Эта книга посвящается моей маме, которая научила меня читать и всегда поддерживала меня в моем писательстве. Мама, я люблю тебя.
FARJAN
MATS STRANDBERG
Перевод со шведского П. А. Питерсен
© Mats Strandberg 2015 by Agreement with Grand Agency.
© Питерсен П. А., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2022
© Оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2022
Марианна
До отправления оставалось больше часа. Еще не поздно передумать. Она по-прежнему может взять свой чемодан, прокатить его через терминал, вдоль по набережной до метро, доехать до Центрального вокзала, а потом проделать весь путь обратно домой в Энчепинг. Попробовать отказаться от этой совершенно идиотской затеи. Не исключено, что однажды она даже посмеется, вспоминая вчерашний вечер, когда она сидела на кухне, а голоса, доносящиеся из радиоприемника, не могли заглушить тиканье настенных часов. Она выпила лишний бокал красного вина и поняла, что с нее довольно. Потом выпила еще один и решила, что пора с этим что-то делать. Жить настоящим. Искать приключения.
Да, может, однажды она посмеется. Но именно в этом Марианна сомневается. Очень трудно смеяться над собой в одиночку.
Как вообще родилась эта идея? В тот вечер Марианна видела рекламу по телевизору. Там были красиво одетые люди, похожие на любого из нас, но не на нее, только немного более радостные. Вряд ли именно реклама сыграла роль.
Марианна заказала билет быстро, не оставляя себе времени на размышления и возможности переиграть. Даже выпитое вино не помогало уснуть, так она разволновалась. Возбуждение не оставляло ее все утро, пока она красила волосы, после обеда, пока она собирала чемодан, и всю дорогу до паромного терминала. Словно приключение уже началось. Как будто можно убежать от самой себя, убегая от повседневности. И вот она смотрит на себя в зеркало, голова вдруг наливается свинцовой тяжестью, и сожаление все же охватывает Марианну, как вторая волна похмелья поверх того, что настигло ее утром.
Марианна наклоняется к зеркалу и стирает под глазами кусочки осыпавшейся туши. В голубоватом свете ртутных ламп дамского туалета на паромном терминале мешки под глазами выглядят гротескно. Она делает шаг назад. Причесывает пальцами волосы, у нее сдержанная стрижка «под пажа». От волос еще исходит запах краски. Марианна достает из сумочки помаду и привычным движением подкрашивает губы, шлет воздушный поцелуй своему отражению. Подавляет темную тучу, которая пытается разрастись внутри и поглотить ее целиком.
Раздался шум воды, и дверь одной кабинки распахнулась. Марианна выпрямилась и пригладила блузку. Взять себя в руки, нужно взять себя в руки. Из кабинки выходит молодая темноволосая женщина в ярко-розовой блузе без рукавов и становится у соседней раковины. Марианна рассматривает ее плечи и руки. Под нежной кожей угадываются мышцы, особенно когда женщина моет руки и тянется за бумажным полотенцем. Слишком худая. Черты лица настолько угловатые, что почти напоминают мужские. Марианна видит, что многим женщина покажется красивой. Во всяком случае, сексуальной точно. На одном из передних зубов соседки сверкает бриллиант, на карманах джинсов – розовые стразы. Марианна ловит себя на пристальном рассматривании и поспешно отводит глаза. Но женщина исчезает в суете терминала, не удостоив ее даже взгляда.
Она как будто пустое место. Марианна пытается понять: неужели правда, что и она когда-то была так молода?
Это было так давно. В другом городе, в другой жизни. Она была замужем за мужчиной, который очень любил ее. Дети были маленькими и все еще пребывали в заблуждении, что мать – это что-то вроде полубога. На работе она каждый день получала подтверждение, что представляет собой ценного сотрудника. Соседи всегда были готовы налить чашку кофе, если ей случалось заглянуть.
Подумать только, было время, когда Марианна мечтала побыть одна. Пара часов наедине с собой, чтобы как следует прислушаться к своим мыслям, представлялась невероятной роскошью.
Получается, что сейчас она буквально утопает в роскоши. И эта роскошь – единственное, что у нее есть.
Марианна проверяет, нет ли следов помады на зубах. Смотрит на стоящий рядом чемодан на колесах – подарок общества книголюбов, в котором она состоит.
