Глава первая
Альма стояла в переполненном товарном вагоне. Она стояла рядом с окном, если конечно – это можно было назвать окном. Это было просто небольшое отверстие, которое было закрыто колючей проволокой. Она смотрела вдаль, где-то там за проволокой была жизнь и мир. Каким же он прекрасным был этот мир! Поля, озёра, деревья, дороги, солнце и весело щебечущие птицы. Ей так и хотелось выбежать из этого душного и тесного вагона, туда наружу, где был этот мир, который переливался сотнями тысяч красок, где пахло свежей травой, цветами и свободной жизнью, но… Она не могла этого сделать.
Прошло уже несколько месяцев, как её арестовали в Париже во время гастролей и держали в тюрьме. Для неё это были самые тяжелые месяца: постоянные допросы, избиения, непонятные обвинения. И сейчас она стоит в тесном и душном вагоне товарного поезда, который везет её и сотни таких же, как и она людей неизвестно куда. Альма на некоторое время отвела взгляд от окна и посмотрела на женщин, которые ехали с ней.
Они были разных национальностей, но в основном – это были еврейки. Её внимание привлекла очень красивая молодая женщина с длинной черной косой, которую она положила на левое плечо. С ней рядом стояли два мальчика близнеца, видимо это были её сыновья, потому что они были очень похожи на неё. У них были такие же густые черные вьющиеся волосы, как и у их мамы и бездонно черные глаза. На вид им было лет пять они обнимали маму за талию и были напуганы. У неё в руках был небольшой чемодан, на который она иногда садила детей, когда они уставали, но они садились на него редко в основном они стояли.
Напряженная атмосфера чувствовалась во всем вагоне. Альме казалось, что эти сотни глаз задают один и тот же безмолвный вопрос: «Куда нас везут, и что будет дальше с нами?». Но никто не знал ответа на этот вопрос.
Тут раздался шум останавливающегося поезда и вагоны начали останавливаться. Когда вагоны остановились, двери распахнули несколько солдат в немецкой форме у них были немецкие овчарки на поводках. Собаки не выказывали особого дружелюбия и громко лаяли на людей в вагонах. Один из стоявших на платформе, высокий светловолосый мужчина, держа руки за спиной и расставив широко ноги, скомандовал, чтобы люди выходили из вагонов. Люди начали быстро выходить из вагонов, подгоняемые ругательствами солдат и громким лаем их собак.
Когда Альма вслед за остальными выбралась из вагона, перед ней открылась такая картина. На платформе у вагонов стояло несколько человек, которые видимо были старшими, потому что солдаты слушали их приказания. Среди них была белокурая женщина лет двадцати пяти, на ней была надета форма СС, она было довольно красивой девушкой. Позже она узнает, что это была Ирма Грезе, одна из самых жестоких надзирательниц Освенцима и не только Освенцима, а всего третьего рейха. Рядом с ней стоял красивый мужчина с темными волосами и карими глазами. Он был выше среднего роста и постоянно улыбался, между зубов у него была щербинка, но это никак не портило его, а наоборот добавляло некий шарм ко всей его привлекательной наружности.
Как только остановился последний вагон и все люди вышли. Эти двое молодых людей, которым помогали солдаты, начали сортировать людей по группам. Это был отбор на вакансии, как они называли то, что происходило. У женщин начали отбирать их детей. Поднялся крик и плач, потому что женщины не хотели отдавать своих детей солдатам, но их отбирали у них силой, кто-то пытался вступить в схватку с солдатами, но их быстро успокаивали. Где-то даже раздавались выстрелы и многих мам, которые пытались отбирать своих детей, просто убили.
Чуть поодаль у стены, на которой сверху была натянута колючая проволока, рядом с воротами, стоял оркестр, который играл Моцарта «Симфонию №40». Альма посмотрела в их сторону и подумала: «Зачем они здесь нужны? Боже, как они отвратительно играют! Особенно тот со скрипкой. Дали бы мне его скрипку, я бы так сыграла, что они все бы стояли, разинув рты.»
