Конец августа 1990 года, город Энск
– Что это за девушка в зелёных лосинах? – неожиданно спросил Куриленков. – На телевидении работает?
Гена посмотрел сначала на него, потом на меня и молча предоставил мне право ответа.
– Нет, не работает она на телевидении, – ответил я, – она в нашем институте работает. Бухгалтером. Зовут Любой.
– Ясно, – не стал углубляться в тему начальник, – ну мы, кажется, обо всём договорились. Кассета у меня остается, оригинал ты, надеюсь, сотрёшь. А сейчас извините, у меня встреча.
– Даааа, – сказал мне Геннадий, когда мы оказались на улице Ильинской, – а твоя Люба-то пользуется большим спросом на нашем Энском рынке… боюсь, что ни мне, ни тебе ничего не светит после таких заявочек…
– Это мы ещё посмотрим, – бодро ответил я, – а пока я побежал, дела у меня. Хотя стой… можно я от тебя позвоню этому… Айзеншпису – надо ж ковать, пока горячо.
Гена согласился, и я звякнул из его кабинета по межгороду в Питер. Шмильевич оказался на месте, и мы удивительно быстро обо всём договорились.
– Значит так, – сказал я Гене, – на райкоме проблемы с размещением сцены и ограничением движения по площади Сусанина. А я уж, так и быть, займусь обустройством артистов и маркетингом.
– И что за это будет райкому? – тут же включил еврея Гена.
– Организаторам отходит сорок процентов от общего сбора, четверть этого, уж извини, я себе заберу – остальное ваше.
– Тогда лучше это сделать на футбольном стадионе, – внес свои пять копеек Гена, – там хоть билеты можно будет продать, а какие могут быть билеты на нашей площади? Да и народу в стадион больше вместится.
– Согласен, – не стал упираться я, – на стадионе, значит на стадионе. Кстати наш футбольный клуб курирует, если не ошибаюсь, нынешний мэр города. Сразу два вопроса можно будет решить.
И после этих слов я отбыл на место своего временного обитания. Люба уже вернулась и даже приготовила что-то вроде ужина.
– Садись, дорогой, – пододвинула она табуретку к столу, – и рассказывай, что там с этой кассетой? Взяли на телевидение?
– Вкусно, – похвалил я её стряпню, хотя особенно вкусного там ничего не было, – спасибо. А так-то у меня для тебя две новости.
– Хорошая и плохая? – включилась в игру она.
– Там сложно определить степень их хорошести, – продолжил я, – так что назовём их условно номер один и номер два. И даже третья имеется. С какой начать?
– С первой, конечно, – ответила она. – Кто же с конца читать начинает.
– Есть такие уникумы, что и с конца… ну слушай тогда первую – телевидения не будет. В этом месяце, по крайней мере.
– Ну вот, – обиженно надула губы она, – помнил дитятю конфеткой, а потом сам её и слопал. А почему?
– Случились обстоятельства непреодолимой силы. Отпала, короче говоря, нужда в этой кассете.
– Договорился с этим начальником? Место вам обратно отдают?
– Не совсем так, там более сложная комбинация нарисовалась. Но стороны остались удовлетворены ходом переговоров. Продолжать? – осведомился я.
– Давай конечно, надеюсь, остальные новости немного поприятнее будут.
– Я побеседовал по телефону с Айзеншписом…
– Кто это?
– Концертный директор Цоя. А заодно и Гребенщикова с Кинчевым. На концерте нужен будет ведущий… точнее ведущая – на эту роль вроде бы тебя примерить хотят.
– Это уже гораздо лучше, – Люба аж задышала глубоко и взволнованно, отчего её груди заходили ходуном… захватывающее, доложу я вам, зрелище. – А на третье у тебя что?
– Компот, – пошутил я, – ну не совсем компот, но аперитивом наверно это можно назвать. Гена уже продал мерс и вот-вот найдёт покупателя на бмв-шку, так что завтра, наверно, у нас появятся деньги.
– Йес, – обрадовалась она, – я знала, я знала.
– Квартирку-то совместно будем покупать? – подколол её я.
– Конечно будем, – на полном серьёзе заявила она. – И я даже знаю, где – недалеко от нашего института, там мои знакомые живут, собираются на ПМЖ в Штаты, уступят недорого.
