Глава 1. Саша Хмельницкий
– Ты нужен в приемном! – в трубке раздается напряженный голос Высоцкого.
Друг явно встревожен и мне это явно не нравится. Обычно Леха спокойный и уверенный в своих действиях, как удав.
Обычно он в приемное не спускается. Кстати!
– Ты что там забыл? – спрашиваю, ухмыляясь. – Аля отправила отбывать повинность?
– Сань, я серьезно, – произносит без тени юмора. Напрягаюсь. – Спускайся. Без тебя угробят малыша.
Последняя фраза действует на меня безотказно. Настроение моментально меняется, я вмиг становлюсь собранным и готовым к решительным действиям.
– Никого не подпускай к ребенку! – говорю бросая все свои дела. Благо, ничего срочного нет и я с чистой совестью могу покинуть отделение.
Не теряя ни единой секунды, направляюсь к лестнице, спускаюсь вниз и ищу бокс, в котором меня ожидает Высоцкий. По косым взглядам, направленным в правое крыло, и перешептыванию понимаю, что двигаюсь в правильном направлении.
Вижу друга. Резко останавливаюсь.
– Что случилось? – обращаюсь к Высоцкому, широко распахивая дверь и переступая порог.
Он сидит на кушетке рядом с ребенком, которому на вид около года. Он мне смутно кого-то напоминает, но сейчас не то время, чтобы анализировать внешность.
Судя по хмурому взгляду Лехи, ничего хорошего ждать не стоит.
– Сутки нет стула. Газы не отходят. Два часа назад началась резкая периодическая боль.
Он называет симптомы по которым я понимаю, что времени у малыша практически не осталось. Любое, даже самое малейшее промедление угрожает не просто здоровью, а жизни малыша!
– Температура? – уточняю. Это важно.
– Тридцать семь и один, – озвучивает цифру, поднимая на меня замученный взгляд.
Хреново, но не критично. Пока что.
– Ты так и не поспал? – оцениваю состояние Лехи. Мы оба сегодня дежурили и судя по всему, у него выдалась “веселая” ночь.
– Есть такое, – признается отмахиваясь. – Осмотришь ребенка?
– Да, конечно, – отвечаю приближаясь к пациенту.
Малыш видит меня, бросает испуганный взгляд на Леху и принимается плакать.
– Не бойся, – обращаюсь к маленькому пациенту. – Я тебе не сделаю больно, – обещаю, но мальчик не слышит меня и продолжает капризничать.
Осторожно, чтобы не напугать ребенка еще сильнее, начинаю осмотр. Проверяю кожный покров, трогаю живот, измеряю пульс. И чем дальше углубляюсь в изучение симптоматики, тем тревожнее мне становится.
Клиническая картина не радует. Совсем.
– Где мать малыша? – спрашиваю у друга.
– Я здесь, – в бокс забегает запыхавшаяся девушка.
Поворачиваю голову в сторону и все мысли вылетают из головы. Василиса!
Она видит меня и застывает. Кидает на брата возмущенный взгляд.
– Что ты здесь делаешь? – в шоке смотрю на свою бывшую.
Мы были вместе чуть больше года, а потом расстались без объяснения причин. Я пытался разобраться, что случилось, но Василиса вместо объяснений возненавидела меня.
До сих пор так и не понял, что произошло тогда. И меня это гложет.
Потому что после расставания, как ни пытался – не смог выкинуть ее из головы.
– Что он здесь делает?! – она шипит разъяренно и, не скрывая злости, смотрит на меня.
Игнорирую ее выпад и продолжаю осматривать мальчика. На истерики и разъяснения времени нет.
В любую секунду может возникнуть перитонит и тогда уже будет не до обсуждений и подготовки к оперативному вмешательству. Придется экстренно нестись в операционную и вслепую заходить в брюшную полость.
– Не мешай, – рычу не смотря на нее. Все мое внимание обращено к плачущему ребенку.
Живот мягкий. Это хорошо. Но вот, кишечник полон, а содержимое дальше не движется. Это плохо.
Непроходимость. Твою ж мать!
