Книга первая
Космофлот Федерации
Я скитаюсь, как Солнечный ветер
в межзвёздном пространстве,
заплетая в гирлянды созвездий
чужие миры…
Первый день новолуния. Огромный диск Вечного светила опустился за горизонт и погрузил поверхность Луны в непроглядную галактическую ночь.
Кто мог знать, что события именно этого дня – первого дня новолуния 12 декабря 2121 года, станут решающими в длинной цепи обстоятельств, что приведут в итоге к катастрофе, масштаба которой не мог себе представить никто – ни одно из живущих ныне разумных существ… Нет, такая катастрофа вообще была немыслима последние пару миллионов лет. И это обстоятельство делало данное событие уникальным даже в масштабах галактики.
Исследовательский корабль «Чёрная Стрела» вёл спектральную георазведку на небольшом объекте на самом краю Моря Дождей. С нуля часов по GMT (Global Moon Time) на ходовую вахту заступил старпом Тулома Дружинин.
– Как обстановка, Умарчик? – бодро поинтересовался Тулома, адресуя свой вопрос второму пилоту Умару Санжиеву, сдающему вахту.
– Да всё как обычно: метеоритная опасность низкая, не более пяти процентов; других кораблей поблизости не наблюдается; в работе оба гравитационных генератора; запас мощности – 300 Гэр; видимость…
– Тулома Кетанович, рекомендую произвести стандартную процедуру передачи ходовой вахты! – нежно пропел навигационный компьютер красивым женским голосом.
– Стандартную процедуру отклонил, спасибо, Маша, – чётко произнёс Тулома, обращаясь к носительнице искусственного интеллекта, незаменимой помощнице любого штурмана Машине.
– …Видимость падает пропорционально снижению освещённости, – продолжил Умар, – Солнце минус шесть градусов от линии горизонта – на Земле это называется «навигационные сумерки»…
– Да, на Земле… – задумчиво произнёс Тулома и запрокинул голову. Над ним сквозь прозрачный купол штурманского мостика огромным бледно-голубым диском сияла совсем близкая и вместе с тем бесконечно далёкая Земля. Её свет нёс в себе удивительное, ни с чем не сравнимое тепло жизни. Крошечный островок в бесконечном множестве миров. Дом. Там был их дом. И об этом они помнили всегда. Каждую минуту, каждую секунду своей жизни, пока находились здесь, в такой немыслимой дали от него…
– Вахту принял, – твёрдо произнёс старпом, одновременно прерывая как ход своих мыслей, так и не в меру пространные пояснения Умара.
– Фиксирую в бортовом журнале, – тихо пропел голос Маши, – спокойной вахты.
– Да, спокойной вахты… Кстати, сегодня последняя зеркальная дата в этом тысячелетии, – произнёс Умар и направился к выходу. В тот момент, когда он уже открыл переходной люк в центральный отсек, сработала сигнализация.
– Внимание! Произошло повреждение сейсмокабеля. Аварийной партии готовность пять минут. Командир Аварийной партии – старший помощник Тулома Дружинин. Состав АП: главный оператор сейсмостанции Евгений Аппель, гравиметрист Андрей Гримайло и оператор сейсмоисточников Трувор Ольсен, – ровным металлическим голосом произнесла обычно чересчур добродушная Маша.
За то время пока Машина перечисляла состав АП, Тулома успел наполовину надеть скафандр и, придав своему лицу смешливо-страдальческое выражение, произнёс:
– Вахту сдал второму пилоту.
Умар, словно обретя второе дыхание, бодро отчеканил:
– Вахту принял.
– Зафиксировано, – подтвердила спокойно Маша, – Тулома, можете принимать командование Аварийной партией.
– Есть, – выдохнул уже почти полностью облачённый в скафандр штурман.
– Командир на мостике, – бодро отрапортовала Машина, когда открылся переходной люк и в рубку вошёл Кэп. Немолодой, почти под пятьдесят, огромного, под два метра, роста, капитан был довольно подтянут, но при этом не выглядел строгим. Между тем штурмана́ рядом с ним казались совсем мальчишками, хотя каждый из них по отдельности был прекрасным спортсменом и имел весьма крепкое телосложение. И, несмотря на это, даже в своём лёгком скафандре Тулома сильно уступал в габаритах командиру.
