Святитель Феофан Затворник
Святитель Феофан Затворник (1815–1894) оставил обширное и поистине драгоценное духовно-литературное наследие: многочисленные труды по христианской нравственности, сочинения с изложением основ святоотеческой психологии, переводы аскетической письменности (в том числе перевод «Добротолюбия»), глубочайшие толкования Священного Писания, существенно обогатившие русскую библеистику. Им был совершен настоящий творческий подвиг, и один из его биографов с полным правом мог утверждать, что по своей плодотворности труды святителя Феофана сопоставимы с творениями святых отцов IV столетия – золотого века Византии.
На Поместном Соборе Русской Православной Церкви, посвященном 1000-летию Крещения Руси, Феофан Затворник был причислен к лику святых. В решении Собора отмечалось: «Глубокое богословское понимание христианского учения, а также опытное его исполнение, и как следствие сего, высота и святость жизни святителя позволяют смотреть на его писания как на развитие святоотеческого учения с сохранением той же православной чистоты и богопросвещенности».
Особое место в духовно-литературном наследии святителя Феофана занимают его письма к разным лицам, просившим у него совета или духовной помощи, решения недоуменных вопросов, утешения в скорби, облегчения в бедах…
Со всех сторон России стекались эти просьбы в Вышинскую пустынь, где Преосвященный Феофан пребывал в течение последних 28 лет жизни, причем 22 года из них он находился в строгом затворе. До этого им уже был пройден значительный жизненный и духовный путь, отданный служению Церкви Божией на различных поприщах и в разных местах.
Родился святитель Феофан, в миру Георгий Васильевич Говоров, 10 января 1815 года в селе Чернавское Елецкого уезда Орловской губернии, в семье священника. Учился в Ливенском духовном училище, Орловской семинарии, Киевской духовной академии. В 1841 году, в Киеве принял постриг с именем Феофан, в том же году рукоположен в иеродиакона и иеромонаха. Затем была служба инспектором в нескольких духовных учебных заведениях, ректорство в Санкт-Петербургской духовной академии; поездки в Палестину в составе русской духовной миссии и в Константинополь в должности настоятеля посольской церкви (во время этих поездок происходит углубленное изучение аскетической письменности православного Востока). 1 июня 1859 года в Троицком соборе Александро-Невской Лавры была совершена хиротония и наречение святителя Феофана во епископа Тамбовской епархии, затем последовало перемещение на древнюю, более обширную Владимирскую кафедру… Таков краткий очерк его внешнего жизненного пути, полного неустанной разносторонней и всегда успешной и плодотворной деятельности на благо Церкви и Отечества. Внутренний же путь, каким шла сокровенная духовная жизнь святителя, привел к тому, что в 1866 году, находясь на самом, казалось бы, «взлете» практической деятельности, епископ Феофан неожиданно подал в Священный Синод прошение об увольнении его на покой с правом пребывания в Вышинской пустыни Тамбовской епархии. Прошение было удовлетворено, и он, наконец, получил то, к чему давно чувствовал свое главное духовное призвание: полное отрешение от житейских дел, уединение, неразвлекаемое «внутреннее делание». В письмах своих он свидетельствовал, что поистине счастлив в Выше: «Вышу можно променять только на Царство Небесное». Уйдя в затвор, он устроил в своих келиях малую церковь во имя Крещения Господня и проводил жизнь в богослужении и молитве, в подвигах телесных и духовных, в тщательном самонаблюдении, в трезвении и бодрствовании, в напряженном чтении и богомыслии, в трудах писательских…
Весь этот величайший и поистине бесценный опыт, накопленный на разнообразных жизненных поприщах, и особенно в годы затвора, был мобилизован святителем в его огромной переписке с многочисленными корреспондентами, среди которых были представители всех сословий, от сановника до крестьян. Ежедневно почта приносила от 20 до 40 писем, и епископ Феофан обязательно отвечал на каждое из них, чутко угадывая состояние и потребности писавшего и находя для каждого идущее прямо к сердцу, необходимое слово. Он обладал редким даром просто, ясно, лаконично говорить о самых сложных предметах, о самых глубоких и премудрых вещах.
Вот, например, лишь некоторые из бриллиантов богословской мысли, какие можно в изобилии найти в неисчерпаемой сокровищнице его переписки:
«Бог никого не оставляет. У Него все дети. Нет пасынков. И тяжелые случайности и состояния – все на добро нам посылаются».
