© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2024
ISBN 978-5-04-200994-5
Конечно, в первую очередь её интересовало то, что ей по карману. Ей нужен вместительный, мощный городской внедорожник. И она его нашла. Он стоял в глубине зала в автосалоне возле Кольцевой автодороги. Как раз ей и нужен был такой – не самый крутой, но, как говорится, и не из последней конюшни. Дающий ощущение независимости и защищённости. Цвет – голубая изморозь. И не то чтобы самый ходовой, но в то же время и немаркий. Грязь и пыль на нём видны меньше, чем на более ярких или тёмных машинах. Уж в оттенках-то она разбирается. Вот её нынешняя маленькая машинка очень пачкается. Потому что красная. Да она её и не сама выбирала. Купила с рук то, что больше подошло по цене. А когда покупала – рада была безумно. Всё-таки иномарка в сравнении с её первой, тоже подержанной, «восьмеркой». Слово-то какое – «иномарка»… Теперь уже так не говорят, а вот в двухтысячном, когда она только оканчивала школу, иномарки были далеко не у всех.
Мила передёрнула плечами и брезгливо поморщилась – сколько бездарно прошедших лет она твердила посетительницам в магазине «Ткани», что располагался сбоку на площади в их городке перед станцией: «Шторы лучше всего сделать бежевыми или серебристо-голубыми. Светлые тона расширяют пространство. Бежевые делают комнату уютной, а серебристо-голубые придают ей изысканность…» Покупательницы согласно кивали, а потом покупали какую-нибудь дешёвку – что-нибудь фиолетовое в подсолнухах.
Мила погладила блестящий бок машины. Вот он, её предполагаемый друг. Не этот именно, но точно такой же, что по её заказу должны будут привезти с завода. Это её первая машина, которая прямо с конвейерного роддома будет принадлежать только ей.
Мила обошла автомобиль сзади, провела пальцем по фарам. Маленькая темноволосая женщина в униформе, с тряпкой и флаконом отполировала у машины оконные стекла, протёрла блестящие массивные ручки, смахнула с капота несуществующую пыль. Мила улыбнулась ей, но женщина не заметила улыбку. Даже не посмотрела на Милу, побежала вытирать пыль с другой машины, перед другим посетителем.
Багажник открывался лёгким нажатием пальца. Мила оценила его вместительность, закрыла, погладила эмблему на двери. Всё уже решено. Пускай у неё немного не хватает денег, но она купит именно эту машину. Надёжную. Верную. Пусть аккуратно несёт её в этом сложном мире. Оберегает. Кроме неё, больше некому.
Сбоку подскочил молоденький служащий из отдела автокредита.
– Мы уже отослали ваш запрос в банк. Нужно подождать до завтра. Банк сделает проверку и даст ответ. А вы точно определись с моделью?
– В принципе, да.
Он вежливо улыбнулся:
– Я могу направить к вам консультанта.
– Я уже говорила с ним. Я думаю, банк даст мне кредит, я беру немного.
– Я тоже так думаю. Всё будет хорошо, – служащий отошёл, она без сожаления посмотрела ему вслед. Симпатичный. Но он её совершенно не интересует.
Мила вздохнула. Уж сколько лет она всех мужчин делит на две категории – похожи они на Толечку или не похожи? Восемь? Девять? Боже, уже двенадцать лет! И никакой он сейчас не Толя – Анатолий Иванович… Солидный, должно быть, мужик. Дважды чужой муж, отец чужих детей. А она все – Толечка… Какой он ей Толечка? Столько лет прошло. Пора быть умней.
Мила бесцельно вышагивала по салону. Ей не хотелось уходить. Первый раз она покупала машину не «с рук», не по объявлению. Вон, какая кругом красота! Всё сияет – от машин до стёкол во всю стену. Перед салоном большая парковка, а дальше – поверху – Кольцевая дорога. По ней мчатся и мчатся машины. А вверху открывается синь необъятная. Несутся вдаль облака. Ветер треплет разноцветные флаги на высоких флагштоках. Ровненькими рядами стоят разноцветные машины из разных стран. Праздник! Миле всё это нравится. Она здесь не чужая. Это и её жизнь.
Мила присела на кожаную банкетку перед окном, машинально взяла в руки новенький проспект, полистала. Умеют сейчас всё-таки фотографировать! Не захочешь, а купишь. И цвет, и ракурс…
– …Девушка, а вы не можете нас сфотографировать?.. – Какой безумно жаркий тогда был день. Она прямо в халатике продавщицы – сантиметровая лента болтается на шее, шлёпки на босу ногу – выскочила тогда на площадь перед станцией за мороженым. Как же она сможет фотографировать, если в руках у неё целых пять порций в вафельных стаканчиках – для всех девчонок из магазина?