– Окей, – не стал спорить я, – на ПМЖ, значит на ПМЖ. А мне сейчас надо сосредоточиться и написать рекламный слоган для Сани-кабельного. Он очень просил. Пойду-ка я на свежий воздух прогуляюсь, там и сочиню чего-нибудь.
– Знаешь, я с тобой пойду, – решительно заявила Люба. – По магазинам пробегусь, вдруг чего-то выбросили… талоны же пропадают.
– Пошли тогда, чего тянуть-то, – и мы дружно покинули коммуналку.
А на улице, прямо вот около подъездной двери, нас обоих ждал сюрприз – Любу приятный, а меня не очень. Там стоял белый и длинный кадиллак, а возле него Сергей Владимирович Куриленков собственной персоной. С большим букетом розочек. Как он так быстро вычислил местопребывание Любаши, большой вопрос… скорее всего Гена-крокодил рассказал, больше некому.
––
Чтобы не растекаться блином по сковородке, скажу коротко и ясно – Любаша упорхнула от меня к новому кавалеру, даже не задумавшись ни на одну секунду. Хотя нет, небольшая заминка была – вернула она мне магазинные талоны на сентябрь, там ещё почти весь лист неотоваренный был. Я спорить не стал, рядом с Куриленковым стояло два амбала с оттопыренными пиджаками в районе левой подмышки. Так что спорить с ними было себе дороже. Но зарубку в памяти я таки сделал, глубокую и длинную…
Надо дальше жить, грустно сказал я себе, возвращаясь в свою пыльную комнату. Допил с горя бутылку вина и уселся сочинять рекламу кабельной продукции. Тупо просидел с полчаса, но в голову так ничего и не пришло. Тогда я плюнул и поехал к Мише – надо же объяснить коллегам по нашему многострадальному МЖК текущую ситуацию.
Мишу я поймал на выходе из своего дома – жил он совсем уже в жуткой коммуналке времён построения развитого социализма. Одноэтажная хибара длиной в сотню метров с двадцатью двумя комнатами вдоль коридора. Кухня там была, в торце и огромная, но сортир уже на улице, а о ванной комнате обитатели могли только помечтать. В баню по субботам, вот и все гигиенические процедуры.
– Здорово, Лётчик, – поприветствовал меня Миша, – ты тут какими судьбами? Люди говорили, что ты в Германию уехал.
– Угу, – подтвердил я, – был я в Германии, но недолго, сейчас вот вернулся. Разговор есть.
– Ну пойдём сядем на лавочку, – предложил Миша, и мы отошли в сторонку, где под развесистым клёном была врыта в землю лавка без спинки, судя по набросанным окуркам, это была местная курилка. – Я вообще-то по магазинам собрался, вдруг чего полезного выкинут, но раз такое дело, магазины подождут.
– Я по поводу МЖК, – сказал наконец я, собравшись с мыслями, – там, короче, такая штука нарисовалась…
– Что-то ты сегодня задумчивый, – подколол меня Миша, – вываливай уже свою штуку, не тяни.
– В общем так – место у нас отобрали окончательно и бесповоротно, назад дороги не будет.
– Так, – невесело усмехнулся Миша, вытягивая из кармана пачку «Стюардессы», – начало безрадостное, может, дальше веселее будет.
– Да, ты угадал, дальше немного лучше – у нас теперь два пути… точнее три, но третий, всё забыть и простить, я не рассматриваю.
– И какие же два других?
– Уйти в Мещерский отряд, там пять свободных мест образовалось…
– А почему, кстати, они там образовались, места эти?
– Я специально не выяснял, но говорят, что эти пятеро бизнесом своим занялись, и сейчас им не до МЖК.
– Ну вариант… – задумчиво произнёс Миша, докуривая стюардессину, – а когда там по плану дом у них сдаётся?
– Через год, но это неточно… времена, сам видишь, какие на дворе стоят.
– Ладно, бомби про второй вариант, – попросил Миша.
