Теория Блума

TIQQUN

THÉORIE

DU BLOOM

TIQQUN

Organe coscient du parti imaginaire

Paris

Перевод с французского и примечания Марии Лепиловой

Составитель серии изданий группы «Тиккун» Жак Франк

«Теория Блума» публ. по: Tiqqun. Organe coscient du Parti Imaginaire.

Exercices de Metaphysique Critique. Paris. 1999. P. 23—45

Перевод текстов «От составителя» и «Краткая история журнала “Tiqqun”» выполнен С. Михайленко

На обложке: Доменико дель Барбьери. Двое мужчин без кожи и их скелеты.

Ок. 1540-1545

© Книгоиздательство «Гилея», перевод на русский язык, 2022

От редактора русских изданий текстов группы «Тиккун»

Этой книгой мы открываем серию изданий, призванную представить российскому читателю наиболее интересные и значимые произведения, вышедшие в двух номерах французского журнала “Tiqqun” (1999, 2001).

Тексты были отобраны специально для «Гилеи» одним из участников коллектива «Тиккун», выступающим под псевдонимом Жак Франк. Им же были написаны предисловие составителя и краткая история журнала. Этот псевдоним является отсылкой к еврейскому религиозному деятелю XVIII века, самопровозглашённому мессии Якубу Лейбовичу (известному как Якуб Франк).

Все материалы нашего собрания даются именно по журнальным публикациям, а не по более поздним изданиям этих произведений в виде отдельных брошюр, существенно отличающихся от исходных текстов по объёму и структуре. Таким образом, подготовленная публикация «Предварительных материалов к Теории Девушки» не является буквальным воспроизведением гилейского же издания 2014 года, основанного на тексте вышедшей в 2001 году книги, но переводом изначального варианта текста 1999 года.

Цитаты из различных источников, как правило, выверялись нами по имеющимся русским аналогам и обозначались соответствующими сносками. Одновременно с этим мы ориентировались на стиль и смысл этих фраз в “Tiqqun”, и не вполне соответствующие таковым фрагменты переводились нами заново с французского – этим объясняется отсутствие указаний на отечественные издания в ряде цитат. Также не обозначались сносками выдержки из текстов, ранее не публиковавшихся на русском языке, – во всех случаях такие места переводились с французского по тексту журнала.

Представляемые материалы полны отсылок к концептам других авторов (Агамбен, Гегель, Маркс, Хайдеггер и др.). Для удобства читателей эти термины, как правило, даются в соответствии с их бытованием в русском философском дискурсе. В ситуациях терминологического разнобоя в русскоязычных источниках мы выбирали тот вариант, который наилучшим образом соответствует стилистике и логике текстов группы «Тиккун».

Степан Михайленко

От составителя

Главная цель, которую мы преследовали при отборе текстов для данного собрания, – представить всесторонний обзор тем и точек зрения, отражённых в обоих номерах журнала “Tiqqun”. Но прежде следует напомнить, что в сознании своих создателей “Tiqqun” не сводился к писательству, пусть даже и коллективному, но должен был стать оружием, задействованным в продолжающихся сражениях. Тот факт, что интерес к этому оружию сохраняется и сегодня, спустя двадцать лет после того, как оно было выковано, – отнюдь не хорошая новость, и в первую очередь указывает на то, что эти сражения, имевшие своей целью установление новой цивилизации на руинах умирающей эпохи, не были победоносными, в то время как эта агония получила зловещее продолжение. Между тем, это оружие, ещё не заржавевшее и способное послужить для создания других оружий, более соответствующих жестоким современным условиям, составлено из серии текстов, задуманных в головах и написанных от руки. Таким образом, хоть эссе, опубликованные в журнале, обсуждались и правились всем коллективом, они всё же сохраняют отпечаток своего первоначального автора, как в плане стиля, так и в отношении теоретических предпосылок и направлений критики. В силу этого семь выбранных нами текстов, на наш взгляд, максимально точно отражают изобилие, последовательность и разнообразие подходов к творчеству, применявшихся в коллективе.

