Случай в Семипалатинске

Автор благодарит Булата Мукушева за помощь в написании этой книги.

Глава 1. Убийство полицмейстера

10 июля 1907 года полицмейстер Семипалатинска капитан Присыпин весь день был чрезвычайно занят. Сначала его долго держал вице-губернатор, потом привязался городской голова, потом пошли заседания в областном правлении. Вернувшись к себе, капитан начал прием, не успев даже попить чаю. Явилось полтора десятка просителей, как водится, со всякой ерундой. Иван Лаврентьевич всех рассудил и выпроводил, и уже уселся, наконец, чаевничать. Но тут ввалился пристав Второй части Чикрызов с жалобой на пристава Первой части Клещеева. Завязался длинный нудный разговор, с претензиями, намеками и недомолвками. Начальник выслушал и обещал принять меры, не уточнив, какие именно. Между двумя приставами еще с прошлого Рождества тянулась свара из-за наградных. Чикрызов считал, что его обошли, и обвинял Клещеева в клевете.

Выпроводив раздраженного подчиненного, полицмейстер куда-то отлучился более чем на два часа. Потом, когда начали дознание, так и не сумели установить, куда именно ходил Присыпин. Факт тот, что он появился в управлении и велел дежурному городовому почистить его наган. Сказал: протри как следует, а то заржавел… Наган этот потом не нашли.

После обеда Иван Лаврентьевич разбирал почту, подписал несколько отношений, наведался в канцелярию. Пил чай на квартире, с супругой и дочками, часок полежал на диване. И опять ушел на службу. Жене сказал, что будет поздно, пусть его не ждет. Дошел до Клещеева, потолковал с ним о том, как успокоить Чикрызова. Решили, что надо дать ему к именинам усиленные наградные из сэкономленных средств. Затем полицмейстер вернулся к себе и сидел в кабинете до сумерек. А когда начало темнеть, надел шинель и вышел. Дежурному пояснил, что идет на встречу с осведомителем в Заречную слободу. Больше полицмейстера живым никто не видел.

Осталось неизвестным и как он добрался на тот берег. Днем через Иртыш переправляли на пароме-самолете, который ходил по мере надобности. Однако в ту ночь казаки, что держали паром, Присыпина не перевозили. Видимо, он нашел лодку. Заречная слобода считалась самым беспокойным местом в Семипалатинске. Обитали там преимущественно инородцы, хотя в последнее время начали селиться и русские. Отделенная от областной столицы широкой и стремительной рекой, слобода жила своей жизнью. Левый берег – это степь. Оттуда приходило главное богатство киргиз-кайсаков^[1] – скот. Поэтому бойни, кишечные и салотопенные заводы, кожевенные и овчинные мастерские расположены были по большей части здесь. А власть, храмы, магазины, доктора и городовые – на правом, «чистом» берегу. Правда, в слободе стояла Никольская часовня, было на что перекреститься православному человеку. Только таких там жило немного, все больше мусульмане…

Полицмейстера хватились утром следующего дня. Первой тревогу подняла жена: супруг так и не пришел домой, что было на него не похоже. Сначала Ивана Лаврентьевича искали как бы нехотя – вдруг где застрял и скоро сам объявится? Дежурный вспомнил про слободу. Послали человека на другой берег, тот обошел ее вдоль и поперек, все больше тревожась. А к полудню, когда стало ясно, что дело нечисто, капитана отыскали. Забросанное ветками ивы тело полицмейстера лежало за постоялым двором Кудайбергенева. На нем насчитали шесть ножевых ран.

Убийство чиновника такого ранга – чрезвычайное происшествие в степи. Хищничают барантачи^[2], по неистребимой здешней привычке. Воры в Семипалатинске есть, как и в любом городе, но людей они не режут, все больше тащат, что попадет под руку. Бандиты? Тоже есть, но с полицией они не связываются. Киргизы? А им для чего убивать полицмейстера?