Она вешает пуховик на локоть, решительно берется за ручку чемодана и выходит из туалета.
В здании терминала довольно шумно. Кто-то уже встал в очередь у турникетов в ожидании пропуска на борт. Марианна смотрит по сторонам. Констатирует, что ее розовая блузка и юбка до колен выглядят слишком чопорно. Большинство женщин около шестидесяти одеты или как подростки, в джинсы и толстовки с капюшоном, или в платья с глубоким вырезом. Некоторые впадают в другую крайность, прячась в бесформенных туниках или платьях, похожих на плащ-палатки. Ни в ту, ни в другую группу Марианна не вписалась. Она выглядит как нелюдимый секретарь в приемной врача, коим, собственно, и является. Марианна пытается заставить себя увидеть, что многие вокруг еще старше и некрасивее ее, чтобы получить подтверждение, что и она имеет право здесь находиться.
В поле зрения Марианны оказывается бар в противоположном конце зала. Колеса чемодана гремят так, словно она тянет по каменному полу бульдозер. Подойдя к стойке бара, она окидывает взглядом батарею бутылок и многочисленные краны для пива. Цены написаны мелом на черной доске. Она заказывает кофе с ликером «Бейлис», надеясь, что цены на пароме ниже. Интересно, в барах цены тоже без пошлин? Надо было узнать заранее. Почему она не выяснила это заранее? Напиток в высоком граненом стакане ей подает девица с блестящими железяками на бровях и губах. Она тоже смотрит сквозь Марианну, зато той теперь не совестно не дать чаевые.
В самом конце зоны бара, отгороженной стеклом, есть свободный столик. Марианна осторожно лавирует между столами, катя грохочущий чемодан и прижимая локтем пальто, которое напоминает пуховое одеяло. Стакан обжигает пальцы. Ремешок сумки соскальзывает с плеча на локоть. Наконец-то она у цели. Марианна ставит стакан на стол. Подтягивает ремень сумки на плечо, ей чудом удалось протиснуться между столиками вместе с пальто и всем остальным и ничего не уронить. Опускаясь на стул, она чувствует страшную усталость. Осторожно делает глоток, напиток совсем не такой горячий, как стакан, и она пьет быстрее. Чувствует, как по телу медленно разливается алкоголь.
Марианна смотрит на зеркальный потолок, слегка потягивается. С высоты птичьего полета не видны морщины на шее, зато под натянутой кожей угадываются скулы. Может быть, это заслуга дымчатого стекла, но глаза кажутся веселыми, а лицо – почти загорелым. Пальцы невольно скользят по щеке, пока она не ловит себя на том, что прямо на людях любуется собой. Марианна снова сутулится и делает новый глоток. Задумывается, много ли ей осталось до состояния полностью выжившей из ума. Однажды она вышла из дому и только на автобусной остановке поняла, что по-прежнему одета в пижамные штаны.
Черная туча внутри опять зашевелилась. Марианна закрывает глаза. Прислушивается к разговорам и смеху вокруг.
Раздается громкий хлюпающий звук. Посмотрев в ту сторону, Марианна видит маленького азиатского мальчика со стаканом, в котором остался лишь лед. Его краснолицый папаша с кем-то возбужденно говорит по телефону и, кажется, ненавидит весь мир.
Жаль, что Марианна бросила курить. Вот бы сейчас выйти на набережную и достать сигарету, хоть чем-то себя занять. Но в данный момент она все-таки находится в терминале, среди всех этих звуков. И она принимает решение. Или нет, не она. Но она уже так устала быть собой.
Вернуться домой невозможно. И так она все лето просидела в квартире, слушая голоса, смех и музыку, что доносились от соседей, с улицы, со двора и с соседних балконов. Звуки жизни, которая кипела вокруг. Дома же тикают эти проклятые часы, а календарь с фотографиями внуков, с которыми она едва знакома, неумолимо отсчитывает количество дней до Рождества. Если она сейчас вернется домой, то навсегда окажется в плену одиночества. И уже никогда не отважится на что-то подобное.
