Patrik Svensson
Ålevangeliet
Berättelsen om världens mest gåtfulla fisk
Издано с разрешения Patrik Svensson, Bonnierförlagen AB/Bonnier Rights, Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency
Благодарим Совет по делам искусств Швеции за субсидию на перевод книги на русский язык
Все права защищены.
Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
© Copyright © Patrik Svensson, 2019
First published by Albert Bonniers Förlag, Stockholm, Sweden
Published in the Russian language by arrangement with Bonnier Rights, Stockholm, Sweden and Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency, Sweden
© Перевод, издание на русском языке. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2020
* * *
…Лета́ми
Поздней, в ночи, на этом же лугу
Он наблюдал, как угри сквозь траву
Змеятся, словно страхи, зревшие годами…
Шеймас Хини
Угорь
С рождением угря дело обстоит вот как: оно происходит в северо-западной части Атлантического океана, которую еще называют Саргассовым морем, и это место как нельзя лучше подходит для появления на свет угря. Дело в том, что Саргассово море – не четко ограниченный сушей водоем, а что-то вроде моря в океане. Где оно начинается и где заканчивается – не так-то просто сказать, ибо оно не позволяет измерить себя привычными мерками. Это море расположено чуть на северо-восток от Кубы и Багамских островов, к западу от него – побережье Северной Америки, но при этом Саргассово море постоянно в движении. Оно словно сон: точно не скажешь, когда ты в него попадаешь и когда из него выбираешься, знаешь только, что ты там побывал.
Эта подвижность связана с тем, что Саргассово море не имеет берегов. Со всех сторон оно ограничено четырьмя мощнейшими течениями. На западе – жизнетворным Гольфстримом, на севере – ответвлением Северо-Атлантического течения, на востоке – Канарским и на юге – Северо-Атлантическим экваториальным. Саргассово море площадью в пять миллионов квадратных километров вращается теплым медленным водоворотом в этом замкнутом круге четырех течений. Попасть в него довольно просто, а вот выбраться удается далеко не всегда.
Вода здесь синяя и прозрачная, глубина в некоторых местах достигает семи тысяч метров, а на поверхности плавают огромные массы бурых водорослей. Они называются саргассум, или морской виноград, – от них и пошло название. Тысячеметровые переплетения грубых подводных лиан покрывают поверхность моря, давая жизнь и защиту множеству существ: мелким беспозвоночным, рыбам и медузам, черепахам, креветкам и крабам. Глубже в толще воды царят другие растения. Бурная жизнь в темноте, где всё напоминает ночной лес.
Именно здесь рождается европейский угорь, Anguilla anguilla. Здесь по весне нерестятся половозрелые особи, здесь они мечут и оплодотворяют свою икру. Здесь под защитой глубокой тьмы возникает крошечное существо, похожее на червя, с до обидного мелкой головой и плохо развитыми глазами. Оно носит название «лептоцефал» и имеет прозрачное, сильно сжатое с боков тело, напоминающее ивовый лист, длиной всего несколько миллиметров. Это первая стадия развития угря.
Прозрачный листик ивы тут же пускается в путь. Направляемый Гольфстримом, он преодолевает несколько тысяч километров через всю Атлантику до европейского побережья. Это путешествие может занимать до трех лет, и тем временем личинка потихоньку растет, миллиметр за миллиметром, как медленно раздувающийся шарик, и, достигнув после долгого плавания берегов Европы, проходит свою первую метаморфозу, становясь стеклянным угрем. Это вторая стадия в его развитии.
Стеклянный угорь, как и его предыдущая ипостась, – почти прозрачное существо длиной в шесть-семь сантиметров, словно ни цвет, ни грех еще не поселились в его извивающемся теле. Как писала о стеклянных угрях морской биолог Рейчел Карсон, «они похожи на узенькие палочки для мороженого, короче пальца». Хрупкие, внешне беззащитные, у некоторых народов они считаются деликатесом – например, у басков.