Вернувшийся из Омска^[3] губернатор Галкин приказал сыскать злодеев в кратчайшие сроки. Семипалатинская полиция впервые столкнулась с таким тяжким преступлением и сначала растерялась. И тут отличился помощник полицмейстера сотник Забабахин. Сделавшись вдруг временно первым лицом, он развил бурную деятельность. Видать, хотел показать себя перед генералом и занять освободившуюся должность. Так или иначе, но убийцу Кузьма Павлович нашел за два дня. Проявил смекалку, какой никто от него не ожидал, и нашел.

Подсказкой сотнику послужили ивовые ветки, которыми забросали тело его начальника. Редко какой город столь же беден зеленью, как Семипалатинск. Не зря местные именуют его «чертова песочница». Песок тут повсюду, что на правом берегу, что на левом. Единственный городской сад скорее чахлый скверик, в котором страдает дюжина акаций. Настоящая зелень есть только на островах. Так семипалатинцы называют подлинные острова, до которых надо добираться по воде. А еще тем же словом именуют небольшие рощицы, что рассыпаны кое-где в пойме вдоль берегов Иртыша. Лишь там и можно было срезать иву, рассудил сотник. Он велел прочесать эти рощицы. И на Лодочном острове полицейские нашли свежую порубку.

Острова в основном поросли серебристым тополем, акацией и ивой. Другие деревья здесь и не выживали. Лодочный остров находился на западной окраине города, там, где протока Семипалатинка соединялась с Иртышом. Позади керосинного склада Мусина кто-то срезал десяток прутьев и унес с собой. Человек был тут вечером, передыхал или прятался поблизости, в каменоломне, а еще выкурил две самокрутки. Забабахин повел себя как заправский сыщик. Он обнюхал окурки, размотал остатки газеты, из которой они были свернуты, и установил: табак обычный, линейский^[4], а газета любопытная! «Туркестанские ведомости», свежие, за июль месяц. В городе таких раз-два и обчелся.

Сотник взял след и не сошел с него до самого конца. Быстро выяснив всех подписчиков, он расспросил каждого. Семипалатинская область не относилась к Туркестанскому генерал-губернаторству, поэтому чужие ведомости здесь читали немногие. А конкретно трое. Помощник командира резервного батальона подполковник Гештофт предъявил свой экземпляр целым и невредимым. Чиновник канцелярии областного правления коллежский асессор Бахвалов-Адуевский – тоже. А вот личный почетный гражданин Демокритов не смог.

Демокритов служил агентом Ярославско-Костромского земельного банка по приему в заклад недвижимых имуществ. В Семипалатинске четыре банка: Государственный, Сибирский торговый, Русско-Китайский и Волжско-Камский коммерческий. Все они представлены отделениями. А город необычный, торговля в нем развита как нигде. Вот ярославские костромичи и прислали своего агента. Аккуратный, ответственный, тот быстро вошел в здешнюю торгово-промышленную среду. И все было хорошо, пока неделю назад его не ограбили. К Демокритову в дом залезли неизвестные, дали по голове, забрали все ценное и ушли. В числе прочего прихватили и газетку «Туркестанские ведомости» за 8 июля: завернули в нее серебряные ложки. Верховодил бандитами хорошо известный полиции человек по кличке Вася Окаянный. Так ловкий сотник установил предполагаемого убийцу.

Вася Окаянный по паспорту звался Василием Корытовым. Из казаков Сибирского войска, уроженец станицы Песчанской. Призвался, отслужил шесть месяцев и вдруг ударился в бега. Сначала был рядовым шильником, потом вдруг пошел в гору: сделался мазом шайки таких же, как он, дезертиров. У Василия открылись организаторские способности, и он нашел область приложения сил – стал промышлять на путях опиумных караванов.

