Глава 5.
Маруся. Москва
Стоило мне открыть дверь, с плеч будто сняли груз весом в двести килограмм. В гостиной звоном тысячи колокольчиков разливался смех сына. Я в безопасности и снова могу нормально дышать. Здесь моя крепость. Мой дом – место, где я научилась жить заново, научилась улыбаться, научилась поддерживать разговор, научилась быть мамой, научилась любить. Сюда мы с Мишкой въехали прямо из роддома.
С квартирой, которую Сашка подарил нам в день свадьбы, я простилась сразу после того, как забеременела. Было трудно расстаться с ней, но там каждый уголок напоминал о том, что он больше не со мной. Мы так любили то место. Оно было идеальным. Оно стало центром нашей вселенной, в нём весь остальной мир будто переставал существовать. Мы запросто могли все выходные проваляться в гостиной, смотреть фильмы, читать друг другу. Мы утопали друг в друге. Мечтали, как наши дети сделают там первые шаги.
Никогда не забуду последний счастливый день в той квартире. Ничего особенного, большую его часть мы провалялись на полу перед панорамными окнами в гостиной, в куче одеял и подушек:
– Саш? – я уткнулась носом в его плечо.
– М-м-м? – он рассеянно теребил в пальцах мой кудрявый локон.
– Может, переберёмся на диван? Тебе удобно? Мне кажется, от окна дует. Тебе не больно лежать на жестком полу? – тараторила я.
– Маленькая, пожалуйста, расслабься! – он потянулся к моим губам и нежно поцеловал. – Здесь легче дышать. Марусь, смотри: весь город как на ладони. Давай представим, что мы летим…
– Я полечу с тобой куда угодно, – улыбнулась я хитро, – но только после очень большой кружки кофе! И бутерброда с расплавленным сыром! И маленького кусочка шоколада!
– Вот же конъюнктурщик мелкий, – проворчал Сашка, осторожно поднимаясь и придерживаясь одной рукой за стену.
– Саш, не надо! Я сама! – я мгновенно вскочила, чтобы его остановить.
– Пока я могу передвигать ноги, я буду варить своей женщине кофе! И пусть только кто-то, – он сердито сдвинул брови, – попытается меня остановить!
Я крепко обняла его, проскользнув руками под серую футболку, глубоко вдохнула родной запах:
– Никто и никогда не сможет сварить кофе лучше тебя, – шепнула я дрожащим голосом.
Мы тогда ещё не знали, что он в последний раз сварил мне кофе. В последний раз щекотал меня, читал вслух “Маленького принца”. Я плакала, он смеялся. Он в последний раз целовал меня так, что кружилась голова, а по спине бегали мурашки, и я забывала, как дышать. В этот последний счастливый день мы были только вдвоем. А потом пришла боль. Она заполнила собой всё пространство. Я вдыхала и выдыхала боль, я тонула в ней, как в океане. Я разбивалась на кусочки. В груди зияла дыра, словно мне вырвали сердце. И когда на горизонте моей жизни показалась надежда, я навсегда закрыла двери того дома.
Все девять месяцев в ожидании сына я провела у Даши. Приехала к ней с положительным тестом на беременность в руках и не смогла вернуться в стены родного дома. Хотелось сбежать подальше от своих страхов, от возможных встреч со знакомыми, от неуместных вопросов, укрыться от любопытных глаз. А ещё мне нравилось представлять, что Сашка остался в Москве, в нашей квартире, что он встает рано утром на пробежку, потом пьёт кофе с молоком, спешит в офис. Он там, а я здесь.
Удивительно, но именно в этот момент у меня появился лучший друг – Максим. После “Тёмного дня” было больно видеть его одного, без Сашки, потерянного, раненого. Читать в его глазах своё собственное жалкое отражение. А потом он занялся продажей моей квартиры и поиском новой, подходящей для нас с будущим малышом. Постепенно взял на себя и ремонт, и обустройство. Соколовский сначала приезжал по выходным, а после всё чаще, чудом выкраивая в своем сложном графике время, чтобы по пробкам добраться к нам. Макс привозил продукты, витамины, книги для беременных и специальные подушки, сопровождал к врачу, гулял со мной. Но самое главное – мы начали разговаривать. Много и обо всем. Нам удалось разрушить стену отчуждения, мы впервые за долгие годы общения увидели друг друга настоящих. Без буфера, созданного Сашкой.