«Внимание к тому, что бывает в сердце и исходит из него – есть главное дело христианской исправной жизни…»
«Надо сторожить за собою…»
«…Сойди вниманием в сердце, стань там перед Господом и не допускай туда ничего греховного. В этом все дело внутренней брани».
«Безжалостность к себе, готовность на всякую услугу другим и предание себя всецело Господу с молитвенным в Нем пребыванием – се производители жизни духовной…»
«Эгоизм (злодея) надо убить. Если сами не убьете, то Господь молот за молотом будет посылать (всякие неудачи), чтобы разбить сей камень».
«Самоугодие и саможаление свидетельствуют, что в сердце пребывает я, а не Господь».
«Осуечение составляют не дела, а образ совершения их. Когда одно дело делается, а сотни толпятся в голове. Надо все те прогнать, а одно дело делать, и притом руками делать, а умом быть в своем месте».
О ревности духовной святитель говорил так:
«Она – огонь. Огонь поддерживается дровами. Дрова духовные – молитвы…»
В письмах святителя нет и тени скучной назидательности, сухого морализма. Они согреты самоотверженной любовью, сердечным вниманием к людям – и оттого они написаны таким живым, образным, безыскусным слогом.
Нередко можно встретить в письмах святителя блестки светлого юмора. Так, к примеру, он с шутливым вздохом отмечает участившиеся попытки самонадеянного человеческого ума проникнуть в неизреченные и неисследимые тайны Божественной жизни: «Нынче удержа нет от совопросничества. Ум наш – комар, а все пищит!» А вот какую характеристику в одном из писем епископа Феофана получает необузданный наш язык: «Язык?! Нет зловреднее вещи под небесем. Желательно бы так устроить, чтобы за каждую с его стороны непозволительность что-нибудь его укалывало (хоть бы булавка). Тогда бы он посмирнее был, а то как машинка, что песенки поет… как завели и пустили и… пошла тилиликать».
Как известно, хорошая шутка в обстановке боя способна поднять дух солдат, укрепить их волю к победе. Не менее важно веселое бодрящее слово на поле труднейшей и жесточайшей духовной брани…
Святитель Феофан Затворник, переводчик замечательного сочинения «Невидимая брань», и в обширной переписке своей не оставил без внимания ни одного участка духовной борьбы человека, ступившего на узкий и тернистый, но спасительный путь, ведущий в Царство Небесное. Какие только темы, какие только вопросы не рассматривает и не раскрывает он в духовных беседах со своими корреспондентами! Здесь и беды житейские, и болезни, и семейная и гражданская жизнь, истинное назначение искусства, и правильная установка в отношении к различным обстоятельствам внешней жизни, и бесконечные проблемы жизни внутренней: борьба с помыслами, с самоугодием, с унынием, стяжание смирения и терпения, плача и теплоты сердечной, и руководство в богомыслии, и учение о правильной молитве, о различных ступенях молитвенного делания (молитве уделял святитель особое внимание в своих письмах, поскольку считал ее царицей духовной жизни, точка опоры которой – смирение).
Все эти и множество других важнейших тем, в зависимости от вопросов и духовной потребности адресатов, рассредоточены по разным письмам, неизбежно повторяясь, варьируясь, различно сочетаясь друг с другом.
И вот, чтобы сориентировать современного православного человека в этом поистине необозримом эпистолярном наследии святителя Феофана Затворника, Преосвященный Владыка Иоанн, Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, осуществил значительный и чрезвычайно полезный труд, потребность в котором несомненно назрела: он определил и озаглавил основные темы переписки, выделил главные, наиболее емкие и законченные высказывания святителя Феофана по этим темам и систематизировал их, расположив названия тем в алфавитной последовательности. Таким образом, создан своего рода путеводитель по собранию писем святителя.
Но в наиболее широком и глубоком смысле, это еще и путеводитель в духовной жизни. Теперь каждый может без труда найти ответ святителя Феофана по интересующей его проблеме, прибегнуть в том или ином конкретном случае к мудрому руководству опытного старца. Как писал один из современников святителя, «только человек, сам перестрадавший многое, сам перегоревший в горниле духовного опыта, может заговорить с людьми о духовной жизни с такой всепобедной силой, возбуждающей духовную энергию и порождающей готовность на духовные подвиги» («Душеполезное чтение», 1894, т. 2, с. 260).
