Пепел Нетесаного трона. На руинах империи

Первая атака, хоть и не удалась, разметала зеленых рубашек. Мужчины и женщины носились разом во все стороны, махали копьями и арбалетами, тыкали пальцами, вопили, припадали за хлипкие укрытия. «Звездочка» оставила в мягкой земле неровную дымящуюся яму, и над всем этим, словно разодранный флаг, развеивались последние клочья Гвенниной дымовухи.

Она мгновенно охватила место действия взглядом и нашла рытвину, где укрывались Талал с Кворой.

Пустую.

Проглотив проклятие, она стала шарить глазами по площадке. Зеленые рубашки уже заметили птицу. Кто-то поднял палец, готовый закричать. Голова у него рывком запрокинулась назад – в горле торчала стрела Анник. Какая-то женщина в отчаянной спешке вскинула арбалет. Лучница сняла и ее. Взрыв, видно, ударил по зеленым рубашкам не слабее, чем по птице, а они, в отличие от кеттрал, не приучены были выдерживать удары. Может, Талал с Кворой воспользовались суматохой и сбежали? Тут всего два-три десятка шагов до лабиринта домбангских переулков. Если они…

Нет.

Едва Гвенна позволила себе надежду, как увидела их. Не все зеленые рубашки потеряли голову. Двое тянули Квору под мышки, пробираясь среди суматошливо мечущихся соратников. Женщина обмякла: без сознания или близка к обмороку. Талал кое-как держался на ногах, но стражник тащил его за обвязанную вокруг шеи петлю, а еще двое двигались следом, пуская кровь из спины наконечниками копий. Самое страшное, что всем им осталось несколько шагов до дверей, а выйти на них под таким углом и на такой скорости никак не удавалось. Гвенна не успела рта открыть, чтобы окликнуть Джака, а птица уже впустую пронеслась мимо.

– Вверх, – сглотнув подступившую к горлу рвоту, приказала Гвенна. – Мы их потеряли!

– Где они? – спросил пилот, не видя со спины птицы, что творится внизу.

– Входят в Бани.

Тело тяжело навалилось на ремни, когда Джак резко повел Короля вверх. Земля уменьшалась, костры превращались в искорки, зеленые рубашки – в растревоженных букашек. Еще сотня футов, и они в безопасности.

Они-то в безопасности, только половину ее крыла, поцелуй его Кент, волокут в домбангскую крепость на пытки, допросы и, если они все это переживут, на корм богам дельты.

– Приказы? – спросил Джак.

Голос у него срывался. Не нужно быть ученым стратегом, чтобы понять, когда все оборачивается козьим трахом.

– По малому кругу на трехстах шагах.

Анник, не отнимая стрелы от тетивы, разглядывала суматоху внизу.

Гвенна перевела глаза с нее на Пурпурные бани. В другом месте только безумец выбрал бы их под штаб. Здание большое, но стены – попросту резные ширмочки между столбами-опорами, и построены, как почти все в Домбанге, не из камня, а из дерева. Решительно действуя топором, такие можно прорубить за минуту, только вот тысячи зеленых рубашек внутри и вокруг, пожалуй, стали бы возражать. А по большому счету Домбангу и не нужны были настоящие крепости, потому что крепостью им служила дельта – сотни квадратных миль грязной кровавой смерти для всякого, кто попытался бы ее пересечь. Строители Пурпурных бань не рассчитывали отражать нападения – не видели нужды.

Позволив себе безрадостно улыбнуться, Гвенна вытащила из кошеля на поясе «звездочку».

– Джак, пройди прямо над Банями.

Анник подняла бровь.

– Снесу крышу, – пояснила Гвенна.

– И что дальше?

– Дальше идем внутрь.

Гвенна подожгла запал, подождала, когда Джак пойдет на снижение, и поднесла огонек к фитилю. Она чувствовала на себе взгляд Анник, но встречаться с ней глазами не желала. Снайперша уже напоминала, что им велено обходить Бани стороной, но приказ был отдан до того, как захватили Талала и Квору. Бывает время таиться, выжидать, играть вдолгую. А бывает время запалить мир и любоваться, как он рванет.

Когда Король Рассвета спикировал к крыше, она швырнула снаряд.

