разойдемся по своим жизням.… Его Ленины осмысляют не одну станцию на задворках страны.… Мне уже 76 лет. Среднеправительственный возраст.…. Пятьдесят лет для мужчины – это расцвет.… Вера сделала блестящую актерскую карьеру. Взяла количеством. И личность её не потускнела от постоянных унижений. Вера была похожа на деревце, выросшее на крыше. Вроде и земли нет, и корням некуда углубиться – а вот оно, деревце. Живое и шелестящее.… Лена, привыкшая видеть Веру в разорванном халате, разлюбленную и униженную, была поражена размахом её личности и таланта. («Дерево на крыше»)

К этой книге я бы никогда не притронулся, если бы меня не попросили ее прочитать. Ну что-ж, прочитал. Пока это самое худшее, что я читал в своей жизни, не считая учебника по фармакологии. Я всегда считал, что литература должна оставаться литературой, а не скатываться в бульварное чтиво, где копаются в чужом грязном белье. У меня даже в голове это не укладывается, как можно вот так вот, без страха и совести, писать о чужой человеческой судьбе. Человек жил, чувствовал, любил, страдал, ошибался, верил, на его пути были разные ситуации о которых порой просто стоит молчать, хотя бы из уважения – а ты берешь, комкаешь все это и вываливаешь на бумажку как тебе захочется. Я считаю, что это прием ниже пояса. Ну захотела ты написать про Любовь Соколову, так возьми и напиши достойную биографию для той же серии «ЖЗЛ». Да, она будет не такая впечатляющая и яркая, как это художественное – простите – произведение, но это будет правда и память.Нельзя так нахально и самовольно писать о человеческой судьбе.Причем и сам текст не впечатляет абсолютно. Да, читается легко, но на этом все. Никакой художественной ценности совершенно. Никакой образности, а если образы и есть, то максимально клишированные. Книга больше похожа на рассказ маминой подруги ночью на кухне. А ты, ребенком, лежишь в комнате напротив и подслушиваешь эту чушь.