– А давайте мы ваше мороженое подержим. Да вы не бойтесь, мы не съедим! – Трое парней с сумками и рюкзаками явно куда-то собрались поехать отдохнуть. Но один из них всё-таки широко раскрыл рот, будто собрался заглотить мороженое целиком.
– А вы не хотите с нами? Вот к нему на дачу? У него тут недалеко дача. – Самый высокий показал на парня в голубых джинсах. Двое других были в пёстрых шортах до колен.
– Нет, не хочу. Я на работе. – Она прекрасно помнила, как выговорила это и сделала очень серьёзный вид, хотя при одном взгляде на этого парня в джинсах ей захотелось не только к нему на дачу, а хоть до Владивостока на электричке. С тысячей пересадок. И чем больше пересадок, тем лучше. Толечка уже потом, перед подачей заявления, когда она всё допытывалась у него, ну что он такого в ней нашёл, признался, что всё решил именно её серьезный вид. И длинные волосы, уложенные низко над самой шеей в тугой блестящий узел.
– Это все потому, что некогда утром прическу делать. Встанешь, закрутишь пучок по-быстрому – и вперёд! На работу к восьми… – млея от того, что он рядом, признавалась она. – Автобус ещё минут двадцать на остановке ждать. В маршрутке-то дороговато выходит, если каждый день… – И всё обнимала она его тогда, всё обнимала… А руки у неё всегда были сильными, к работе приученными… Да и как не приучиться, если каждый день приходится здоровенные рулоны с тканями таскать? Ладно ещё, если нужно принести со склада тюль или капрон, а вот если велюровые широченные тюки? И ворочать их, ворочать с полки на прилавок и обратно. Но тогда, когда она замуж собиралась, ничего не казалось тяжёлым. Всё было легко. И ткань на свадебное платье отмеряли всем отделом… И она показывала Толечке фасон своего воздушного платья из журнала, и подбрасывала вверх, кружась, тончайшую органзу, и зарывалась в неё лицом, и заливалась смехом от счастья…
– Людмила Егоровна! – Служащий из автокредита снова вдруг оказался рядом. – Хочу вас обрадовать. Банк уже дал вам «добро». У вас оказалась совершенно «правильная» кредитная история. Осталось уладить небольшие формальности. Пройдёмте, пожалуйста, к моему столу.
– А я и не сомневалась, что банк одобрит. – Мила круто развернулась на каблуках. Серые замшевые туфли – настоящая Италия, а не какой-нибудь Китай, каблук не более пяти сантиметров, чтобы и ноги не уставали, и вид был как у леди. Светлые брюки и тёмная блузка в тон. Скромное кольцо с бриллиантиком на безымянном пальце вместо обручального. На левой руке – золотые мужские часы. Не каждый ещё подступится к такой женщине, и не очень-то надо. Толечка – он один. А больше ей никто не нужен. Нет, не сказать, что она синий чулок, были у неё мужчины после Анатолия. Не так уж много, но были. И не зацепил никто. Ну а если так, какой смысл себя расходовать, время тратить? Нет, лучше она будет сама себе хозяйка. Деловая женщина. Хозяйка салона «Идеи вашего дома».
– …Людка, и когда только успела парня подцепить? Всё тихоня, тихоня… Кажись, и на дискотеку-то не шлендала никогда, как другие. И вдруг – на тебе: мама, папа, мы подали заявление, через месяц свадьба! – добродушно ворчал отец за столом, с калькулятором в руках подсчитывая накопления. – Всё сделаем как у людей. Ресторан закажем на центральной улице, и чтоб оркестр играл. Танцы-шманцы – всё такое…
– Пусть Анатолий друзей своих позовёт, – подключалась мать. – А ты подружек. Я тебе по последней моде не веник какой-нибудь под полметра сделаю, а маленький, аккуратненький букетик закажу. Весь из мелких розочек. Представляешь – все розочки, розочки, розочки, а по краям – незабудки… И чтобы ты его через голову подружкам невесты кидала. – Тут мать со значением глядела на Милу. – И уже ты, Людок, постарайся так этот букет зафигачить, чтобы никто, кроме Миленочки, его не поймал. Она-то как раз к твоей свадьбе от сессии освободится и из Москвы домой на каникулы приедет. И вот мы ей такой и подарок – р-раз! И букет. Значит, быстро следующей замуж выйдет.
– Ну нет, мать, две свадьбы сразу мы пока не потянем, – шутливо сердился отец. – К тому же Миленка ещё пока первокурсница. Пускай сначала вуз свой окончит, а потом уж и замуж выскакивает. Людке-то проще. Она вон в магазине отпуск возьмёт – и валяй в свадебное путешествие в Турцию. Мы-то, мать, с тобой так не женились. И в свадебное путешествие к моим родителям намастрячились. Заодно и картошку с огорода убрали. Правда, нам там домик выделили свой, да перину мягкую положили, да магнитолу с Высоцким на стул рядом с койкой поставили, а дружки-то мои, что из армии вернулись, под нашими окнами до рассвета на гитарах бренчали… А ты тоже всё смеялась. Чего смеялась? Лежит и хохочет… Помнишь, мать?