– Что он ел? – спрашиваю у бывшей. Но она даже слышать меня не желает.
Подлетает к малышу, вклинивается между нами и не позволяет осматривать мальчика.
– Убирайся отсюда! – с гневом показывает в сторону выхода. – Немедленно! – в глазах девушки блестят слезы, голос дрожит.
– Вась, успокойся, – вмешивается Леха. – Саня отличный диагност. Он спасет Степку.
– Нет! – кричит.
– Уведи ее, – обращаюсь к другу сухим безэмоциональным голосом.
Я силой воли отключил эмоции и не позволяю себе чувствовать. Если поддамся бушующему в груди урагану, то совершу ошибку.
Она станет фатальной для малыша.
– Пойдем, – напряженным голосом произносит Высоцкий. – Тебе нужно успокоиться.
– Нет! – кричит и плачет одновременно. Убери его от моего сына!
– Василиса, угомонись! – рявкаю, поднимаясь на ноги.
Встречаюсь взглядом со своей бывшей и меня сбивает с ног от ненависти и боли, что переполняют ее.
– Я единственный, кто может вытащить твоего сына с того света! – озвучиваю суровую правду. Девушка в ужасе округляет глаза. – Так мне убраться?! – рычу не скрывая своей злости. – Или ты угомонишься и не будешь мешать мне делать свою работу? А?!
Глава 2. Василиса
– Мам, у меня нет никаких новостей про Степку, – произношу тяжко вздыхая.
Она звонит уже пятый раз за последний час, постоянно ахает и охает, причитает. Жалуется на подскочившее давление и просит срочно забрать моего второго сынишку. Потому что ей нужен покой.
Терпеливо объясняю о невозможности забрать годовалого ребенка пока нахожусь в стационаре. Здесь ему не место от слова совсем.
Нет бы просто поддержать…
– Лёша его забрал час назад и с тех пор врачи не спускались, – продолжаю объяснять матери ситуацию. Словно она изменилась за пять минут.
Брат сразу сказал, что ситуация крайне нехорошая и в ближайшее время новостей ждать не стоит. Степу забирают на экстренную операцию, которая продлится несколько часов.
– Федя капризничает. Хочет к маме, – говорит так, словно я поехала на курорт, пью мохито на пляже и нежусь под лучами горячего солнца слушая прибой. А не сижу убитая горем в ожидании новостей про своего сына.
Сына, который в стационар попал в том числе и по ее вине!
Держать себя в руках и не поддаваться отчаянию очень тяжко. От осознания собственной беспомощности становится плохо, как никогда.
А если у тебя еще толком нет никакой поддержки, так не впасть в истерику и поддаться отчаянию практически нереально.
Но я каким-то чудом держусь.
Держусь во многом благодаря серьезному взгляду серых глаз и словам, которые он мне сказал. Верю, что мужчина выполнит обещание и спасет моего сына. Нашего малыша.
В голове раз за разом прокручиваю наш последний разговор. И чем дольше я о нем думаю, тем быстрее паника угасает.
Словно Хмельницкий одним взглядом серых глаз смог ее прогнать.
– Саша! Я не могу стоять в стороне и просто ждать! – произношу в отчаянии, кидаясь к своему сыну. Его увозят на каталке, Степка плачет и зовет меня.
Сердце разрывается на части от боли. Ни дышать, ни думать, ни стоять не могу.
Силы покидают, рыдания душат. Опираясь рукой на стену, медленно сползаю вниз.
– Лисенок, – сильные мужские руки подхватывают меня и крепко держат не давая упасть. – Я вытащу Степку! – его голос с надрывом отзывается слабостью где-то в самом глубине сердца. – Успокойся, – заклинает меня. – И не реви.
– Угу, – киваю со слезами на глазах.
– Посмотри на меня, – говорит требовательно.
Поднимаю на мужчину глаза.
– Помни, твое состояние передается сыну. Он чувствует твой страх и сам начинает нервничать, – серьезный тон, строгий взгляд. Впитываю каждое слово. – Единственное, чем ты можешь помочь, так это держать себя в руках и надеяться на лучшее. Ясно?