– Самим заняться бизнесом, – вывалил я свою задумку. – Есть предварительная договорённость об открытии городского банка. Там есть свободные клетки под сотрудников… меня собираются поставить замом управляющего, а может даже и самим управляющим, так что могу устроить всех наших отрядников на хорошую и денежную работу. Ну может не всех, но половину точно.
– И что, например, я, как конструктор, там делать буду? – спросил Миша.
– Писать-считать умеешь? Компьютер хоть раз в жизни видел?
– Даже работал на нём последние полгода перед уходом на «Керамзит», просчитывали прочность конструкций.
– Вот видишь… в отдел коррсчетов вполне сгодишься.
– И сколько, например, нам денег там положат?
– Пару тысяч точно, плюс премии и бонусы, по итогам года на покупку квартиру должно хватить, однушку сейчас где-то за пятнарик продают, двушку за двадцать.
– А что, эта запись, которой мы с утра занимались – она не сыграла? – вдруг вспомнил Миша.
– К сожалению нет, – ответил я, – к сожалению там задействованы такие люди, что дешевле забыть про наше место в Благовещенке. Если живыми и здоровыми хотим быть.
– Ясно, – Миша забычковал сигарету и продолжил, – я согласен на банк. Только коррсчета это совсем уж заумно, может в валютный отдел меня определишь?
– Подумаю, – ответил я, – ну тогда я к остальным нашим ребятам подскочу, объясню им международное положение…
– Давай и я с тобой – всё равно делать нечего, не по пустым же магазинам шариться, – сказал Миша, и мы дружно потопали на остановку 26-го автобуса.
На следующее утро в банке
Отрядники наши восприняли новость о безвременной кончине МЖК по-разному… в банк, короче говоря, изъявили желание перейти ещё пятеро, в том числе та самая Рита со сложным характером и Роберт с Серёгой… ну тем самым, который считал, сколько кирпичей нам потребуется на стройку. То есть со мной и Мишей семеро получилось. Остальные пятеро честно перешли в соседний отряд.
– Снова, значит, на Керамзит пойдёте? – спросил я у Витька. – Опять кирпичную пыль глотать?
– Год ещё потерпеть можно, – угрюмо отвечал он, – зато в конце тоннеля квартира светит, а что там в вашем банке будет, сложно сказать.
– Хозяин-барин, – отвечал ему я, – я, короче, предложил, вы отказались. Больше никто никому ничего не должен.
А далее началась карусель с банковскими делами. Я ведь ничего не сочинял, когда сказал Гене про знакомую управляющую одним филиалом в нашем районе. К ней, к Алевтине Игнатьевне, я и отправился после обеда, загрузившись тортиком и мартини, купленным за бешеные деньги у спекулянтов на рынке. Алевтина Игнатьевна, женщина в последнем приступе молодости, руководила этим почти уже бывшим отделением Промстройбанка последние лет десять, если не больше.
Ну вы сами, наверно, помните, что представляли из себя банковские служащие при советской власти. Не помните? Странно… тогда напомню. Сберкассы или эти вот альтернативные банковские ячейки как правило почему делили свой офис с почтовыми отделениями. На вывеске так и писали – слева «Гострудсберкассы СССР Сберегательная касса №», а справа «Министерство связи СССР Отделение связи». «Почту» редко на вывеске писали, потому что эти заведения как правило объединяли в себе ещё и телефон с телеграфом. Тут можно было заказать телеграмму на другой конец необъятной страны, «Схожу ума Велюров» например, или заказать звонок по номеру телефона или адресу. А потом ждать в течение часа с риском не соединиться, бывало и такое – либо нет никого по данному адресу, либо не слышно ничего.
Ну так вот, в совмещённых таким образом отделениях слева обычно сидели почтово-телеграфные работники, принимавшие или выдававшие посылки от тёти Маши из Тамбова, а справа принимали-выдавали твёрдые советские денежные знаки, размещая их на вклады в сберегательных книжках… сокращённо «сберкнижка», а ещё сокращённее просто «книжка». Серенькая такая книжечка с твёрдыми обложками формата А6.