Но в этот момент её внимание от оркестра отвлек шум, который происходил рядом с ней. К ним подошел тот самый молодой человек, его внимание привлекли мальчики близнецы, которые ехали вместе с ней, те самые которые держались всю дорогу за маму. И в данный момент, они пытались спрятаться за неё. Когда он подошел к ним, Альме показалось, что он в миг изменился, что-то дьявольское мелькнуло в его глазах, а на губах появилась недобрая усмешка. Он вплотную подошел к их матери и дернул за руку одного мальчика, чтобы тот отцепился от матери. Мальчик громко заплакал, а его мама закричала: «Что вы делаете? Отпустите моего ребенка!» Но мужчина её не слушал, он оттолкнул её с такой силой, что она упала бы, если бы её не поддержала пожилая женщина, которая стояла позади неё, она была очень похожа на мать близнецов, поэтому Альма подумала, что это скорей всего бабушка этих детишек. Мужчина схватил упиравшегося мальчика, и оттащил его от матери и что-то скомандовал солдатам. Они тут же после его приказа подошли к его матери и начали отбирать у неё второго мальчика, который тоже прятался за ней. Она обняла его с такой силой, что солдатам пришлось бить её прикладами от автоматов, чтобы она отпустила мальчика. Мальчик плакал и кричал: «Мама, мама, я не хочу к ним!». Она тоже кричала, как и её сын во весь голос: «Я не отдам, вам моего ребенка! Уйдите от нас!». Наконец, одному удалось выхватить ребенка из её рук, и они отдали его тому мужчине, который забрал у ней первого сына. А он отдал детей солдату и приказал ему, чтобы он отвел детей в его мастерскую. Дети ещё пытались вырваться из его рук и продолжали плакать и звать маму.
Их мать упала на колени перед этим мужчиной и начала громко
и кричать:
– Пожалуйста, верните мне моих детей! Умоляю, прошу вас! Дайте мне пойти к ним!
Но мужчина презрительно посмотрел на неё и силой оттолкнул её от себя ной, произнеся ругательство: «Пошла прочь, грязная потаскуха!». Он вынул из кармана платок и вытер сначала руки, хотя они были у него в перчатках, потом сапог, за который пыталась его ухватить женщина. После этого он удалился вслед за солдатом, который увёл её детей. Это потом она и остальные узнают, что был – Йозеф Менгеле. Нацистский врач-садист, который покалечил и угробил тысячи жизней как взрослых, так и детей. Проводя над ними, ужасные опыты. За его ангельскую внешность и за дьявольский характер его прозвали: «Ангел смерти».
После этого к ним подошла та самая белокурая девушка, которую Альма видела на платформе с тем мужчиной, который ушел с близнецами. Она подошла с несколькими солдатами, у которых были собаки. Собаки злобно смотрели на людей и рычали. Она скомандовала, чтобы женщины шли за ней и не отставали. Они пошли к железным воротам на которых по-немецки было написано: «Труд освобождает». Когда они вошли за ворота, то увидели непонятные прямоугольные строения и особенно их внимание привлекло строение, которое было больше остальных и имело большие печные трубы, из которых валил густой дым. Пепел из этих труб разлетался по воздуху и было трудно дышать, многие начали кашлять.
Колонну из женщин остановили и приказали строиться в шеренги, когда все построились, то увидели, что перед ними стояли несколько человек с автоматами. К ним подошел мужчина средних лет, как позже они узнали, что это был комендант их концлагеря. Он шел уверенно и насвистывал какую-то веселую песенку, солдаты отдали ему честь, поднятием руки вверх, он ответил им небрежно подняв, свою правую руку. Подойдя к заключенным, он оглянул их всех равнодушным взглядом, слегка зевнул и громко сказал:
– Вы приехали не в санаторий, а в немецкий концлагерь, если вы надеетесь из него выйти, то выход из него есть лишь один – дымоход! Добро пожаловать в Аушвиц! – при последних словах он показал на трубу из которой валил дым.