– Угу, – киваю, поджав губы. Меня всю трясет.
Хмельницкий крепко прижимает меня к своей груди.
– Мы спасем его, Лисен, – заклинает. – Верь мне.
Резко, так же как и обнял, отстраняется и широким быстрым шагом уходит. Оставляя меня одну.
Чуть позже, в бокс вошла медсестра и проводила в комнату ожидания. В которой я до сих пор сижу.
– Я приеду домой, как только получится, – отвечаю безжизненным голосом. Пытаюсь следовать указаниям Хмельницкого и держать себя в руках.
Но у меня внутри не осталось эмоций. Там глухо, как в танке, а внутренности сковывает дикая боль.
Сама того не желая мама своими словами делает мне ещё больнее. Мне и так хреново, а она…
Думает только о себе.
Прав был Лёша, что не пустил её к себе жить! Это было единственным верным решением.
Жаль, что я тогда поддалась на уговоры и позвала ее жить к себе. Лучше б квартиру сняли, как изначально предлагал Лешка.
Или к Андрею б отправили… Брат он нам или не брат?
Вновь бросаю печальный взгляд на часы. Обреченно вздыхаю, стрелки на месте. Кажется, время остановилось и больше не движется.
Вздыхаю опять.
– Мам, пожалуйста, положи Феденьку спать, – прошу. – Уже очень поздно и он капризничает из-за того, что устал.
– Он у меня не укладывается! – психует. – Ни в какую! Я пробовала.
– Положи в кровать, приглуши свет и включи спокойные мультики, – терпеливо предлагаю вариант. – Только не советские, а современные! – предупреждаю.
Зная ее, она включит старые мультфильмы, которые мы смотрели в детстве. К сожалению, мальчикам нравятся только некоторые из них.
– Ты меня еще поучи, – произносит беззлобно. Но мне все равно неприятно от ее слов.
– Он любит мультик про мишек и лисичку, – объясняю. – А еще про коров.
– Про коров? – удивляется. В голосе сплошное недовольство.
– Да, мам, про коров, – повторяю еще раз. – Включи какой-то из них и он спокойно уляжется.
– Разберусь, – говорит и резко отключается.
Последнее, что слышу перед завершением вызова так это грохот на заднем фоне и плачь Феденьки.
Сердце уходит в пятки.
Строя самые невероятные предположения трясущимися пальцами набираю номер матери, считаю длинные гудки. Вызов скидывается.
Набираю снова.
– Мама! – чуть ли не кричу в трубку, как только она принимает звонок. – Что у вас?
– Все в порядке, не ори, – смеется. – Федя кастрюлю с водой на пол пролил, – поясняет. – Я лужу вытирала.
– Вода холодная была? – тут же уточняю. Меня всю трясет.
– Конечно, – продолжает смеяться. – Я картошку почистить собиралась, но перед этим тебе решила набрать. Вот, почистила.
Выдыхаю.
– Понятно, – успокаиваюсь в очередной раз. – Хорошо, что все обошлось.
– Дочка, с нами все будет в порядке, – заверяет. – Как будут новости по Степке позвони.
– Обязательно! – обещаю.
Попрощавшись с мамой завершаю вызов и поднимаюсь с кресла, сидеть не могу. Принимаюсь расхаживать по небольшому помещению.
Подхожу к окну, останавливаюсь напротив и принимаюсь следить за движением машин. На улице уже стемнело и за светом уличных фонарей многое не видно.
Красиво.
Степке было плохо несколько дней. Я уже что только не делала! И в поликлинику обращалась, и врача на дом вызывала. Скорую… Все говорили, что с ребенком все хорошо.
В том числе и моя мама.
Гриша, мой муж, так вообще заявил будто я плохая мать и сыновей лучше сдать в детский дом. По мнению моего мужа там им самое место.
Не знаю, почему до сих пор с ним не развелась. По хорошему давно пора подать документы на расторжение брака, да только он ведь, гад, от меня не отстанет.
Будет война.