Когда я узнала, что беременна, Сашка во снах стал исчезать при любой попытке к нему прикоснуться. Тогда же я впервые заметила тоненькую золотую нить, соединяющую наши руки. Он был рядом, но не позволял мне выпасть из реальности. Всякий раз, стоило лишь на долю секунды подумать о том, что я хочу остаться, он неизменно произносил: “Маленькая, просыпайся!” Он как мог охранял мою хрупкую жизнь и жизнь моего будущего сына.
Где-то за месяц до предполагаемой даты родов Соколовский слетел с катушек. Он в принципе вёл себя как гиперзаботливый папочка. А тут буквально ни на секунду не отходил от меня. Не спал ночами, похудел и, казалось, вот-вот полностью поседеет.
– Марусь, ты какая-то бледная, – друг внимательно всматривался в моё лицо, – может, я позвоню Константину Николаевичу?
– Максик, я хорошо себя чувствую. А бледная, потому что гемоглобин упал. Для моего срока беременности это абсолютно нормально…
– Я тут решил отпуск взять…
– Отпуск?! Ма-а-акс?! Ты сам-то хорошо себя чувствуешь? Ты отпуске в последний раз когда добровольно был? Когда… – я осеклась.
– Марусь, я, между прочим, не молодею! А у меня скоро сын родится! И вообще, мне в офисе надоело торчать, пока вы тут своей весёлой компанией каждый день развлекаетесь! – обиженно ворчал Соколовский.
– Но как же там без тебя?
– Мне есть кому делегировать полномочия! Саня и тут позаботился обо всём! Марусь, – уже мягче произнёс он, – я завтра поеду за вещами, давай заскочим к Константину Николаевичу, на полчасика?
– Хорошо, уговорил! Если бы можно было отстегнуть мой живот, ты, наверное, его бы выкрал и скрылся в Мексике!
– Умница ты моя! – друг нежно потрепал меня за щечки. – Но Мексика мне не очень нравится, там уровень преступности высокий, и вообще, я бы к дедуле в деревню махнул! У него там сосны кругом, воздух чистейший, банька … м-м-м.
Я же прекрасно понимала истинные причины волнения. Мы привыкли находиться в режиме ожидания катастрофы, разучились просто радоваться, просто жить, просто плыть по течению.
Мой “беременный на всю голову” друг подговорил моего же врача и заставил лечь в больницу на обследование. Приехал рано утром, напуганный и всклокоченный, без лишних слов и объяснений быстро собрал сумку с моими вещами, только сказав, что ему очень тревожно. Отвёз меня в Москву. Я не стала спорить. Это была одна из вариаций благодарности за всё то, что для меня делали близкие. Если их что-то беспокоило, я не спорила, не протестовала, не пыталась закрыться. Старалась успокоить их и выполняла все требования. Чтобы Макс перестал дергаться, решила: побуду под наблюдением несколько дней, а когда всё утрясется, вернусь с чистой совестью домой.
Утром, после очередного звонка Соколовского с проверкой моего состояния, я сонно брела по пустому больничному коридору, чтобы сдать стандартные анализы. Голова немного кружилась, но я списывала это на ранний подъем и больничное питание. Кроха всё утро неугомонно пинался. Я гладила свой танцующий живот и каждый раз не могла сдержать улыбки. Мы медленно, с короткими передышками ковыляли, перекатываясь как императорские пингвины. Все беременные в это время суток выглядели одинаково умильно.