Хочется надеяться, что настоящий труд, предлагаемый вниманию читателя, поможет ему найти верные и точные ориентиры на пути спасения и будет способствовать великому делу духовного возрождения России.
В помещенных ниже выписках из писем использованы: Собрание писем святителя Феофана издания Афонского Русского Пантелеимонова монастыря; выпуски 1, II, III: М., 1898; выпуски V, VI: М., 1899; выпуск VIII: М., 1901.
НАСТАВЛЕНИЯ В ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ
Отличительный признак духовной жизни
Христианская жизнь есть ревность и сила пребывать в общении с Богом деятельном, по вере в Господа нашего Иисуса Христа, при помощи благодати Божией, исполнением святой воли Его, во славу Пресвятого имени Его. Существо жизни христианской состоит в Богообщении о Христе Иисусе, – в Богообщении, вначале обычно сокровенном не только от других, но и от себя. Видимое же, или ощущаемое внутри нас, свидетельство о ней есть жар деятельной ревности, исключительно о христианском Богоугождении, с полным самоотвержением и ненавидением всего, тому противного.
Так, когда начинается сей жар ревности, тогда полагается начало христианской жизни: и в ком он постоянно действует, тот живет по-христиански. Духа не угашайте, заповедует апостол: Духом пламенейте; Господу служите.
Ясно, что холодное исполнение уставов Церкви, регулярность в делах, установляемая расчетливым рассудком, исправность, степенность и честность в поведении еще не суть решительные указатели, что качествует в нас истинно христианская жизнь. Все это хорошо, но коль скоро не носит в себе духа жизни о Христе Иисусе, не имеет никакой пред Богом цены. Такого рода дела будут тогда как бы бездушные истуканы. И часы хорошие идут исправно; но кто скажет, что в них есть жизнь? Так и тут. Эта добропорядочность поведения больше всего может вводить в обольщение. Истинное его значение зависит от внутренних расположений. Как, удерживаясь внешне от дел греховных, можно питать к ним привязанность или соуслаждение в сердце, так равно делая дела правые внешне, можно не иметь к ним расположения сердечного. Только истинная ревность и добро хочет совершить во всей полноте и чистоте, и грех преследует до малейших его оттенков. Первого ищет она, как насущного хлеба, с последним поступает, как с врагом смертельным.
Дело благочестия и Богообщения есть дело многотрудные и многоболезненное, особенно на первых порах. Где взять силы, чтобы поднять этот труд? При помощи благодати Божией в одушевленной ревности. Купец, воин, судья, ученый проходят службу многозаботливую и многотрудную. Чем поддерживают они себя в трудах своих?
Воодушевлением и любовью к своему делу. Не иным чем можно поддержать себя и на пути благочестия. А без сего мы будем находить в служении Богу темность, тяготу, скуку, вялость. Богоугождение ревностное есть отрадное, окрыляющее дух шествие к Богу. Надо все делать во славу Божию, наперекор живущему в нас духу. Ясно, что без ревности христианин – плохой христианин, – вялый, расслабленный, безжизненный, ни тепел, ни холоден, – и жизнь такая не жизнь. Итак, верное свидетельство о жизни христианской есть огонь деятельной ревности о Богоугождении. Как же возжигается этот огонь? Такая ревность производится действием благодати, но не без участия свободной нашей воли. О ниспослании благодати должно молиться и надо быть готовым принять ее. Дух Божий, сходя в сердце, начинает действовать в нем не снедающею только, но вседействующею ревностию.
Состояние грешника
Отличительная черта грешника не всегда явная порочность, но собственно отсутствие воодушевленной, самоотверженной ревности о Богоугождении, с решительным отвращением ко всему греховному – то, что у него благочестие не составляет главного предмета забот и трудов, что он, заботливый о многом другом, совершенно равнодушен к своему стяжанию, не чувствует, в какой опасности находится, нерадит о доброй жизни и проводит жизнь холодную к вере, хотя иногда исправную и безукоризненную совне. Отвратившись от Бога, человек останавливается на себе и себя поставляет главною целью всей своей жизни и деятельности. Это уже и потому, что после Бога нет для него ничего выше себя самого; особенно же потому, что, получив прежде от Бога всякую полноту, а теперь опустевши от Него, спешит он и заботится, как бы и чем бы себя наполнить. Образовавшаяся в нем пустота, чрез отпадение от Бога, непрестанно возжигает в нем ничем не удовлетворимую жажду, – неопределенную, но непрестанную. Человек стал бездонною пропастью; всеусиленно заботится он наполнить сию бездну, – но не видит, не чувствует наполнения. Оттого весь свой век он в поте, труде и великих хлопотах: занят разнообразными предметами, в коих чает найти утоление снедающей его жажды. Предметы сии поглощают его внимание, все время и всю деятельность его. Они – первое благо, в коих живет он сердцем. Отсюда понятно, почему человек, поставляя себя исключительно целью, никогда не бывает в себе, а все вне себя, в вещах, сотворенных или изобретенных суетою. От Бога, Который есть полнота всего, отпал; сам пуст; осталось как бы разлиться по бесконечно разнообразным вещам и жить в них. Так грешник жаждет, суетится, заботится о предметах вне себя и Бога, о вещах многих и разнообразных. Почему характерная черта греховной жизни есть, при беспечности о спасении, заботы о многом, многопопечительность.