Вспоминается такой слоган «Оставляй излишки не в пивной, а на сберкнижке». И ещё внутри сберкасс или даже снаружи висели обычно плакаты с сакраментальным «Храните деньги в сберегательной кассе»… как будто их ещё где-то можно было хранить. Иногда попадались разудалые варианты типа «Кто куда, а я в сберкассу. Водка враг, сберкасса друг» или «Понемногу мы копили, вещь хорошую купили». Или самый креативный плакат с самоуверенным мужчиной за рулём Победы, который говорил народу «Накопил и машину купил».
Кроме вкладов сберкассы могли предложить населению так называемые аккредитивы – это если вы поехали куда-то далеко, на курорт Краснодарского края к примеру, и боитесь, что у вас украдут деньги, то можно положить их на этот самый аккредитив. А потом получить по нему денежки в Анапе или там в Геленджике. А что делать, если украдут аккредитив, спросите вы? Ну так он именной, по паспорту выдаётся, так что денег ему украсть не получится. Но тогда и вам не выдадут ничего, продолжите расспросы вы, без него, аккредитива этого, тоже ничего не дадут… об этом история умалчивает, видимо надо ехать назад, где его выдавали, и там добиваться.
Ещё что-то можно было сделать в сберкассе, спросите вы? Да, кое-что можно – купить облигации трёхпроцентного займа хотя бы. По ним раз в квартал проводились выигрышные тиражи с главным призом в 10 тыс рублей… или автомобилем Волга, не помню уже – пользовалась, короче говоря, спросом эту услуга у народа. Можно было перевести деньги родственникам или знакомым… хотя это вот через Почту кажется делалось. И кредит даже можно было взять, не деньгами, упаси боже, справкой – ты её предъявлял при покупке какой-нибудь дорогой вещи в магазине, там всё оформляли, а ты выплачивал оный кредит в течение года… даже до трёх лет можно было растянуть, всё из зарплаты вычитали, никаких проблем с выплатами, как сейчас. И процентов при этом не брали! Совсем!! Такая вот экономная экономика была.
Валютных отделов не было, за валюту тогда сажали по знаменитой 88-й статье, бабочке. А как же с гражданами, работавшими за рубежом нашей Родины, спросите вы? Им выдавали так называемые чеки Внешпосылторга, в двух вариантах – с синей полосой, это кто работал в странах народной демократии, у них коэффициент зачисления шёл 1:1, если не путаю. И с жёлтой полосой, это кому посчастливилось побывать в капиталистических странах или приравненных к ним странах третьего мира, типа Индии или Египта. Тут уже коэффициент взмывал до 4:1. Отоварить эти чеки можно было в сети магазинов «Берёзка», где имелось разливанное море дефицитного импортного товара, недоступного для широких слоёв населения, а доступного исключительно таким вот внешторгработникам и морякам дальнего плавания.
Ладно, хватит про услуги сберкасс, а то вы наверно утомились уже, граждане – теперь о сотрудниках пара слов. Такая специальность была где-то в самом низу покупательских предпочтений в советском обществе. Даже ниже инженеров в НИИ и дворников. Зарплаты мизерные, перспектив карьерного роста никаких… ну почти никаких – к пенсии может дослужишься до начальника отделения и будешь получать не 110, а 150 рубликов. Сидеть день деньской в помещении, пронизанным сургучным запахом и лаяться со старушками, кои пришли снять три рубля с книжки – вот и вся профессия. О том, что в других странах банковские работники весьма уважаемые люди с немалыми заработками, советские банкирши (а работали здесь почти исключительно люди женского пола) догадывались, но воспринимали это как ещё одно доказательство «их нравов» – у нас-то такого никогда не будет.
Всё изменилось, как бы по волшебству, на излёте перестройки и нового мЫшления, когда банковские отделения получили некую толику самостоятельности и возможности хозрасчёта и самофинансирования.
Все банковские работники… ну не все, конечно, но руководящее звено точно, бросилось с головой в пучину рыночных волн, а именно – занялось акционированием и самоопределением. Потому что пример пионеров частного банкостроительства в СССР (см Инкомбанк с Менатепом) завлекал и бил набатом в горячие сердца. Про инкомбанковские зарплаты и возможности в народе ходили мифы и легенды. Вот и в нашем провинциальном Энске начались подвижки в данном направлении.