– Второй раз за три недели, – тихо произнёс Кэп мягким приятным голосом деликатного и весьма дружелюбного человека, – это уже начинает входить в привычку. Возьмите-ка с собой несколько резервных элементов регенерации, пусть ребята осмотрят всё хорошенько за пределами повреждённого участка, – добавил он, обращаясь уже к одному только Туломе. В тот момент он и предположить не мог, какие последствия будет иметь это его распоряжение.
Гравиплан отстыковался от Чёрной стрелы и, на пару секунд задержавшись над линией горизонта, нырнул вглубь сумрачного каньона. Лучи курсовых прожекторов стремительно скользили по неровной поверхности, выхватывая из вечной тени удивительно однообразные нагромождения скал, чередующиеся с редкими клочками относительно ровного дна кратера.
– Внимание, приближаемся к повреждённому участку. Прошу снизить скорость, – пробасил на ломаном английском здоровяк Трувор, глядя на свои мониторы.
– Снижаем скорость до минимальной, – отозвался Тулома, плавно сбрасывая горизонтальную тягу.
Спустя примерно полторы минуты гравиплан завис над повреждённым участком. Пока сейсмики пытались определить характер повреждений, Тулома присмотрел поблизости относительно ровную площадку и, как только замеры были закончены, посадил туда аппарат. Все члены АП надели шлемы и включились в дыхательные аппараты, после чего Дружинин разгерметизировал переходной шлюз и открыл внешний люк. Трое сейсмиков привычно выбрались наружу, и лишь Тулома остался в кресле пилота. По протоколу он должен был координировать действия членов АП с поста управления, и пока причин нарушить протокол явно не предвиделось.
Через полчаса напряжённой работы все повреждения были устранены, и команде оставалось только протестировать оборудование с резервного поста управления сейсмостанцией. Трувор Ольсен забрался в гравиплан в то время, как двое других сейсмиков остались снаружи контролировать процесс и, если что, устранить выявленные неполадки… И в этот момент раздался взрыв…
Почти сразу после отстыковки гравиплана от Чёрной стрелы командир покинул мостик, распорядившись вызвать его в случае возникновения внештатной ситуации. В остальном он привычно полагался на своих вахтенных помощников.
Умар наблюдал за движением гравиплана на 3D-мониторе, изредка поглядывая на огромный бледно-голубой диск родной планеты. Перед его внутренним взором неспешно плыли монументально статичные кучевые облака с резко очерченными контурами. Величественные облака медленно наливались глубокой синевой, превращаясь в хмурые дождевые тучи. Начинал раздуваться ветер. Он холодил щёку и пытался уложить непослушные волосы на голове Умара на другую сторону. Штурман поправил их и ощутил первые капли дождя на щеке…
Западный ветер
разгладил небритую щёку,
Западный ветер
настроен хранить тишину,
Он не расскажет,
насколько ему одиноко,
Только завоет в снастях,
раздувая волну…
– размеренным шёпотом произнёс Умар.
Непривычно-взволнованный голос Маши вернул штурмана обратно в ходовую рубку:
– На связи командир Российской лунной базы Андроник Астраханов.
– Переключи на каюту капитана, – бодро произнёс штурман, стараясь скрыть лёгкое удивление от внезапного звонка столь высокой персоны.
– Он желает говорить с вами. Не с капитаном, – ответила Маша каким-то странным голосом.
– Хорошо, выведи на главный трид (сленговое название 3D-монитора), – на этот раз уже более твёрдо произнёс Умар, сидя в кресле пилота, и, повернувшись к главному монитору, выпрямил спину и малость расправил плечи.
На триде появилось объёмное изображение крупного краснолицего мужчины средних лет с реденькой седой шевелюрой на слегка угловатой голове.