Вне всякого сомнения, «Теория Блума» является основополагающим текстом журнала “Tiqqun”. Блум – это каждый из нас, полностью лишённый историчности; это современный пролетарий, которого не способно описать ни его привычное социологическое определение («рабочий класс»), ни его возвеличивание в качестве субъекта истории («класс сознания»). Он – это наиболее обыденное выражение «любой единичности», выявленной Джорджо Агамбеном и правдиво характеризующей каждого человека. Из этого не следует, что Блум прикован к этой обыденности и не может достичь статуса исторического субъекта. Но это не тот вопрос, который может решить теория, и лишь практика способна дать на него ответ. Так, можно рассматривать нынешнее французское движение Жёлтых Жилетов как Блумов, покидающих своё состояние Блумов. Из банального требования снижения цен на бензин возник целый экзистенциальный пролетариат, состоящий из рабочих, безработных, служащих, ремесленников и даже мелких предпринимателей, который на протяжении двух лет каждую субботу проводил яростные демонстрации на улицах Парижа и других крупных городов, и который продолжает осаждать Государство, при этом не попадаясь в популистские ловушки крайне правых и не поддаваясь рекуператорским ухищрениям крайне левых.

«Предварительные материалы к Теории Девушки» обращаются к образу студентки в «Фердидурке» Гомбровича и распространяют его на все проявления современного отчуждения в сфере внешнего вида и потребления. Как и образ Блума, образ Девушки не относится к социологическому типу, он характеризует поведенческую модель. Этот образ не связан ни с возрастом, ни с полом, и сразу следует указать, что Девушка может в полной мере проявиться в шестидесятилетием мужчине. Благодаря оригинальной вёрстке, а также легкодоступному сатирическому содержанию, «Теорию Девушки» постиг чрезмерный и нежелательный успех, особенно в «модной тусовке», воспринимавшей этот текст нарциссически, как зеркало, отражающее её постыдный облик.

Помимо этих двух текстов, относящихся в соответствии с этимологией греческого слова theoria^[1] к активным наблюдениям, «Тезисы о Воображаемой партии», «Об экономике как чёрной магии», «Введение в гражданскую войну» и «Кибернетическая гипотеза» являются глубокими концептуальными разработками, основанными на заимствованиях из антропологии (Бронислав Малиновский, Пьер Кластр), из философии (Гегель, Лукач), из истории (Мишель Фуко), из формальных наук (Норберт Винер). Что касается «Отчёта об одном из имперских механизмов…», то это эссе, как и некоторые другие в этом собрании, стремится добросовестно описать опыт в полевых условиях, с тем примечательным нюансом, что он возобновляет беньяминовское исследование прогулок, в данном случае применяемое к символическому пространству современного товарного господства над всей повседневной жизнью.

Если это собрание текстов позволит читателю получить чёткое представление о том вкладе, который группа «Тиккун» внесла в радикальную критику нашей скорбной эпохи, элемент произвольности, присущий самой операции выбора, может считаться ничтожным.

Жак Франк

Краткая история журнала “Tiqqun”

В декабре 1997 года в Сорбонне вспыхнули студенческие забастовки, в частности, в Высшей нормальной школе на улице Ульм, которая была оккупирована студентами. После этого весной в аудитории кампуса Жюссьё ежедневно проводилось общее собрание беспрецедентного характера, на котором совершенно свободно мог выступить абсолютно каждый, однако вход на это собрание был запрещён политическим организациям и их представителям. Очевидно, что непосредственные вопросы университетской жизни практически не интересовали участников (число которых в разные дни составляло от 50 до 200 человек), но, наоборот, темой обсуждения становились все аспекты критики современного общества. Это собрание, представлявшее уникальное событие в своём роде, проводилось на протяжении нескольких месяцев, а затем самораспустилось.