Он пошел вдоль шеренги вальяжной походкой, руки у него были за спиной. Он равнодушно смотрел на узниц. Он остановился возле Альмы, посмотрел прямо в её глаза и снова громко сказал:
– Евреи и коммунисты, шаг вперед! Выйти из строя!
У Альмы сердце екнуло от страха она поняла, что ничего хорошего они не обещают людям, которых они назвали, что скорей всего их сразу же убьют. Она понимала, что эту участь ей не миновать, ведь она – еврейка. Возможно, они даже узнают кем она была, ведь её арестовали прямо чуть ли не на сцене. Её имя гремело на всю Европу, она ведь была второй скрипкой Европы, виртуозно играя, на этом инструменте, у неё даже был свой собственный оркестр. И сейчас когда этот немец смотрел ей прямо в глаза, она поняла, что он точно узнает кто она и какого она происхождения.
Никто так и не вышел из строя. Тогда он начал просто указывать пальцем на людей, чтобы они вышли из строя, многие сопротивлялись, говоря, что они не евреи и не коммунисты. Таких буйных выводили те самые солдаты, которые стояли впереди строя. Подойдя снова, к Альме он опять посмотрел ей в глаза и она подумала, что всё – это конец, но он отвел взгляд на девушку, которая стояла рядом с ней(это была мама близнецов). Он приказал ей выйти вперед, но она не стала сразу выходить, она сказала, что она не еврейка и не коммунистка. К ней подошли солдаты и схватили её под руки и поволокли вперед, она начала кричать, чтобы её отпустили и что они ошибаются, что она никакого отношения к евреям и коммунистам не имеет, но её никто не стал слушать.
Тех, кого комендант вывел, построили спиной к остальным, кто остался в шеренге. Комендант встал напротив чуть поодаль от солдат и взмахнув рукой, отдал им приказ – стрелять. Воздух содрогнулся от звуков выстрелов, люди которых расстреляли мгновенно упали на землю и были уже мертвыми, но автоматчики со свойственной немцам педантичностью добивали лежачих на земле женщин, как им казалось подававшим признаки жизни.
Все, кто стоял в шеренге переглянулись с диким ужасом в глазах, и все сразу поняли, что они будут следующими, только чуть позже, может быть для них фашисты придумали другую смерть более извращенную.
Глава вторая
После расстрела Альму и остальных узниц заставили отдать все вещи охранникам, потому что у многих людей особенно у тех, кто прибыл не из тюрьмы, а из оккупированных фашистами территорий, были с собой чемоданы с вещами. Ведь им сказали, что их будут переселять в Германию, а оказалось, что их привезли в Аушвиц. Во дворе возле бараков, были горы из вещей людей, которых привезли сюда. Нацисты раскладывали эти горы вещей аккуратно, и каждая куча не перемешивалась с другими. Здесь были: детские и женские туфли, одежда, зубные протезы, протезы рук и ног, музыкальные инструменты и даже женские волосы.
Альма увидев, кучу из музыкальных инструментов, сразу глазами отыскала скрипку. Она была абсолютно новой, своим профессиональным взглядом она определила, что на ней играли раза два или три. Скрипка была лакированной, и вся светилась на солнце. Альма про себя подумала: «Вот бы мне сейчас взять её в руки! Я бы сыграла на ней ту самую мелодию Моцарта, которую играли на входе, только я бы сыграла её в сто раз лучше, чем они! Особенно тот со скрипкой, как он ужасно фальшивил, наверно толком никогда и нигде не играл. Я бы сыграла для этих бедных женщин, они ведь так напуганы. А услышав, мою мелодию они бы хоть немного успокоились. Боже мой, нас же всех убьют! Обязательно убьют. Только не всех сразу, а по очереди!».
После того как у них забрали все вещи их повели на регистрацию. У них спрашивали их имена. Альма сильно испугалась, она понимала, что её по любому убьют, но она не хотела сегодня умирать, лучше уж прожить день другой, чем умереть сейчас. Когда очередь дошла до неё она назвала фамилию своего второго мужа голландца. Она боялась, что помимо того, что её фамилия еврейская, она ещё и известная, а она не хотела вокруг себя лишней шумихи. Ведь если бы она сказала свою бы настоящую фамилию, то все сразу бы узнали, что к ним в лагерь приехала, никто иная как вторая скрипка Европы.