– Здравствуй, Умар Джанибекович. Очень хорошо, что ты ещё не сменился с ходовой вахты. Помнишь наш разговор на базе месяц назад, перед самым вашим вылетом? Знаю, что помнишь. Так вот… – Умар пока только кивнул в ответ, чуть слышно произнеся: «Здравствуйте, Андроник Аликперович». Между тем Астраханов продолжал: – Так вот, после проделанной нами многотрудной работы к нам примкнули командиры ещё восьми станций. Четверо обещали сохранять нейтралитет, и только двое из пятнадцати могут выступить против – это британцы и Франко-германское содружество. Несмотря на это, время пришло, и в 04 часа по GMT мы объявим о политической независимости от наших метрополий и создании Содружества Независимых Лунных Станций. Нами уже сформирован кабинет министров и определены первые шаги нового правительства. Первейший среди них – это подача заявки в ООН о признании Содружества самостоятельным субъектом трансгалактической политики и предоставлении нашему представителю места в Совете трансгалактической безопасности. Но сейчас самая главная задача – сохранить в тайне все наши приготовления до означенного часа, а также, что немаловажно, пресечь любые попытки противодействия нашим планам со стороны отдельных сотрудников станции и недальновидных членов экипажей кораблей Космофлота Федерации. Мы не вправе потерять ни одного корабля! Скажи, сколько наших сторонников у тебя на борту? – закончил Астраханов.
– Практически все, кроме капитана, старшего помощника и пары человек из научной партии, – осторожно произнёс штурман. Умар немножко лукавил. Он не пытался склонить кэпа на сторону заговорщиков, надеясь на его отстранение в час икс. Это давало ему возможность занять пост командира звездолёта. Пусть всего на несколько дней или даже часов, но это навсегда отразится в его послужном списке. Командир звездолёта Чёрная Стрела Умар Джанибекович Санжиев – это словосочетание ласкало слух и тешило самолюбие честолюбивого горца.
– Умар Джанибекович! – тревожно прошептала Маша в левый наушник. – Они пытаются обойти нашу защиту!
– Ты же понимаешь, Умарчик, что сейчас любая утечка или неповиновение ставят под сомнение успех всей операции и мы должны быть готовы на самые жёсткие превентивные меры. Кстати, прямо сейчас наши специалисты обходят вашу защиту, и буквально через несколько секунд мы будем полностью контролировать ваш корабль.
– В этом нет необходимости, Андроник Аликперович. Мы на вашей стороне, – спокойно произнёс Умар.
– Я знаю, Умарчик. Я доверяю тебе не меньше, чем когда-то доверял твоему отцу – моему лучшему другу, но есть общий план мероприятий, и мы обязаны его придерживаться, – примирительно произнёс Астраханов.
– Разгерметизация центрального отсека, аварийная блокировка всех дверей, герметизация внутренних помещений, – зазвучал металлический голос Маши по внутрикорабельной трансляции.
– Мы сымитировали разгерметизацию центрального отсека, дорогой. Не волнуйся, это для твоей же пользы, – вкрадчиво произнёс Астраханов, наклоняясь ближе к монитору.
– Разблокировка внутренних помещений невозможна в течение тридцати минут, – произнесла Маша слегка удивлённо, после чего добавила шёпотом в левый наушник, – нам заблокировали все линии связи, кроме системы оповещения о бедствии.
– Все линии связи мы тоже временно заблокировали. У тебя будет ровно полчаса, чтобы решить, кто именно на твоей стороне, а чьи каюты так и останутся заблокированными до вашего возвращения на базу, – добавил Астраханов, как бы не обращая внимания на голос Машины по внутрикорабельной трансляции.
– В таком случае у нас проблема, Андроник Аликперович! У нас сейчас гравиплан работает на повреждении сейсмокабеля. Там четыре человека. Из них трое нас точно не поддержат. Особенно старпом.