Обложки журнала “Tiqqun”

В ходе оккупации Высшей нормальной школы внутри «особого собрания в Жюссьё» сформировались группы по интересам. К февралю небольшая дискуссионная группа отделилась от собрания в Жюссьё, не покидая его бесповоротно, чтобы собираться раз или два в неделю в одном из кафе XX-го округа Парижа. Затем достаточно быстро сформировалось ядро этой группы из семи человек (Жюльен Б., Фульвия К., Жюльен К., Ким А., Стефан X., Реми Р., Жоэль Г.), которые вывели качество дискуссии на более высокий теоретический уровень. Участники, почти все обладающие обширными познаниями и хорошим образованием в областях философии и литературы, несмотря на юный возраст большинства из них (самому младшему было 19 лет), ориентировались среди прочего на Ситуационистский интернационал, на дада и сюрреализм, а также на Франкфуртскую школу, на молодого Лукача (автора работ «Душа и формы» и «История и классовое сознание»), на Ханну Арендт («О революции», «Скрытая традиция»), на работы Гершома Шолема по еврейской мистике, и, разумеется, на Вальтера Беньямина. Что касается современной философии, следует отметить сильное влияние работ Джорджо Агамбена («Грядущее сообщество», “Homo Sacer”), с которым был установлен непосредственный контакт, а также увлечение работами Жильбера Симондона, Жиля Делёза, и, хоть и разделяемый не всеми, интерес к работам Мишеля Фуко. Модные идеологи вроде Алена Бадью или Славоя Жижека игнорировались, или, точнее, презирались. Достаточно скоро возник вопрос об издании журнала под названием “Tiqqun”, что было отсылкой к традиции еврейской мистики, в которой понятие «тиккун олам» обозначало исправление испорченного, опустошённого, утратившего гармонию мира. Здесь можно обнаружить мессианскую отсылку, разделяемую Беньямином, но также и всей западной традицией критики, общей для анархизма и социализма (см. работу Михаэля Леви «Искупление и утопия»). За исключением нескольких коротких текстов («Война, ну что ж» в первом номере и «Что делать?» во втором), которые были плодом коллективного авторства изначально, статьи писались единолично, а впоследствии читались, обсуждались и редактировались всей группой.

Первый номер журнала, свёрстанный в Венеции в декабре 1998 года, был опубликован в феврале 1999-го. В мае 1999 года Ким А., Жюльен Б., Жюльен К., Фульвия К. и Стефан X. находились в Израиле. Они, в частности, посетили Цфат, город, в котором возникла лурианская каббала. Они привезли с собой раритетный экземпляр «Изречения господа» Якуба Франка в английском переводе. Первый номер журнала имел настоящий успех среди читателей, открытых к обновлению критической концептуализации, сбив с толку немалое число ископаемых интеллектуалов из среды радикалов. В то же время в группе возникают разногласия. Ким А., Реми Р. и Жюльен Б. от неё отдаляются. Более или менее прогрессивные представители культурных кругов (журналы “Ligne de risque”, “Evidenz” и т. д.) пытались наладить контакт с группой «Тиккун», но эти встречи закончились безрезультатно. В мае 2000 года к группе присоединяется Лоран Ж., друг Жоэля Г. Он разрабатывает новаторский анализ кибернетизации мира.

Бесконечные аргументированные дискуссии, зачастую весьма ожесточённые, воодушевляли и раскалывали коллектив. Не было и речи об установлении единой политической линии группы. Разногласие воспринималось как движущая сила и обогащающий элемент. Достаточно было базового согласия с сутью проекта по преодолению существующих условий. Такой подход позволил избежать застоя, которому столь подвержены группировки, критикующие современное общество. Таким образом, акцент делался на свободную игру форм жизни и исторические разногласия в свободном обществе. Идея устройства контрсообществ внутри современного общества является прямым следствием концепции Тиккун, которая заключается не в эсхатологическом ожидании будущих потрясений, но требует начала осуществления здесь и сейчас. В отличие от «Великой ночи», Тиккун располагается не в конце времени, но во времени конца.

Подготовка второго номера была сопряжена с рядом сложностей. Этот номер был в большей степени посвящён политическим аспектам с ярко выраженным теоретическим усовершенствованием многих позиций, но менее ведомым энтузиазмом, и, в конечном счёте, менее последовательным, чем предыдущий номер. В июле 2001 года группа едет в Италию, где принимает участие в демонстрации в Генуе вместе с друзьями из Нью-Йорка, командой кинематографистов. Фильм Джона Келси «Избавься от себя», снятый во время беспорядков, во многом построен на текстах из первого номера журнала “Tiqqun”, отдельные фразы из которого зачитывает актриса Хлоя Севиньи. В начале сентября 2001 года, сразу после завершения редакционной работы над вторым номером, группа распадается по эмоциональным причинам, возникшим из-за разрыва любовных отношений между двумя протагонистами, но за этим, как обычно, скрывались более глубокие разногласия. В конце концов номер был напечатан месяц спустя.