После этого их заставили раздеться и оставить свою одежду, взамен которой им дали лагерную полосатую форму. На руку и на форму им нанесли номера, так у них исчезли имена и их там называли только по номерам. Отрезали всем волосы.
После этого многих женщин из числа тех, с кем приехала Альма забрали в баню для дезинфекции. После Альма узнала, что это не баня, а газовая ка мера, в которой люди умирали мучительной смертью. Позже Альма вспоминала как их вывели, чтобы они смотрели, что их ждет в будущем. Охранники СС отобрали почти половину женщин, с которыми она приехала сюда. И повели их не понятному кирпичному строению без окон с большой массивной железной дверью. Предварительно там несколько охранников рассыпали по полу какой-то белый порошок, споря при этом достаточно ли они насыпали его или насыпать больше. Потом туда завели женщин и закрыли дверь. Через некоторое время изнутри послышались крики о помощи. Слышно было, что пытались открыть дверь, но было бесполезно дверь была плотно закрыта и открыть её изнутри никак не получилось бы. Дверь пинали, царапали, стучали по ней, но им никто не открывал.
Больше всего Альму поразило, что солдаты, которые закрыли женщин внутри. Были абсолютно равнодушны к их крикам и мольбам о помощи и спасении. Они сели недалеко от дверей и закурили у одного была губная гармошка и он начал на ней играть. Через минут пять примерно к ним подошел тот самый молодой человек, который на перроне увел близнецов. Он с интересом слушал у дверей крики женщин и записывал что-то в блокнот. Потом он убрал блокнот и начал просто смотреть на дверь и слушать стоны и крики женщин, которые были внутри. На миг Альме показалось, что ему приносит удовольствие слушать их крики.
Через минут десять крики и стоны прекратились. Охранники открыли дверь, один из них надел противогаз, и зашел внутрь и через некоторое время вышел и что-то сказал ему. Он ответил ему что-то и показал на мешки с порошком, которые стояли рядом с дверью. Охранник подозвал своего товарища, тот тоже надел противогаз, и они занесли один мешок во внутрь. После они вышли уже без мешка и снова закрыли дверь. Прождав несколько минут, они снова туда зашли, выйдя оттуда они снова что-то сказали тому молодому человеку, он им что-то ответил и с улыбкой наслаждения ушел оттуда, снова что-то записав, в блокнот. А охранники начали выносить оттуда тела и нести их в здание с большими печными трубами, которое было рядом и оттуда снова повалил белый густой дым. Альма и женщины, которые стояли рядом с ней поняли, что они сжигают трупы тех, кого закрыли в камере.
Альма посмотрела на девушку рядом с ней, которая от увиденного тряслась так, как будто у неё была лихорадка. Альма спросила у неё шепотом:
– Ты чего дрожишь?
– Как чего? – ответила ей девушка. – Ты, что не видела разве, что произошло? Они их убили, убили! А потом сожгли! Значит нас тоже также убьют, лучше бы расстреляли, как тех первых.
– Не бойся. – сказала ей Альма. – Всех уж точно не убьют, кто-то да выберется отсюда.
– Да ты что! – воскликнула девушка, продолжая дрожать, – забыла, как тот главный сказал, что выход отсюда только – дымоход. – она показала пальцем на трубу. – Вот наша – смерть. Какие же они звери и изверги! А тот стоял ещё записывал, небось время считал, через сколько они умрут.
Альма открыла рот и хотела ей, что-то ответить, как другая высокая смуглая женщина, резко повернувшись к ним, строго сказала:
– Замолчите, вы обе! Разве не заметили, что за нами наблюдает один из них. – кивком головы она указала на одного эсэсовца, который стоял возле газовой камеры и смотрел на них. – Сейчас подойдет и убьет. Лучше уж завтра умереть, чем сегодня!