– Да, действительно, сейчас вижу: гравиплан работает в каньоне. Командир АП Тулома Дружинин? Женат, две дочки, живут в Крыму.… Этот, да? Помню его… Этот точно не поддержит. Надо принять меры, Умар. Ты меня понимаешь? Любые необходимые меры, чтобы предотвратить утечку и обезопасить себя от попыток противодействия нашим планам. Решение за тобой. Но я очень надеюсь, что ты себе отчётливо представляешь, что стоит на кону… И что грозит нам в случае неудачи?! – закончил Астраханов, вытирая тыльной частью ладони пот со лба. И после небольшой паузы добавил: – Машина, занесите в протокол: с этой минуты командование звездолётом Чёрная Стрела принимает на себя Умар Джанибекович Санжиев. Капитан Санжиев, у вас есть тридцать минут на то, чтобы решить проблему с аварийной партией. Об исполнении доложить немедленно. Затем ложитесь на обратный курс… Ты мне нужен здесь, дорогой. Поторопись, у нас на тебя большие планы, – последние слова Астраханов произнёс настолько проникновенно и многообещающе, что Умар тут же отбросил последние сомнения и заверил командира базы в своей безграничной преданности.
Астраханов отключился, а Умар продолжал сидеть в кресле пилота неподвижно, собираясь с мыслями и стараясь свыкнуться с внезапно навалившейся на него новой реальностью. Первой тишину прервала Маша:
– Простите, капитан Санжиев, прежний командир корабля просит разрешения с вами поговорить.
Голос Машины показался Умару чересчур холодным и отстранённым, и он ответил таким же тоном:
– Не сейчас. Рассчитай маршрут возвращения на Базу и заведи в роуттрек.
– А как же аварийная партия? У них кислорода осталось часов на шесть, не больше! – воскликнула Маша.
– Сейчас решим и эту проблему, – произнёс Умар задумчиво и тут же спросил, – сколько у нас на борту сейсмозарядов на данный момент?
– Сто девятнадцать стандартных и восемь усиленных, – ответила Машина.
– Подготовить к сбросу два усиленных сейсмозаряда, – скомандовал Умар, выводя на главный трид навигационные параметры гравиплана, – ввожу координаты точки подрыва, – произнёс он спустя несколько секунд.
– Но в этой точке находится гравиплан и работает аварийная партия! – воскликнула Маша испуганным голосом.
– Время выхода на точку сброса? – твёрдо спросил Умар, как бы не замечая возгласов Машины.
– Девяносто четыре секунды, – оторопело произнесла та в ответ.
– Обратный отсчёт за десять секунд до сброса, – продолжал Санжиев.
– Это бесчеловечно! Они же ваши товарищи! Друзья! Я не могу этого сделать! – страдальческим женским голосом выкрикнула Машина.
– Протокол обязывает тебя подчиняться командиру корабля беспрекословно, – произнёс Умар, полностью переводя управление в ручной режим. Маша всё поняла. И мотивы, и последствия и в оставшиеся несколько десятков секунд лихорадочно пыталась найти выход, разрываясь между священным долгом подчинения, заложенным в программе, и желанием спасти тех, к кому она уже так привязалась за эти несколько месяцев. Она беспрестанно повторяла фразу: «Ненужно этого делать, Умар Джанибекович», но сама уже решила, как поступит. В последние десять секунд перед точкой сброса Машина попыталась перехватить управление кораблём, но Умар словно ждал этого и тут же заблокировал её вмешательство, но всё-таки корабль слегка дёрнуло вправо, и система сброса сработала с малюсенькой задержкой. «Может быть, у ребят появится хотя бы крошечный шанс?» – утешала она сама себя… Сброс произошёл, и на главном триде появилась картинка ужасного взрыва ровно в том месте, где за секунду до этого был гравиплан аварийной партии. Санжиев начал разворот.
– Сейчас просканируем во всех режимах, – произнёс он с азартом игрока в покер и глянул на обнулившиеся данные мониторов контроля жизнедеятельности членов АП, – ну что ж, все цели поражены, гравиплан разрушен. Курс на Российскую лунную базу. Там тебя как следует отформатируют за неподчинение и отказ выполнять приказы, – добавил он с усмешкой, обращаясь к замолкнувшей Машине. Но Машу это уже не беспокоило, она горевала по погибшим ребятам и еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться в голос.