Вдруг Марианна замечает, что мужчина за соседним столиком ей дружески улыбается, пытаясь поймать ее взгляд. Она делает вид, будто что-то ищет в сумке. На худом, даже изможденном лице, его глаза кажутся огромными. Волосы, с ее точки зрения, длинноваты. Надо было взять с собой книгу. Раз книги нет, Марианна достает посадочный талон и изучает его с преувеличенным интересом, как какой-то диковинный ребус. В правом верхнем углу логотип паромной компании – неизвестная морская птица в капитанской фуражке и с трубкой в клюве.
– Девушка, вы совсем одна?
Марианна безучастно поднимает голову. Встречается с мужчиной взглядом. Делает над собой усилие, чтобы не отвести глаза.
Да, какой-то он потрепанный. И светлый джинсовый жилет выглядит грязновато. Но когда-то он точно был красивым. Марианна видит следы былой привлекательности. И надеется, что кто-то тоже сможет разглядеть ее былую красоту.
– Да. – Марианна слегка откашливается. – Мы собирались ехать с подругой, но она, как оказалось, перепутала даты. Она подумала про следующий четверг. А я… а я решила, что раз уж у меня уже есть билет…
Она теряет мысль и под конец просто пожимает плечами, надеясь, что выглядит это естественно и беззаботно. Голос звучит хрипло, будто пересохли связки. Ничего удивительного – она не пользовалась ими несколько дней. Ложь, которую Марианна тщательно продумала сегодня ночью именно на такой случай, заметна совершенно явно. Но мужчина только улыбается в ответ:
– Присоединяйтесь к нам, чтобы было с кем поднять бокал!
Он уже слегка навеселе. Достаточно беглого взгляда на столик его компании, чтобы понять, что его друзья в еще более плачевном состоянии. Раньше Марианна даже не стала бы рассматривать подобные предложения.
«Если я соглашусь, то стану такой же, как они. Но я уже не могу себе позволить быть разборчивой. И кстати, разве эта „разборчивость" – не замаскированная трусость?»
Да и это всего лишь на сутки, напоминает она себе. Ровно через двадцать четыре часа корабль снова причалит в Стокгольме. Если это окажется ошибкой, то она просто спрячет новое воспоминание в дальний уголок памяти в сундучок, где, как сокровища, хранятся подобные истории.
– Да, – отвечает она. – Спасибо, будет замечательно.
Она громко отодвигает стул и перебирается за соседний стол.
– Меня зовут Йоран, – представляется незнакомец.
– Марианна.
– Марианна… – повторяет он и слегка причмокивает губами. – Да, тебе идет это имя, ты сладкая, как конфетка из марципана.
К счастью, ей не нужно что-то отвечать. Мужчина начинает знакомить ее с друзьями. Она кивает каждому и тут же забывает имена. Все присутствующие удивительно похожи друг на друга. Под клетчатыми рубашками выпирают животы. Интересно, они знакомы с юности? А Йоран всегда был самым стильным и обеспечивал им общество девушек?
Кофе Марианны остыл и стал невкусным. Но не успела она его допить, как один из товарищей Йорана принес пиво всей компании, и ей тоже. Она не очень разговорчива, но это никого не волнует. Все дружно выпивают, и Марианна наконец перестает напряженно думать и чувствует, как у нее снова начинает сосать под ложечкой от предвкушения. Чувство нарастает и достигает такой величины, что она уже еле сдерживается от того, чтобы не расхохотаться во весь голос, как неотесанный деревенский болван. Один из друзей Йорана отпускает шутку, и она, воспользовавшись случаем, смеется. Но смех получается слишком громким и звучит несколько нарочито.
На самом деле очень печально то, как долго Марианна была лишена такой простой радости, как сидеть за столом в обществе людей. Быть частью компании. Чтобы ее пригласили, а не терпели из чувства долга.
Йоран наклоняется к Марианне и шепчет на ухо; она чувствует его теплое и влажное дыхание.
– Конечно, очень жаль, что так вышло с подругой, но для меня это чертовское везение.
Альбин
Альбин сидит за столом, подперев подбородок руками, и жует пластиковую соломинку. Шумно втягивает воду от подтаявшего льда. Вкуса колы почти не осталось. Как будто пробуешь слюни того, кто пил колу пятнадцать минут назад. Он усмехнулся. Лу оценила бы эту шутку. Но Лу пока не пришла.