Он попал рядом с коньком, скользнул по скату и застрял на резной статуе – вроде орла или коршуна. Со спины уходящего в темноту кеттрала Гвенна смотрела на сердитую россыпь искр. За миг до взрыва зажмурилась – ни к чему портить ночное зрение, – дождалась разорвавшего темноту грохота и снова открыла глаза.

Ей не доводилось бывать в Пурпурных банях, но лазутчик из приверженцев империи сделал грубые планы и наброски. Черепица – запеченная на солнце глина – крепилась к дощатой опалубке поверх толстых, как стволы, балок. «Звездочка» проломила все это огромным пылающим кулаком. Крыша между балок просела и, плюясь щепками и черепицей, съехала вниз, в дым. Внутри вскипели вопли – обломки наверняка кого-то убили, кого-то ранили, добавив безумия и без того безумной ночи. Едва ли повод для гордости: пробить дырку с дом величиной в такой хлипкой кровле, но цели ее тактика достигла. Первая атака всполошила зеленых рубашек. Дай им время, они бы опомнились, перестроились, удвоили и утроили охрану, перевели пленных в другое место, где Гвенне было бы до них не добраться. В каждом бою наступают минуты, когда необходимо бить. Она не успела подготовиться, как хотелось бы, но и выродки внизу тоже, а Гвенне чуть не всю жизнь приходилось драться без подготовки.

«Некрасивая победа, – писал в своей „Тактике“ Гендран, – тоже победа».

– Веди внутрь, Джак, – рыкнула она.

Ответ донесся не сразу.

– Что, птицу целиком?

– Целиком они лучше летают.

– Тесно будет.

– Нам повезло, что ты мастер по этой части.

– Плохое место для подбора, – покачала головой Анник.

– Может, попросим зеленых рубашек вывести наших друзей на открытый лужок с цветочками у журчащего ручейка?

– Император…

– Император пусть орет до хрипоты, но после. Мы вытаскиваем Талала с Кворой.

– Если захватят птицу…

– Анник… – Гвенна покачала головой. – Ты просто подстрели пару засранцев.

Король Рассвета лег на крыло, выправился, завис на миг в жарком ночном воздухе, и было еще мгновенье-другое передумать, отозвать приказ, составить другой план, получше. Мгновенье, как это свойственно мгновеньям, пролетело беззвучно и неудержимо. Кеттрал сложил крылья и канул вниз.

Гвенна крепче ухватилась за ремень, крепивший ее к птичьей лапе.

Мало кому из птиц или пилотов она доверила бы проделать такое. Отверстие в крыше было немногим больше кеттрала с полусложенными крыльями – то есть ему надо упасть камнем и подхватиться над самым полом. Хорошо хоть внизу было просторно, хватало места расправить крылья. И еще хорошо, что пилота лучше Джака Гвенна в жизни не видела.

И все равно…

Она прищурилась, ныряя в пролом, – из ночной темноты в пламенеющий хаос. Большая часть Бань представляла собой один большой зал, в который мог, не задев мачтами потолка, войти военный корабль. Вдоль стен неровными рядами тянулись лежаки, в самых больших осушенных бассейнах стояли общие столы, в разных местах дымили два десятка костров, и повсюду были люди, – похоже, в Бани набились четыре тысячи солдат, и теперь все они носились, орали, расхватывали оружие. Примерно такого и следует ожидать, если взрываешь крышу и влетаешь в дыру на визжащем коршуне-людоеде. В них пока что никто не стрелял – похоже, еще не поверили, что это не сон. Однако внезапность прокисает скорее молока в жаркий день. Даже самого хлюпкого солдата не ошеломишь навечно.

Гвенна окинула зал взглядом: там стена и там стена, значит восточная дверь, в которую заводили Талала с Кворой… вот она!

– Вижу их, – сказала она и, не дожидаясь приземления, стала отстегивать страховку.

Кеттрал в последний момент резко задержал падение, выставил вперед когти, как делают его малые собратья, обрушиваясь на зайца или белку. Гвенна спрыгнула с высоты в два своих роста, неловко приземлилась, перекатилась и вскочила уже с мечами в руках. Прямо перед ней очутился мужчина с недоеденным крылышком какой-то птицы в руке. Его черная борода блестела от жира, и с пальцев капало. Захваченный в разгар ужина, он даже не догадался взяться за оружие. Гвенна заколола его коротким ударом в живот и выдернула клинок прежде, чем человек упал.