* * *
Я в плену миражей,
я в плену колдовства расстояний
нежной зыбкости
гибельных омутов Лунных дорог,
в переливах отчаянных всплесков
Полярных Сияний
заполняю походный журнал,
как всегда, между строк…
Тулома расправил огромные крылья и взмыл вверх, туда, где печальное небо было затянуто сплошным одеялом хмурых свинцовых туч серо-стального цвета. Едва коснувшись облаков, он оказался в густом непроглядном тумане и, сложив крылья, кинулся вниз, пикируя, словно бомбардировщик. Под ним бушевали огромные волны Полярного океана. Угрюмые холодные валы вскипали на гребнях стеклянной пеной. У самой поверхности вновь расправив крылья, он стал гасить скорость, ощущая на своём лице капельки солёных брызг, принесённых игольчатым ветром. Тулома повторял это раз за разом – взмывал ввысь и вновь бросался вниз, к самой поверхности океана, бесконечно наслаждаясь упоительным ощущением полёта, мощными порывами ветра и влажным ледяным дыханием бушующего океана. Ветер был упруг и весел. Он наполнял его крылья, проникал в него, и уже сам он стал его частью, воплощением его бесшабашности и озорства. Океан завораживал своей безграничной мощью, и его свирепый рёв, соединяясь с сумасшедшей мелодией ветра и печальными вздохами нахмуренных туч, сливался в восхитительно прекрасную оглушительную симфонию, наполнявшую душу Туломы музыкой изумительной красоты и величия.
Оказывается, научиться летать – это же так просто. Надо всего только простить всех, кто когда-то причинял вам боль и страдания. Но сделать это не из великодушия, а из любви к ним. И самому себе простить все ошибки, нерешительность и сомнения. И тогда душа ваша станет легче пёрышка и, подхваченная солнечным ветром, взмоет ввысь, наслаждаясь упоением безграничной свободы.
Вскоре Тулома заметил на горизонте узкую тёмную полоску берега и устремился к нему. По мере приближения во мраке полярной ночи стали хорошо различимы грозные зубья обточенных ледяными ветрами прибрежных скал. В глубине фиорда окружённая со всех сторон угрюмыми стенами огромных скалистых утёсов лежала маленькая деревушка. В широких окнах прелестных домиков с красными крышами уютно горел свет. Из печных труб вился лёгкий сизый дымок, распространяя вокруг завораживающе сладкий запах берёзовых дров. Тулома подлетел к большому окну одиноко стоявшего на окраине домика и, заглянув в него, увидел очаровательную рыжеволосую девушку, сидящую на диване. Кажется, она читала книгу. В тот же миг, как Тулома взглянул на неё, она повернула голову и посмотрела на него. У неё были зелёные глаза. Хрустально-зелёные, словно горное озеро в июле. Он смотрел и не мог наглядеться, а тем временем в её зрачках вспыхивали маленькие искорки, похожие на отблески далёкой грозы. Казалось, что и она тоже его видит. Но как? Ведь это невозможно!
Всё, пора возвращаться на корабль. Скоро начнётся его вахта. А ему ещё нужно прийти в себя… В буквальном смысле.
Душа медленно возвращалась в оставленное тело. Сознание пыталось восстановить управление, но чуждое, словно одеревеневшее тело сначала никак не реагировало. Лёгкая тревога грозила перерасти в тихую панику… Но, в конце концов, не в первый же раз! Все усилия Туломы были сконцентрированы на том, чтобы попытаться пошевелить хотя бы кончиками пальцев… Нет, не выходит. Так, ладно, тело дышит. Надо попытаться издать какой-нибудь звук:
– Дружинин, очнись! – заорал Тулома что есть мочи.
Ничего. Тишина. Тело безмолвствовало. Он кричал, но почти не слышал собственного голоса. Словно находился под водой. «И что же это? Ни рай, ни ад. Застрять здесь – в мире духов? Навеки потерять тех, кого любишь, кто тебе бесконечно дорог? Нет!»