А я к ней, к сожалению, пока не готова.
– Вась, – за спиной раздается голос брата. Резко оборачиваюсь, встречаюсь с Лешей глазами. Забываю дышать.
– Как все прошло? Что со Степой? Он в порядке?!
Глава 3. Саша Хмельницкий
– Давай я сам, – обращаюсь к другу проходя вперед.
Захожу в комнату для ожидания, ее совсем недавно отремонтировали, но даже с новой краской на стенах и мебелью здесь как нигде в другом месте чувствуется отчаяние. Все буквально пропитано им.
Бедная моя девочка, ты в этом месте столько времени просидела? Нужно как можно скорее забрать тебя отсюда!
– Мне будет проще, – продолжаю, пытаясь отвлечься.
Зацикливаться на своих чувствах к несносной упрямице для меня крайне опасно. Если погрязну в них, то все пропало. Самые “тяжелые” пациенты эту ночь не переживут.
Встречаюсь взглядом с Василисой, вижу ее полное тревоги лицо и все мои установки вылетают из головы напрочь. Эмоции рвутся из клетки ломая барьеры, сметают все на своем пути.
Делаю глубокий вдох. Задерживаю дыхание.
Мне требуется несколько секунд, чтобы вернуть свое спокойствие и унять ураган.
Снова поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Лисой. В моем взгляде твердость и уверенность в своей правоте. В ее – боль.
Эта боль отзывается острым порезом на сердце. На миг забываю, как нужно дышать.
Собираю всю свою волю в кулак и снова одерживаю победу над бушующими в груди чувствами. Василиса ничего о них не должна узнать.
Она сделала свой выбор. Решила расстаться.
Пытаться выяснить причину расставания больше не стану, ведь у нее был выбор и она его сделала. Жаль, что не в мою пользу.
Увы и ах.
Вдруг осознаю, что наше расставание слишком остро ощущается и я оказываюсь не готов к подобному откровению.
Хм… Весьма неожиданно.
Думал, что я уже этот момент прожил, отпустил и забыл. Но, оказывается, это все вымысел. Забыть Василису оказалось не так просто, как я рассчитывал.
Удивительным и непостижимым образом мои чувства к девушке до сих пор живы! А я так надеялся, что они остались в прошлом.
М-да.
– Рассказывай ты, я не против, – соглашается с предложением друг.
Он заходит следом за мной и не замечает возникшего напряжения в помещении. Ни я, ни Василиса лишний раз стараемся друг на друга не смотреть.
– Хоть сам послушаю, – добавляет печально. – В операционную ж не допустили, – подмечает намеренно громко. Я пропускаю его замечание мимо ушей.
Лехи на операции не было, его Аля не допустила. Я считаю, что его заведующая правильно сделала, запретив родственнику брать в руки скальпель или отвлекать своим присутствием хирургов во время процесса.
Конечно, даже несмотря на запрет, Высоцкий намеревался сам оперировать своего племянника. Но вот только я не позволил.
Какими бы мы не были хорошими друзьями, но чувства нужно оставлять ЗА дверью операционной. Да и негласное правило не оперировать своих никто не отменял.
Понимаю, Леха уже однажды проводил оперативное вмешательство своему сыну. Но там ситуация была совсем иной.
Плановая проктопластика кардинально отличается от экстренного случая. А если учитывать слаженность команды, заведомое обсуждение ухода от осложнений и многолетний опыт проведения такого рода операций, то случай со Степкой совсем не такой.
Степе требовалась срочная операция. И никто не мог гарантировать ее благоприятный исход.
Понятно, мы готовы были сделать все, что только возможно для сохранения жизни. Но не нужно обольщаться. Одно неверное движение, слегка дрогнувшая рука, секундное промедление или самый малейший промах могли убить малыша.
– Лис, – обращаюсь к Высоцкой. От переизбытка эмоций голос охрип.
Подхожу ближе, не удержавшись беру ее за руку и, пытаясь успокоить разбушевавшиеся нервы, принимаюсь рисовать замысловатые узоры на тыльной стороне ее ладони. Удивительно, но девушка свою руку не отнимает.