Семипалатинск удобен не только для торговли кожами или зерном. Через него также везут в Россию опиум и гашиш. На западе полно мака вокруг Иссык-Куля, на востоке не отстает Китай. Дикой конопли тоже хватает. С начала века по стране быстро распространилась новая зараза. И стар и млад начали вдруг ходить в курильни. Завел моду Благовещенск, переняв у соседней Поднебесной. Тут же подтянулись Хабаровск и Владивосток. Очень скоро гнусные заведения захватили всю Сибирь, затем покорили столицы, портовые города, а следом чуть ли не уездные. Спрос рождает предложение. Караваны с маковой соломкой и нашой^[5] с двух сторон двинулись в Семипалатинск. Там отыскались шустрые люди, которые сплавляли товар до Омска или Тобольска, хорошо на нем наживаясь. Как водится, это заметили уголовные и взяли промысел под свою руку. В городе ими заправлял Яков Жоркин, единственный на всю степь «иван». Беглый каторжник и тертый головорез держал штаб-квартиру в окрестностях Семипалатинска, где-то в Бельагачской степи. Где именно, полиция прознать не смогла. Жоркин успешно конкурировал с таким же заводилой из туземцев Тохтоевым по прозвищу Алтын-бек – Золотой Князь. Тохтоев грабил своих соплеменников, иногда цепляя и русских. Жоркин, найдя золотую опиумную жилу, бросил грабежи и сосредоточился на наркотиках. Два атамана поделили лужайку и жили без конфликтов, как вдруг появился Вася Окаянный. Он с ходу прибрал к рукам Майлигоринский тракт, западный, что ведет в Туркестан. И стал обирать иссык-кульских поставщиков опиума. Жоркин объединился с Алтын-беком и напал на логово соперника в поселке Стеклянском, в двенадцати верстах от Семипалатинска. Но бандиты получили отпор: одного батыра «окаянные» убили и двоих ранили. Дезертиры сбежали из армии с винтовками и просто расстреляли врагов издали; у тех имелись лишь револьверы. После этого вроде бы установилось затишье, но было ясно, что война продолжится, стороны копят силы. До полиции доходили отрывочные сведения, агентуру к бандитам внедрить не удалось. Капитан Присыпин намеревался прикрыть все шайки сразу. Готовил какую-то операцию, советовался с казаками, даже ездил на китайскую границу, в Зайсан. Там стоял Первый Западно-Сибирский стрелковый батальон, главная военная сила в области, и полицмейстер хотел привлечь стрелков к операции. Но не успел.

После открытий Забабахина начальству все стало ясно. Окаянный распоясался. Он узнал, что полицмейстер готовит облаву, и решил его опередить. Заманил в ловушку и убил, только вот неосторожно выкурил цигарку, свернутую из украденной газеты.

Губернатор, генерал-майор Галкин, был в ярости. Он уважал зарезанного капитана и теперь хотел мести. Сотник получил приказ достать Васю хоть из-под земли. Козырнул и ушел думать. У Окаянного была целая банда под рукой, все с ружьями. Как бы они сами нас не прикончили, хором заявили сотнику полицейские. Вам карьеру делать, а нам погибать? Лезть под пули дураков не было. Служба в тихом городе разбаловала людей, они забыли уже, как взводить курок револьвера. Но Кузьма Павлович велел не дрейфить. Сам он до этого успел повоевать с японцами и даже имел аннинский темляк на шашке. Смелый человек, обстрелянный. А теперь вдруг вышел на перспективную линию – мог скакнуть в начальники. Было понятно, что казак своего не упустит. Приличное жалование, казенная квартира и другие выгоды – кто от такого откажется? И Забабахин решился. Взял с собой пятерых городовых, всех с боевым опытом, и устроил засаду. Откуда-то он узнал (будто бы от агентуры), что Вася ходит по ночам в сартовскую столовую в Харчевном ряду. Сартов^[6] в городе было мало, но они славились торговой хваткой: держали лучшие постоялые дворы с буфетами, едальни-ашханы и лавки туземного товара. В заведении Улубекова собирались блатер-каины^[7], нечистоплотные купцы, барантачи, воры и играли там в железку. Притон, одним словом.