Когда стеклянные угри достигают европейского побережья, большинство из них поднимается вверх по водоемам и практически сразу адаптируется к жизни в пресной воде. Здесь они проходят еще одну метаморфозу: превращаются в желтого угря. Тело вырастает, становится мускулистым, похожим на змеиное. Глаза маленькие, с отчетливой темной областью посредине. Челюсти становятся широкими и мощными. Жаберные отверстия мелкие и почти полностью скрытые. Узкие, мягкие плавники тянутся вдоль всей спины и брюха. Кожа пигментируется, окрашивается в разные оттенки коричневого, желтого и серого, покрывается чешуей – такой мелкой и мягкой, что ее невозможно ни увидеть, ни почувствовать на ощупь. Своего рода невидимый панцирь. Если стеклянный угорь был мягким и хрупким, то желтый угорь сильный и крепкий. Это третья стадия в его развитии.
Желтый угорь поднимается вверх по малым и большим рекам и ручейкам, может пробираться по самым мелким и заросшим водоемам, преодолевать бурные течения. Он проплывает по мутным озерам и спокойным речушкам, по бурным потокам и теплым заросшим прудам. Никакие внешние препятствия не могут его остановить, а когда прочие варианты исчерпаны, он может перемещаться и по земле, часами ползя по подлеску и влажной траве к новой воде. Таким образом, угорь – это рыба, превосходящая рыбьи возможности. Вероятно, сам он себя рыбой не считает.
Он может перемещаться на сотни миль, неустанно двигаться вперед вопреки обстоятельствам, пока не настанет момент, когда он решит: здесь его дом. От этого дома ничего особенного не требуется: угорь приспосабливается к новой среде, изучает ее и учится в ней выживать. Речка или озеро с илистым дном, с камнями и впадинами, в которых можно спрятаться, достаточное количество пропитания, – и, найдя себе дом, угорь живет там год за годом, передвигаясь в радиусе пары сотен метров. Если внешние силы перемещают его в другое место, он стремится как можно скорее вернуться домой. Угри, которых отлавливали с экспериментальными целями, снабжали передатчиками и выпускали в нескольких километрах от места поимки, в течение пары недель возвращались туда, где их поймали. Как они ориентируются – никто толком не знает.
Желтый угорь всю свою активную жизнь проводит в гордом одиночестве, а его занятия зависят от времени года. Когда становится холодно, он может долгое время лежать в иле на дне в состоянии полной пассивности – иногда вместе с другими угрями, сплетя тела, как небрежно смотанный клубок.
Охотиться угорь предпочитает по ночам. В сумерках он выбирается из придонных отложений и начинает искать себе пищу, поедая все, что попадется ему на пути: червей, личинок, лягушек, улиток, насекомых, раков, рыбу, а при случае и мелких мышей и птенцов. Кроме того, он питается падалью.
Так, в сменяющихся периодах активности и пассивности, проходит бо́льшая часть жизни желтого угря. Без особой цели, помимо повседневных поисков пищи и укрытия. Словно жизнь – всего лишь ожидание, словно ее смысл таится где-то в промежуточном пространстве или в абстрактном будущем, которое нельзя приблизить иначе как терпением.
А жизнь у него долгая. Угорь, избежавший болезней и несчастий, может прожить на одном месте до пятидесяти лет. Известны шведские угри, которые в неволе доживали до восьмидесяти. Существуют мифы и легенды об угрях, проживших более века. Когда у угря отнимают главную цель его существования – размножение, он, кажется, способен прожить сколько угодно. Словно он готов ждать вечно.
Но в какой-то момент своей жизни, обычно в возрасте от пятнадцати до тридцати лет, угорь, живущий на воле, решает, что настала пора размножаться. Откуда берется это решение, мы также не знаем, но, когда оно принято, ожидание резко заканчивается – и жизнь угря приобретает совершенно иной характер. Он начинает двигаться в сторону моря, проходя по пути свою последнюю метаморфозу. Расплывчатая, неопределенная желто-коричневая окраска исчезает, спина становится черной, а бока – серебристыми, с четкими линиями, словно весь его внешний вид теперь отмечен целеустремленностью. Желтый угорь становится серебристым угрем. Это четвертая стадия развития.
Когда наступает осень, окутывая все защитным мраком, серебристый угорь начинает путешествие в Атлантический океан и далее в Саргассово море. И как по осознанной воле, все его тело приспосабливается к требованиям этого путешествия. Только теперь у угря формируются органы размножения, плавники становятся длиннее и сильнее, чтобы он мог плыть быстрее, глаза увеличиваются и окрашиваются в синий цвет, чтобы лучше видеть в морской глубине, пищеварительная система перестает функционировать, желудок атрофируется, а вся необходимая энергия берется из жировых запасов; тело наполняется икрой или молоками. В этот момент ничто уже не должно отвлекать угря от единственной цели.