Оттенки и отличия сей многопопечительности зависят от свойства образовавшихся в душе пустот. Пустота ума, забывшего о Едином, Который есть все, рождает заботу о многознании, разведывании, пытание, пытливость. Пустота воли, лишившейся обладания Единым, Который есть все, образует жажду удовольствий многих и разнообразных, или искание тех бесчисленных предметов, в коих чаем найти услаждение своих чувств внутренних и внешних. Так, грешник непрестанно в заботах о многознании, многообладании, многонаслаждении; услаждается, овладевает, пытает. Это – круговращение, в коем кружится он весь свой век. Пытливость манит, сердце чает вкусить сладости и увлекает волю. Что это так, – всякий может проверить сам, устроив наблюдение над движениями души своей в продолжение хотя одного дня.
Пробуждение грешника от греховного сна
Пробуждение грешника есть такое действие благодати Божией в сердце его, вследствие которого он, как от сна пробужденный, видит свою греховность, чувствует опасность своего положения, начинает страшиться за себя и заботиться о том, как бы избавиться от своей беды и спастись. Прежде он был в отношении к спасению слеп, нечувствен и беспечен; теперь и видит, и чувствует, и заботится. Но это еще не изменение, а только возможность изменения и призвание к тому. Благодать только говорит грешнику: «Видишь, куда зашел; смотри же, возьми меры ко спасению». Она только изъемлет из всегдашних уз его, ставит и держит вне их, давая ему возможность избрать совсем новую жизнь и определить себя на нее. Воспользуется сим, – благо ему; не воспользуется, опять будет брошен, опять погрузится в тот же сон и ту же бездну пагубы.
Общая черта покаянных возбуждений под действием благодати Божией есть недовольство грешника собой и всем своим и туга о чем-то. Становится человек неудовлетворяющимся ничем, что окружает его – ни своими совершенствами, ни тем, что имеет, хотя бы то были несметные сокровища, и ходит, как будто горем убитый. Не находя отрады ни в чем видимом, обращается он к невидимому, и приемлет его с готовностью и искренно присваивает его себе, а себя – ему.
В чрезвычайных случаях благодать Божия оказывает свое действие быстро и решительно, как видим, например, на апостоле Павле, Марии Египетской и др. Но в обыкновенном порядке обращений большею частию бывает так, что приходит человеку только мысль – переменить жизнь и стать лучше в своих делах и внутренних расположениях. Приходит мысль, – но как много надо придать ей, чтобы она возобладала над душой! Большею частию такого рода благие помышления остаются бесплодными, не по своей, однакож, вине, а по недолжному отношению к ним тех, чью душу посещают они.
Первая и главная в отношении к ним погрешность та, что их отлагают неисполненными. Отлагательство – общий недуг и первая причина неосмотрительности.
Всякий говорит: «еще успею», – и остается в старых порядках привычной недоброй жизни. Итак, пришла благая мысль исправиться, – ухватись за нее, займись тем, чего ради она послана к тебе; и с сею целью гони отлагательство.
