Иллюстрация на переплете Centaurea
Ранее книга издавалась под названием «Диссонанс»
© Таня Свон, текст, 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.
* * *
Их знакомство случилось при интересных обстоятельствах. Они – полные противоположности, но почему-то притягиваются. Ей претит то, чем он горит, он не понимает, как она может легко отказаться от его мечты. Это история о выборе, поиске и принятии себя, о взрослении и, конечно, о первой любви.
МАША MS.HEDGEHOG
ГЛАВА 1
Семья. Долг. Честь
Пронзительная трель будильника вгрызается в раннее утро высокими нотами, будто наточенными клыками. От столь громкой и противной музыки мозгу становится почти физически больно. Я резко вскакиваю из-за стола, за которым дремала, и тут же ударяюсь затылком о навесную полку. Шипя от боли и сдерживая рвущиеся ругательства, отключаю злосчастную пищалку и с недоумением таращусь на экран с горящими цифрами.
Неужели проспала? Да еще и форму дома забыла!
– Прием, – выдыхаю в телефон, – угроза уровня Мстителей! Уснула на работе и проспала! Срочно захвати с собой второй халат!
Голосовое сообщение мгновенно отправляется адресату, а смартфон – в рюкзак, покрытый броней из значков с героями игр и аниме. Я мечусь по каморке, собирая вещи и попутно наводя порядок в комнате персонала. Чистота – одна из моих обязанностей, и оплошать в первый рабочий день совсем не хочется. Даже не приведя себя в достойный вид, ураганом врываюсь в основной зал. Гик-кафе[1] «Перезагрузка» работает круглосуточно, но ранним утром ожидаемо пустует. И мне это только на руку.
Быстренько пробегаю вдоль столов и диванов и облегченно выдыхаю – никакого мусора и беспорядка. Зато в игровой зоне придется попотеть: компания оставила после себя пустые коробки от пиццы, бутылки и опрокинутые стаканы. С омерзением морщусь, заметив самое страшное – жирные пятна на геймпадах. Каким извергом нужно быть, чтобы совершить подобное?! К тому же в «Перезагрузке» за такое свинство предусмотрен штраф… который, если не поспешу, придется выплачивать мне. И, боюсь, одним вычетом из зарплаты дело не кончится: недоглядела за гостями, так еще и уснула, что при посетителях в заведении категорически запрещено.
– Как первая смена, Ди? – из-за бара выглядывает светлая макушка Игоря. В сонном взгляде парня сверкает усмешка.
– Крещение огнем, – хмыкнув, роняю между делом и мчу за салфетками и чистящим средством.
– Действительно, – голос напарника становится чуть мягче, – что там, что тут Крысы[2].
Изумленно выгибаю бровь и бросаю на блондина удивленный взгляд:
– Не думала, что ты читал «Ведьмака». Да и тут скорее не крысы, а свиньи, – говорю, удрученно натирая геймпад, с которого совершенно не хотят исчезать жирные пятна.
– Да не торопись ты так, не нервничай. У меня от твоей суматохи уже в глазах рябит.
– Если это увидит начальство, мне конец, – обреченный вздох вырывается из груди. – Это ведь моя первая смена, а я уже накосячила как могла.
Игорь лениво потягивается и демонстративно зевает:
– Не переживай, это я тебе как старожил «Перезагрузки» говорю. Олег если и явится, то не раньше десяти. Посетителей утром почти никогда нет. Мы успеем прибраться. Ну а записи с камер никто за два года ни разу не просматривал.
Кончики пальцев горят от безрезультатного трения, а воодушевляющая речь Игоря совершенно не работает.
– У меня смена уже кончилась, я опаздываю на пару, а в зале бардак!
Игорь добродушно смеется и снисходительно отмахивается:
– Новенькая, – протягивает он. – Я приберусь здесь, не волнуйся. Только мусор вынеси.
Повторять дважды не приходится. Спешно выпаливаю самые искренние слова благодарности, молниеносно скидываю в пакет все улики нашего с Игорем безделья и уношусь обратно, в комнату персонала, за вещами. Едва проскальзываю за дверь, перед глазами, укоризненно тикая, возникают часы. С ужасом взираю на стрелки, что стремительно приближаются к девяти.