Группа «Тиккун» просуществовала около трёх лет. Были опубликованы два выпуска журнала, которым предшествовало издание ряда памфлетов, полностью воспроизведённых в первом номере. Члены коллектива разошлись в разные стороны. Ким А. присоединился к кибуцу в Израиле, Фульвия К. стала художницей, чьи выставки проходят по всему миру, Жюльен Б. работает в областях театра и музыки, Стефан X. преподаёт немецкий, Реми Р. стал кинорежиссёром, Лоран Ж. преподаёт в Сорбонне, Жоэль Г. продолжает переводить и писать книги, Жюльен К. открыл общинную бакалею на плато Мильваш. Никто, кажется, не посрамил своих прошлых обязательств.

Теория Блума

Мистер Блум с добродушным интересом поглядел на чёрное гибкое существо. Ладный вид: шёрстка гладкая и блестит, белая пуговка под хвостом, глаза зелёные, светятся. Он нагнулся к ней, упершись ладонями в колени.

– Молочка киске!

– Мррау! – громко мяукнула она.

Говорят, они глупые. Они понимают, что мы говорим, лучше, чем мы их понимаем.

Джеймс Джойс, «Улисс»¹

В этот час ночной

Великие Неспящие мертвы. Нет и тени сомнения в том, что их убили ЛЮДИ^[2]. По крайней мере, об этом мы – оказавшиеся здесь так поздно – догадываемся, глядя на то замешательство, которое до сих пор вызывает их имя. Мерцающий отблеск их одинокого своенравия слишком уж мешал сумеркам. Как будто всякое напоминание о том, что они делали и кем были, стёрлось в маниакальном упорстве злобы. Под конец в этом мире от них осталась лишь горстка мёртвых картинок, обрамляющих его гнусное удовлетворение от победы над теми, кто всё-таки был лучше. И вот мы, сироты, потерявшие всякое величие, очутились в ледяном мире, где на горизонте нет ни огонька. Наши вопросы так и останутся без ответа, – уверяют нас старейшие, но нет-нет да и прибавят: «Для разума не было ещё ночи чернее».

Hic et Nunc^[3]

В нынешние времена люди живут посреди пустыни, в бесконечном и при этом внутреннем изгнании. И всё же в каждой точке пустыни сходится бесчисленное множество путей – для тех, кто умеет видеть. Видеть – это сложное действие; для него человеку нужно постоянно бодрствовать, проникать внутрь себя и исходить из той пустоты, которую он там находит. Именно так Неспящие, которые стоят на страже грядущего рассвета, и поймут, что разбитой армии современников осталось лишь спасаться бегством. И как и многим до них, им придётся терпеть желчь и злобу всех тех спящих, которых они одним только взглядом пробудят от массовой летаргии. Им предстоит познать обывательский деспотизм, а на их муки ЛЮДИ намеренно будут закрывать глаза. Ведь теперь – больше чем когда-либо – те, кто, «услышав, не понимают, глухим подобны; [о ком] пословица […] свидетельствует: присутствуя – отсутствуют» (Гераклит)², обладают численным превосходством и силой. Куда охотнее эти люди распнут тех, кто рассеял иллюзию безопасности, чем тех, кто их безопасности по-настоящему угрожает. Безразличия к истине им недостаточно. Они хотят её смерти. День за днём они выставляют на всеобщее обозрение её труп, но гниль его не берёт.

Кайрос

Несмотря на полную неразбериху, что царит на поверхности – а, может, как раз и благодаря ей, – наше время по природе своей мессианское. Метафизика становится реальностью, и мы видим, как онтология выходит на поверхность истории: в чистом виде и на всех уровнях. В прямой связи с этим на наших глазах зарождается новый тип радикально отчуждённого человека, и степень его отчуждённости указывает на напряжённость эсхатологического ожидания. Понятие «человек» приобретает такой смысл, какой до сегодняшнего дня был возможен разве только в идеологии самых отвратительных систем, и тем временем стираются древнейшие различия. Одиночество, слабость, безучастность, тревога, маргинализация, нищета, положение чужака, все категории, которыми оперирует Спектакль^[4] для того, чтобы мир невозможно было понять через социальную призму, обеспечивают ему метафизическую прозрачность. Все они, хоть и по-разному, напоминают об абсолютной покинутости человека в тот момент, когда иллюзия «новых времён» становится окончательно непригодной для жизни, то есть, по сути, когда наступает Тиккун. Тогда и мировое Изгнание оказывается более объективным, чем гравитационная постоянная со значением 6, 67259·10^–11Н·м²·кг^–2.