– Анник, – приказала она, – прикрой меня с птицы. Джак, будь готов нас вытащить.

От Талала и Кворы ее отделял какой-нибудь десяток шагов. Десяток шагов и не меньше зеленых рубашек. Одних она срубила, других обошла. На каждый ее удар сердца приходился звон тетивы Анник и свистящий шепот резавшей воздух стрелы. Половина поднимавшихся навстречу зеленых рубашек падали, не дождавшись ее удара. Даже при таком соотношении сил это нельзя было назвать боем, и в голове у нее не в первый раз забормотал тихий голосок, утверждая, что неправильно запросто убивать столько людей.

– Считай свои сраные благодеяния, сука, – откликнулась она, вскрывая очередную глотку.

Талал, хоть и раненый, и связанный, оказался расторопнее зеленых рубашек. Он сумел вплотную подступить к держащему конец веревки стражнику и головой разбить ему нос. Солдат, взвыв, выпустил поводок, и тогда Талал с разворота свалил его в неглубокий пустой бассейн. Второй стражник поднял копье, а опустить не успел – стрела Анник вошла ему между зубами и выбила фонтан крови из запрокинувшейся головы.

Связанными руками Талал вырвал у убитого копье, ткнул в живот третьего зеленого и оказался свободен. Но не кинулся к птице, а обернулся.

Квора лежала без чувств там, где бросил ее охранник. Талалу было не удержать и ее, и копье, но лич встал над соратницей, заслонив ее от опомнившихся зеленых рубашек.

В нескольких шагах от него Гвенна хлестнула по лицу какую-то женщину – ошарашенные домбангцы спотыкались, как младенцы, зато им не было счета, – подрезала поджилки второй и оказалась рядом.

Вблизи Талал выглядел хуже. Он берег правую ногу, а под обгоревшей формой на темной коже просматривались безобразные багровые ожоги. Один глаз заплыл, почти закрылся, а кровь из сломанного носа окрасила красным его горькую ухмылку.

– Извини.

– Чего уж там. – Гвенна перерезала веревку на его запястьях. – Сильно тебя помяло?

– Я в порядке.

Мимо просвистела еще одна стрела – кто-то за ее плечом крякнул и повалился. Гвенна рискнула оглянуться: зеленые рубашки перестраивались. Все, кого взрыв застал спящими, болтающими над миской похлебки, похватали копья и арбалеты и стягивались в круг, обступая Талала с Кворой и Гвенной. Другие подбирались к Королю Рассвета. От всех несло ужасом. Один держал копье, как факел, торчком, словно отбивался не от врага, а от темноты. Король возмущенно взвизгнул, ухватил его клювом, перекусил пополам и отшвырнул труп. Остальные, натыкаясь друг на друга, попятились подальше от острого как бритва клюва и страшных нечеловеческих глаз, но не разбежались.

Обернувшись к Талалу, Гвенна обнаружила, что тот успел взвалить Квору на плечи. Глаза женщины были закрыты, нос сломан, губа разбита, темная кожа побагровела от ссадин. Талал удержал в одной руке копье, но много ли с него проку, когда на плечах Квора?

– Пошли, – сказала Гвенна.

Махнув одной рукой на птицу, другой Гвенна отбила удар меча и проткнула мечнику горло.

Талал, кивнув, сделал шаг.

Они одолели полпути до Короля Рассвета, когда земля под ногами дрогнула, и Гвенна застыла на месте.

Перед лицом мелькнула черепица с крыши, разбилась вдребезги под ногами. За ней еще и еще. Гвенна вложила в ножны один меч, заслонила локтем голову, и вовремя: следующая черепица рубанула ее по раненому плечу и сбила на одно колено. С усилием поднявшись, Гвенна огляделась и ужаснулась: толстая балка перекрытия треснула и медленно складывалась вдвое, увлекая за собой потолок. Дерево скрипело, не выдерживая нагрузки. Черепица сыпалась градом, разбивалась, валила на пол людей.