Теперь вы меня спросите – а откуда ж ты знаешь эту Алевтину-как-её-там, председательшу филиала? До такой степени, что можешь завалиться к ней с бутылкой и тортом? А я вам отвечу – жила она в том же самом подъезде, где на третьем этаже обитали мы со Славиком Шульцем. Часто общались… ну как часто, раз в неделю точно. Иногда даже помогали ей по хозяйству, потому что женщина она была одинокая и бездетная.
Проблема заключалась только в том, что общался с ней не я в нынешнем своём обличии Сани-лётчика, а тот, кем я был до переноса, Сергуней Носовым. Ну да ладно, что-нибудь придумаем…
В отделении Промстройбанка №92/3 было сонное царство – никто не бегал по коридорам с вытаращенными глазами, никто не кричал, что до закрытия опердня остаётся пятнадцать минут, а тут ещё сто невведённых платёжек лежит, или что опять красное сальдо на коррсчету и завтра нас закроют к чертям собачьим. Слышно, короче говоря, было, как сонная муха пролетает. Половина первого этажа сталинского дома, где обитал этот филиал, кстати, была отведена под так называемый РКЦ, расчетно-кассовый центр ЦБ СССР. Чем он занимался, я честно говоря, так никогда и не узнал, но народу там много сидело, сто процентов из них женского пола. Они с большим любопытством изучили мою фигуру, пока я мимо проходил. А и во второй половине этого этажа мужчин было ненамного больше, а конкретно я только одного увидел.
– Алевтина Игнатьевна на месте? – спросил я в приёмной банка у секретарши, немолодой и некрасивой женщины в ужасном платье с бантиком где-то между грудей и с печальными, как у коровы, глазами.
– На месте, – ответила она, – а ты кто такой? Тебе назначено? – непринуждённо перешла она на ты.
– Нет, я без назначения, – ответил я, – можете сказать, что я принёс весточку от Сережи Носова и Славы Шульца, она поймёт.
Секретарша скрылась за обитой убогим дермантином дверью кабинет и очень быстро вернулась.
– Заходи, – сказала она, придержав дверь, та пыталась закрыться, влекомая ржавой железной пружиной.
Да уж, хреново банкиры живут, подумал я, входя в кабинет, не как в нашем времени.
– Здравствуйте, – сказал я, – Алевтина Игнатьевна. Меня зовут Александр Летов, можно просто Саша.
– Здравствуй-здравствуй, – ответила она, – Александр. Так что ты там говоришь про Сережу со Славой?
– Привет они вам передают и наилучшие пожелания, – сказал я и, опережая её последующие вопросы, сам вывалил подробности их жизни. – Слава в Германию уехал вместе с родителями, живёт теперь во Франкфурте, работает механиком на местном заводике, женился недавно. А Серёжа пока холостой, убыл на днях в Норильск на заработки, длинный северный рубль зарабатывать, – зачем-то приписал я ему биографию своего друга.
– Даааа, – мечтательно сказала Алевтина, – хорошо мы жили в этом доме на Октября, дружно… а ты-то кем им приходишься? – вспомнила она обо мне.
– Так наша семья в вашу же комнату переехала, ну когда вам отдельную квартиру выделили, – начал фантазировать я, – мы и подружились с Сережей и Славиком.
– Ясно, – бросила она, – а меня ты почему вдруг вспомнил?
– Мне Славик письмо недавно написал, где про вас вспомнил…
– Надеюсь, хорошее вспомнил?
– Да, исключительно положительное, – не стал разочаровывать Алевтину я, – и там упомянул про вашу профессию и место работы. А у меня как раз по этой теме сейчас разработка идёт.
– У тебя лично, как Саши Летова, – спросила она, – или у коллектива, где ты трудишься?
– И то, и это, – увильнул я, – я сейчас работаю в хозрасчетном объединении при Городском райкоме комсомола…
– Что-то я про это слышала, – начала Алевтина, но не закончила фразу.
– Короче говоря, вот, – тут я наконец вспомнил про свой груз и выставил на стол мартини и торт.
– Ничего себе, – и она потрясённо покрутила бутылку, читая то, что на ней было написано. – Прямо вот в Турине сделано?
– Так точно, Алевтина Игнатьевна, – отчеканил я, – в административном центре области Пьемонт, Северная Италия.