Опаздывать на первую же пару нового учебного года совершенно не хочется. Мысленно прикидываю, сколько времени потрачу, чтобы дойти до мусорки, и от досады надуваю губы. Обходить длинный дом дважды ради баков, стоящих прямо под окном, сейчас кажется занятием очень неразумным.
Но ведь бросать не на главную улицу и всего лишь со второго этажа – не промахнусь.
Совесть молчит. Ее, видимо, гораздо больше волнует опоздание на учебу, нежели швыряние пакетов на дальность. Недолго думая, распахиваю окно и, даже не посмотрев по сторонам и зачем-то крепко зажмурившись, вершу задуманное.
Тихий шелест резко сменяется хлопком. Потом гремят бутылки, а за ними, будто скатываясь с лестницы, по очереди шумят пластиковые стаканы. Рефлекторно делаю шаг вглубь комнаты и будто по привычке виновато ойкаю.
Вот за это меня точно уволят. А если еще и в университет информация просочится…
Ныряю под подоконник как в окоп. Справившись с волнением, но все еще мелко дрожа от страха и напряжения, аккуратно выглядываю на улицу. Интерес не утихает, хоть и понимаю – одна пуля-взгляд, и мне точно конец… Вычислить меня не составит труда – вряд ли еще найдется много открытых окон, утро выдалось промозглое. Да и если пострадавший поднимет взгляд чуть выше кончика своего носа, тут же заметит торчащую темноволосую макушку.
Только жертва моей лени и не думает выискивать обидчика. Молодой парень старательно стряхивает с себя мусор и отчаянно борется с пятнами на светло-коричневом пальто. Незнакомца окружают мелкие лужицы остатков газировки и ореол мусора.
В груди расползается жгучая досада, и мне становится очень жаль парня. Не заслужил он такое «доброе утро».
Однако долго терзаться муками совести не могу – времени нет. Да и вдруг паренек решит разобраться с нарушителями и нагрянет в кафе? Правильно это или нет, но нужно смыться отсюда. И чем раньше, тем лучше.
Хватаю рюкзак, машу на прощание Игорю, который неторопливо наводит порядок в баре, и выбегаю к лестнице. Пестрый зал, стены которого похожи на комиксный разворот, провожает меня ароматом утреннего кофе.
* * *
– Как ты умудрилась не опоздать?! Признавайся, у тебя где-то припрятан маховик времени? – сияют лукавые голубые искорки из-под очков в желтой оправе, которые парень эффектным отточенным движением прижимает к переносице. Эту привычку, уверена, Тимур перенял из аниме.
– Никаких маховиков! – переводя дыхание после бега, заверяю я и безоружно поднимаю руки. – Исключительно порталы!
– Ненавижу порталы![3] – кидает новую отсылку Тим и довольно улыбается, когда занимаю привычное место с ним за партой.
Мы не виделись целое лето, и я ужасно соскучилась по товарищу, а потому не сдерживаю радостных эмоций. Улыбаюсь во все тридцать два, смеюсь и ерошу и без того буйные рыжие вихры друга, когда тот гордо протягивает небольшой пакет:
– Ваш супергеройский костюм, мисс!
Внутри оказывается запасной белый халат Тимура. Мой, забытый, отдыхает дома. Этот же немного великоват, но меня подобный казус волнует в самую последнюю очередь. Главное – не опоздала и не явилась без формы.
– Спасибо! Сегодня же постираю и завтра верну.
– Не нужно, – отмахивается Тим. На секунду его взгляд темнеет, словно тучи наплыли на солнце, но Тим быстро переводит тему и снова загорается энтузиазмом. – Препод, кстати, опоздает.
Лисья физиономия друга пышет довольством, которое быстро передается и мне. Отлично! Значит, у нас есть еще время до начала занятия, чтобы спокойно пообщаться. Летом, пока Тимур гостил в родном городе и путешествовал, мы переписывались и созванивались. Но разве может виртуальная болтовня заменить живые встречи?