– Степа жив, – начинаю с самого главного. Хочу продолжить, но осекаюсь.
Напряженно наблюдаю за стоящей передо мной девушкой и понимаю, что мне совершенно не нравится, как она себя ведет.
Василиса резко бледнеет. Делает шаг в сторону, выставляет свободную руку вперед пытаясь поймать равновесие упирается ею ко мне в грудь.
Ой, как нехорошо…
– Лех! Нашатырь! – успеваю сказать за секунду до того, как девушка потеряет сознание.
Высоцкому достаточного одного беглого взгляда, чтобы понять всю серьезность ситуации. Он тут же вылетает в коридор, а Лиса обмякает в моих руках.
Девушка слишком сильно перенервничала, вот и результат.
– Все с твоим сыном будет в порядке, – произношу прекрасно понимая, что она меня не слышит. – Вытащу я его. Слово даю!
Хоть там будет не просто…
Мне не нравится то, что я успел заметить, пока готовили малыша к наркозу и у меня теперь очень много вопросов. В первую очередь, к отцу малыша.
Но об этом всем я подумаю позже. Сейчас у меня полно более срочных дел.
Бережно опускаю Василису на кушетку, убираю с лица волосы, слежу за дыханием и сердцебиением. Все в порядке. Девушка начинает приходить в себя.
Дыхание становится глубже, быстрее, пульс ускоряется, Лиса открывает глаза.
– Привет, – заставляю себя улыбнуться.
– Что со мной было? – спрашивает хмуро озираясь по сторонам. Пытается сесть, не позволяю.
– Ты потеряла сознание, – объясняю. – Полежи, – опускаю на ее плечи раскрытую ладонь.
Нежная… Хрупкая… Лиса словно тростиночка! Одно неверное движение и можно сломать.
– Что со Степой? – снова пытается подняться, нервничает.
Поведение Высоцкой вполне объяснимое, ведь она мать. Василиса души не чает в своих детях и никогда этого не скрывала. Я уверен, она прекрасная мама!
Только вот живет с мужчиной, который стал ночным кошмаром для этих самых детей.
– Он в реанимации. Операция прошла без осложнений, – произношу осторожно подбирая слова. Сейчас одна неверная фраза может вызвать самую настоящую истерику. – Степка под моим присмотром.
– Мне можно к нему? – смотрит на меня с мольбой. Понимаю, как сильно ей хочется видеть сына, но так же знаю, мне не стоит ее к нему пускать.
– Нет, – произношу твердо.
В уголках глаз Лисы блестят слезы, она шмыгает носом и отводит взгляд в сторону. Понимает, сейчас спорить со мной бесполезно.
– Держи! – в комнату залетает Леха с нашатырем. Он протягивает мне пузырек, смотрит на сестру. – Очнулась? – выдыхает. – Блин, Вась! Ну ты и пугать!
– Я не специально, – шепчет едва ли не плача.
– Ты чего ревешь? – Высоцкий удивленно смотрит на сестру. – Со Степкой же все в порядке.
Леха бросает в мою сторону вопросительный взгляд вынуждая меня объясниться.
– Степа вот-вот должен прийти в себя после наркоза, – поясняю для Василисы. – Сегодня он будет очень много спать и тебе не стоит беспокоиться о самочувствии малыша, – беру девушку за руку.
– Я могу посмотреть на него спящего, – шепчет, продолжая упрашивать.
Не нужно тебе его видеть сейчас… Ой, как не нужно…
Там за количеством проводов и подключенной аппаратуры практически не видно ребенка. Он даже сам пока не дышит! Рано Василису к сыну пускать.
– Твой сын под присмотром, – вмешивается в разговор Леха. Он, как и я, прекрасно понимает, что будет с его сестрой, если она увидит своего ребенка в подобном виде. – Не переживай.
– Угу, – обреченно кивает. – Легко сказать.
– Лис, поезжай домой, – говорю девушке, за что получаю полный ненависти взгляд в свою сторону.