Сотник послал своих людей в столовую, а сам притаился у задней двери. Увидев наряд городовых, атаман бросился бежать. Вылетел на двор, где Кузьма Павлович тут же его и пристрелил. Все заняло несколько секунд: бах-бах и готово.

Городовые перенесли тело бандита в харчевню и обыскали. В кармане нашли серебряный портсигар. Приметный такой, с двумя летящими утками, а в них целится охотник. Глазки уток сделаны из бирюзы, работа хорошая, тонкая. Это был подарок покойному Присыпину от городской управы на пятнадцатилетие службы в офицерских чинах. Все молча пустили портсигар по рукам. Утром сам губернатор передал его вдове. Дело было закрыто, отличившиеся получили награды.

Глава 2. По просьбе сына

Директор Департамента полиции Трусевич третий раз за день вызвал к себе Лыкова. Тот удивился – вроде бы на барственного шефа это было не похоже. Первые два разговора касались неоконченных дел, тянувшихся с командировки Алексея Николаевича в Ростов. Что там еще случилось?

Коллежский советник явился к директору и обнаружил у того в кабинете барона Таубе. Барон надел старшие ордена и даже привесил саблю с георгиевским темляком. На друга он смотрел не особо приветливо, всем видом показывая, что находится тут по делу.

– Вы ведь знакомы с его превосходительством? – кивнул на визитера Трусевич.

– С ихним превосходительством? Да, лет примерно двадцать семь, – не без иронии ответил Лыков.

– Тем лучше. Можно обойтись без лишних слов. Слушайте распоряжение. По просьбе военного министра Столыпин командирует вас в Семипалатинск. Ступайте с генерал-майором Таубе к Редигеру^[8], там узнаете подробности.

– Слушаюсь.

Чиновник особых поручений не стал задавать вопросов и вышел из кабинета. За ним последовал и генерал.

– Что еще за фокусы? – недовольно спросил Лыков. – Не мог зайти и предупредить?

– Не сердись, – примирительно ответил барон. – Действовать надо быстро, поэтому я пошел по верхам. Тебе-то всегда успею растолковать. В дороге будет время подумать.

– Ты со мной едешь? – обрадовался сыщик.

Но Виктор Рейнгольдович открестился:

– Увы, меня не отпускают. Военному министерству понадобился сыщик, а не однорукий генерал.

Они вышли на подъезд. Там стоял новенький «рено», сверкая хромированными деталями.

– Богато живут военные, – констатировал Алексей Николаевич, располагаясь на заднем сиденье.

– Авто Редигера. Но к нему мы не поедем, это Трусевич пусть думает, что я повез тебя к министру. Александр Федорович уже дал необходимые распоряжения и бумаги, какие нужно, подписал. Дальше без него разберемся.

– Мы с тобой?

– Для начала да, – кивнул генерал-майор. – Но еще понадобятся разведчики. К самому главному из них мы с тобой и направляемся. Это подполковник Снесарев – слышал о нем?

– А то как же, – обрадовался Лыков. – Мне Николка в письмах одни дифирамбы ему поет. И умный, и порядочный, и четырнадцать языков знает, и даже песни исполняет не хуже, чем в императорской опере.

– Все верно, Снесарев такой и есть.

Таубе помолчал немного и продолжил:

– Вот ты сейчас упомянул своего сына, подпоручика Лыкова-Нефедьева. Николай числится в Первом Туркестанском стрелковом батальоне. А чем он на самом деле занимается, знаешь?