У меня потемнело в глазах. Остановилась перевести дух, и, когда готова была двигаться дальше, живот пронзила резкая боль. Я не могла ни вздохнуть, ни пошевелиться. По ногам побежало что-то тёплое и вязкое. Теряя сознание, лёжа на полу посреди холодного больничного коридора, я увидела растекающуюся от меня алую лужицу крови и Сашку, бегущего мне навстречу. Я медленно проваливалась в кровавую бездну, только Его голос где-то вдалеке был моей спасительной соломинкой:
– Маленькая, я здесь! Я с тобой, не бойся ничего, я всё время буду рядом! Возьми мою руку!
– Саш… ты здесь… – шептала я, – я так и знала…
– Конечно, Маленькая! – он нежно гладил меня по голове, его руки были тёплыми. – Ты только не отпускай меня, слышишь? Сосредоточься на моём голосе!
От его прикосновений мир вокруг залился слепящим ярким светом. Я уже не могла толком понять, где нахожусь. Он держал мою руку, целовал лицо и гладил волосы. Я снова чувствовала его тепло, и весь мир ушёл куда-то на задний план. Только эти нежные прикосновения имели сейчас значение. Мне стало так легко и спокойно, ушла вся боль, все душевные раны исчезли, словно их никогда и не было. Я поняла весь смысл слова «покой».
Его голос выдернул меня на поверхность:
– Маленькая, это мальчик! – шептал он мне. – Маленькая у нас сын, Мишка! Как наши папы! Ты должна его увидеть! Ты должна! Просыпайся, Маленькая, пожалуйста! Просыпайся!
– Наш сын… Саш, я люблю тебя, – прошептала я, и свет погас.
Очнулась в реанимации, и меня встретили тревожные, заплаканные глаза Даши.
– Ты! – она с трудом могла связывать слова. – Ты хотела нас бросить!
Даша рыдала, громко всхлипывая. Я прохрипела, собрав все свои силы:
– Прости…
От чего она заплакала ещё сильнее.
– Как Мишка? – слабым шёпотом спросила я.
– Кто? – удивлённо посмотрела на меня сестра.
– Мой сын, Мишка, как он?
Мне было трудно говорить, в горле пересохло.
– Откуда ты знаешь, что родился мальчик? Ведь ты была без сознания, – сестра перестала всхлипывать, пол ребёнка мы решили не узнавать заранее.
– Сашка сказал, что у нас родился сын Мишка, как наши папы…
Эта фраза отняла все мои силы, и я снова отключилась. Сашка был прав. У нас родился сын, крепкий мальчуган, несмотря на то, что он появился на свет раньше срока. Это маленькое чудо вдохнуло в меня столько жизни, что я как феникс возрождалась из пепла буквально на глазах.
Через несколько недель, набравшись сил и окрепнув, вся наша дружная компания во главе со счастливым как никогда Максом отправилась в новый чудесный дом, маленький и очень уютный. Пока мы с Мишкой были в больнице, ребята перевезли наши вещи, кота Филю и навели порядок. В новой квартире имелись две небольшие спальни, просторная гостиная, объединенная с кухней, удобная кладовка и на удивление большая ванная.
Так мы вчетвером стали родителями. Ребята не оставляли меня одну, но не потому, что боялись, а потому что просто не могли оторваться от этого сладкого мальчика, согревшего и исцелившего всех. Теперь у нас с Мишкой в доме было людно и шумно. Мы наполнили каждый его квадратный сантиметр детским смехом, любовью и жизнью. Уже тогда я поняла, что мы вырастим самого избалованного ребёнка на свете.
– Ма-ма! – звонко завопил Мишка и бросился мне на встречу.
Я крепко обняла его, потом подняла над головой на вытянутых руках, и мы закружились в полёте. Расцеловала нежные, румяные щечки, вдохнула сладкий аромат золотой макушки, и мой мир мгновенно заиграл тысячами красок. Тревоги этого дня отступили далеко-далеко.
– И? Как всё прошло? – вслед за Мишкой появилась Нюша.
– Уф! – я плюхнулась на диван. – Довольно волнительно! Но мне понравилось!
Няня потрепала меня по макушке:
– Моя девочка, я в тебе не сомневалась! Соколовский истерил? – с улыбкой спросила Нюша.