– В Берёзке поди прикупил?
– Достал, – ушёл от ответа я, – для хорошего человека ничего не жалко.
На столе, как бы ниоткуда появились две рюмки и блюдечки под торт, мы дружно выпили по первой, и я продолжил.
– Так вот, про акционирование…
– Откуда ты знаешь, чем мы сейчас занимаемся? – подозрительно прищурилась она.
– Так нетрудно догадаться, – отвечал я, – сейчас этим делом занимается 90% банковских руководителей. А кто не занимается, тот усиленно думает в этом направлении.
– Ладно, продолжай, – налила она ещё по рюмочке.
– Есть коммерческое предложение, – ответил я, опрокинув рюмку в рот, – знаете такую контору АМТ?
– Это где Куриленков что ли главным? – спросила она. – Её все знают.
– Так вот, от господина Куриленкова поступило предложение помочь вам с акционированием и раскруткой на начальном этапе. Действовать он собирается в одной связке с райкомом комсомола, так что поддержка сверху гарантирована. 40% уставного капитала от АМТ, а от райкома и вашего банка по 30%. Такое вот предложение, если вкратце…
– А что же он сам-то не пришёл? – задала логичный вопрос Алевтина. – Или хотя бы из райкома какого секретаря не послал?
– Это сугубо предварительный разговор, – дипломатично ответил я, – на уровне соглашения о намерениях. Никого ни к чему не обязывает… если стороны договорятся продолжать договариваться, на следующем этапе подключится и руководящий состав.
– Я останусь при этом руководителем банка? – задала таки самый насущный вопрос она, – или меня планируют подвинуть?
– Ну что вы, что вы, дорогая Алевтина Игнатьевна, – мгновенно среагировал я, – конечно же вы и далее будете руководить подведомственным заведением, так же как и раньше. Только за очень другие деньги.
– За какие? – клюнула она на эту удочку.
– Вот сейчас у вас зарплата, – я поднял глаза к потолку, делая вид, что прикидываю, сколько, – скажем так, в районе 300-400 рублей. Верно?
– Ну допустим, – ответила она, – немного не угадал, но совсем чуть.
– А будет не меньше пяти тысяч, и это только стартовые условия. Дальше она десятками тысяч измеряться станет.
– Это привлекательные условия, – прищурилась она, – а за счёт чего такой рост случится?
– Ну Алевтина Игнатьевна, ну я вас умоляю – вы же в банке работаете и видите, сколько у вас накапливается на 707 счету – финрезультат текущего года.
– На 706-м, – поправила она меня, – 707-й это к прошлому году относится.
– Извиняюсь, – проглотил поправку я, – давно не имел с этим дела, подзабыл. Ну так вот – видите, наверно, этот финрезультат-то? Который чуть менее, чем на 100% уходит в ЦБ. А после акционирования будет оставаться в распоряжении правления банка.
– Налоги ещё вычесть надо, – вставила она очередные пять копеек.
– Правильно, надо… а ещё аренду, зарплату персонала, коммуналку и обязательные резервы. И всё равно после этого останется весьма круглая сумма. Клиентская-то база у вас наработана и никуда после акционирования не денется, верно? Так что зарабатывание денег продолжится примерно с той же скоростью. И это я ещё не начинал разговор про новые возможности…
– Допустим, – всё-таки с немалой долей сомнения в голосе продолжила она. – А какой смысл тогда Центробанку отпускать нас на вольные хлеба? Такие деньги мимо него поплывут.
– Так Центробанк это не человек, а тяжёлая и неповоротливая машина, ей деньги без надобности. А занимается акционированием как раз не машина, а человек, которого можно мотивировать и заинтересовать…
– И ты знаешь механизм этого мотивирования?
– Э литтл, – зачем-то перешёл я на английский, – немного в курсе. Займёт вся эта бодяга месяц-полтора. После этого можно будет приступать к активной деятельности в новых рыночных условиях.
– Складно говоришь, – усмехнулась она, – ну давай ещё по рюмке и мне работать надо.
– Так что передать господину Куриленкову? – уточнил я, выпив душистый мартини.
– Передай, что я взяла паузу на подумать. Напиши, как с тобой связаться – я позвоню.