– Скорее, Талал, – процедила она, бросаясь вперед.

Крыша грозила раздавить всех, зато давала шанс прорваться на свободу. Гвенна как раз подняла меч, когда черепица рубанула по лбу зеленую рубашку, проломив ему голову от глазницы до подбородка. Раненый нелепо попытался пристроить на место сорванный клок кожи, потом завалился навзничь в яму сухого бассейна. Теснившая их толпа солдат поредела; мужчины и женщины забивались под столы или просто сжимались в комок, защищая головы руками. Дорога к птице расчистилась. Если доберутся – они свободны: дыра в крыше стала шире. Эта проклятая ночь вела с ними азартную игру на слепую удачу.

Гвенна ненавидела расчет на удачу.

На островах, еще кадетом, она знавала старую, всю в морщинах, кеттрал, давно не летавшую на задания. Звали ее Максан, и славилась она тем, что при какой-то осаде полувековой давности одна, без оружия прошла сквозь ливень стрел, чтобы подложить заряд под крепостные ворота. Гвенна сто раз слышала ее рассказ – все его слышали, – и каждый раз у нее потели ладони.

– Но почему не бегом? – с недоуменным смешком спрашивали слушатели.

Максан каждый раз качала головой, кисло морщилась и вглядывалась куда-то молочными бельмами.

– Без толку бегать. Самый дерьмовый лучник снимет бегущего не хуже, чем шагающего.

Гвенна помнила, как покачала головой Анник: «У бегущего шансов больше».

– Шансы! – фыркала Максан. – Девочка, шансы – это про кости и карты, а не про жизнь и смерть. Лучший солдат, какого я знала, захлебнулся кровью в Антере, когда сопливый мальчишка ткнул его в грудь вилами. Какие у него были шансы? А сколько я видела болванов, выживших после глупостей, которые должны были десять раз их убить? Слушай меня, девочка, и слушай хорошенько: что будет, то будет. Двух смертей не бывать. Стрела либо попадет в тебя, либо нет. Либо ты умрешь, либо нет. Только и всего.

Подростком Гвенна считала, что с такой нелепостью даже спорить не стоит. Но с годами начинала понимать если не мудрость, то резон старухи. От всего на свете не убережешься. Даже от «почти всего» не убережешься. Когда дерьмо льет особенно густо, ты, как сказала Максан, либо гибнешь, либо нет. Эта мысль принесла с собой странное успокоение, испарившееся, едва Гвенна снова подняла глаза.

Не только крыша – проседать начала вся западная стена. Огромные опоры, словно больные, заваливались внутрь. Их повредила не «звездочка» – взрыв недотянул до толстых стволов. Но если подумать, Пурпурные бани простояли сотни лет. Сотни лет пара, жара, гнили. Кто знает, какие жучки и термиты пировали в этих столбах, да и что толку знать. Стена проминалась, как подмокшая бумага, балки трескались, преграждая им выход в небо.

Талал рядом с Гвенной споткнулся, подхватился, одной рукой попытался прикрыть Кворе голову, унося ее к птице. Со спины Короля Рассвета что-то кричал Джак. Слов Гвенна не разбирала, но и так было ясно, что он требует заканчивать с посадкой. Либо он не видел, что происходит, либо плохо соображал. Покосившаяся стена еще не обрушилась, но большая ее часть, не подпертая настилами, нависала над залом зубастой челюстью огромного зверя – сплошь щепки и острые углы шириной в целую ночь. Огонь лизал дерево, добирался до масла разбитых светильников и вспыхивал пламенными полосами. Сквозь такое птице не взлететь.

«Либо ты умрешь, – сказала, глядя на нее сквозь туман своих бельм, Максан, – либо нет».

И без того гнусное положение только ухудшил приказ Гвенны влететь в Бани на птице.

Из века в век кеттралы были главной военной тайной империи, самой опасной и самой важной. Птицы позволяли аннурцам передвигаться быстрее всех, с неба атаковать стены и крепости, вести войну средствами, недоступными малым государствам, полагавшимся только на коней, пехоту и корабли. Птицы стали тяжелейшей из потерь в гражданской войне. Схлестнувшись в самой ожесточенной за всю человеческую историю трехдневной схватке, орден кеттрал лишился своих птиц. Едва ли полдесятка спаслись и затерялись вместе с хозяевами. Аннуру остался один – Король Рассвета.