Глава третья
К вечеру того же дня, немцы снова всех построили, разделили на группы и отправили по разным баракам. Альму и ещё нескольких женщин отправили в барак под номером 10. Старожилы концлагеря, которые тоже вышли на вечернюю перекличку, с сожалением посмотрели на Альму и других женщин, которых вместе с ней отправили в барак №10. Кто-то даже перекрестился.
Альма же с ужасом смотрела на этих людей, точнее на то что от них осталось. Это были «ходячие мертвецы», они были ужасно худы. От голода у них были вздуты животы. Руки и ноги были настолько тонкими, что можно было увидеть кости. Они были грязные, по ним бегали вши и блохи. Из-за постоянного недоедания они мерзли и при ходьбе их качало из стороны в сторону.
Альма спросила у одной из женщин почему та перекрестилась, когда сказали, что она отправится в барак №10. Та с ужасом взглянула на Альму и ответила:
– Оттуда, никто не возвращается живым. Выносят оттуда вперед ногами. Это ещё тебе повезёт если в газовую камеру попадешь. Видела же утром, как там новых травили? – спросила она Альму. Та кивнула в ответ. – Ну так это счастье будет если тебя сразу убьют. А самое страшное, если ты к доктору попадёшь. Видела этого красавчика сегодня? Ну вот, он доктор здешний. Уйму людей уже загубил и изуродовал. Он получает удовольствие от страданий других. Садист – одним словом. Мы его здесь «ангелом смерти» называем, потому что он красивый и обаятельный, а на деле Сатана в человеческом обличье. – Женщина, с которой разговаривала Альма, была видимо молодой, потому что голос у неё был молодым, а выглядела она как настоящая старуха. Хотя она говорила с Альмой по-немецки, но слышался у неё польский акцент.
– Простите, вы из Польши? – спросила её Альма.
– Да, из Варшавы. Мои братья и муж погибли во время войны в Польше, а семьи тех, кто воевал потом немцы вычислили и отправили по разным тюрьмам и концлагерям. А вы откуда?
– Я из Вены. – ответила Альма.
– Руки у вас такие нежные и тонкие, видно не занимались тяжелой работой. – сказала ей женщина, внимательно рассматривая, руки Альмы.
– Да. Я – музыкант. Играла на скрипке.
Их разговор прервали солдаты с приказом, чтобы все расходились по своим баракам.
– Удачи! Надеюсь, что вы вернетесь живой! – крикнула ей вслед женщина, с которой она разговаривала.
Альма открыла рот, чтобы поблагодарить её, но охранник не дал ей этого сделать, толкнув её в плечо, прикладом от автомата. Альма только кивнула ей в ответ.
Когда её вместе с остальными привели к их бараку. Они увидели деревянное строение с двустворчатыми дверьми и заколоченными окнами, на которых зачем-то были сделаны решетки. Когда их загнали во внутрь они увидели, что внутри ничего нет. Кругом валялись беспорядочно разбросанные доски. И крысы шныряли из одного угла в другой, как только они зашли внутрь их закрыли.
– НО ведь невозможно в таких условиях спать! – возмутилась Альма. – Нужно сказать им, чтобы они дали нам матрасы с одеялами. Мы ведь не собаки какие-то, а люди!
– Думаете, они нас послушают? – ответила Альме, высокая девушка с черными бровями.
– Должны послушать!
– Должны, но не обязаны. Мы для них никто, даже собак своих они ценят больше, чем нас. Собак они кормят три или четыре раза в день, а нас ни разу. А вы про какие-то матрасы с одеялами говорите!
– Но здесь невозможно спать! Неужели, вы будете спать на холодной земле? – возмущенно спросила их Альма. – Вы, как хотите, а я не буду спать на холодной земле. Я сейчас же, их позову. – сказала Альма и решительно направилась к дверям.
– Ты что? С ума сошла, что ли? – спросила у неё, та девушка с черными бровями. Она попыталась её остановить и ухватилась за рукав, но Альма убрала её руку и продолжила идти к дверям.