Он долго смотрит через стеклянную стену, отделяющую бар, как множество незнакомых людей снуют в здании терминала. Один парень оделся женщиной и разрисовал помадой пол-лица. На шее висит картонная табличка: «Продажа поцелуев. Одна штука – пять крон». Приятели снимают его на телефоны, но их смех звучит как-то невесело, не по-настоящему. Альбин снова шумно втягивает воду с воздухом.
– Аббе, – мама смотрит с укором, – пожалуйста.
Ее взгляд говорит, что папа и так уже достаточно рассержен. Не нужно делать хуже. Альбин откидывается на спинку стула. Пытается сидеть спокойно.
Он слышит смех, похожий на лай собаки. Поворачивает голову на звук и видит двух толстых девиц за одним из столиков. У той, что смеется, на голове хвостики, а вокруг шеи намотано нечто из розовых перьев. Она откидывает голову назад и сыплет в рот горсть арахиса. Несколько орешков падают ей между грудей, таких огромных Альбин ни разу не видел в своей жизни.
Юбка девицы настолько короткая, что ее почти не заметно, когда она сидит.
– Зачем ей вообще нужен мобильный, если он всегда выключен? – Папа в сердцах кидает телефон на стол. – Это так похоже на сестрицу!
– Успокойся, Мортен, – мягко увещевает мама, – мы же не знаем, почему они опаздывают.
– Вот именно, что мы не знаем. Я считаю, Линда могла бы позвонить, чтобы мы не гадали, куда они подевались. Никакого уважения к нам, черт возьми! – Папа поворачивается к Альбину: – Ты уверен, что у тебя нет номера Лу?
– Нет, я же сказал.
Больно признаваться в этом еще раз. Лу ни разу не звонила с нового номера. Они не разговаривали уже почти год. И писали друг другу всего пару раз с тех пор, как она переехала в Эскильстуну. Он боится, что Лу на него за что-то обиделась, но мама говорит, что, скорее всего, Лу просто занята в школе, ведь ей учеба дается не так легко, как ему. Таким же утешительным тоном она рассказывает, что в школе его дразнят только потому, что завидуют.
Альбин знает правду. Завидовать ему совершенно не за что. Когда он был маленьким, многие считали его милым, но не сейчас. Он самый маленький в классе, а его голос по-прежнему тонкий и звонкий, и он совсем не спортсмен и не успешен в тех вещах, которые делаю мальчиков популярными. Это факт. Так же точно факт то, что Лу не перестала бы писать без причины.
Лу не просто двоюродная сестра. Она была лучшей подругой Альбина, когда жила в Скультуне. Но тетя Линда ни с того ни с сего решила, что им нужно переехать. И у Лу не было выбора, ей пришлось последовать за мамой.
Она могла насмешить его, как никто другой, вместе они часто смеялись взахлеб, иногда Альбину даже становилось страшно, что он уже не сможет остановиться. Именно Лу рассказала ему правду о том, как умерла бабушка. Вместе они плакали, потому что в самоубийстве есть что-то невообразимо печальное, но самое постыдное и тайное было то, что Альбину нравилось плакать вместе с Лу, потому что это было прекрасно. Наконец-то у них с Лу появилась что-то общее, о чем они могли разговаривать, но все же оставалось много такого, о чем Альбин мог только молчать.
– Нет, Стелла, нет. – За спиной Альбина раздается сдержанный мужской голос. – Давай ляжем спать, как только окажемся на корабле. Хорошо, Стелла?
В ответ раздается громкий рев.
– Прекрати сейчас же. Это нехорошо. Стелла! Нет, я сказал! Нет, Стелла, не надо так делать! Пожалуйста, Стелла!
Стелла снова ревет, слышен звон бьющегося стекла. Альбин видит, что папа все больше раздражается, а мама все больше нервничает, потому что понимает, что сейчас папа неизбежно устроит скандал. Альбин наблюдает так хорошо знакомое движение век отца. Смотрит, как вздрагивает его шея, когда он допивает пиво. Его лицо все краснее с каждой минутой.
– Они, наверное, попали в пробку, – говорит мама. – Сейчас как раз все едут с работы.
Неужели она не может просто помолчать? Если папа в таком настроении, успокоить его невозможно. И все попытки могут только сделать еще хуже.