– За каникулы ничего не изменилось, – выношу вердикт, осматриваясь с задней парты. Несколько человек, с которыми еще не успела поздороваться, перехватывают мой взгляд и приветственно машут с передних рядов. – Все разбиты по тем же компашкам, сидят с теми же людьми…
– Четвертый курс, – пожимает плечами Тим, – рефлексы закрепились.
Одногруппники живо беседуют, обсуждая начало учебного года. Половину пути уже прошли, и с этого семестра нам открывается новый опыт – возможность работать медсестрами и медбратьями. Ребята наперебой делятся планами на грядущий год. Кто-то заунывно вспоминает про огромную кучу близящихся зачетов и экзаменов, а наша староста, Аня, напоминает, что и в научных кружках полно дел.
– Да, – протягивает Тимур, заметив мою потухшую улыбку, – быстро ты скисла…
– Просто устала, – отвожу взгляд от воодушевленных одногруппников и пожимаю плечами.
Ладонь Тима ободряюще ложится на мою:
– Наберись терпения, Диана. Год будет тяжелым.
Вскидываю на друга вопросительный взгляд. С чего это вдруг такие речи? Наоборот, самое сложное – фармакология, анатомия – уже позади. А система циклов, в которую с этого семестра окунается наш курс, – просто рай. Учи себе всего один предмет недели две и не грузись мыслями о других дисциплинах.
Но задать вопрос, вертящийся на кончике языка, не успеваю. Тимур, рыжий непоседливый огонек, снова вспыхивает позитивом:
– Я тебе, кстати, из Японии кое-что привез! – он выуживает из цветастого рюкзака маленький сверток и гордо протягивает мне.
– Гудетама?[4] Неожиданно! – прокручиваю на указательном пальце кольцо брелка и ловлю в ладонь желток с нарисованным изнеможенным лицом. Выпятив желтую попку, герой лениво растекается по белому яичному коврику.
Сразу цепляю колечко к рюкзаку и довольно любуюсь новым спутником:
– Спасибо, Тим! У меня для тебя, к сожалению, ничего нет…
– Ошибаешься, – он заговорщически подмигивает, – у тебя есть рассказ о первом рабочем дне. Родители, кстати, знают?
От упоминания о родителях на душе становится мерзко, а язык прилипает к нёбу. Шумно выдыхаю, а затем тихо, чтобы слышал только Тим, произношу:
– Они думают, что я устроилась в больницу.
В голубых глазах плещется смесь страха и восторга. Тим прикладывает к губам крепко сжатый кулак, его брови ползут на лоб.
– А если проверят? Они ведь…
– Даже думать не хочу, – спешно открещиваюсь от дурной мысли, – родители будут в гневе, если узнают, что работаю не в медицине. Они ведь даже заранее записали меня в хирургический кружок. Сами!
Тимур звонко шлепает ладонью по лбу – высшая степень негодования.
– Ты серьезно, Ди?!
Поджимаю губы и трагично киваю.
– Теперь понимаешь, почему год только начался, а я уже устала? За лето ничего не изменилось. Меня душит фанатичность родителей дома, а на учебе – одногруппников. Как будто медики ни о чем другом говорить больше не могут, кроме как о своей работе…
– Кхем, – красноречиво вскидывает бровь лис и вознаграждает обиженным взглядом.
Щелкаю языком и вкрадчиво заверяю:
– Мы сотню раз обсуждали, Тим. Ты исключение из правил.
– Ага, заблудшая душа творца в унылых больничных коридорах…
Аудитория резко взрывается смехом. Не смеемся только мы с Тимом. Затаившись в недрах задних рядов под плакатами о пневмониях, мы выпали из общей беседы.
Косо поглядываю на часы. Меня не покидает ощущение, что с минуты на минуту в кабинет войдет преподаватель.
– Кстати о творцах. Как успехи с комиксом? – не теряю времени и задаю главный вопрос дня.
– За лето набросал сюжет основной арки почти до середины, – хвалится Тим, – кстати, твои эскизы костюмов очень пригодились.
Приятная новость расправляет за спиной крылья.
– Покажи! – пламенно прошу я. Не терпится увидеть плоды наших общих трудов. От волнения даже подрагивают кончики пальцев, и я едва сдерживаюсь, чтобы усидеть на месте.