– У меня оба отпрыска пошли по твоим стопам. Из-за баек дяди Вити… Сбил ты их с панталыку россказнями про военную разведку, вот они и учудили. Павлука, слава Богу, здесь, сидит в Генеральном штабе, в секретном Пятом делопроизводстве, занимается Германией. Подробностей я не знаю, он не рассказывает. Думаю, ты осведомлен лучше меня. А Николка, туркестанский житель, пребывает в знойном городе Джаркенте, в Семиреченской области, в тридцати верстах от китайской границы. Занимается той же разведкой. О службе его я знаю еще меньше, ибо в письмах о таком не пишут, а видеть я его не видел уже три года. Соскучился, сказать по правде.

– Скоро увидишь, – ошарашил папашу его товарищ. – И вообще, в Семипалатинск ты едешь по его предложению.

– Как так? Ну-ка давай рассказывай! – коллежский советник развернулся к генералу и даже схватил его за пустой рукав.

– Не успею, мы уже приехали. Айда к Снесареву, там все и узнаешь.

Они вылезли из авто на Дворцовой площади и вошли в здание Генерального штаба. Барон побежал по лестнице на второй этаж. Его товарищ, заинтригованный донельзя, едва поспевал за ним.

Скоро он знакомился с подтянутым моложавым подполковником, загорелым, седоусым, с прищуренными глазами. На кителе офицера были два знака: университетский и академический.

– Здравствуйте, Алексей Николаевич. Позвольте так вас называть, не сочтите за фамильярность: много слышал о вас от Николая Алексеевича Лыкова-Нефедьева. Я старший делопроизводитель части третьего обер-квартирмейстера ГУГШ^[9]. Проще говоря, мне подчиняются секретные делопроизводства Туркестанского фронта, Турецко-Персидского и Дальневосточного. То есть я руковожу всей нашей военной разведкой в Азии. Звать меня…

– Андрей Евгеньевич, – подхватил сыщик. – Знаю, поскольку тоже слышал от упомянутого вами господина насчет вас.

Все трое усмехнулись и, словно по команде, тут же посерьезнели. Снесарев усадил гостей в кабинете, плотно прикрыл дверь и начал:

– Упомянутый мною господин – очень способный офицер, вы вправе гордиться своим сыном. Как, впрочем, и вторым, Павлом Алексеевичем. Просто второй отстоит дальше от меня, ибо занимается европейскими нашими противниками. А Николай Алексеевич – мой ученик и отчасти сменщик. Англичане называют наше с ними многолетнее противостояние «Большой Игрой». Русские дипломаты именуют «Восточным вопросом». Суть от этого не меняется. С тех пор как Россия подчинила себе Туркестан, британцы напуганы. Им постоянно снится один и тот же кошмарный сон: будто бы русские полки спускаются с круч Гиндукуша в долины Кашмира. И сметают их владычество в Индии, поскольку местное население, конечно, поможет русской армии со всей душой…

– Простите, Андрей Евгеньевич, – перебил подполковника коллежский советник. – Прежде чем мы перейдем к делу, поясните одну вещь. Мой Николай служит три года и все еще подпоручик. Павел всегда был по сравнению с ним прохиндеем, но как-никак близнецы, вместе вышли в строй… Однако Павлука уже поручик и сидит здесь, смотрит в окошко на Зимний дворец. А Николка парится в Джаркенте. Почему так? В чем он провинился? Я спрашивал, но сын молчит.

Снесарев бросил быстрый взгляд на Таубе, прочел что-то на его лице и мягко ответил:

– Скоро у вас будет возможность спросить сына лично.

– Так и не скажете? – пробовал настаивать сыщик.

– Я скажу о другом. Николай Алексеевич имеет большие способности к разведывательной службе, и именно на востоке. А служба наша интересная и опасная, кого попало туда пускать нельзя. Я много лет там провел. Был обер-офицером для поручений штаба Туркестанского военного округа, командовал Сменным Памирским отрядом. Поверьте, вам нечего беспокоиться насчет сына, он занят тем делом, для которого рожден. И служит достойно. Все остальное – несущественные мелочи.