Он проплывает до пятидесяти километров в день, иногда на глубине тысячи метров под водой, и об этом путешествии человеку по-прежнему мало что известно. Возможно, оно занимает полгода – или же угорь останавливается в пути на зимовку. Мы знаем, что в неволе серебристый угорь может жить четыре года, не питаясь.
Это долгий аскетический путь, по которому угря ведет не поддающаяся объяснениям экзистенциальная целеустремленность. Однако, добравшись до Саргассова моря, угорь еще раз находит свой дом. Под ковром из водорослей и морской травы оплодотворяются икринки. На этом угорь выполнил свое предназначение, его история завершена, и он умирает.
У реки
Ловить угря меня научил папа. Мы рыбачили в реке, протекавшей мимо полей, где когда-то прошло его детство. Приезжали на машине в темных августовских сумерках, сворачивали налево от трассы, пересекавшей реку, на маленькую дорожку, обычно представлявшую собой две колеи от колес трактора, спускались вниз с крутого холма и какое-то время ехали вдоль реки. Слева располагались поля зерновых, – спелые колосья пшеницы с царапанием стукались о машину, – а справа – высокая, тихо шуршащая трава. За травой скрывалась вода – спокойная речка шириной метров в шесть, извивавшаяся среди зелени, как серебристая цепочка, в последних отсветах солнца.
Мы медленно проезжали по дороге до самого конца, мимо порога, где вода тревожно пенилась вокруг камней и неслась под склонившейся к течению ивой. Мне было тогда семь лет, и я уже проезжал этим путем много-много раз. Когда колея кончалась и перед нами вставала стена непроходимой растительности, папа глушил мотор; становилось темно и тихо, до нас доносился только шум воды. Мы были одеты в резиновые сапоги и непромокаемые брюки: у меня просто желтые, а у него – сигнального оранжевого цвета. Достав из багажника два черных ведра со снастями, карманный фонарик и баночку червей, мы спускались к реке.
У реки трава был мокрая, жесткая и скрывала меня целиком. Папа шел впереди, протаптывая тропинку; стебли смыкались, как арка, у меня над головой, когда я пробирался следом. Над рекой скользили летучие мыши – беззвучные черные черточки на фоне неба.
Пройдя метров сорок, папа останавливался и оглядывался.
– Вот подходящее местечко, – говорил он.
Здесь к воде вел крутой глинистый склон. Один неосторожный шаг – и можно было поскользнуться, съехать вниз и упасть прямо в воду. Уже начинало темнеть.
Придерживаясь одной рукой за траву, папа осторожно продвигался вниз, потом оборачивался и протягивал мне ладонь. Опираясь на нее, я следовал за ним такими же заученными осторожными шагами. У воды мы вытаптывали в траве небольшую площадку и ставили на нее ведра.
Я повторял за папой: когда он некоторое время стоял молча, разглядывая воду, глядел туда же, куда смотрел он, и воображал, что вижу то же самое, что и он. Само собой, не было никакой возможности определить, подходящее место мы выбрали или нет. Вода была темная, тут и там торчали несколько пучков угрожающе покачивающегося тростника, но все, что находилось под поверхностью воды, было скрыто от наших глаз. Знать мы ничего не могли, но предпочитали надеяться, как часто и приходится делать. Рыбная ловля зачастую вся построена на этом.
– Да, вот тут подходящее местечко, – повторял папа и оборачивался ко мне, а я доставал из ведра перемёт и протягивал ему. Воткнув деревяшку в землю, он быстро разматывал леску, брал в руки крючок и бережно доставал толстого червя. Закусив губу, он рассматривал червя в свете карманного фонарика, а наживив, держал крючок у лица, делая вид, что сплевывает, и говорил: «Тьфу-тьфу», всегда два раза, и потом широким движением забрасывал леску в воду. Затем наклонялся, слегка дергал за леску, проверяя, чтобы она была натянута и ее не утащило слишком далеко течением. Потягивался, произносил: «Ну вот», и мы снова поднимались по склону.