– С собой у меня только фотки нескольких страниц, – Тим вновь поправляет очки, коснувшись по-цыплячьи желтой дужки, – могу показать отрывки…
Перехватываю его руку, которой друг протягивает смартфон с открытой галереей. Лучше не портить впечатление и немного потерпеть, зато увидеть целиком и вживую.
– Как хочешь, – ухмыляется рыжий, когда делюсь своей позицией. – Тогда помучаешься до сегодняшнего вечера. Встретимся в «Перезагрузке»?
Почти соглашаюсь, но тут же вспоминаю о данном родителям обещании. В душу закрадываются сомнения, соблазн посмотреть фотографии некоторых сцен комикса уже сегодня растет… Однако сдержанным, но поникшим тоном отвечаю:
– Смогу только завтра. Сегодня дома отмечаем мой первый рабочий день…
– В «больнице», – заканчивает за меня Тимур. Раздосадованно киваю и нервно прикусываю губу. – Ты подготовилась?
– Само собой. Навела справки, выучила все отделения по этажам, имена врачей и медсестер. Этот экзамен я должна сдать без осечек.
– Держись. – Тимур подбадривающе сжимает мое плечо. Губы складываются в напряженную улыбку. Мое волнение не ускользает от внимания Тима, и он тут же переводит тему, стараясь отвлечь от неприятных мыслей. – Кстати, есть несколько новостей. Заходила в конфу группы?
В наш чат я не заглядывала уже очень давно. Летом важные новости по учебе бывают редко, а участвовать в нудных беседах желания нет. Одногруппники, так же как и мои родители, старший брат, бабушки и дедушки, кажется, не знают других тем, кроме учебы и работы.
Меня всюду окружают исключительно врачи. Семья – династия хирургов. Друзья родителей – медики. Большая часть книг дома – пухлые атласы, учебники, справочники и распечатки клинических рекомендаций.
Не удивлюсь, если кто-то скажет, что в детстве вместо раскраски у меня был атлас по анатомии. Родители еще до рождения определили мою судьбу. Однако избыточное давление, однотипность окружения и отсутствие выбора подарили мне ненависть к будущей профессии и к ее фанатичным представителям.
Кто знает, может, если бы семья так яро не настаивала на моем поступлении в медицинский вуз, я бы сама выбрала эту стезю? И не было бы во мне такого бурного отторжения и чувства, что кто-то насильно изменил мою судьбу и растоптал мечту о другой карьере.
– Нет, я не проверяла сообщений, – возвращаюсь к беседе, но Тим посвятить в последние события не успевает.
В дверь стучат, и вся группа из пятнадцати человек напряженно замирает. В мыслях коротко пробегает глупая мысль: почему опоздавший преподаватель стучит? Но дверь открывается, и за ней оказывается вовсе не наставник новой дисциплины…
Меня обдает холодом, когда на пороге аудитории появляется тот самый парень, на которого я бессовестно скинула мусорный пакет. На коричневом пальто еще виднеются пятна, а в растрепанных черных волосах – бумажные хлопья.
Вжимаю шею в плечи и чуть сползаю под парту. Как он меня нашел?! Неужели все-таки нагрянул в «Перезагрузку» и потребовал правосудия?
– Вот, кстати, об этом я и хотел сказать, – шепчет Тимур и кивает в сторону гостя. Потом переводит взгляд на меня, съеженной гармошкой сползающую на пол, и изумленно ведет бровями. – Ди, ты чего?!
На удивленный возглас друга-предателя оборачиваются все. Даже парень, стоящий в дверях, таращится в недоумении, наблюдая, как я стекаю под парту. В его взгляде нет ни злости, ни искры узнавания. Зато мое сердце льдинкой опускается в желудок – сейчас он назовет имя, услужливо выданное Игорем, и мне конец.
Точку в моей душевной драме ставит староста.
– Входи, Глеб. Препод сильно опаздывает, – радушно поясняет Аня, – ты ничего не пропустил.
– Чего?! – вырывается едкий писк. Пятнадцать пар глаз, полных укора, снова устремляются на меня.