Опять, блин, она за свое! Все же нормально было!
– Ты здесь ничем не поможешь, – продолжаю, игнорируя ее молчаливый выпад.
Единственное, чего добьешься своим присутствием в отделении брата, тем, что будешь меня отвлекать.
– Как только будут какие-то новости, мы тебе обязательно сообщим, – обещаю.
Проверяю время и понимаю, что я слишком долго здесь задержался. Как бы не хотелось остаться рядом с Высоцкой, мне уже пора идти.
– Лех, разберись с сестрой, – говорю другу, но закончить свою мысль не успеваю. У меня звонит телефон.
Достаю вибрирующий смартфон из кармана и хмурюсь. Беспокоят из отделения.
Просто так оттуда не позвонят.
– Мне нужно идти, – произношу, не сводя взгляда с экрана. Принимаю вызов и выхожу в коридор.
Глава 4. Василиса
– Дочь, иди спать, – на кухню заглядывает мама. – Поздно уже.
– Угу, – киваю на автомате. И продолжаю сидеть на месте.
У меня совершенно не осталось сил. Я вымотана и морально, и физически, а выходка Гриши окончательно выбила из колеи.
Это ж надо было напиться до невменяемого состояния, явиться в таком виде домой, забрать Степку у няни и отправиться с ним гулять!
Благо, няня тут же позвонила мне, а я Леше. Брат не смог приехать, он друга своего попросил.
Правда, к тому времени, как приехала помощь, мы с няней сумели забрать моего сыночка у Гриши. Больше на порог квартиры я его не пущу!
Благо, при содействии брата, моего нерадивого супруга удалось определить в хорошую клинику. Там его должны избавить от зависимости и после этого я сразу же смогу с ним развестись.
До выхода из клиники, боюсь, не решусь этого сделать. Потому что если Гриша об этом узнает после своего выхода оттуда, то он будет мстить.
Я его боюсь.
Мой супруг беспросветный пьяница. Он не гнушается поднятием руки на женщин и детей, а еще крайне ревнив.
Когда трезвый, то он нормальный, а вот стоит выпить, так кошмар. Как жаль, что я этого всего до свадьбы не знала! А то ни за что б в жизни за него не вышла.
Вот до чего доводят знакомства через интернет. Я так стремилась забыть Хмельницкого, что слишком быстро согласилась выйти замуж.
Очень зря.
Теперь, вот, расхлебываю.
– Вась, ты только зря изводишь себя, – мама заходит на кухню и садится рядом со мной. – Все равно ты ничем не можешь помочь своему Степе, – сама того не осознавая, давит на больное. – А утром проснется Федя. Он очень скучает по маме и брату, – напоминает в очередной раз. – Вот кому ты будешь особенно сильно нужна.
– Мам, с Феденькой все в порядке! – вздыхаю тяжко.
Мне крайне нелегко сдерживать рвущиеся наружу слова и едкие фразы. Раздражение переходит в злость, та- в обреченность, а она, в свою очередь, разъедает меня изнутри.
Паршивое. Поганое чувство.
– Степка в реанимации по моей вине! – слезы подступают к глазам.
Я не могу справиться с бурей эмоций. Они оказываются сильнее меня.
– Это я! Я во всем виновата! – шепчу, глотая соленые слезы.
Мама смотрит на меня, в ее взгляде нет сочувствия, там осуждение и досада. Не в силах вынести это, прячу в ладонях лицо.
– Ты должна оставаться сильной, – говорит твердо. – Ради каждого из своих сыновей, – давит на меня.
Словно я по щелчку пальцев могу взять и забыть о том, что мой ребенок в больнице!
– Ты не понимаешь! – вспыхиваю. В груди разгорается пожар.
Как она вообще смеет меня упрекать в чем-то?
Я никогда ничего у нее не просила. Всего добивалась сама! Даже сыновей решила рожать и воспитывать в одиночку.
Но мама тогда настояла на совершенно другом. Убедила меня, что дети должны воспитываться в полной семье. У малышей должен быть отец.
Должен! И точка.