То, что мы называли перемётом, на самом деле было чем-то другим. Под перемётом обычно имеется в виду длинная бечевка со множеством крючков и грузилами между ними. Наши снасти были куда примитивнее. Папа изготавливал их, заострив топором с одной стороны кусок доски. Затем отрезал большой кусок нейлоновой нити, длиной в четыре-пять метров, и привязывал его к другому концу деревяшки. Грузила он делал сам: наливал расплавленный свинец в стальную трубочку, давал ему застыть, затем распиливал на кусочки длиной в пару сантиметров и делал в них дырочки. Грузило крепилось на леске в нескольких дециметрах от начала, а на конце – весьма простой крючок. Деревяшка забивалась в землю у воды, крючок с червяком лежал на дне.
Обычно мы приносили с собой десять-двенадцать таких приспособлений, наживляли червяков и устанавливали снасти на расстоянии десяти метров одна от другой. Снова вверх и вниз по крутому склону, все та же обстоятельная процедура, такие же отрепетированные движения, те же жесты и то же «тьфу-тьфу».
Когда последняя леска бывала заброшена, мы возвращались тем же путем, вверх и вниз по склону, и проверяли все перемёты еще раз. Аккуратно брались за леску, желая убедиться, что еще не клюнуло, а потом стояли молча, прислушиваясь, в надежде, что инстинкт подскажет нам: это хорошее место, здесь обязательно клюнет, надо только набраться терпения. А когда последний перемёт был проверен, вокруг царила почти полная тьма, и беззвучные летучие мыши виднелись лишь тогда, когда стремительно проносились в полосе лунного света. Мы, взобравшись по склону, возвращались к машине и ехали домой.
Не припомню, чтобы у речки мы говорили о чем-то другом, кроме угрей и того, как их лучше ловить. Честно говоря, я вообще не помню, чтобы мы разговаривали.
Возможно, я не помню потому, что мы и не разговаривали. Мы находились там, где потребность в разговоре была ограничена, в таком месте, суть которого лучше раскрывалась в тишине. Отражения лунного света, шуршание травы, тени деревьев, монотонный звук течения реки и надо всем этим – летучие мыши, как парящие в воздухе астериски. Тут и нам приходилось соответствовать обстановке.
А может быть, я просто неправильно все помню. Ибо память обманчива: что-то процеживает, что-то отбрасывает. Когда мы пытаемся восстановить в памяти сцену из прошлого, вовсе не факт, что мы помним самое важное, самое релевантное, – скорее всего, мы помним то, что, с нашей точки зрения, вписывается в общую картину. Память рисует сцену, где различные детали должны дополнять друг друга. Память не допускает ярких контрастов. Поэтому предположим, что мы молчали. Да я и не знаю, о чем бы мы могли разговаривать.
Мы жили всего в двух-трех километрах от реки, и когда поздним вечером возвращались домой, то еще на крыльце снимали резиновые сапоги и непромокаемые штаны, и я тут же ложился спать. Засыпал я мгновенно, а около пяти папа будил меня. Объяснять ничего было не нужно. Я подскакивал с кровати, натягивал одежду, и уже несколько минут спустя мы снова сидели в машине.
У реки как раз вставало солнце. Рассвет окрашивал нижний край неба в глубокий оранжевый цвет, а вода, казалось, текла теперь с другим звуком, ясным и более чистым, словно только что проснувшись от мягкого сна. Нас окружали совсем другие звуки. Где-то пел черный дрозд; кряква с шумным плеском приземлялась на воду; беззвучно пролетала над рекой цапля, зорко вглядываясь, держа клюв наготове, словно поднятый кинжал.
Пройдя по мокрой траве, мы снова боком спускались по склону к первому перемёту. Папа поджидал меня, и мы стояли молча, глядя на леску – натянута ли она, пытались уловить под водой движения и признаки жизни. Папа наклонялся и клал руку на леску. Потом выпрямлялся и качал головой. Вытягивал крючок и показывал мне. Червяк был съеден без остатка – вероятно, его обглодала нахальная плотва.
Мы шли ко второй удочке – там тоже было пусто. И с третьей то же самое. У четвертой мы могли наблюдать, что леска тянется в сторону и уходит в тростник, а когда папа потянул за нее, она не поддалась. Он что-то пробурчал себе под нос. Взял леску обеими руками и потянул чуть сильнее, однако она не сдвинулась ни на сантиметр. Возможно, течение отнесло крючок с грузилом в заросли тростника. Но это мог быть и угорь, заглотивший крючок и запутавшийся вместе с леской в тростнике, угорь, который теперь лежал на дне, дожидаясь своей участи. Если держать натянутую леску в руке, порой можно было различить мелкие движения, словно некто, находившийся на другом конце, собирался с силами.