– Убьют, ведь ты что не ходи! – послышалось со всех сторон.
– Пускай убивают. Днем раньше умру или днем позже. Разве это имеет значение? Мы с вами в бараке №10, а из него никто не выходит живым.
Альма подошла к двери и начала стучать по ней и звать охранников:
– Господа офицеры, подойдите к нам!
Поначалу никто не подходил, потом подошел какой-то солдат и грубо ответил ей:
– Ну чего разорались? Что надо?
– Господин офицер, мы хотели бы попросить у вас матрасы и одеяла, невозможно спать на голой земле.
– А может перину тебе ещё пуховую принести?! Иди спать, не шуми, а то убью! – злобно ответил он ей и пригрозил автоматом.
– Господин офицер, не угрожайте мне! Я требую, чтобы вы принесли нам одеяла, мы тоже люди и нам холодно! – продолжала настаивать на своем Альма.
– Слушай меня, ты – еврейка, закрой свою пасть и марш спать! Не выводи меня из себя. – крикнул на неё охранник.
– Господин офицер, позовите кого-нибудь из старших, если вы не можете удовлетворить мою просьбу, я поговорю со старшими офицерами. – не унималась Альма.
– Ну всё, сучка еврейская! Ты меня достала! – злобно закричал он и начал открывать засов на дверях, открыв двери он с ненавистью посмотрел на Альму и снова закричал. – Я тебя сейчас убью, мразь!
Он подошел к Альме вплотную и ударил её кулаком по лицу, она упала. Тогда он начал её пинать ногами и бить по спине прикладом от автомата, при этом он кричал на неё:
– Тварь еврейская, перину ей захотелось! А больше тебе ничего не хочется? Может орешков золотых тебе принести?
Женщины, которые были вместе с ней в бараке, подбежали к охраннику и начали умолять его, чтобы он перестал бить её. В этот момент мимо барака проходила женщина в форме СС. На вид ей было около 35 лет, у неё были светло-русые волосы и светло серые глаза. Она шла с несколькими офицерами, увидев, что охранник избивает Альму она остановилась и спросила:
– Что здесь происходит?
Охранник вздрогнул от неожиданности, повернувшись и увидев её, он вскочил и отошел от Альмы с почтительностью посмотрел на неё и подняв, правую руку в знак приветствия ответил ей:
– Извините фрау Мандель, эта еврейка подняла шум и не давала никому спать. Кричала на весь барак, нарушая дисциплину, пришлось её проучить.
Альма подняла голову, чтобы посмотреть на фрау Мандель. Лицо у Альмы было всё окровавлено и из носа текла кровь, видно было, что охранник сломал ей нос. Она посмотрела прямо в глаза фрау Мандель и сказала:
– Я просто попросила одеяла и матрасы, потому что здесь невозможно спать на голой земле.
Мария Мандель так её звали, она была комендантом над женской половиной лагеря Аушвиц-Биркенау. Она с удивлением посмотрела на Альму, потому что поразилась её смелости, во-первых, попросить одеяла, а во-вторых, что она повторила эту просьбу и ей, не испугавшись её. Потому что её боялись больше остальных надзирательниц, её даже прозвали «чудовище». Она сказала Альме:
– Мы никому не даем одеял и матрасов. А вашему бараку тем более, потому что завтра вас убьют. Зачем вам одеяла?
Альма попыталась встать в этот момент, но у неё не получилось, тогда она села на землю и снова посмотрела в глаза Марии Мандель и сказала ей:
– Раз нас завтра убьют, то позвольте мне сыграть на скрипке, чтобы нам не так были тягостны часы до казни.
Марию эта просьба ещё больше удивила, чем просьба про одеяла и матрасы. Она спросила у Альмы:
– Вы умеете играть на скрипке?
– Да умею, до войны я работала музыкантом. – ответила ей Альма.
– А вы хорошо играете на скрипке? – снова спросила у неё Мария Мандаль.
– Да. По крайней мере люди, которым я играла меня хвалили.