Таубе нетерпеливо цыкнул:

– Андрей Евгеньевич, переходите уже у сути. Времени мало, ему еще надо доехать…

– Слушаюсь, Виктор Рейнгольдович. Суть состоит в следующем.

Снесарев взял со стола исписанные листы бумаги, и Лыков узнал почерк сына.

– Три недели назад в Семипалатинске был убит полицмейстер капитан Присыпин. До Департамента полиции доходят такие происшествия?

– Доходят, – ответил сыщик. – К сожалению, после пятого года их стало много, и на все внимания не хватает. Я помню лишь, что убийца был обнаружен местной полицией и застрелен при аресте. Так, кажется?

– Да, это официальная версия, – подполковник недовольно нахмурился. – Которая устроила областные власти. Так бы все и закончилось, если бы не подпоручик Лыков-Нефедьев. Он заподозрил неладное, а именно, что полиции скормили подставного виновника. А настоящий убийца на свободе.

– Позвольте, – непроизвольно начал горячиться Лыков. – Убийство произошло в Семипалатинске. А Николай служит совсем в другой области и даже в другом генерал-губернаторстве! Его начальство сидит в Верном^[10] и в Ташкенте. Какое ему дело до происшествия? Пусть у Омска голова болит.

– Я ведь уже сказал вам: ваш сын занимается тем делом, для которого рожден. Уж простите мой пафос… Он начальник разведывательного пункта в Джаркенте. И в этом качестве одновременно ведет и разведку на сопредельной территории, и контрразведку на своей. Через Джаркент и Верный проходят не только торговые караваны, но и шпионские коммуникации. Прямиком в столицу. Промежуточным пунктом на их пути является Семипалатинск. Так быстрее всего достичь Петербурга. Николай Алексеевич вычислил это и договорился с полицмейстером Присыпиным о сотрудничестве. Они ловили вражеских агентов вместе, при полном взаимопонимании. Смерть Присыпина стала для вашего сына ударом, он лишился важного помощника. Так вот…

Снесарев опять глянул в донесение и продолжил:

– За несколько недель до своей гибели полицмейстер обнаружил в Семипалатинске резидентуру с активно действующим почтовым ящиком. Курьеры из Кашгара и Яркенда – это города китайской провинции Синьцзян – привозили секретные донесения сюда…

– Китайские шпионы в России? – не поверил Лыков. – Разве такое возможно?

– Шпионы, разумеется, не китайские, – ответил Снесарев. – В будущем они появятся, но пока таковых нет в природе. Шпионы британские. Присыпин выявил резидента, работавшего на Дехра-Дун.

Барон Таубе счел нужным пояснить:

– В Дехра-Дуне находится штаб-квартира Разведывательного департамента Британской Индийской армии, нашего главного противника по «Большой Игре».

Подполковник сделал паузу и продолжил:

– Резидентом оказался местный купец Каржибаев. Он держит контору по операциям с кожами и салом. Торгует со всеми, в том числе с Китаем, Тибетом, Индией, даже с Афганистаном и Персией. Большие обороты и, соответственно, большая переписка. Торговая, как мы раньше думали. Иван Лаврентьевич Присыпин совершил открытие большой важности. Он заподозрил Каржибаева в шпионской деятельности, а потом смог и доказать ее, перехватив несколько секретных донесений. Наши дешифранты прочли их. Речь шла о дислокации войск в Степном и Туркестанском генерал-губернаторствах. Очень точные, кстати сказать, донесения. Каржибаев создал сеть из неподвижных агентов на всей территории Восточного Туркестана. В обоих генерал-губернаторствах, и на границе, и внутри русской территории. Вот так. Целая сеть! А мы ее просмотрели.

Лыков слушал внимательно и ждал, когда же разговор дойдет до его сына. Все это казалось ему каким-то нереальным. Николка, которого он помнил сначала ребенком, потом нескладным подростком, теперь офицер и занят опасными и секретными делами большой важности. Как летит время!