– Макс – молодец, держал себя в руках, – мне вдруг стало так смешно, – даже не заходил ни разу, представляешь!
– Хм, неожиданно. Его, наверное, просто разорвало от любопытства!
– Он старается. Работает над собой, – защитила друга я, – но обед прислал…
Мы прыснули от смеха, это выходил накопившийся за день стресс.
– Так, крошка… – строго начала Нюша, – тебе на ужин овощной салат, запеченная рыба и малиновый пирог с чаем!
– М-м-м… – я вдохнула пряные ароматы, – ты моя фея!
– Смотри, не забудь поесть, или сдам тебя Соколовскому! Мне пора бежать, Николай Степаныч согласился сходить в театр. Не могу упустить такой шанс, – как всегда жизнерадостно щебетала няня.
– Нюшенька, если бы я была мужчиной, я бы женилась на тебе без промедления!
– Боюсь, Николай Степаныч бы этого не одобрил, – рассмеялась она, – “но я другому отдана и буду век ему верна!”
Нюша расцеловала меня на прощание и упорхнула к своему полковнику.
Обнимая Мишку, я счастливо улыбалась самой себе. Всё хорошо, очередной шаг сделан.
– Саш, я была в офисе, – прошептала в пустоту, зная, что никто не услышит.
Переоделась в ставшую обязательной частью моей жизни старую растянутую серую футболку, которая выглядела на мне как платье. Взяв тарелку с ужином, села прямо на полу в гостиной рядом с Мишкой. Сын помог разделаться с огурцами из салата, очень мило фыркая на помидоры. Ковырял малиновый пирог, изучая свои липкие пальчики, угощал ими меня и Филю. И вдобавок оставил ягодный след на обивке дивана. Мы погрузились в обычную ежедневную рутину, ставшую прочным фундаментом. Такие самые простые домашние дела лучше всего помогали бороться с паникой и удерживаться в реальности, а Мишка мастерски вносил в наш с ним быт толику веселья и бесшабашности. Мой маленький ураган.
Позвонила Дашка. Наверняка она весь день дёргалась и переживала. Я подробно рассказала сестре, как всё прошло:
– Даш, помнишь постеры, которые я подарила ребятам на новоселье? Они сохранились! Я глазам своим не поверила!
– Не-а, не помню! Сфоткай для меня. У вас было столько всякого хлама, гордо именуемого коллекцией, – хихикнула сестрёнка.
– На Его двери всё ещё висит табличка… – тихо сказала я.
– Ты заходила к нему в кабинет?
– Не смогла. Начала задыхаться, – призналась я.
– Значит, ещё не время, милая, – ласково ответила Даша, – а что же Макс? Держал себя в руках?
– Он вёл себя образцово, – улыбнулась я.
У друга неконтролируемая маниакальная идея защищать меня.
– Горжусь вами, ребята! Вы проделали такой путь! Дальше будет легче.
– Да… легче… – согласилась я.
Не хотелось огорчать Дашу и говорить, что легче не становится. Боль не уходит и даже пока не стихла. Я лишь учусь принимать её как часть своей реальности.
Минуту мы молчали, размышляя каждая о своём.
– Кажется, начальнику отдела не понравилось моё неожиданное появление, – я нарушила тишину в трубке.
– Манюнь, не преувеличивай, наверняка тебе просто показалось!
– Возможно. В целом ребята там работают отличные. Впрочем, так было всегда, – решила не предаваться самокопанию, – а проекты просто мечта, если бы не Мишка, я бы до самой ночи у компьютера сидела!
– Кстати, Манюнь, можно я возьму к себе Мишку с ночевкой в четверг? Женька обещала помочь! Если ты не готова…
– Дарь… – перебила сестру я, – Дарь, конечно можно! Я справлюсь, обещаю!
– Манюнь, спасибо!
Как бы ни было мне тяжело расставаться с сыном, я не могла отказать сестре. Ведь прекрасно понимала, что для Дашки значит Мишка. Это, скорее всего, её единственная возможность ощутить себя мамой. Да и Женька так же давно разменяла сорокалетний рубеж.