– Надо было за ними заехать, – вздыхает он. – Но тогда по милости Линды опоздали бы все.
Он нервно крутит пивную кружку между ладонями. Голос его стал тише.
– Линда сделает все возможное, чтобы успеть. – Мама смотрит на часы. – Она не допустит, чтобы Лу огорчилась.
Папа только усмехается. Мама больше ничего не говорит, однако ситуация становится напряженной, Альбину даже дышать тяжело. Будь они дома, он ушел бы сейчас в свою комнату. Мальчик уже открывает рот, чтобы сказать, что ему нужно в туалет, как папа отодвигает стул и встает:
– Аббе, будешь еще кока-колу?
Альбин кивает, и папа направляется к бару.
Мама слегка откашливается, словно хочет что-то сказать. Возможно, что-то по поводу вчерашнего вечера. Что папа просто очень устал. У него так много работы, а ей требуется так много помощи, что он совсем не отдыхает. Но Альбин не хочет ничего слушать. Устал — он терпеть не может это слово. Это кодовое название всего сложного и проблемного в их семье. Папа всегда такой, особенно когда они куда-то едут или пытаются развлечься. Он слишком нервничает и всем портит настроение.
Альбин демонстративно достает из висящего на спинке стула рюкзака учебник истории. Открывает главу, по которой на следующей неделе обещали контрольную работу. Хмурит лоб. Старается выглядеть очень занятым, пытаясь погрузиться в тактику «выжженной земли» при отступлении, хоть и знает эту тему почти наизусть.
– Хорошо, что вы проходите эпоху Шведского великодержавия как раз сейчас, когда мы путешествуем по Балтийскому морю, – одобряет мама.
Но Альбин не отвечает. Он абсолютно недосягаем, так он хочет наказать маму. Потому что именно на нее он больше всех сердится. Она могла бы уйти от отца, чтобы им не нужно было жить с ним вместе. Но она не хочет. И Альбин знает, почему. Маме кажется, что папа ей нужен.
Иногда он думает, что лучше бы его не усыновляли. Ему было бы лучше в детском доме во Вьетнаме. Или он мог оказаться где-нибудь в другом месте в этом мире. В совершенно другой семье.
– Смотрите, кого я привел, – слышится голос отца, и Альбин поднимает голову от книги.
Папа держит в руках стакан пива, судя по стекающей по краю пене, он уже из него отпил. Рядом с ним стоит тетя Линда, одетая в дутую куртку розового, словно выплюнутая жвачка, цвета. У нее длинные светлые распущенные волосы. Она наклоняется и обнимает Альбина. Мальчик чувствует прикосновение ее прохладной щеки к лицу.
Но где же Лу?
Альбин видит ее только тогда, когда тетя Линда отходит обнять маму. Он слышит, как мама повторяет свою старую шутку: «Простите, что я сижу», – и Линда смеется, будто слышит это в первый раз. Мир вокруг Лу словно теряет четкость, а ее фигура, наоборот, приобретает контрастность, и Альбин наконец отчетливо видит свою двоюродную сестру.
Это она и не она одновременно. Во всяком случае, это не та Лу, которую Альбин знал. И он не может оторвать от нее глаз. Ресницы Лулу накрашены, отчего глаза кажутся больше и ярче. Ее волосы отросли и слегка потемнели, теперь они напоминают цветом мед. Ноги в облегающих джинсах и леопардовых кедах кажутся невероятно длинными. Лулу снимает шарф и куртку. Из-под серой кофточки, которая слегка съехала на плече, видна черная лямка лифчика.
Лу выглядит как девочки из его школы, те самые, что никогда с ним не здороваются.
Это намного хуже, чем обида. Любую обиду можно было бы проглотить.
– Привет, – осторожно произносит Альбин, прислушиваясь к тому, как по-детски звучит его голос.
– Не ожидала увидеть тебя за учебником, – смеется Лу.
От нее пахнет духами с ароматом леденцов и ванили, а когда она говорит, чувствуется мятный запах жевательной резинки. Ногти покрыты черным лаком. Когда Лулу быстро обнимает Альбина, он чувствует ее грудь. И после этого боится поднять на девочку глаза. Но Лу поворачивается в другую сторону. Убирает прядь волос за ухо.
– Как ты выросла! – ахает мама. – Настоящая красавица!