– Хорошо. Сейчас проверим как вы играете. – после этих слов Мандель обратилась к охраннику, который бил Альму и приказала ему. – Принесите ей скрипку. Музыкальные инструменты у нас находятся во дворе, где мы принимаем новых людей.
Он сразу же отправился выполнять её поручение. Через несколько минут он вернулся со скрипкой в руках. Альма увидев, у него в руках – скрипку, сразу вскочила на ноги и взяла её в руки, как только он ей её протянул. Глаза у Альмы загорелись и она начала разглядывать скрипку, к её удивлению это была та самая скрипка, которую она видела среди кучи инструментов. Она сразу её узнала. Скрипка была новая, она даже ещё сохранила запах лака, которым её покрыли. Альма взяла скрипку и приготовилась играть, проведя смычком по струнам она остановилась и сказала:
– Я хочу сыграть не с целью, чтобы вам понравиться, а чтобы женщины в моем бараке расслабились перед завтрашней казнью. И хотя бы перед смертью послушали бы настоящую музыку, а не ту, что играл ваш оркестр сегодня утром!
После её слов офицеры, которые стояли рядом с Марией Мандель переглянулись и вопросительно посмотрели на неё, чтобы увидеть как она отреагировала на слова Альмы об оркестре. Но она видимо осталась равнодушной к её словам. Одобрительно кивнув ей, она сделала жест рукой, чтобы та начала играть.
Альма начала играть, ту самую мелодию, которую играл утром оркестр – это Моцарт «Симфония №40». Казалось, Альма не играла на скрипке, а танцевала вместе с ней, какой-то невероятно красивый танец – танец музыки. Её игра заворожила всех и женщин в бараке, которые обступили сзади Альму. И Марию Мандель, которая была поражена вместе с офицерами, которые стояли рядом с ней, тому как виртуозно играла на скрипке Альма.
А Альма не обращая внимание, на других продолжала играть. Из-под её рук вылетали волшебные звуки музыки. Музыки – в которой не было войны, насилия, убийств. Которая своей красотой объединяла в этот момент и женщин узниц и их убийц. Она была полна той вечной недосягаемой красоты, к которой постоянно тянутся люди, но так и не могут достать её. Той музыке, в которой хочется раствориться, забыв про всё на свете и слушать её до бесконечности. Музыка – в бараке №10, находящемся в самом страшном концлагере Аушвиц-Биркенау, объединила на каких-то пять минут нацистов и их жертв. Одни стали – людьми, а вторые почувствовали, что они – люди!
Когда Альма закончила играть, ей зааплодировали сначала женщины узницы, а затем Мария Мандель с офицерами. Она была поражена в самое сердце виртуозной игрой Альмы. Во время игры Альмы на скрипке, Мария мысленно отправилась в Германию. В свое детство, где она тринадцатилетняя девчушка с двумя косичками через плечо, каталась на велосипеде по полю, недалеко от её дома. Там ей было легко и свободно, там были родители, там была свобода, там не было концлагеря, не было узников, которых нужно было убивать во имя чистоты нации. Которые иногда по ночам во сне к ней приходили и снились в кошмарах, от которых она просыпалась в холодном поту. Там было всё легко и просто, а здесь… Она прослезилась от этих воспоминаний и поэтому не сразу поняла, что музыка закончилась, что Альма не играет, а стоит и вопросительно на неё смотрит. Она только через некоторое время пришла в себя. Она улыбнулась Альме, а про себя подумала: «Она точно не просто музыкант. Она наверное, играла в каком-нибудь оркестре в филармонии. Потому что её игра не похожа на ту, что играют в кабаках или на свадьбах. Так виртуозно владеть скрипкой может только – профессиональный музыкант.»
– Ты раньше работала профессиональным музыкантом? – спросила она Альму.
– Да. – ответила та ей.
– И где же ты работала раньше? В какой филармонии играла?
– Я работала в Вене, у меня был свой собственный женский оркестр. Мне рукоплескали лучшие театры и филармонии Европы.