– Проснись!!! – снова заорал он. И тут тело застонало и замычало, издавая нечто, похожее на «и-и-ы-ы-ы».
«Громче! Ещё!.. Есть!» – тело услышало собственный стон, и тут же внутри словно стали включаться электрические цепи. Сознание до головокружения стремительно возвращалось в мозг. «Да! Всё! Очнулся! Слава Богу!»
Он лежал весь взмокший, опустошённый, на упругом матрасе в своей каюте. Корабль плавно покачивался на волнах, а в его тело медленно, с удивительно приятным теплом возвращалась жизнь. Тулома открыл глаза. Часы, висевшие на переборке напротив, показывали без пятнадцати полночь. «Надо вставать. Успеть умыться и почистить зубы. Времени в обрез».
Итак, Тулома Дружинин – второй штурман рыболовного траулера «Принцесса Арктики», временно исполняющий обязанности старшего помощника капитана. Уже почти три недели «Принцесса Арктики» носилась по северным морям в поисках подходящего района для промысла трески. Пробные траления пока не давали удовлетворительных результатов, и команда всё ещё продолжала поиск. Погода тем временем заметно испортилась. Что поделаешь – начало сентября, близился сезон осенних штормов. Но, честно говоря, Тулома всегда недолюбливал слишком спокойное море. И не только из-за того, что во время качки засыпать намного приятнее, чем в штилевую погоду. Словно тебя убаюкивают в люльке. Нет, не только из-за этого. Хороший шторм всегда приводил его в восторг. Но, несмотря на непогоду, траулер продолжал следовать в район острова Медвежий, чтобы там попытать рыбацкого счастья. Вдруг повезёт. Дошли только к вечеру следующих суток и уже через шесть часов подняли первый трал. Как обычно, всё веселье пришлось на вахту Дружинина.
– Судя по нагрузке, тонн десять – не меньше! – полушутя-полусерьёзно произнёс Тулома, обращаясь к рыбмастеру, стоявшему на рычагах управления траловыми лебёдками, расположенными в кормовой части ходовой рубки.
– Да хоть бы пять – уже хорошо… Впрочем, вскрытие покажет, – отозвался рыбмастер и, наскоро оглянувшись, добавил:
– Главное, чтобы кэп не припёрся. Может, тогда пойдёт рыбалка – у тебя-то рука лёгкая.
– Да брось, Игорёк! Ну, перенервничал человек, сорвался на матросов… С кем не бывает, – несколько смущённо возразил Тулома рыбмастеру, всё же интонацией давая ему понять, что принимает его бесхитростную похвалу.
– Ты, Кетанович, просто ещё мало его знаешь… Он всегда такой. Словно фельдфебель в царской армии – на простых работяг орёт почём зря. Только с офицерами более-менее сдержан… Ладно, хрен с ним, сбавь ход ещё на пол-узла – траловый мешок к слипу подходит.
Тулома сбавил ход до минимального и невольно задумался: ещё на берегу, в Отделе флота, он слышал очень нелестные отзывы об этом капитане и даже советы попроситься на какое-нибудь другое судно. Но Дружинин, искренне надеясь на свой весьма уравновешенный характер, к этим советам не прислушался. Хотя дальнейшие события показали, что он совершенно напрасно этого не сделал. Но обо всём по порядку.
Всё началось ровно шесть лет назад. Тогда, осенью 1987 года, в Мурманск с рабочим визитом прибыл первый и последний Президент СССР Михаил Горбачёв. И в один из пасмурных дней октября их – курсантов первого курса Мурманской морской академии – направили в оцепление вокруг здания АМНГР, в котором Президент проводил рабочее совещание. Курсанты тем временем зябли в томительном ожидании, затянувшемся аж на полтора часа. Одновременно с этим на площадь перед зданием всё прибывал и прибывал народ. Горожане, прознав про то, что Михаил Сергеевич сейчас находится здесь, толпились с внешней стороны оцепления в надежде воочию узреть нового правителя одной шестой части суши. Курсантам становилось всё труднее их сдерживать. В чёрных бушлатах, сцепившись локтями, цепь колыхалась под напором нетерпеливых горожан каждый раз, когда из дверей здания кто-нибудь выходил. Но пока это были лишь работники здания. Ребята с трудом представляли, как будут сдерживать напор толпы, учитывая, что взвод Дружинина оказался в аккурат возле главного входа.