– Спасибо, тетя. – Лу обнимает маму намного дольше, чем Альбина.
Обнимая племянницу, мама тянется наверх, насколько это возможно.
– А ты здорово похудела, – отмечает папа.
– Она же растет, – объясняет мама.
– Надеюсь, рост не будет продолжаться вечно. Ты же знаешь, парни любят, чтобы было за что подержаться.
Альбину хочется только одного – чтобы отец сейчас же замолчал.
– Огромное спасибо за заботу, – усмехается Лу. – Нравиться парням – главная цель моей жизни.
Возникает пауза, и длится она на полсекунды дольше, чем нужно. Потом папа все же смеется.
Линда начинает подробно рассказывать том, какой маршрут они выбрали на пути из Эскильстуны и какая была плотность движения на дороге. Папа молча пьет пиво, а мама изображает на лице восхищение рассказом племянницы. Лу закатывает глаза и достает телефон, и Альбин пользуется случаем, чтобы хорошенько ее рассмотреть. Наконец Линда подходит к заключительной части своего повествования – о том, как сложно найти место для парковки возле терминала.
– Хорошо, что вы все же успели. – Мама бросает взгляд на папу.
– Думаю, нам пора становиться в очередь, – говорит он, осушая свой стакан.
Пока папа ставит пустой стакан на стол, Линда провожает его долгим взглядом. Альбин встает, убирает в рюкзак учебник истории и потягивается.
Очередь за стеклом уже стала плотной, и Альбин видит, что она двигается. Он смотрит на стенные часы – всего четверть часа до отправления. За ближайшими столиками тоже начинается оживление: люди встают, допивают напитки, собирают вещи.
Мама оглядывается через плечо и, извиняясь, двигает свою инвалидную коляску задним ходом. Соседи вынуждены слегка подвинуть свой стол, чтобы дать ей проехать. Мама аккуратно передвигает рычажок управления на подлокотнике то вперед, то назад.
– Это все равно что выезжать с парковки, когда ты зажат между машинами и спереди и сзади, – говорит она немного сдавленным голосом, который появляется у нее всегда, когда она нервничает.
– Тебе помочь или ты справишься? – спрашивает Лу, и мама отвечает тем же сдавленным голосом:
– Да, конечно же справлюсь, дорогая.
– Тебе очень хочется прокатиться на пароме? – Линда разлохматила Альбину волосы, задавая вопрос.
– Да, – отвечает он машинально.
– Здорово, что хоть кто-то этого хочет, – продолжает Линда. – Я боялась, что мне придется приковать Лу к машине цепью, чтобы она не сбежала.
Лу оборачивается к ним, и Альбин старается не показать, как ему больно это слышать. Значит, она совсем не хотела его увидеть…
– Разве ты не хочешь поехать с нами? – спрашивает мальчик.
– Ну конечно же очень хочу. Всю жизнь мечтала оказаться на пароме. – Лу разговаривает совсем не так, как раньше. Снова чувствуется запах ее жевательной резинки. – Мама не разрешает мне оставаться дома одной, – вздыхает она.
– Эта тема закрыта для дискуссии, Лу, – заявляет Линда и поворачивается к маме с папой: – Радуйтесь, что у мальчиков переходный возраст начинается позже. Вам все это еще предстоит.
Лу снова закатывает глаза, но все же чувствуется, что ей нравится это слышать.
– Не обязательно, – возражает папа. – Дети все очень разные. Многое зависит от того, насколько они чувствуют установленные нами границы и как, исходя их этого, оценивают возможности для протестов.
Линда промолчала, но, когда отец отвернулся, покачала головой.
Они начинают продвигаться к выходу. Мама едет первой, и Альбин слышит, как она периодически сигналит, если столы стоят слишком тесно или нужно убрать с пути чемодан. Он отворачивается. Смотрит через стекло на контролеров, которые изучают пассажиров, проходящих через турникеты.
– Какая жалость, что она решила надеть мини-юбку, – громко шепчет Лу, проходя мимо девицы с розовыми перьями на шее.
– Лу! – Линда смотрит на нее с укоризной.
– Если нам повезет, то корабль потонет, как только это двое окажутся на борту. Тогда нам не придется долго наблюдать этот кошмар.