Тимур незаметно толкает меня локтем в бок. Сдавленно ойкаю, а явившийся парень, Глеб, шустро меняет пальто на белый халат и садится за одну из первых парт.
– Ди, ты что творишь? – шипит Тимур. – Это наш новенький, про него и хотел тебе сказать, но не успел.
Холод внутри быстро сменяется жаром стыда. Это что, мне теперь каждый день видеться с собственной жертвой, мучиться от совести и страха разоблачения? «Преступление и наказание» какое-то…
Смятение на моем побледневшем, а затем резко зардевшемся лице Тимур трактует по-своему:
– Симпатичный, конечно, этот Глеб. Но ты девушка не глупая, сама должна понимать, что таким варварским способом ответную симпатию не завоюешь…
– Ты что такое несешь? – припечатываю, уставившись на Тимура взглядом, мечущим молнии. Голос звенит возмущением, и на нас снова оборачиваются.
Глеб смотрит в нашу сторону так, будто наблюдает за детьми, которые вытворяют какую-то глупость. С укором и снисходительностью. От такого потока эмоций во мне вспыхивает негодование, но его тут же топит под собой новая волна стыда.
– Вот видишь, – шепчет мне на ухо Тим, когда Глеб отворачивается. – Нельзя здесь без грамотной стратегии. Только спугнешь парня.
– Да ты о чем вообще?!
Тимур щелкает языком и устало закатывает глаза. Но все же склоняется ко мне, чтобы пояснить:
– Думаешь, я не заметил, как ты на Глеба смотрела, когда он вошел? Радуйся, что мы в конце сидим, иначе бы не только я стал свидетелем зарождения любви…
Теперь настает моя очередь строить недовольные гримасы и неодобрительно качать головой:
– Ты все не так понял!
Но оправдательную речь толкнуть не удается. Дверь распахивается так резко и широко, что по комнате проходит легкий ветерок. В аудиторию без лишних церемоний вваливается мужчина в белом халате. Доктор жестом просит нас не вставать и сам тут же без сил рушится за преподавательский стол.
– Итак, – мучаясь одышкой, выдавливает он, – прежде чем мы… начнем наше занятие… будет несколько новостей. Первая – я веду у вас цикл факультетской терапии. Вторая – в конце года вам предстоит экзамен. Третья…
Дальше уже не слушаю, а выдалбливаю в заметках смартфона сообщение для Тимура. Друг озорно поглядывает в мою сторону и ехидно улыбается. Думает, что поймал на влюбленности с поличным. Теперь дело чести развенчать этот абсурдный миф!
«Просто я знаю этого парня».
Поворачиваю экран к Тимуру. Тот многозначительно заламывает бровь и кивает на телефон. Верно истолковав жест, печатаю продолжение, где рассказываю о постыдном мусорном броске и страхе разоблачения.
Тимур увлеченно читает чистосердечное признание, а в конце неожиданно прыскает от смеха. В очередной раз наша парта приковывает к себе внимание собравшихся.
– Апчхи! – театрально выдает Тим.
Его неумелая маскировка заставляет прыснуть уже меня. Взгляды, направленные в нашу сторону, одновременно темнеют. Не придумываю ничего умнее и, следуя урокам лиса, имитирую чихание.
– Галерка! – строго выкрикивает педагог. Он уже победил одышку и теперь грозно нависает над столом. О недавнем марафоне напоминает лишь красное лицо, заметно блестящее от пота. – Если вы болеете, ходите в масках! Нечего заражать окружающих!
Староста заботливо передает нам пару масок, которые тут же надеваем, пряча под тонким материалом плохо сдерживаемые улыбки. До конца пары так и сидим. Вполуха слушаем преподавателя, что рассказывает о стадиях гипертонической болезни, обмениваемся сообщениями о комиксах, косплее и «Перезагрузке» и изредка наигранно чихаем.
Спустя несколько бесконечных часов нас наконец-то отпускают на волю. Перед тем как все разойдутся, преподаватель успевает сделать объявление:
– Напоминаю! Если вы хотите участвовать в кружках нашего университета, необходимо отметиться в этом журнале! – Красная папка с хлопком падает на одну из первых парт. – Для новеньких – просто запись. Если уже состоите где-то – запись с пометкой.
