Предисловие
Никакие это не байки. Это всё правда до последнего слова. Ну, может быть, не до последнего.
В конце девяностых я остался в аспирантуре. В общаге места не было, а зарплата квартиру снимать не позволяла. Приходилось пахать, что в конце концов привело к пониманию, что наука не пойдёт, а жрать хочется всегда. Пришлось подумать об альтернативных вариантах своей молодой жизни. Вариант выпал не самый лучший, но надёжный. В моей деревне на Крайнем Севере работал начальником отдела кадров в милиции приятель моего отца. Уговорил.
После проверки моей личности мне выдали две бумажки: направление на ВВК (для несведущих: Военно-врачебная комиссия) и запрос на выдачу моего дела в военкомате, которое осталось там после института.
Все мужчины нашей Родины хотя бы раз в жизни проходят ВВК. Я первый раз проходил в школе. Единственное, что мне тогда запомнилось – это два брата Ярцевы, которые приехали проходить ВВК в нашу потерянную на карте деревню из совсем потерянной где-то на бескрайних болотах деревни, т.е. ещё дальше в лес. В свои шестнадцать лет они были настолько здоровые, что военком едва доставал им до плеча. Про себя даже не скажу, наверное, мог бы им стоя пуп поцеловать.
Все мы в детстве любили играть в войнушку. Братья Ярцевы тоже любили играть в войнушку, несмотря на свой рост. Но! Они играли в войнушку не с деревянными пистолетами, не с какой-то там пластмасской из магазина игрушек. Братья Ярцевы играли в войнушку с охотничьими ружьями! Добавлю. С заряженными охотничьими ружьями! Что, конечно, не могло не повергнуть в шок мальчика из учительской семьи. Для честности отмечу, что заряжали они ружья мелкой дробью, а сами одевали толстые фуфайки. При выстреле метров с десяти удар ощущается, но вся дробь остаётся в фуфайке. Однако один из братьев снял трусы и показал всем свою задницу в мелких пробоинах.
– Он говорит, что случайно промахнулся, – кивнул он в сторону брата. – Но я думаю, что специально. Целый час дробь выковыривали.
Удивлению нашему не было предела. Детство бывает разное.
В текущем моменте мне предстояло ехать в город. Денег у меня было кот наплакал, но мне в городе надо было провести всего полдня. С утра пройти ВВК, а после обеда забрать дело в военкомате. С собой я набрал бутербродов на дорогу. Кафе в то время на трассе не было, да и трассы не было. Надо было проехать семьдесят километров по грунтовке до парома, к обеду загрузиться на паром. Через двенадцать часов паром доставлял нас до места высадки и до областного центра оставалось всего двести сорок километров.
На пароме плыть скучно, холодно и нудно. Можно читать, если есть что. Можно спать, если есть где. Можно стоять и смотреть на берег. На пароме хорошо плыть компанией, но взрослые дяди в компании начинают злоупотреблять. На нашем пароме злоупотребляли почти всегда. Этот раз исключением не был. И на месте высадки никто не удивился, когда пятьдесят третий газон промазал по сходням и свалился в реку. Бывает.
Утром я довольно бодрый, несмотря на бессонную ночь, появился на комиссии. Народу было немного – кто в армию, кто в ментовку. Секретарь выдала мне бегунок, и я отправился по кабинетам.
Конечно, вы правы! Нет ничего интересного ходить по врачам. Я тоже так думаю.
Психолог была молодой красивой дамой. Она меланхолично смотрела в потолок своего кабинета, больше похожего на ботанический сад.
– Можно?
Взгляд с поволокой. Абсолютно равнодушный голос.
– Проходите.
По всему виду она должна была сказать: «Как же вы меня достали, отвалите».
– Здравствуйте, – я присел напротив.
– Давайте вашу бумажку.
Она стала что-то писать, потом спросила:
– Фамилия, имя, отчество?
Я назвал.
– Год рождения?
Я назвал.
– Место рождения?
В кабинет стремительно вошла женщина лет сорока. Они вдвоём начали что-то бурно и очень быстро обсуждать. Потом женщина также стремительно вышла.
– Фамилия, имя, отчество?