Ожидание длилось долго. Но, в конце концов, двери отворились, и из здания вышел Президент в сопровождении первой леди. Пройдя несколько метров, правящая чета оказалась прямо напротив Туломы и его товарищей. Всего в нескольких шагах от них. Горожане, довольно равномерно толпившиеся вдоль всего оцепления, увидев, куда направился Горбачёв, ринулись к этому же месту. Позади оцепления возникла давка, и Тулому с ребятами словно подхватило волной и понесло навстречу Президенту и его окружению. К чести курсантов нужно сказать, что цепь они не разомкнули и оцепление не было прорвано. В то же время от президентской свиты отделились несколько здоровенных дядек в неброской одежде и кинулись курсантам на подмогу, удержав дальнейшее движение людской массы и самой цепи. В итоге вышло так, что Президент оказался в каких-нибудь двух метрах от Туломы. Но не прямо напротив, напротив него стояла Раиса Максимовна Горбачёва. Практически на расстоянии вытянутой руки от Дружинина.
Тулома никогда особо не считал себя красавчиком – не слишком высокого роста, широковат в плечах и в то же время в строгой морской форме, с залихватски весёлым выражением лица и с кучерявым чубчиком пшеничного цвета, непослушно выбившимся из-под новенькой фуражки. Выглядел он весьма браво. Тем более что лишь неделю назад его рота вернулась из Тюва-губы, где курсанты прошли курс молодого бойца и уже научились с гордостью носить морскую форму.
В своих выступлениях Михаил Горбачёв всегда говорил очень пространно и маловыразительно. Что по телевизору, что, как выяснилось, и при живом общении. Его речь, вероятно, имела свою внутреннюю логику, а доводы могли казаться довольно рациональными, но вот риторика всегда была на двойку… С плюсом. Буквально через несколько минут люди начинали скучать, с трудом сдерживая зевоту. Настолько его речь была блёклой и безынтересной. Что говорить, зажечь толпу он не умел. При этомон всегда говорил долго. Очень. Часами! И этот раз не стал исключением. Президент говорил без умолку более полутора часов. По крайней мере Туломе так показалось. Хорошо хоть, что мёрзнуть ребята перестали – нахлынувшая сзади толпа их ещё и согревала. Из всей пространной речи Президента Туломе запомнился лишь один его короткий диалог с каким-то работягой из толпы:
– Михаил Сергеевич, вот скажите, водка в магазинах подорожала чуть ли не в два раза. Как нам дальше-то жить с такими ценами? – робко произнёс немолодой мужчина голосом с трудно скрываемыми нотками обиды.
– А вы не пейте! – бодро ответил Президент.
– Как так? Совсем не пить? – изумился мужчина. В толпе послышался ропот.
– Ну, по праздникам можно, конечно, выпить рюмочку коньяка. Но не больше, – поправился Горбачёв.
– Ну а как же, если я, к примеру, всю неделю в порту на башенном кране рыбу выгружаю, и зимой, и летом, и в снег, и в дождь. Так я ещё в кабине, а ребята стропальщики да кто на погрузчиках работает и в мороз, и в ветер, и как нам после этого не выпить по бутылочке? – не сдавался русский мужик. Но Михаил Сергеевич продолжал настаивать на своём, рассказывая и о вреде алкоголя, и о культурном времяпрепровождении. Но было это уже не интересно. Ни Туломе, ни всем остальным. Странное дело, Тулома в свои семнадцать был уже КМС-ом по самбо и противником любого алкоголя, но даже он прекрасно понимал, что повышение цены на водку скажется лишь на семейных бюджетах граждан, но уж никак не на их привязанности к спиртному. И, вероятно, схожие мысли приходили в головы тех, кто стоял позади оцепления. В дальнейшем слова Президента вызывали в них лишь апатию и плохо скрываемое раздражение.