Папа тянул, закусив губу, то и дело бессильно ругаясь. Он знал, что из этой ситуации есть только два выхода, и в каждом будут свои потери. Либо он отцепит угря и вытащит его, либо порвет леску, оставив угря лежать на дне, запутанного в тростнике, с крючком и тяжелым грузилом, как в оковах.
На этот раз, похоже, спасения не было. Сделав несколько шагов в сторону, папа попытался найти другой угол, сильнее потащил на себя леску, которая натянулась, как струна на скрипке. Ничто не помогало.
– Нет, ничего не выйдет, – пробормотал он в конце концов и дернул за леску со всей силы, так что та порвалась.
– Будем надеяться, что он выживет, – сказал папа, и мы пошли дальше вверх и вниз по склону.
У пятого перемёта папа наклонился и пощупал леску пальцами. Потом выпрямился и сделал шаг в сторону.
– Ну что, вытащишь его? – спросил он.
Я взял леску в руки, мягко потянул и тут же почувствовал, как кто-то держит с другого конца. Эту силу папа ощутил пальцами. Я успел подумать, что чувство мне знакомо, и потянул чуть сильнее – рыба начала двигаться.
– Там угорь, – произнес я вслух.
Угорь не пытается вырваться рывком, как, например, щука, а уходит, извиваясь, в сторону, что создает своеобразное пульсирующее сопротивление. Для своих размеров он на удивление силен и прекрасно плавает, несмотря на крошечные плавники.
Я тянул как можно медленнее, не поддаваясь сопротивлению, словно желая продлить удовольствие. Однако леска была короткая и поблизости не рос тростник, где угорь мог бы укрыться, так что вскоре я поднял его над поверхностью воды и увидел, как блестящее желто-коричневое тело извивается в рассветных лучах. Я попытался схватить его за голову, но его практически невозможно было удержать в руках. Угорь, как змея, обвился вокруг моей руки от запястья до локтя, и я почувствовал его силу – скорее статичную, чем в движении. Если я его сейчас уроню, он немедленно кинется прочь по траве и нырнет обратно в воду, прежде чем я успею его схватить.
Наконец нам удалось отцепить крючок, и папа наполнил ведро водой из реки. Я опустил туда угря, который тут же принялся плавать кругами, а папа положил руку мне на плечо и похвалил мой улов. Мы пошли дальше к следующему перемёту, легкими шагами вверх и вниз по склону. И мне доверили нести ведро.
- Реальный репортер. Чему не учат на журфаке
- Выбор. О свободе и внутренней силе человека
- Мода и гении
- Кельтские мифы
- Сага об угре
- Гардероб в стиле Zero Waste
- Роман с Грецией
- Греческие и римские мифы. От Трои и Гомера до Пандоры и «Аватара»
- Волна. О немыслимой потере и исцеляющей силе памяти
- В погоне за жизнью. История врача, опередившего смерть и спасшего себя и других от неизлечимой болезни
- Мастер шейков и «Маргариты». Коктейли для запойных читателей
- Сердце из стекла. Откровения солистки Blondie
- Следующая пандемия. Инсайдерский рассказ о борьбе с самой страшной угрозой человечеству
- Древняя магия. От драконов и оборотней до зелий и защиты от темных сил
- Знай мое имя. Правдивая история
- Пять жизней. Нерассказанные истории женщин, убитых Джеком-потрошителем
- Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц
- Египетские мифы. От пирамид и фараонов до Анубиса и «Книги мертвых»
- Культовые художники и их стиль. Как гении искусства и моды вдохновляли друг друга
- Дар. 12 ключей к внутреннему освобождению и обретению себя
- Из кожи вон. Правдивая история о том, что делает нас людьми
- Красивый мальчик
- Земля кочевников
- Обретение внутренней матери. Как проработать материнскую травму и обрести личную силу
- Кроме шуток. Как полюбить себя, продать дуршлаг дорого, прокачать мозг с помощью телешоу и другие истории от Эллен Дедженерес
- Вокруг света за 80 деревьев
- Властелины кино. Инсайдерский рассказ о том, как снимаются великие фильмы
- Индийские мифы. От Кришны и Шивы до Вед и Махабхараты
- Счастливый хвостик. Наука о том, как сделать вашу собаку счастливой
- В мире с животными. Новое понимание животных: как мы можем изменить нашу повседневную жизнь, чтобы помочь им
- Быть Мужчиной. Современная мужественность без насилия, доминирования и страха
- Интимное средневековье. Истории о страсти и целомудрии, поясах верности и приворотных снадобьях
- Съест ли меня моя кошка? И другие животрепещущие вопросы о смерти
- Атлас Нового года и Рождества. Самые веселые, вкусные и причудливые праздничные традиции со всего мира
- D. V.
- Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века
- Сказки подлунного мира. Легенды и предания, которые помогут лучше понять мир и себя
- Искусство маленьких шагов. Заботливое руководство по обретению радости для тех, кто устал
- Главное в истории литературы. Ключевые произведения, темы, приемы, жанры
- Духовный интеллект. Как SQ помогает обойти внутренние блоки на пути к подлинному счастью
- Идеальное преступление. 92 загадочных дела для гениального злодея и супердетектива
- То самое Таро. Полное руководство по значениям, раскладам и интуитивному чтению карт
- Таро: 78 ступеней мудрости на пути к самопознанию
- Убийство в кукольном доме. Как расследование необъяснимых смертей стало наукой криминалистикой
- Психология убеждения. 60 доказанных способов быть убедительным
- Главное в истории науки. Ключевые открытия, эксперименты, теории, методы
- Эмоции: великолепная история человечества
- Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки
- Египетская «Книга мертвых»
- Страшный, таинственный, разный Новый год. От Чукотки до Карелии
- Кельты. Мифология, сформировавшая наше сознание
- Главное в истории Вселенной. Открытия, теории и хронология от Большого взрыва до смерти Солнца
- Книга драконов. Гигантские змеи, стражи сокровищ и огнедышащие ящеры в легендах со всего света
- Великолепный век османского искусства. Дворцы, мечети, гаремы и ночной Босфор
- Яды. Великолепная история человечества
- Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки
- О дивный тленный мир. Когда смерть – дело жизни
- Греческая мифология, сформировавшая наше сознание
- Старшая Эдда
- Главное в истории медицины
- Вайолет, склонившаяся над травою
- Подсознание. Великолепная история человечества
- Вокруг света за 80 растений
- «Плохие девочки»: Дракула в юбке, ведьма из Блэр, монахиня из Монцы и книжные злодейки
- Государь
- Слово о полку Игореве
- Главное в истории мифологии. Ключевые сюжеты, темы, образы, символы
- Молодой Александр
- Волшебная книга Нового года и Рождества. Традиции, сказки и рецепты со всего света
- Русский героический эпос
- Друг отвел меня к психиатру. Как я был сыном богов, капитаном космической миссии и вел хронику своего безумия
- Русские народные сказки с женскими архетипами. Баба-яга, Марья Моревна, Василиса Премудрая и другие героини
- Большая книга корейских монстров. От девятихвостой лисицы Кумихо до феникса Понхван
- 4 сезона волшебства. Тайные послания и рецепты, нашептанные лесом
- Продавец туманов. Истории в стихах для городских мечтателей
- Психология Таро. Самопознание через архетипы и бессознательное
- Страшные сказки братьев Гримм: настоящие и неадаптированные
- Главное в истории искусства Кореи. Ключевые произведения, темы, имена, техники
- Японские легенды. Оборотень Кицунэ, ведьма Такияша, слово самурая, заклинания, месть и любовь
- Боги и демоны Древней Индии. Мифы из края Брахмы, Вишну и Шивы
- Коты-ёкаи, лисы-кицунэ и демоны в человеческом обличье. Иллюстрированный бестиарий японского фольклора
- Нечистая, неведомая и крестная сила
- Возвращение героя. Архетипические сюжеты, древние ритуалы и новые символы в популярной культуре
- Главное в истории исламского искусства. Ключевые произведения, эпохи, династии, техники
- Мы купили книжный магазин. Как исполнить мечту книголюба и (почти) не сойти с ума от счастья и читателей
- Волшебные и страшные мифы леса. От феникса до Иггдрасиля