– Ваш сын прислал мне рапорт. Мы с ним при необходимости переписываемся напрямую, минуя штаб округа. Подпоручик изложил важные сведения. За три дня до гибели капитана он посетил Семипалатинск. И Присыпин сообщил ему о своих подозрениях. Каржибаев почувствовал, что раскрыт. Он спешно выехал в Павлодар и там исчез. Его люди на время притаились. Но капитан заагентурил одного из них и узнал, что пришла команда ликвидировать полицмейстера. Причем сделать это так, чтобы подумали на обычное уголовное преступление. Понимаете, к чему клоню?

Алексей Николаевич кивнул:

– Еще бы. Значит, так вы узнали, что убийство Присыпина – это инсценировка?

– Да, из рапорта вашего сына, – подтвердил разведчик. – Но, когда он приехал с этими сведениями в Семипалатинск, дознание уже было завершено. Бандит, объявленный главным виновным, лежал в земле. Полицейские, которых провели за нос, пропивали наградные. И Николай Алексеевич решил, что так оставить дело нельзя, надо найти истинных убийц. Но сначала усыпить их бдительность. Для видимости принять официальную версию, а новое дознание открыть секретно. Поскольку в полиции Семипалатинска нет сыскного отделения, и состав ее слабый… Словом, Николай Алексеевич предложил поручить дознание опытному сыщику из столицы. А именно коллежскому советнику Лыкову.

«Опытный сыщик» понял общую ситуацию, но ждал деталей. Снесарев покосился на него и завершил свой рассказ:

– Дальше все просто. Я вошел с рапортом к генерал-квартирмейстеру ГУГШ Алексееву. И одновременно сообщил о произошедшем Виктору Рейнгольдовичу. Он сейчас преподает в академии и к разведке формально отношения не имеет. Но все действующие офицеры секретной службы его ученики. А все генералы – сослуживцы. Авторитет барона Таубе таков, что сами понимаете… Короче говоря, идея подпоручика Лыкова-Нефедьева была доложена военному министру. Редигер сегодня переговорил со Столыпиным, тот как министр внутренних дел дал согласие. В результате вы, Алексей Николаевич, скоро встретитесь со своим сыном, которого не видели три года.

Снесарев перевел дух и посмотрел на Таубе: как я, а? Тот одобрительно кивнул и обратился к товарищу:

– Ты чего? Как будто не рад повидаться с Чунеевым?

– С каким Чунеевым? – не понял подполковник.

– Таково семейное прозвище Николая Алексеевича с детских лет. А у его брата Павла Алексеевича – Брюшкин.

Барон продолжил, глядя на друга с легкой усмешкой:

– Ну, опытный сыщик, все уяснил? Срочно выезжай в Семипалатинск, времени у тебя в обрез. Николка ждет, он тебя там встретит. Поучишь его жуликов ловить, в разведывательном деле эти навыки полезны.

– Как-то оно все неожиданно… – пробормотал коллежский советник. – Вот уже и собственный сын распоряжается моим служебным временем. Подпоручик, ниже некуда, а поди ж ты, достучался до военного министра и премьера. А государю он еще советов не дает?

Снесарев бесстрастно сообщил:

– Сегодня утром военный министр доложил об идее Лыкова-Нефедьева Его Величеству. Тот устно одобрил предложение подпоручика.

Сыщик молча развел руками, потом сказал с едва заметным сарказмом:

– Ну, раз так, деваться некуда, надо ехать.

– Что нужно от нас? – заговорил Таубе. – Когда окажешься там, поздно будет спрашивать, спрашивай сейчас.

– Обрисуйте мне общую обстановку, – попросил сыщик. – В степи спросить не у кого, разве у тушканчиков. Говорят, мы с англичанами готовимся подписать договор о полном примирении. Верно ли это?

Снесарев хотел было ответить, но передумал. Он кивнул на барона:

– Пусть ваш товарищ расскажет, он все же генерал. И раньше меня начал заниматься «Большой Игрой».