Гони отлагательство. Не позволь себе сказать: «завтра, после займусь этим», а сейчас же приступи к делу. Живее вообрази неразумие, безобразие и опасность своего состояния. После больше привыкнешь к греху. Уж если сознаешь, что таким оставаться нельзя, каков ты теперь, что мешкаешь? После можешь зайти за черту, из-за которой нет возврата, и ты погибнешь. Прежде всего возьмись за тело. Откажи ему в наслаждениях и удовольствиях, стесни удовлетворение самых естественных потребностей; продли час бдения, умаль обычную меру пищи, приложи к трудам новый труд. Главное, как хочешь и как можешь облегчи плоть, утончи ее дебелость. Этим душа высвободится из связанности веществом, станет подвижнее, легче, приимчивее для впечатлений добрых. Тело, преобладая над душою, сообщает ей неподвижность и холодность. Правда, не всякий грешник живет невоздержанно и поблажает телу, но едва ли найдется лицо из обычно живущих, которое не имело бы в чем отказать телу, когда на сердце западает желание спасения. Подвиги телесные ослабляют узы тела и устраняют следствия их.
Тело обременяет душу вовне, заботы томят ее внутри. Итак, отложи на время заботы, все без исключения, отложи только на время; после опять возьмешься за обычные дела, только теперь прекрати их, выкинь их из рук, выбрось их и из мысли. Вот ты стоишь теперь у своего сердца. Пред тобой твой внутренний человек, погруженный в глубокий сон беспечности, нечувствия и ослепления. Начинай будить его. Начинай изводить на средину разные помышления, держащие тебя в ослеплении, и подвергай их строгому суду:
а) Я – христианин, – говоришь ты и успокаиваешься на этом. Но уясни себе, что значит быть христианином, а не казаться только им; уясни себе обязанности христианина, возлагаемые на нас Святым Евангелием, сличи себя с сим идеалом, – и ты увидишь, насколько неосновательна опора твоего заблуждения.
б) Да ведь мы не из последних. Так иные прельщаются душевными своими совершенствами. Но естественные совершенства не имеют нравственной цены, потому что они не наше приобретение, а дарованы нам Богом. Но все ли сделано тобой, что можешь и должен ты сделать по своим дарованиям? Ты большему подлежишь ответу, потому что тебе больше дано. Укажи, много ли пользы принес ты ближнему чрез свои дарования?
в) Мы еще не так худы: есть еще хуже нас. Но на других смотреть нечего, всякий за себя будет давать отчет. Ты на себя смотри и, отрезав себя от других, себя только одного суди без сравнения себя с другими. Лучше сравни себя со святыми угодниками. Они суть живой закон христианский, или живой образец спасающихся.
г) Будто я один таков. Но множество согрешающих не изменяют закона правды и не избавляют никого от ответственности. Бог не смотрит на число. Все согрешают, всех и накажет, как в водах потопа во времена Ноя.
«Помяни последняя твоя». Говори себе: «Увы, скоро смерть». Один, другой умирает около тебя; вот, вот ударит и твой час. Обратись к Богу и поставь себя, оскверненного и обремененного многими грехами, пред лицем Его, Всеведущаго, Вездесущаго. Еще ли ты будешь оскорблять око Божие мерзким видом твоим греховным? Взойди мысленно на Голгофу и пойми, чего стоят грехи твои. Ужели еще будешь уязвлять главу Господа терниями грехов своих? Еще ли будешь пригвождать Его ко кресту, прободать ребра Его и издеваться над долготерпением Его? Или ты не ведаешь, что, греша, участвуешь в мучении Спасителя и разделишь за то участь мучителей?
Ведь одно из двух: или вечно погибать, если так останешься, или покайся и обратись к Господу. Посмотри! все уже пошли ко Господу… и тот обратился, и другой, и третий… Чего же ты стоишь и медлишь?
Молись, чтобы Бог осветил твой труд над твоим окаменелым сердцем, чтобы Сам Он пришел, умягчил и разбудил твою спящую душу. В молитве сей сам молись; изреки то, что на душе, и свою кровную нужду открой словом простым, детским, кротким. Не умствуй, не сочиняй молитв. Приступи в простоте с одною нуждою твоею, как больной к врачу, как связанный к освободителю, с искреннею исповедью немощи своей и бессилия одолеть себя и с преданием себя Божию вседействию. Падай ниц, клади поклоны, – многие, многие. И не отходи от молитвы, пока движется молитва. Охладеет молитва, берись опять за размышление, а от сего опять переходи к молитве.
И для молитвы прибери краткие к Богу воззвания: «Пощади Твое создание, Владыко! Боже, милостив буди ми грешному! О Господи, спаси же! О Господи, поспеши же!» Припоминай церковные песни: «Се Жених грядет…», «Душе моя, душе моя, востани, что спиши…» и подобные. Так трудя себя, бей непрерывно в двери милосердия Божия.
Сборник законоучителя.
М., 1903.