За пять лет Гвенна со своим крылом вылетала на многие десятки заданий, моталась через материки – Вашш и Эридрою, от Антеры до Анказских гор. Одна птица не шла ни в какое сравнение с сотнями кеттралов времен расцвета ордена, но и одна могла иногда повернуть течение вспять, предупредить командиров о грядущей атаке, перенести лучших военачальников на те фронты, где они были нужнее, оповестить императора о событиях в самых дальних краях ее рассыпающихся владений. Можно было без преувеличения сказать, что без Короля Аннур лишился бы городов, армий, даже целых атрепий.

«Тупая ты сука, – шипел злобный голосок в голове у Гвенны. – Тупая, тупая сука».

Она отшвырнула этот голос, растоптала его, сосредоточилась на насущном. Ненавидеть себя еще хватит времени.

– Джак! – крикнула Гвенна. – Анник! Слезайте. Королю не выбраться. Уходим пешими.

Она оглядела зал. Сотни и сотни зеленых рубашек кишели, как черви в навозе, как муравьи, как пчелы в улье. Многие в страхе перед падающими обломками и пожаром пробивались в восточный и северный концы зала, подальше от угрозы. А значит, проход на запад хоть на минуту освобождался. По крайней мере, от людей – горящие балки и обугленная черепица сыпались пуще прежнего.

Зеленые рубашки – кажется, последние двое, кому еще было дело до кеттрал, – кинулись на Талала.

Пока он неловко разворачивался им навстречу, Анник убила одного стрелой. Поясной нож Гвенны вошел в горло другому.

– Уходим, – сказала она, тесня лича перед собой. – Шагай!

Анник успела отстегнуть сбрую, а Джак так и остался в седле на спине Короля Рассвета. Он зачем-то обнажил меч, хотя сражаться ему было не с кем. Гнев исказил его черты.

– Я его не брошу.

Гвенна проглотила ругательство. Она так и знала. Птица – не домашний любимчик. Король – такой же солдат, как они, а солдатам случается попасть в ловушку. Иногда и погибнуть. Она это понимала, каждый в крыле понимал, но Короля Джак вырастил из неоперившегося птенца, превратив его в величайшую птицу в истории кеттрал. Ему пилот доверял так, как не доверял никому из крыла, а это о многом говорило.

– Это приказ, Джак. Прыгай. Мы его вытащим.

Она сама не знала, правда ли это. Ясное дело, она бы вывернулась наизнанку, чтобы отбить птицу, только надежды было мало. Бани пылали, все разваливалось на хрен, и Король Рассвета застрял посреди пожара. Такая мелочь, как падающая черепица, не могла его серьезно ранить, но если рухнет Шаэлем клятая стена…

– Джак, – еще жестче повторила она. – Слезай сейчас же.

– Я с ним пролечу.

Бред, но в разгар боя людям случается сходить с ума.

– Не его вина, что он здесь. – Пилот сверлил ее глазами. – Твоя.

Слова ударили, словно кулак в лицо. Гвенна предпочла бы настоящий кулак, но нынче вечером ее предпочтения в счет не шли.

Шагах в пяти от них обрушился пылающий настил, разбросал искры. Огромная балка сбила пару бегущих рубашек: одного смяла, как соломенного, другому раздробила ноги и пригвоздила к полу тлеющим грузом. Огонь раз-другой лизнул человека, словно колебался, а потом страшной вспышкой впился в его одежду.

Упавший поймал взгляд Гвенны, протянул окровавленную руку.

– Прошу…

Она отвернулась.

– Надо уходить, – сказал Талал. – Если Джак…

Лич еще не договорил, когда что-то, ударив пилота в плечо, повалило его на бок. Гвенна сперва решил, что его подстрелили, потом разглядела соскользнувший по крылу Короля обломок черепицы. Джак цеплялся за поводья, но не удержался в седле и мешком рухнул наземь. Гвенна метнулась вперед, чтобы подхватить парня, но тот был сплошные мышцы – его тяжесть, обрушившаяся с высоты пяти шагов, вбила Гвенну в пол.