Мать помнила, да только махала на отца рукой и всё любовалась новыми невестиными туфлями, платьем… Да и своими тоже любовалась – прикупили к свадьбе обновки и ей, да и отцу костюм обновили. И Мила смеялась, кивала, на всё соглашалась, задыхалась от счастья, от мысли, что будет стоять в фате с диадемой, почти как у принцессы Дианы, вместе со своим Толечкой в центре огромного зала самого большого ресторана на привокзальной площади рядом с её магазином. А когда все гости закричат: «Кидай, букет, кидай!» – она повернётся на двенадцатисантиметровых каблуках белых шпилек, извернётся и кинет свой новомодный букет прямо в руки Миленке – кровиночке своей. Своей любимой младшей сестрёнке…
– …Придётся ещё несколько минут подождать, сейчас заверю подпись у начальства, и всё. И отдел продаж спрашивает, на завтра машину подогнать? – молодцевато улыбнулся «автокредит». – Присаживайтесь сюда. Может быть, кофе?
Но Мила отказалась. И так у неё бессонница в последнее время. Что поделать – возраст. На будущий год уже… тридцать пять. Кошмар! Мельком глянула на своё отражение в зеркальной витрине с автошампунями. Да… Паниковать, правда, пока ещё рано, но в фитнес-зал придётся зимой походить. Впрочем, она и так уже себя тренирует. Вот, гантели в прошлом году двухкилограммовые прикупила. Правда, заниматься пока не начала. Трудно одной после работы сосредоточиться. Да и потом, приезжает она с работы поздно…
Мила прошлась в самый ближний к улице отсек торгового зала. Когда она ещё только входила в салон – сразу заметила медленно вращающееся на подиуме сверкающее чудо. Синий «Кадиллак»! Форма купе, с блестящими колесами, с эмблемой, которую не спутать ни с чем. Мила остановилась и в восхищении смотрела на машину. Какой глубокий цвет! Такое бывает небо утром в мае – когда внезапно расходятся облака, и зелень земли, кажется, опрокидывается в небо, и синий цвет от этого становится ещё насыщенней, ещё глубже… И отливает ультрамарином, и солнечные лучи проскальзывают через облака прямо в землю, не задевая и не выцвечивая блеском эту летящую синеву…
Она снова вспомнила свою первую подержанную «восьмерку». Надпись белыми буквами по заднему стеклу. «Шторы. Заказ и пошив. Выезжаю на дом». Господи, как было трудно всё начинать. Рулонами самой грузить тяжеленные ткани. Самой стирать испачкавшийся тюль… А гладить… Она машинально взглянула на правую ладонь. Вот она, старая мозоль от ручки утюга. Все ещё на месте. Как напоминание о прошлых днях. Теперь, правда, мозоль уже еле заметна. Даст бог, исчезнет когда-нибудь совсем. Сейчас Людмила, как принято говорить, на стадии уверенного развития.
«Кадиллак» всё вращался, показываясь во всём своём блеске то одним синим боком, то другим… Когда-нибудь она обязательно купит такой! Именно синий. С такими же колесами, мягкими кожаными сиденьями, послушным рулём, запрятанной в дорогое дерево ручкой переключения передач… Синий «Кадиллак» будет символом её жизненного успеха. Предметом зависти всей её прежней магазинной братии, что теперь уже давным-давно не работают там, на площади, но, когда она изредка приезжает к матери, смотрят при встречах на неё до сих пор жалостливо и спрашивают как бы по секрету елейными, приторными голосами:
– Ну как дела твои, Людочка? Замуж-то ещё раз не вышла?
– Некогда мне замуж. Дел у меня много. – И смотрят они на неё до сих пор участливо, но и оценивающе, и с любопытством. А не врёт ли, и правда ли дела у неё идут хорошо?
– …Все, Людмила Егоровна! Бумаги готовы. К которому часу подготовить машину? – Это к ней уже послан другой молодой человек, из отдела продаж.
– Лучше часам к одиннадцати.
– Отлично. Будем вас ждать.
Она была совершенно уверена, что он ещё секунду посмотрит ей вслед, а уже потом повернётся и быстрым шагом поскачет к своему рабочему месту.
Ладно. Действительно пора уже ехать. Ей тоже надо на работу, в её салон. Голову можно дать на отсечение, что, пока её нет, девчонки или кофе пьют, или мороженое лопают, или болтают по телефону, а посетители бродят сами по себе. И никто им не объясняет, что бежевое – создает теплоту и уют, а серебристое – придаёт интерьеру изысканность и современность.