Женя – крёстная мама Мишки. Мне очень хотелось, чтобы она официально стала частью нашей причудливой семьи. Макс же по праву занял должность официального папы. Мишка спас от боли и одиночества так много раненых душ.
Мы немного поиграли в железную дорогу, искупались и пошли укладываться спать. Хотя у Мишки была своя отдельная комната, все полтора года мы каждую ночь засыпали вместе.
Глава 6.
Бродяга. Коридор
Вначале одиночество очень пугало. Тогда Солис научила меня перемещаться в места из обрывков воспоминаний, в которых хотел бы оказаться. Так я и стал исследовать коридор. Однажды во время путешествия наткнулся на такого же “выброшенного”, как и моя Маруся. Это был совсем еще молоденький юноша.
– Привет, дружище! – широко улыбнувшись, сказал я ему.
– Привет… мы знакомы? – он растерянно смотрел на меня.
– Меня зовут Бродяга! А тебя?
– В-Ваня… – ответил испуганный мальчишка, – я кажется, заблудился, хочу вернуться домой, но не могу вспомнить, где живу.
– Я тебе помогу! Я тут всё знаю как свои пять пальцев! Пойдём, провожу тебя!
– Я, кажется, здесь уже давно, а ты первый, кого я встретил. Я звал, но никто не откликался… – заплакал Ваня.
– Да, понимаю тебя! В этом захолустье очень редко встречаются прохожие, – сказал я.
И мысленно добавил:
“Солис! Приём! Ты на связи?!”
Через секунду в моей голове раздался мягкий голос:
“Бродяга, я здесь! Чувствую тебя!”
Так же мысленно произнёс:
“Солис, я кое-кого нашёл, ты мне нужна!”
“Скоро буду! Держись ближе к потоку”.
Я похлопал парнишку по плечу:
– Расскажи, дружище, как ты тут оказался?
– Ехал на велосипеде, было темно. Там, кажется, была какая-то машина. Я упал, а потом оказался здесь… – рассказывал парень, всхлипывая.
– Сейчас придёт Солис, мой, так сказать, начальник. Она нам поможет! Обещаю!
Солис появилась через мгновение. Воин тихо, совсем бесшумно подошла к нам, не произнося при этом ни слова. Но я знал, что не обязательно говорить вслух, чтобы общаться с душами. Парень протянул девушке ладонь. Их руки встретились, и мир залил яркий свет, окутав собой эти две фигуры. Когда свет утих, Солис была уже одна.
– Солис, кто это был? Как он здесь оказался? Где он теперь? Это неприкаянная душа? – я не мог сдержать нахлынувшего потока вопросов.
Воин улыбнулась.
– Это Ваня, ему шестнадцать лет. Он попал в аварию, сбила машина неподалёку от этого места. Мальчик был в коме, он отчаялся найти дорогу домой. Это привело его сюда…. – она, немного помолчав, продолжила, – если бы не ты, тьма поглотила бы его. Обратил внимание на кончики его пальцев? Они потемнели…
Всё ещё не веря в происходящее, таращился на воина.
– Но почему я смог найти его?! Я раньше никого не встречал?
– Думаю, это твой талант. Твоя частота. Ты чувствуешь отчаяние и боль тех, кто связан со своим земным телом, потому что сам связан с телом Маруси. Думаю, ты существуешь в двух мирах одновременно, – воин указала на золотую нить на моем запястье. – В коридоре много душ, но мы не всех способны увидеть, даже я. Я чувствую других воинов, а ты нет. Ты чувствуешь “выброшенных”, тех, чья физическая оболочка жива. А я вижу их твоими глазами. У каждого своя частота.
– Солис, а где теперь Ваня? – спросил я с затаённой надеждой.
– Он дома, – воин тепло улыбнулась мне, – Бродяга, это поразительно, мы вернули его выброшенную душу в тело! Я раньше только провожала души в поток!
– А он не вернётся, как моя Маруся?