– Увы, нет у меня пока что телефона, – ответил я, – пишу райкомовский, там сидит такой Геннадий Палыч, он полностью в курсе проблемы. Или ногами можно зайти на Свердлова, дом 10, квартира 12, два звонка, два шага от банка – я там сейчас обитаю.
– В коммуналке? – зачем-то спросила она.
– Так точно, практически в такой же, где и вы жили до… до 78-го кажется года.
– До 79-го, – поправила она. – Хорошо, я зайду на днях. Мартини если угостишь. Заодно про новые возможности расскажешь, – оказывается она эту мою фразочку не пропустила мимо ушей.
––
А я вернулся в свою постылую комнатушку, сел к подоконнику и не долго думая накатал несколько рекламных заготовок для Сани-кабельного магната. Первая была такая:
Сегодня я не пью Агдам,
Когда поёт Жан-Клод Вандам.
Далее шло:
Отоварил все талоны?
Ждёт тебя Сильвестр Сталлоне.
Ну и такое ещё:
Уважаешь Брюса Ли?
Наше подключай Ти-Ви!
Хотел был и Эммануэль приплести, но ничего не придумал и плюнул, хватит пока. А вместо этого дописал главный слоган в прозе:
Открой окно в мир своих фантазий! Кабельный оператор… (а как, кстати, он называется-то? Надо придумать… ну пусть будет «Видео-бум») демонстрирует новинки мирового кино и классику, проверенную десятилетиями, ежедневно с 15 до 24 часов. Подключись, и все горести и невзгоды нашего непростого времени обойдут тебя стороной! Только сегодня и завтра скидка 25%!
Хорош, остановил я себя, вышел на улицу к телефонной будке (её ещё надо было найти, работающую), набрал номер Сани и продиктовал ему только что сочинённое.
– А чего, пойдёт, – ответил после минутного размышления Саня, – только не очень понятно, как там может петь Вандам – он же вроде не певец…
– Да, это я маху дал… – честно признался я, – а с другой стороны интрига будет – народ может подумать, что он ещё и запел.
– Завтра распечатаю всё, кроме Вандама, и развешу на подъездах. С каждого вновь подключившегося тебе 20 процентов, – решительно сказал Саша, – ну бывай… да, что там у тебя с этой кассетой-то?
– Сыграла, – лаконично ответил я, – немного не так, как я предполагал, но и так пойдёт.
И я опять поплёлся домой размышляя по пути о своей бывшей супруге – раз уж все остальные женщины меня киданули, может имеет смысл вернуться к Ирочке? Ничего не придумал на этот счёт, плюнул и оставил эти размышления на завтра. А в квартире на кухне меня поджидал тот самый озабоченный алкоголем сосед.
– Ну чо, паря, – спросил он меня, – как насчёт остограмливания?
– А давай, – махнул рукой я, – всё равно хуже уже не будет.
– Деньги тогда давай, – хитро прищурился он, – за бесплатно даже птички не поют.
– Хватит? – я сунул ему два оранжевых червонца.
– Хватит, – эхом отозвался он и исчез за дверью.
Долго ждать его не пришлось, минут десять он всего отсутствовал – вернулся с бумажным пакетом, где что-то позвякивало.
– Во, два пузыря Агдама, как раз в эту сумму уложились, – и он гордо продемонстрировал свой улов.
– Не, Михалыч, – честно ответил я, – на вторую я не претендую, можешь себе оставить.
– Что, не по нраву тебе Агдам? – спросил он.
– Да пойдёт, конечно, – ответил я, – только в больших дозах тяжело потом переваривается.
– Заходи, – распахнул он дверь своей комнаты, – будь, как дома.
Я огляделся – комната у него была чуть больше моей, но ненамного, и такая же вытянутая, чуть ли не шесть на три метра. В ней, в комнате этой, имел место стол, крепкий такой, явно в сталинские времена сработанный, три жестких венских стула, продавленный диван, этажерка с разным барахлом, телевизор Горизонт на длинных чёрных ножках в углу и собственно всё. Куда ж он одежду-то складывает, подумал я и тут же узрел два встроенных шкафа… точнее две кладовки, как их называли в этом времени. Ага, сюда, значит, складывает.