После этого короткого сообщения мужчина спешно ретируется, оставляя студентов наедине с неожиданно свалившимся на голову выбором. Никаких тебе пояснений – что, где, когда и зачем…
Заинтересованные одногруппники толпятся вокруг документа, листают страницы, изучая доступные научные кружки. Кто-то просит ручку, чтобы вписать свое имя в заветный столбец, а кто-то не торопится и желает изучить весь список.
– Будешь подходить? – кивает на столпотворение у журнала Тим.
– Не, – отмахиваюсь. – Смысл? Говорю же, родители сами еще летом записали к хирургам.
– Восторг, – с ядовитым сарказмом протягивает друг и направляется к двери.
Мы уходим первыми.
ГЛАВА 2
Праздник обмана
– Поздравляем с первым учебным днем! – меня с порога встречает голос отца.
Мама налетает с объятиями, будто я не с пар пришла, а вернулась победителем масштабной олимпиады.
– С первым рабочим днем! – лепечет она и звучно чмокает в щеку.
От упоминания работы на душе скребут кошки. Обманывать родителей совсем не хочется, но если этого не сделать, то нарвусь на серьезный конфликт.
– Спасибо! – сдавленно улыбаюсь и стягиваю кроссовки. Внимание родителей прожигает кожу насквозь. Их взгляды, неотрывно следящие за мной, излучают гордость и восторг. А мне хочется кричать от безысходности…
– Скорее мой руки и за стол. – Папа уже двигается в сторону кухни. – Твоя мама очень старалась.
Вежливо киваю, изображаю радость, принимаю все комплименты от родителей и тяжело выдыхаю, когда запираюсь в ванной. Прижимаюсь лбом к двери, закрываю глаза и вслушиваюсь в доносящиеся с кухни голоса.
Гостей, кажется, нет. Эта новость придает немного сил. Ломать комедию перед всем списком родни и их друзей было бы задачей почти непосильной. Мне и без лишних свидетелей приходится нелегко.
В недрах квартиры звенит посуда, шелестят голоса родителей. Ну вот почему им так важно, чтобы я была именно хирургом? Не доброй, не умной, не счастливой, в конце концов. А только хирургом – и точка.
Семейное наследие и престиж – выше моих желаний, которые никогда не воспринимались всерьез. Вместо кружков искусства, куда всегда хотела попасть, – школа с биохимическим уклоном. Вместо художественного вуза – скандал и зачисление на лечебный факультет.
А все потому, что я «слишком молода», «не знаю жизни» и «не понимаю, что для меня лучше». И теперь мне двадцать один, и я по-прежнему не в своей тарелке.
Единственный бунт, который могу себе позволить, – тайная работа в «Перезагрузке». Отрада, что не дает свихнуться в череде не своих дней, – мое хобби. Островок потерянной мечты.
– Диана! – нетерпеливо зовет мама. – Мы заждались!
– Бегу!
Даю себе последние секунды собраться с силами. Восстанавливаю дыхание, приклеиваю улыбку и приступаю к экзамену на умение врать.
Стол на кухне накрыт по-праздничному. Родители не поленились достать красную скатерть с белоснежными оборками, которая обычно видит свет лишь в Новый год. Сейчас же только начало сентября, а грандиозный повод – ложь.
– Присаживайся, дорогая! Сегодня твой день! – Мама заправляет выбившийся из высокого хвоста локон мне за ухо и любовно заглядывает в глаза. Это разбивает мое сердце, и притворная улыбка нервно подергивается.
– Еще раз спасибо, – смущенно роняю под нос и занимаю привычное место рядом с окном. На подоконнике замечаю несколько блестящих свертков и стыдливо отворачиваюсь. Даже в день рождения нет такого переполоха, как сегодня.
Папа садится напротив и ставит локти по обе стороны от пока еще пустой тарелки, сплетает пальцы в замок и упирается в них подбородком. Его пытливый взгляд из-под сползших на кончик носа очков выношу с достоинством, чем развеиваю остатки недоверия.