Осыпаемый ударами сверху, теснимый со всех сторон огнем, кеттрал взметнулся в воздух. Лететь ему было некуда – дым, огонь, обломки преграждали путь. Он яростно забил крыльями, взметнул золу и пыль, закружил маленький огненный смерч, обиженно вскрикнул, пролетел по всей длине Бань и свалился. Все это внезапно и нелепо напомнило Гвенне мелкую птаху, чей мир ограничен прутьями клетки. Она никогда не представляла себе кеттрала в клетке, не думала, что такое возможно. Если бы только она была права!

Короткий перелет, всего несколько взмахов крыла, – и вот уже птица для них недосягаема. Между нею и Гвенной сотни зеленых рубашек. Тысячи. С тем же успехом Король Рассвета мог быть на Островах. Или на луне.

Джак нетвердо поднялся на ноги. Черепица оторвала ему половину уха – оно висело на клочке кожи – и оставила рубленую рану на шее, но он как будто не замечал увечий. Пока Гвенна, избавившись от его тяжести, поднималась, он вытянул из ножен на спине второй меч. От него несло страхом, яростью, отчаянием.

– К западной стене, – указала она.

Верхняя половина нависла над залом, ее раскачивал ночной ветер; нижняя более или менее уцелела. Огонь обвил широкую дверь кольцом, но ожоги им были не впервой. Все равно выхода получше этого нет.

Только Джак на дверь не смотрел. Он вглядывался в глубину Бань, туда, где толпились вокруг Короля Рассвета домбангцы.

Кеттрал подскочил над землей, сгреб когтями полдесятка солдат, приземлился и снова подскочил. У пилота на шее висел маленький свисток. Джак поднес его к губам и дунул. Король дернул головой, зашарил по Баням темными глазами, и на миг Гвенна поверила, что он подлетит, как приучен. Не то чтобы это спасло положение. Птицу в дверь не протиснуть, но может, если она пробьет еще одну дыру…

Она пошарила в кошеле, нащупала «фитиль» – годится.

– Если я проломлю стену…

Подняв глаза, она увидела, что Джак несется к северу, к птице.

– Уб-блюдок! – выдохнула она, бросила снаряд обратно в кошель и снова взялась за второй меч. – Анник, прикрой меня!

Но едва она сделала первый шаг, упал, уронив Квору, Талал. Он на миг замер, уткнувшись лицом в пол, потом приподнялся на колени, ухватил бесчувственную женщину за плечо, потянул к себе. Лицо ему заливала кровь из новой раны. Зрачки слепо сжались в точки.

Бани превратились в раскаленную печь. Гвенна чувствовала, как запекается кровь у нее на лице, как жар опаляет волосы и брови, как краснеет ее светлая кожа. Дым затянул пространство, огни расплывались, каждый вдох обжигал горло и легкие. Бессчетное множество оглушительных криков обернулось подобием тишины. В десяти шагах рухнула еще одна балка.

– Анник, – прорычала Гвенна, – оглуши его!

Ей меньше всего хотелось волочь на себе еще одно тело, но если снайперша собьет Джака стрелой с тупым наконечником, Гвенна его достанет. Сумеет спасти.

Анник всадила припасенную стрелу в доски пола, выдернула из колчана другую, с тупым наконечником, наложила на тетиву, натянула и выпустила – все за один выдох Гвенны.

И опоздала.

За спиной Джака выросла троица перепуганных зеленых рубашек. «Глушилка» ударила одного из них в висок – стражник повалился, как мешок с зерном.

– Еще! – прорычала Гвенна, уже бросаясь вперед.

– «Глушилок» больше нет, – ровно и жестко ответила лучница. – Надо уходить.

– Я не брошу его один на один со всем гадским Домбангом!

Посреди фразы между ней и Джаком обрушилась пылающая мешанина обломков и отбросила ее назад. На миг весь мир стал красно-оранжевым. У нее загорелись волосы. Гвенна схватила их в горсть и рубанула мечом, отрезав целый клок. От запаха ее затошнило. И вообще было тошно. Она мрачно заслонилась от жара ладонью, прищурила пересохшие глаза, отыскала Джака – по ту сторону завала; оба клинка расплылись в стремительном движении, в бою за свою жизнь и жизнь птицы, которую он воспитывал с мальчишества.