«Каждый наиболее далёк самому себе»³

Между нами и нами же самими ЛЮДИ расстелили пелену, которая заслоняет от нас жизнь, делая её невозможной. То же происходит и с миром, от которого что-то нас отделяет, преграждает нам доступ. Что бы мы ни делали, нас неизменно отбрасывает к краю. В этом-то и суть. Не время заниматься литературой, прикидывая различные сочетания катастрофы.

До сих пор мы слишком много писали и слишком мало думали о Блуме.

Приближение Блума

Для понимания этого феномена Блума можно описать как нечто, что в каждом человеке сохраняется вне Публичности^[5] и также образует форму общего существования отдельных людей в Спектакле, представляющем собой окончательное отступление Публичности. В данном смысле Блум – всего лишь гипотеза, но гипотеза эта стала реальной: «современная эпоха» претворила её в жизнь; произошла действительная инверсия родовых связей. Общественное существо, которое в традиционных культурах брало на себя ещё и роль частного лица, отдельного человека, стало по сути частным лицом, которое берёт на себя ещё и роль существа общественного, социального. Буржуазная республика может похвастаться тем, что впервые дала историческую оценку масштабу этого примечательного искажения, а в конечном итоге создала и его модель. Именно тогда – небывалым образом – существование человека как живого индивида оказалось формально оторвано от его существования как члена сообщества. С одной стороны, к участию в общественных делах его допускают исключительно в отрыве от каких-либо личных качеств и внутренних свойств, то есть как «гражданина», а с другой стороны – и как непременное следствие первого пункта – «здесь, где он для себя и других имеет значение действительного индивида, он представляет собой явление, лишённое истинности» (Маркс, «К еврейскому вопросу»)⁴, поскольку Публичность ему недоступна. Таким образом, в классический буржуазный период сформировались принципы, применение которых и превратило человека в то, что мы видим теперь: в сгусток двойного небытия – «потребителя», эдакого неприкасаемого существа, и «гражданина» – а ведь и правда, что может быть нелепее, чем эта статистическая абстракция бессилия, которую мы упрямо называем «гражданином»? – Впрочем, последняя представляет собой конечный этап длительного вынашивания Блума, при котором он ещё таковым не считался. И неудивительно, ведь своим появлением на свет он обязан полному – в идейном смысле – развалу всех буржуазных институтов вместе взятых и Первой мировой войне. А потому лишь с пришествием Спектакля и с осуществлением соответствующей ему рыночной метафизики инверсия родовых связей получает конкретное значение, распространяясь на всё существование в целом.

Рауль Хаусман. Актёр

Стало быть, Блум олицетворяет столь же двойственное движение, при котором растёт отчуждение Публичности, внешние проявления обособляются от живого мира, и вместе с тем человеку становятся чуждыми все его социальные установки, то есть его идентичность, при том что все его свойства, выходящие за рамки социальной объективации (его чистое и неустранимое своеобразие), отделяются, как некое пустое ядро, отныне определяющее всё его существо. Чем отчётливее социализация общества проецирует близкие отношения на все формы Публичности, тем сильнее всё то, что остаётся за её пределами – всё проклятое и невыразимое – утверждается в роли человеческой вселенной. Фигура Блума раскрывает это изгнание людей и их общего мира в область непредставимого как положение экзистенциальной маргинальности, выпадающее на их долю в Спектакле. Но прежде всего она выражает абсолютное своеобразие каждого атома общества как нечто абсолютно заурядное, а его чистую специфику – как чистую пустоту. Определённо, Блум, как без устали твердит нам Спектакль, – это в позитивном смысле ничто. Только вот по поводу трактовки этого «ничто» мнения расходятся.