– Твой брат звонил сегодня, – начинает беседу папа. – Он передал свои поздравления.
– Спасибо, – выдыхаю в очередной раз. – А почему передал? Максим сам не может позвонить?
Без эмоций перевожу взгляд на пустующее место рядом со стулом мамы. Будто брат, который всегда занимал ту часть стола, может слышать мои слова. Смотрю на свободное место без тоски – с Максом мы никогда не были особо дружны. Его с юности утянули учебники, затем университет и научные кружки, а потом – работа хирургом во Франции. Он без особого труда и с удовольствием вписался в клуб фанатиков. Стал гордостью родителей и идеалом, к которому мне настойчиво советуют стремиться.
– У Макса много работы, – тут же вступается за брата мама. – Он едва урвал минутку между операциями, чтобы передать поздравления.
Между вазочками с салатами она ставит на середину стола шикарное блюдо с запеченной свининой с овощами. Мама принимается разливать напитки, а папа нарезает мясо и раскладывает порции по тарелкам.
– Бабушка и дедушка из Москвы тоже звонили, – вспоминает папа о родственниках по своей линии.
– И из Краснодара, – не забывает упомянуть о своих родителях мама. – Все очень гордятся тобой! Приехать в Питер не смогли, да и время на звонок нашли только утром…
От мысли, что вся родня могла приехать отмечать праздник, высосанный из пальца, становится дурно. Мне бы хоть родительский энтузиазм вынести без последствий!
– Ничего страшного, – вслух успокаиваю я. – Всем передайте мои благодарности за поддержку.
Родители расплываются в довольных улыбках, а я засчитываю себе очко за верный ответ.
– Ну, Диан, рассказывай, как впечатления! – добродушно выдает папа вопрос, к которому я готовилась не один вечер.
Обвести отца вокруг пальца сложно. Его цепкий взгляд следит за каждым жестом, когда без запинки выдаю идеально составленную историю с заученными именами врачей и медсестер.
Паутинки неглубоких морщин постепенно сглаживаются. Глаза, такие же, как у меня, цвета свежей древесины с темными кольцами-прожилками, медленно светлеют.
– Вижу, первое дежурство произвело на тебя впечатление, – улыбается папа, а я мысленно ликую. Получилось!
– Вот видишь, Диана! Мы ведь говорили, что медицина – это образ жизни. Ты уже втягиваешься, – наставительным тоном произносит мама, делая глоток из бокала. – А помнишь, как ты не хотела поступать? Кричала, плакала…
– А мы ведь говорили, что это подростковые глупости, – бодро кивая, подключается отец. – Теперь-то ты распробуешь свою специальность. За уши не оттянешь!
Родители в унисон смеются. Мне приходится поддержать общее веселье, чтобы не выдать себя. Но внутри бурлит негодование, а зубы, что скалю в улыбке, скрипят от злости.
– Кем ты там хотела стать? – на грани издевки спрашивает мама.
– Портнихой! – вместо меня отвечает отец и прыскает от смеха. Он заливисто смеется и утирает слезы, выступившие на глазах. Мама следует его примеру и тоже разражается хохотом, от которого лицо быстро покрывается румянцем.
Натянутая улыбка стекает со вспыхнувшего лица. Танец на костях моей мечты заходит слишком далеко…
– Вообще-то, я хочу… хотела быть дизайнером-модельером.
Мама холодно отмахивается. Откидывается на спинку стула и, восстанавливая дыхание после смеха, поправляет выбившуюся из идеальной прически прядь:
– Все одно. Подшивать платья, подгонять брюки…
– Вообще-то… – начинаю закипать, но вовремя прикусываю язык. Я так старательно возводила иллюзию примерного поведения, чтобы от меня отстали и сбавили давление! Одно неверное слово – и все затрещит по швам. Поэтому проглатываю обиду и фальшиво протягиваю: – Ты права.
На кухне повисает гробовое молчание. Родители не сводят с меня пораженных взглядов. Тело обращается в натянутую струну, готовую вот-вот лопнуть… Неужели я все испортила? Переиграла?
Но когда папа резко встает из-за стола, подняв в руке бокал, понимаю, что в этом сражении одержала полную победу.