Не может быть!

Она не знала пилота лучше Джака. Он, возможно, был лучшим в истории Гнезда – блестящим, изобретательным, хладнокровным в полете. А вот на земле он превращался в сущее бедствие: вся сила, питавшая его в воздухе, начисто испарялась. Сколько раз она видела, как Джак цепенеет в рукопашной, как его большое сильное тело отказывается исполнять приказы рассудка. За приступы паники его должны были признать негодным к службе. И признали на первой Пробе, но с тех пор времена переменились. Ветеранов почти не осталось. Гвенна не могла отказаться от лучшего в мире пилота.

«В седле он хорош, – уговаривала она себя. – В полете он – лучше не бывает».

Только сейчас он был не в седле. Он бился в дальнем конце горящего зала, со всех сторон зажатый сталью, дымом, огнем.

С каждым ударом сердца Гвенна ждала: сейчас его накроет паника, сейчас он съежится, сожмется в комок. А он, к ее удивлению, дрался так, будто никогда не знал страха, никогда не ощущал этих ледяных когтей на спине, будто всю жизнь провел в бою, в средоточии огня. Он резал этих домбангцев, как говядину, рубил мышцы и кости, словно держал в руках не меч, а мясницкий топор. Это была уже не столько отвага, сколько одержимость. В другой раз Гвенна дала бы себе мгновение изумиться, но сейчас изумляться было некогда. Он шел на смерть в попытке спасти обреченную птицу.

– Стена разваливается, – простонал Талал.

Он сумел снова взвалить Квору на плечи, хоть и шатался под ее весом, как дряхлый старик.

Гвенна глянула на нависшую над ней угрозу. Она не смогла бы сказать, откуда взялась уверенность, но весь многолетний опыт подсказывал, что стена еще не готова рухнуть. Не сейчас, не сразу.

– Я за Джаком, – сказала она. – А вы шевелитесь.

Пилот в дальнем конце зала обернулся сновидением, кровавым кошмаром. Он убивал зеленых рубашек, даже тех, кто пытался бежать, и пробирался все глубже. Сквозь гул пожара Гвенна слышала его дыхание, ловила рваные слова.

– Иду, – выдыхал он. – Держись, Король, я иду.

Два или три опаленных мгновения ей казалось, что он и вправду пробьется. Домбангцы, еще не опомнившиеся от внезапной атаки и перепуганные пожаром, метались врассыпную от его блестящих клинков, бросались в сухие бассейны, шарахались в стороны, валились на спину. Тех, кто не отступал, Джак убивал быстро и беспощадно. Она почти забыла, какой он большой и сильный, потому что, планируя вылеты, никогда на его силу не рассчитывала. А сейчас, глядя, как он идет по колено в крови, вспомнила его природную мощь.

Мощь, бессильную против арбалетного болта.

У нее на глазах пилот запнулся, его развернуло, из живота выросло древко. В горле у Гвенны словно застрял копейный наконечник. Джак устоял на ногах, он еще рубился, пробиваясь к Королю Рассвета.

– Иду… – булькнул он, словно ему и язык порвало стрелой.

Он и теперь мог бы выжить – у кеттрал раны заживают быстрее обычного, реже загнивают, – но зеленые рубашки, почуяв его слабость, пошли в наступление. Джак убил еще двоих, прежде чем листовидный наконечник копья выпустил ему кишки.

Король услышал его вопль и рывком повернул большую голову. В черных глазах блеснул огонь. Джак снова взревел, и с дальнего конца Бань ему ответила птица. Два крика сплелись воедино в горячечном гневе и боли. А потом кто-то сзади рубанул пилота по шее, и птичий крик остался один.

Горячая кровь забрызгала Гвенне лицо, сделала скользкими ладони. Дыхание хрипело в горле. Со всех сторон был огонь, но ей стало холодно, когда один из зеленых рубашек подхватил тело погибшего пилота и куда-то потащил. Кеттрал не так уж часто гибнут. Такой труп – важный трофей.