– Нет. Она возвращается, потому что ты здесь. Она возвращается к тебе, ты буквально затягиваешь её сюда.
Я устало выдохнул.
– Замкнутый круг какой-то! Она возвращается из-за меня, но, если меня здесь не будет, ты не найдешь её, и она … она… – мне не хватало сил произнести эти слова.
– Бродяга, мы придумаем, как тебе помочь! Я ещё не сталкивалась с подобным, прости! Но чувствую, что нам нужно бороться! Нельзя сдаваться, иначе придёт тьма.
– Только вперёд, – уныло пробормотал я.
Девушка улыбнулась.
– Солис, а других воинов много?
– Много. Мы разные, у каждого свои таланты. Я искатель, поэтому быстро нахожу тебя. Сейчас мне проще, потому что наши мысли настроены на одну волну. С другими душами, или, как мы вас называем, фотонами, сложнее. Но всё равно я быстрее многих. Есть воины-защитники, есть целители. Мы все часть потока. Нам нужно всегда поддерживать с ним связь.
– Солис, а зачем тебе меч?
– Ох, Бродяга, лучше тебе никогда не видеть, зачем он нужен, – грустно улыбнулась уголками губ воин.
После этого случая я стал маниакально прочесывать коридор. Проблема заключалась лишь в том, что передвижения были ограничены моим сознанием, моими воспоминаниями. Я мог отправиться только в те места, о которых помнил. То есть туда, где бывал, или видел на картинке, или мог очень отчетливо представить. Моя память была моим главным помощником и главным слабым местом. Я помнил только то, что как-то связано с Марусей.
Для среднестатистического человека на Земле я путешествовал довольно много, особенно в последние годы. И Маруся неизменно была рядом со мной. Сейчас я бессовестно пользовался её чудесной способностью примечать удивительные тонкости, скрытые от человека на первый взгляд. Благодаря ей у меня появился шанс вернуть домой того, кто по стечению обстоятельств потерял связь со своим телом.
Я тщательно, секунду за секундой, восстанавливал мгновения, что мы провели вместе, расширяя радиус передвижений, восстанавливая пробелы в воспоминаниях. Вторую выброшенную душу я нашёл очень нескоро, прогуливаясь по аэропорту Хитроу в Лондоне. Ею оказалась женщина лет сорока, которая стояла у пустой стойки регистрации. Руки души уже успели потемнеть по локоть. Тьма, выбрасывая к душе жадные тонкие щупальца, поднималась от кончиков туфель и доходила почти по пояс.
– Добрый день! – дружелюбно сказал я, стараясь не показывать волнения.
Женщина смотрела сквозь меня невидящим взглядом.
“Солис! Приём! Ещё один “выброшенный”!
“Бродяга! Чувствую тебя! Скоро буду!”
– Привет! – я повторил попытку. – Ты давно здесь?
Но ответа не последовало.
Через мгновение появилась Солис.
Воин уже привычным мне жестом протянула руку в белой перчатке доспехов к женщине. Та не сдвинулась, даже не шелохнулась. Солис же продолжала медленно и осторожно приближаться к ней. Когда воин положила свою ладонь ей на грудь, женщина резко встрепенулась и попыталась оттолкнуть воина. Взгляд “выброшенной” горел чёрным огнём, на губах заиграла хищная улыбка, женщина бросилась на воина.
Солис ловко увернулась, описав в воздухе сальто, закрывая тем самым меня от разъярённых чёрных глаз.
– Фортис, без тебя мне не справиться! – выкрикнула в пустоту воин, когда женщина вновь двинулась на неё. – Бродяга, немедленно уходи, ты должен быть ближе к потоку. Если Фортис не успеет, тьма возьмется за тебя! Она ищет именно тебя!
– Солис, а как же ты?
– Я задержу её!
В этот момент меня пронзила острая боль, и я как подкошенный упал на колени.
– Маруся… она выпала… она здесь…
Зажмурил глаза, пытаясь представить место, в котором она может быть. Но волны боли накатывали сильнее, не позволяя мне сосредоточиться.