Эти слова Альмы удивили Марию Мандель и офицеров, которые стояли около неё, она переглянулась с ними и снова спросила Альму:
– Тебе рукоплескали лучшие театры в Европе? Кто же ты?
– Я – Альма Розе. Меня арестовали в Париже после концерта, потому что я: еврейского происхождения. После нескольких месяцев, которые я провела в тюрьме, меня прислали сюда.
После этих её слов изумлению не только Марии Мандель с офицерами, но и женщин с её барака не было предела. Между всеми пробежал шепот: «Альма Розе – это та самая вторая скрипка Европы! Ничего себе!».
– Ты правда та самая Альма Розе? – после небольшой паузы спросила её Мария.
– Да. – ответила ей Альма.
– Вот, это сюрприз! – воскликнула она. – Что ты там просила вам принести?
– Я просила, чтобы нам принесли одеяла и матрасы, невозможно спать на холодной земле.
– Сейчас вам принесут всё, о чем ты просила. – сказала ей Мария. После она повернулась к охраннику, который бил Альму и сказала ему, чтобы он принес одеяла и матрасы для всех женщин, которые были с Альмой в бараке. Он нехотя, пошел выполнять поручение, потому что внутри себя уже возненавидел Альму, потому что она была – еврейкой.
Ему казалось, что она чересчур горда и надменна для узницы немецкого концлагеря. И он был крайне удивлен и озадачен, тем что Мария Мандель самая суровая комендантша лагеря, вдруг проявила к ней симпатию и ещё выполняет просьбу этой скрипачки. Хотя он и пошел выполнять её поручение, потому что ослушаться приказа главной комендатши женского лагеря было нельзя. Ослушание – просто стоило бы ему жизни. Он считал полной бессмыслицей, то что Альма сейчас играла и то, что своей игрой затронула всех, кто был там. Он считал, что несмотря на то, что у неё был – талант, она всё равно оставалась – еврейкой, которую немедленно следовало – убить. Ведь евреи – враги арийской нации, так ведь говорил фюрер, а Мария Мандель видимо так не считает, думал он про себя пока шел.
Он хотел закурить со злости, но его спички срочно закончились, он выругался про себя и пошел дальше. Подойдя к офицерской, он увидел двух подвыпивших охранников, которые шли к нему на встречу.
– Рудольф и Генрих, какого чёрта вы тут шляетесь, да ещё и пьяные? – злобно он прикрикнул на них.
– Фридрих, ты чего орешь? – ответил ему вопросом на вопрос один из них. – Ты почему такой злой как Дьявол?
– Тут не то, что злым как Дьявол станешь, тут скоро самим Сатаной станешь. – злобно ответил Фридрих. И вытащив сигарету, засунул её себе в рот и начал шарить по карманам в поисках спичем, потом вспомнив, что их у него нет, он обратился за помощью к товарищам. – У тебя спички есть? Мои закончились, дай прикурить.
Один из охранников дал ему прикурить и удивленно глядя, на него спросил:
– Что у тебя случилось?
– Да, комендантша наша совсем из ума выжила! Послала меня за одеялами и матрасами для – евреев! Представляете? Вот правду говорят, что бабам на войне не место!
– Как так одеяла и матрасы для евреев? – спросили изумленные товарищи своего друга.
– А так! Там одна еврейка изумительно сыграла на скрипке и растопила сердце нашей Марии Мандель. Представляете ей, которую все в лагере называют – чудовище за её характер, а тут она даже прослезилась от игры этой еврейской сучки! И отправила меня за одеялами и матрасами для неё. Вот так вот в жизни бывает! Ну чего вылупились, пьянь? Помогите мне донести их до нашей из ума выжившей комендантши.
После этих его слов они были ещё сильнее удивлены, переглянувшись друг с другом они пошли вместе с Фридрихом к горам вещей, которые лежали во дворе лагеря, чтобы взять матрасы с одеялами. Они всё вопрошающе смотрели на Фридриха, хотели узнать от него подробностей. Фридрих заметил их взгляды, хоть он уже смягчился и не был уже так зол, но внутри он ещё был напряжен. Он начал им рассказывать.