Тем временем Тулома, чтобы не заскучать, принялся разглядывать стоявшую напротив него первую леди. Конечно же, он делал это не так прямолинейно, как привык, а как бы исподволь и невзначай. Тем не менее рассмотрел он её очень внимательно: в коротком каракулевом пальтишке, аккуратно подчёркивавшем её изящную фигурку, в чёрных туфлях на невысоком каблуке и чулках телесного цвета, на стройных ножках, она выглядела весьма элегантно. Но, конечно же, больше всего взгляд притягивали её красивые карие глаза с аккуратно подведёнными стрелками бровей над ними. Она почти не выглядела уставшей и держалась очень непринуждённо, хотя за всё это время сказала не больше двух-трёх слов.
Спустя какое-то время она начала реагировать на взгляды Туломы. А он, если честно, просто ею любовался, стараясь не подать виду, но и не особо стесняясь, когда они первые несколько раз встретились взглядами. Сначала мельком и как бы случайно, но потом всё больше задерживаясь друг на друге. И в какой-то момент Тулома осознал, что они вдруг оказались в каком-то, словно изолированном от всех остальных, мире – Президент бы погружён в собственные размышления вслух, охрана наблюдала за собравшимися, а граждане, словно загипнотизированные, смотрели на оратора. А Дружинин и Раиса Максимовна будто оказались в мёртвой зоне. Спустя ещё какое-то время Тулома уже без труда определял в её взгляде интерес. Её усталость словно улетучилась, да и он уже забыл о том, что стоит здесь уже больше двух часов на одном месте, тесно сцепившись локтями со своими товарищами. И вот уже на её лице несколько раз промелькнула лёгкая тень улыбки при взгляде на Дружинина. Еле уловимо, самыми краешками губ, но это было словно дуновение тёплого ветра. Тулома отвечал также сдержанно, хотя его пульс при этом заметно участился. Лёгкий румянец, который он ощутил на своих щеках, нисколько его не смутил. Впрочем, не удивительно – Тулома давно не видел красивых женщин – несколько месяцев ребята провели на побережье, в учебно-тренировочном лагере, и, наверное, это было заметно. А она словно что-то читала в нём, и, похоже, ей это нравилось.
В конце концов, Президент подвёл свою речь к логическому завершению, и толпа с облегчением вздохнула, почувствовав, что на этот раз действительно всё – он закончил. Просто до этого уже было несколько подобных моментов, когда людям казалось, что финал уже близок, но в последний момент Михаил Сергеевич вновь цеплялся за какую-то мысль и затем начинал методично её обосновывать. Но теперь всё. Тулома понял это по глазам Раисы Максимовны. Видимо, она хорошо знала мужа и такие вещи определяла безошибочно. Они стали прощаться с горожанами. В ответ сыпались добродушные пожелания. Очень искренние, ещё и потому, что в голосах людей слышалось долгожданное облегчение после утомительного ожидания финала.
Первая леди также пожелала жителям Мурманска всяческих благ, семейного тепла и любви и, обведя собравшихся прощальным взглядом с очаровательной улыбкой на лице, посмотрела на Тулому и, ещё раз улыбнувшись, с лёгкой горечью в голосе произнесла: «До свидания». Неожиданно для самого себя Тулома ответил: «До свиданья, Раиса Максимовна… – и после секундной паузы добавил: Приезжайте к нам ещё!»
«Обязательно», – ответила она, вновь улыбнувшись, но теперь уже другой, более радостной улыбкой. На этом их первая встреча закончилась.
– Тулома, что ты творишь? Что за гляделки ты устроил с женой генсека? – полушёпотом набросился на Дружинина его друг Сашка сразу после того, как народ разошёлся и курсанты стали строиться в походную колонну.
– А что? Скучно ведь два часа просто так стоять было… – ответил Тулома беззаботно.
– Это опасные игры, дружище! – произнёс Саня укоризненно и внимательно посмотрел на Тулому, раскуривая сигарету.