Наша квартира: гостиная. Пусто. Мой офис. Пусто. Любимое кафе неподалёку. Пусто. Университет: мой кабинет. Пусто.
– Где-ты, Маленькая?! Подскажи мне!
Я почувствовал, как глухо гудит золотая нить на запястье. Я был там лишь однажды. Собрав жалкие крупицы воспоминаний, закрыл глаза. Краткий миг радости: Маруся здесь! Она нашлась. Я успел.
Потом проступила реальность. Маленькая лежала на земле, прижавшись всем своим хрупким, истощенным тельцем к светлой каменной плите. Могила родителей. Под её глазами залегли глубокие бурые тени. Волосы совсем обриты. По кистям рук и локтевым сгибам разлились огромные синяки. Кожа на губах пересохла и потрескалась.
Мгновенно бросился к ней, взял на руки, окутывая собой, словно одеялом, пытаясь согреть, защитить и исцелить от боли.
– Ты пришёл … – слабо прошептала она, а глаза наполнились счастьем.
– Конечно, пришёл! Как я могу оставить тебя, ты же без меня на ровном месте спотыкаешься!
Я осторожно поцеловал её, едва касаясь губ, она слабо обняла меня за шею.
– Все говорят, что тебя больше нет! – всхлипнула, губы задрожали. – Но я же чувствую тебя!
– Маленькая, я просто очень далеко …
Вытер большим пальцем слезинку, что скатилась по её щеке.
– Когда ты вернёшься домой?
Тоненькая ладонь легла мне на грудь.
– Я не смогу вернуться, – с горечью ответил честно.
Она тихо заплакала. Заскулила как раненый зверёк.
– А я могу остаться здесь, с тобой?
– Только не сейчас. Позже, слышишь меня? – заглянул в серые глаза. – Ты должна набраться терпения и оставаться сильной, тогда мы сможем быть вместе! Я подожду здесь!
– Мне больно без тебя! Здесь болит, – она приложила мою ладонь к своему сердцу, – очень больно, я иногда не могу дышать…
– Знаю, Маленькая, я тоже это чувствую, и мне больно! – обнял крепче. – Давай уйдём отсюда, сейчас покажу тебе чудесное место. Помнишь, у моей мамы на комоде в спальне стояла старая фотография, где мне семь лет? Я еще там в таких смешных шортиках и в полосатой панамке, как у юнги. Помнишь?
– Да, помню, – улыбнулась она, – твои родители там такие красивые, а за ними море… мой любимый снимок…
– Да-да, то самое фото. Это побережье санатория “Мечта” в Ялте. Там я впервые встретился с морем, – нежно погладил её по спине, – теперь закрой глаза и представь себе то место…
Она зажмурила глаза и прошептала:
– Представила…
Я поцеловал её.
– Тогда полетели, Маленькая!
Бурное днём море дремало в вечерней прохладе. Оно уходило за горизонт синей зеркальной гладью. Мы сидели на пустынном берегу, Маруся у меня на руках, совсем крошечная и невесомая. Я чувствовал её тихое дыхание на своей шее. Мы молчали, нам не нужно было слов. Наши души – единое целое, мы одна душа.
Я очень боялся, что Солис пострадала в схватке в аэропорту Хитроу и не найдёт нас. Но мне не хватало духу, чтобы позвать её и убедиться в этом. Я лишь вглядывался вдаль, стараясь не замечать, как темнеют кончики пальцев Маруси.
“Бродяга?” – раздался знакомый мягкий голос в моей голове.
“Солис! Ты в порядке?”
“Да!”
“А та женщина?”
“Мы не успели …но я хочу кое-что попробовать. Мы скоро будем!”
Через мгновение на берегу показались две фигуры в доспехах.
– Бродяга, это Фортис, – голос Солис был совсем слабый, а кожа тусклой, без привычного сияния, – он тоже воин, но целитель. Он попробует помочь ей.
Я перевёл взгляд на юношу. На голову выше Солис, с очень короткими пепельными волосами и ярко-голубыми глазами, только доспехи у него были серебристые, а вместо меча за спиной – хрустальный щит.