– Прекращай истерику! – продолжает настаивать на своем. В голосе появляются стальные нотки. – Слезами и угрызениями совести никому не поможешь, – упрямо не желает слышать меня.
Не понимаю… Куда делась та, которая читала мне сказки перед сном и обнимала, когда я приходила со школы? Что с ней случилось? Почему мама превратилась в черствый сухарь?
– Мам, я не понимаю, – отрываю ладони от лица и смотрю прямо в глаза суровой женщине. – Ты окончательно решила меня добить? – задаю вполне логичный вопрос. – Или не видишь, что мне очень плохо и я не могу справиться с горем? – не останавливаясь спрашиваю у нее о наболевшем. – У меня сын в реанимации, мама! – напоминаю. Меня всю трясет. – Отчасти, по твоей вине!
– По моей? – ахает возмущенно. – Милочка, я тебя силком замуж за пьяницу не выдавала. Рожать детей не заставляла, – намеренно давит на мои слабые места. – Если уж твои дети не нужны тому, с кем ты их сделала, так почему они должны быть нужны другому мужику? – с претензией обращается ко мне.
– Он не знает, что мальчики от другого, – озвучиваю суровую правду. – Я всем сказала, будто они семимесячные родились.
Мама бросает на меня такой взгляд, что мне становится еще хуже. От кого, а от нее осуждение в свой адрес я не ожидала, надеялась, мама поддержит меня.
Видимо, зря.
– И он поверил? – спрашивает с издевкой. – Твой Гриша самый настоящий дурак!
Спасибо, знаю.
Но свои мысли озвучивать не собираюсь, слишком много чести. Если уж я от родной матери не получаю ни капли сочувствия, то что ж говорить про других?
– Успокаивайся, умывайся и иди в кровать, – говорит мать сквозь стиснутые зубы. – Утром договорим.
С этими словами она поднимается и выходит из кухни, а я продолжаю сидеть и смотреть перед собой в одну точку. Боль разрывает сердце на мелкие кусочки, справиться с эмоциями не могу.
Звук входящего сообщения выдергивает меня из самых печальных мыслей, какие только можно придумать. От неожиданности по телу проносится ледяная волна.
С замиранием сердца беру телефон, вижу отправителя и внутри все замирает. Саша…
Он сам мне написал!
“Степа сам задышал. Начались положительные сдвиги.”
Читаю и от волнения ничего не понимаю, в голове каша. Чтобы вникнуть в смысл мне требуется прочитать это сообщение несколько раз.
Понимаю. Судорожно вдыхаю. Задерживаю дыхание. Слезы облегчения начинают литься из глаз.
Мой сыночек начал сам дышать! Это прекрасно! Теперь точно все будет с ним хорошо!
“Большое спасибо за хорошие новости. Он в себя еще не пришел? Я могу приехать?”
Отправляю ответ и жду новое сообщение. Внутри все дрожит.
“Единственное, что ты можешь сделать, так это пойти спать, Василиса. Совсем скоро тебе потребуются силы. Если сейчас не отдохнешь, то их неоткуда будет взять.”
Мне даже не требуется видеть с каким выражением лицо Саша печатал данное сообщение. Я и без того понимаю, что мужчина со всей серьезностью отчитывает меня.
Только он, в отличии от моей родной матери, прекрасно чувствует мое состояние и не давит. За что я крайне благодарна.
“Хорошо. Иду спать.”
Отправляю. Поднимаюсь с кухонного диванчика и отправляюсь в спальню.
Не доходя своей комнаты, останавливаюсь в паре шагов и меняю курс, иду в детскую. Забираю из кроватки спящего Феденьку, отношу к себе в кровать, ложусь рядом и вдыхаю родной и такой любимый запах своего сынишки. Сердце оттаивает.
На тумбочке вновь вибрирует телефон. Протягиваю руку и нахожу беспокоящий в ночи предмет, открываю новое сообщение от Хмельницкого.
“Спокойной ночи.”
– Сладких снов, Саш, – тихо шепчу. Поворачиваюсь на бок, обнимаю нашего сына и… засыпаю.