– Чьё?
– Ваше, конечно, молодой человек. Своё я знаю.
– Вы же уже спрашивали.
– И что?
– Вы записали.
– И что?
– Это тест такой?
– Какой ещё тест?
– Ну, вы специально хотите вывести меня из себя?
– Это вы сейчас выводите меня из себя.
– Я вас не вывожу.
– А что вы делаете?
– Я сказал, что вы уже записали мою фамилию.
– Вам сложно ответить? Ходите тут, работать не даёте.
– В смысле? Я же и есть ваша работа.
– Вы моя головная боль. Хватит! Всё, я записала вашу фамилию.
– Я же говорил.
– Хорошо. Год рождения?
– Опять?
– Выйдите из кабинета.
– Зачем?
– Выйдите из кабинета! Зайдёте через минуту.
Я постоял минуту в коридоре.
– Можно?
– Можно.
Я сел на своё место. Дама что-то писала, бросая на меня изподлобья недовольные взгляды.
– Что я пишу? Нет. Нет!
Она стала всё зачеркивать, потом взяла маркер и всё аккуратно закрасила чёрным цветом.
– Это чтобы вы не видели.
Я в полном недоумении боялся произнести хоть слово. Она снова что-то написала.
– Годен. Иди.
Следующий кабинет терапевта. Девушке на вид я не дал бы и тридцати. Она меня послушала, поспрашивала и поставила на весы. Старые напольные весы, там ещё бегунок такой.
– Я этими весами пользоваться не умею. Вы сами.
– Доктор, но я тоже не умею. Я ни разу ими не пользовался.
– Хорошо, – она тяжело вздохнула, поправила бегунок, посмотрела, села за стол. – Слезайте.
Немного погодя она вручила мне мою бумажку.
– Вы не годны.
– Почему это я не годен?
– С таким весом, при вашем росте, в милицию не берут.
– С каким весом?
– У вас шестьдесят шесть килограмм.
– Доктор, но этого не может быть.
– Я тоже долго думала над этим.
– Когда это вы долго думали?
– Сейчас думала.
– И что?
– У вас кости трубчатые, лёгкие.
– Доктор, у всех кости трубчатые.
– Вы на дистрофика не похожи, значит, у вас кости лёгкие. Идите.
– Доктор, подождите. Я даже после защиты диплома весил семьдесят шесть килограмм. Не мог же я ещё десять килограмм скинуть. Я бы сдох.
– Но ты же не сдох?
– Давайте, я сам взвешусь?
– Попробуй.
После недолгих манипуляций я выдал:
– Семьдесят восемь. Плюс минус.
Она подошла к весам.
– Вот видите?
– Вижу, но я всё уже написала.
– Напишите по-другому.
– Нельзя документы портить.
– Он у меня уже испорчен. На другой стороне переверните, видите?
– Кто это сделал?
– Психолог. Последний кабинет налево.
– Здесь посиди, сейчас приду.
Через минуту она вернулась с чёрным маркером в руках. Всё было не так уж плохо.
Последним был психиатр, та самая сорокалетняя стремительна женщина. Она дала мне тест на двести сорок вопросов или больше, сейчас не помню, и треугольники цветные, которые надо было расположить в определённом порядке.
Тест мне запомнился двумя вопросами.
«Вы переступаете трещины на тротуаре или идёте по ним?»
Второй был поинтереснее, и он повторялся раз шесть или семь в разных вариантах.
«Вы любите свою мать?»
«Вы любите свою мать, как женщину?»
«Вы обнимаете свою мать как женщину?»
«Вам нравятся женщины похожие на вашу мать?»
Не знаю, кому понадобилось так извращённо воздействовать на мою психику, но потом долгое время я всегда вспоминал этот вопрос, когда общался со своей красавицей мамой. Теперь ей восемьдесят лет, и я могу честно и громко заявить:
«Я не люблю свою мать как женщину! Старая уже».
Психиатр велел подождать в коридоре. Рядом со мной сидел парень очень высокий и очень худой. Он так смешно размахивал руками, когда говорил, что мне пришёл на ум богомол.
– Ты треугольники раскладывал? – заговорил со мной «богомол».