– Привет, Бродяга! – он улыбнулся так открыто. – Можно я прикоснусь к ней?
Я только кивнул, Маруся тихо дремала у меня на руках.
Фортис аккуратно приложил обе ладони к вискам моей девочки. Мягкий, тёплый свет окутал её голову. Мой взгляд скользнул на кончики пальцев: темнота с них отступала.
– Поразительно, – сказал Фортис, – вы осколки! Я впервые вижу тех, кто нашёл друг друга на Земле.
– Ты можешь помочь? – спросил я с надеждой.
– Я могу исцелить её лишь на время. Чем дольше она находится здесь, тем меньше будет длиться эффект. Солис должна как можно скорее отправить её обратно. Мне лишь нужно немного времени, чтобы считать её траекторию на Земле до того момента, как вы встретились. Понять, какие у неё были варианты поворотов, то есть исходов различных событий.
Я согласно кивнул, парень снова приложил ладони к вискам Маруси.
– Понимаешь, тело девушки не может удержать душу, так как вы единое целое. Ты притягиваешь её к себе, но она не может остаться здесь, так как её тело живёт на Земле. Поэтому она ищет способ попасть сюда. Сама того не понимая, она разрушает себя, разрушает тело. Только это против природы света. Как только она разрушит тело, тьма поглотит её.
Я прижал Марусю крепче к себе.
– Но как же ей помочь, как вернуть связь с телом?
– Нужен якорь! – сказал Фортис. – Причём не один, их должно быть много! Очень много!
– Фортис, что значит якорь? – спросил я.
– Самый главный якорь, Бродяга, – это любовь, – прошептал воин, – она должна любить, и чем сильнее эта любовь, тем лучше.
– Она полюбит, она самый открытый, самый отзывчивый человек из всех, что мне встречался, она умеет любить!
Фортис заглянул мне в глаза:
– Бродяга, сейчас вся её любовь здесь, с тобой. Ваша душа расколота – это очень болезненно! Я не слышал, чтобы осколки после повторного разлома находили родственную душу, а тем более истинную любовь. Но это не всё, Бро, ты тоже в опасности. Она также не отпускает тебя в поток, здесь, в коридоре, ты очень уязвим.
Рядом с нами села Солис. Она забрала у меня Марусю, их окутало яркое сияние, через мгновение Солис сидела уже одна.
Какое-то время мы молчали, слушая шум моря.
Потом Солис тихо, но твёрдо сказала вслух:
– Это не значит, что мы не будем пытаться! Бродяга, мы будем бороться!
– Солис есть Солис! – произнёс Фортис, взглянув на девушку с какой-то особой нежностью. – Мы будем бороться, Бродяга! Я с вами!
– Маруся прячет тебя от тьмы. Она чувствует тебя в своём мире, – сказала Солис, – я ещё в первый раз заметила, но не могла понять, что это. А потом в Хитроу, когда та женщина хотела наброситься на нас, Маруся спрятала тебя, как только ты нашёл ее. Поэтому мне так долго не удавалось выйти на связь.
Я закрыл лицо руками: силы совсем меня оставили. Моя Маленькая, моя девочка из-за меня в опасности. Я дурацкий осколок, сломал её, разрушил. Она спасает меня, даже когда сама погибает.
– Бродяга, это не все, – продолжила свою речь воин, – там, в Хитроу, тьма искала именно тебя, это была ловушка.
– Как ловушка? Почему? – я не мог сдержать эмоций и вспыхивал сине-красным.
– Такая душа, как вы с Марусей, может расколоться на много частей. С вашей помощью тьма создаст целую армию здесь, в коридоре… – девушка замолчала, погружаясь куда-то далеко в воспоминания, ее взгляд потух.
– Бродяга, – Фортис положил мне руку на плечо, отвлекая внимание на себя, – мы должны найти точку пересечения ваших траекторий. Это не всегда момент непосредственно встречи, иногда это совсем незаметное событие. Излом судьбы, который направил вас к друг другу!
И я начал искать.