– Наконец-то ты повзрослела, Диана, и забыла обо всех глупостях.
– Я всегда говорила, что рано или поздно ты поймешь – мы с папой были правы и желаем тебе только лучшего.
Мама подхватывает бокал, как и у всех, наполненный яблочным соком. Праздник праздником, но работу и дежурства никто не отменял. Следуя родительскому примеру, тоже встаю с напитком в руке.
– Диана, не хочешь сказать тост? – сияет папа и с гордостью взирает на меня.
Родители выжидающе смотрят, пока я задумчиво кручу в руках тонкую ножку бокала.
– За принятие себя, – криво улыбаюсь под звон соприкасающегося стекла и под похвалу семьи.
* * *
Спрятаться от родителей и бесконечного потока лжи оказывается проще, чем я думала.
Спустя час утомительных и однотипных бесед начинаю усиленно зевать. Играть усталость даже не приходится, день выжал силы до нитки. Обеспокоенные, но гордые родители быстро отпускают отоспаться после первой смены. Выслушиваю последние напутствия и, оставив домочадцев наедине, ухожу в свою комнату.
Замок на двери – одна из причин любви к моему тихому убежищу. Короткий щелчок надежно прячет в крошечном мирке, где всегда нахожу приют.
Небольшая, но уютная спальня встречает теплым сиянием гирлянды. Лампочки-светлячки как бусинки нанизаны на провод, что ломаным узором висит над кроватью. Между искорками на стене приколоты рисунки Тимура, отрывки из нашего комикса, мои наброски и одна-единственная фотография.
На снимке в костюме Чудо-женщины жую хот-дог и совсем не замечаю камеры. Рот набит, на щеке зияет красный след кетчупа, а я задумчиво смотрю на руку, испачканную соусом.
Тим не раз упрекал за не лучший выбор фото для «доски почета» над подушками. Для нас это стало неким ритуалом – приходя в гости, друг открывает папки на моем ноутбуке и деловито протягивает: «Вот! Тут ты хотя бы без кетчупа на лице!»
Но я не просто так однажды распечатала именно эту фотографию и повесила на самое видное место комнаты.
Кадр был сделан Тимуром на Хеллоуин, который совпал с нашим посвящением в студенты. На нелепый праздник в костюмах явились только я и Тим. Друг раздобыл где-то красный плащ, крылатый шлем и бутафорский молот. Свой наряд принцессы амазонок я сшила полностью сама.
То был первый день, когда я осмелилась выйти куда-то в костюме, созданном своими руками. А снимок, где я ем, – первый кадр личного триумфа.
Подобных вылазок после было немного. Не каждый день выдается повод погулять по Питеру в нарядах героинь поп-культуры! Фотосессии себе позволить не могу, а на редких фестивалях пока ни разу не осмелилась побывать участником-косплеером, а не гостем.
Мне постоянно что-то мешает подать заявку. То город другой, то учеба, то просто боюсь отказа или осуждения родителей.
Устало падаю на кровать и зарываюсь лицом в подушки. Тоска накатывает с новой силой, а внутри разгорается сожаление. Мысли укором клюют душу за глупый страх провала, за мешающую боязнь неодобрения.
Я прекрасно понимаю, что в своей зажатости виновата сама. Из года в год учусь, шью костюмы, мастерю наряды, но не делаю ничего, чтобы заявить о себе. Только сваливаю ответственность на родителей. Мол, это они мне вдолбили, что стать кем-то могу лишь в медицине. Все остальное – рудимент детской наивности.
А теперь еще и эта ложь… В глубине души хочется признаться. Сказать, что ни в какой больнице не работаю, а зависаю официанткой в гик-кафе. Но прекрасно представляю, как родители отреагируют на такую новость. Работай я в ателье или, на худой конец, магазине текстиля, маме и папе было бы проще смириться с моим обманом. Но ни швеей, ни продавщицей устроиться не вышло: мешают отсутствие специального образования и учеба в универе.
- Двойная жизнь Дианы Фогель
- Мой любимый вожатый
- История без названия
- Осколки нашей истории
- Любовь сквозь пиксели