Половина ее души рвалась в бой. Вранье! – она рвалась в бой всей душой: метнуться в толпу и убивать, убивать, убивать, пока не придет ее черед принять копье в лицо или клинок в почку. Ее удержал голос Талала.

– С ним кончено, Гвенна, – донесся он сквозь хаос.

Она ощутила себя гранитной статуей. Чтобы повернуться и шагнуть назад, надо было переломить в себе что-то такое, что никогда уже не починишь. Иногда это и значит – быть солдатом: вся выучка, вся стратегия и тактика отступают перед способностью ломать, и ломаться, и сломанной жить дальше. Джак – не первый друг, погибший у нее на глазах. И не последний. Теперь надо думать о трех оставшихся соратниках по крылу. Она повернулась спиной к окровавленному телу, к зеленым рубашкам, к собственной ярости и пошла к тем, кого еще могла спасти.

Дверь в огне, но им это нипочем.

– Вперед! – Она махнула Талалу и Анник. – Уходите!

Анник не двинулась с места.

– Мне надо убить Короля, – сказала она.

Голубые глаза в свете пожара отливали кровью, лицо безучастно застыло. Словно собиралась подстрелить рябчика.

Полмгновения Гвенна колебалась. Снайперша, как всегда, заглянула в ледяное, застывшее сердце катастрофы. Птица наверняка обречена, но «наверняка» им недостаточно. Хуже гибели Короля может быть только одно: если домбангцы его захватят, переучат, обратят против империи. Вряд ли у них получится, и все же…

– Стреляй, – отозвалась Гвенна.

Невозможно было представить, что громадного Короля Рассвета легко убить тонкой палкой со стальным острием. Чаще всего это и было невозможно. Гвенна видела, как кеттралы возвращались с заданий, испещренные стрелами, болтами, обломками мечей и копий. Только весь этот металл втыкался им в грудь, в крылья, в лапы.

Стрела Анник сорвалась с тетивы, свистнула в воздухе, пронзила языки пламени и горящей вошла Королю в глаз. Птица раскрыла клюв для крика, но вышел только надтреснутый хрип. Отчаянный хлопок крыльев приподнял кеттрала в воздух и тяжело уронил; Король забился, как певчая птица в клетке. Анник выпустила вторую стрелу. Эта вошла в другой глаз и сквозь него – глубоко в мозг. Последний аннурский кеттрал взметнулся, сшибив десяток зеленых рубашек, и рухнул на бок. Одно крыло тщетно вскинулось в поисках опоры, а потом он содрогнулся и вытянулся, как будто поймал наконец поток, и теперь оставалось только скользить по воздуху к спасению…

– Валим отсюда на хрен, – прошипела Гвенна, бегом пускаясь к двери.

Она в несколько шагов догнала Талала, подумала, не перехватить ли у него Квору, но не стала. Снаружи, сквозь огонь, маячили тени: зеленые рубашки, успевшие выскочить из пожара, – их придется убивать. Она отметила, как ей не терпится кого-нибудь прикончить.

– Анник, за мной, – сквозь зубы бросила она. – Расчистим выход.

Снайперша подстроилась к ее шагу, обогнав лича с бесчувственной ношей. Однако на полпути к двери Анник задержалась, развернулась и стала медленно пятиться, обдуманно выпуская стрелы в хаос за спиной Талала, – прикрывала отставшего товарища. Гвенна проскочила, огонь лизнул ей лицо и волосы, а воздух Домбанга после пожара остудил грудь; ветерок омыл ее, как вода. Снова начинался дождь, но слишком слабый, чтобы залить огонь.

Трое зеленых рубашек стояли за дверью – все при оружии, явно ошарашенные. Один вздумал выставить перед собой копье. Гвенна обрубила наконечник, а копейщику проткнула горло. Она повернулась, чтобы насадить на меч женщину с темной копной волос, тут же крутнулась к лучнику, сапогом сломала ему колено, а другим раздробила гортань. Когда третье тело ударилось о землю, из дверей шагнула Анник.

– В канал! – Гвенна махнула рукой.

В извилистых руслах больше надежды, чем на улицах, особенно ночью. У них на руках боец без сознания, но кеттрал полжизни проводили в воде. Под причалами и мостами можно укрыться; лодки можно угнать, в десятки боковых проток можно свернуть…