– Чего озираешься? – спросил он меня, – садись. Я щас закусь с кухни принесу.
И он вышел на минутку, а когда вернулся, в руках у него был полбуханки ржаного, кусок докторской колбасы и пара свежих огурцов.
– Наливай, чего тянуть-то, – скомандовал он, выставляя на стол два гранёных стакана.
Я и налил примерно наполовину. Выпили без тостов.
– Как жизнь-то, паря? – спросил он меня, схрумкав половину огурца, – что-то ты пропадаешь часто.
– Жизнь идёт, Михалыч, – уклончиво отвечал я, – как паровоз. То ускорится, то постоит возле полустанка. Бывает, что и в тупик заезжает.
– Девка-то твоя куда делась? – задал он наболевший вопрос. – Красивая была, зараза.
– Была, да вся вышла, – отвечал я, наливая по второй, – нашла себе другого хахаля, с деньгами и должностью. У тебя самого-то жены не было что ли никогда?
– Была жена, – с грустью сказал он, допивая второй стакан, – как же без жены-то… померла только… лет десять уже как. Второй раз не женился, поздно уже мне. Я тебе вот какой совет могу дать, – и он почему-то сразу замолчал.
– И какой совет ты мне дашь? – уточнил я, – чего замолк-то?
– Иногда надо остановиться и отдохнуть. А когда всё само собой уляжется, опять что-то делать можно…
– Мысль глубокая, – задумался я, – ну давай по последней, да пойду я спать – завтра тяжёлый день ожидается.
31 августа 1990 года, пятница
Утром я газетку почитал, Известия – кто-то забыл её на кухонном столе, а я умыкнул. Узнал, что вообще в мире делается. А делалась там сплошная война в Персидском заливе… если кто-то забыл, напомню – Саддам Хуссейныч в июле еще взял и захватил Кувейт, мировая общественность возбухла и решила отомстить тирану. И весь август там шли боевые действия, кои, кажется, уже были близки к завершению. А кроме Хуссейна в мире объединились, наконец, две Германии, и ещё товарищ Горбачев реабилитировал всех диссидентов, включая Солженицына. И стартовала программа «500 дней» имени Явлинского-Шаталина… бред, конечно, собачий, впихивать такую сложную проблему, как переход от социализма к капитализму, в узкие временные рамки. Оно и не вышло ничего, как мне подсказывает память – пустобрёх и балабол этот Григорий Алексеевич, и больше никто.
Из культурных новостей почерпнул для себя что меценаты нынче куда-то все подевались – некая Паола Волкова лила крокодильи слезы на этот счёт. А Михаил Михайлович Жванецкий тиснул удивительно несмешную юмореску под заглавием «Там, где нас нет»… что поделать, Михал-Михалыч был продуктом жизнедеятельности страны, которая умирала на глазах. Жванецкий тоже умер в 91 году вместе со страной, а дальше это была уже какая-то загробная жизнь.
Ну и в разделе «Спорт» имела место длинная статья о том, как живут футбольные федерации республик, отказавшихся играть в чемпионате СССР, а именно – Грузии и Литвы. Ничего хорошего у них не наблюдалось, если коротко. А если длинно, то Ахалкаци, текущий футбольный лидер Грузии, бодрился и подпрыгивал, как у них все отлично – 18 клубов играет, скоро в еврокубках будем побеждать… ага-ага, за пределы отборочных туров никто из грузинских клубов за последние 30 лет не выходит. Сборная тоже играет среди таких корифеев футбола, как Албания, Лихтенштейн и Мальта.
А литовский футбольный функционер, бывший тренер Жальгириса, честно признавал, что в общей лиге уровень футбола был гораздо выше, чем в отдельных курятниках. В графе «программа передач на сегодня» обещали четвёртую серию загадочного сериала «Лифт для промежуточного человека», а после программы «Время» совсем уже непонятных «Глембаев». И уже ближе к ночи ожидался очередной «Взгляд» под управлением Листьева, Захарова и Любимова. Да, искусство в большом долгу, вздохнул я и отложил газетку, потом сполоснулся под душем, пока его никто не занял, и побрёл выполнять программу на сегодня.