Она села в свою маленькую машинку и достала телефон. Ну что за безобразие? Вот до сих пор не позвонил ей фотограф, с которым она договорилась о съёмке интерьера. Куда он запропал? А-а, вот и звонок. Но это не фотограф. Как-то некстати высветилось короткое слово – «мать». Мила выждала пару секунд – отвечать или перезвонить. Потом всё-таки провела пальцем по экрану.
– Мама?
Что это, связь, что ли, барахлит? Вместо материного голоса трещание и всплески. Только и разобрала, что одно имя:
– Люда… – а дальше хрипы. Что это? Неужели плачет? Ох, точно так же она плакала по телефону, когда умер отец.
– Мам, ты чего? Ты меня слышишь? Что стряслось?
– Люда… Ох Люд…
Мила выключила уже запущенный двигатель, убрала ногу с педали.
– Мам, что ты плачешь? Говори, быстрей. Не пугай. Квартира, что ли, сгорела?
– Нет, Люда, не-е-ет… – и опять одни хрипы.
– Мам, соседка Клавдия Филипповна умерла?
– Ой, Людка… При чём тут Клавдия Филипповна… – то ли связь стала лучше, то ли мать хрипеть перестала. Слова хоть стало можно разобрать.
– Люда, с Миленкой плохо. Пришла из больницы вчера, проревела всю ночь. Да и я тоже ревела… И до сих пор реву. А она ушла сейчас. Не знаю куда. Рак у неё нашли. Вот горе-то, Люда, вот горе…
Мила сидела тихо. Слушала. Рак… Какой, к чёрту, рак? Сестра на пять лет моложе. Ей только будет тридцать.
Сказала в телефон:
– Да подожди, не плачь раньше времени. Это, наверное, ошибка. Почему сразу – рак? Надо перепроверить…
Мать заголосила – сильно и раздражённо, как всегда повышала голос, когда речь шла о младшей дочери, о Милене.
– Никакая не ошибка! Она уже целую неделю в слезах ходит! Я только понять не могла отчего. А вчера вот призналась. В коммерческую поликлинику на приём ходила. И там тоже подтвердили: рак. В Германию, говорят, надо ехать. Только там вроде ещё могут пока помочь.
Мила вяло сказала:
– Ну пусть едет. Я-то при чём?
Мать заорала:
– А будто не понимаешь? Откуда ей на Германию денег взять? Ну я, конечно, все, что скопила, отдам. Так этого только на билет – не знаю, хватит ли?
Мила твёрдо сказала:
– У меня денег нет. Я сама только что оформила кредит.
А мать даже обрадовалась:
– Кредит оформила? А на сколько?
Мила сжала зубы.
– На сколько оформила – все мои долги. Всё равно буду сама выплачивать.
Мать вдруг заюлила тоненьким голоском:
– Людка. Ты не дури. У тебя ведь родная сестра помирает. Кроме матери да тебя, у неё ведь нет никого. Получай свой кредит и Милене отдай. Пусть она едет лечиться. А тебе это благое дело зачтётся.
Что-то вдруг перехватило и стало душить Милу в самой груди.
– Благое дело, говоришь? Благое дело?! – И слёзы – злые, горючие, вдруг хлынули по щекам горячим потоком. – Благое дело! А вы все тоже совершали благое дело, когда она у меня жениха уводила?
Мать не поняла, что она плачет. Только фыркнула презрительно в телефон.
– Нашла тоже, какую даль вспомнить. Да и двух лет вместе они не прожили, как она домой вернулась. А он-то, твой, как она ушла, сразу р-р-раз – и через месяц снова женился! И о таком уроде ты нам всю жизнь поминаешь…
Мила уже положила телефон на колени. С треском вскрыла пачку ароматных салфеток. Вытерла щёки, вытерла руки. Мать всё ругалась, всё кляла Анатолия – визгливый её голос доносился с колен. Мила откашлялась. Снова взяла телефон.
– Ну положим, отдам я кредит, хотя он целевой, мне деньги наличными никто не даст. Ну всё равно, отдам какую-то сумму, но на лечение ведь всё равно не хватит?! Вы хоть узнавали, сколько это всё может стоить?
– Ты деньги привози, тогда и узнавать будем, – приказала мать.
Мила отключилась. Закусила губу. Ишь, приказывает… Достала из бардачка пилку, подпилила ноготь, бросила пилку назад. Завела двигатель. Ну уж хрен! Пусть сестричка сама выкручивается. Денег она не даст.
При выезде на МКАД какой-то грузовик чуть не снёс её красную машинку своим грязным боком. А она и не думала выезжать перед ним, просто чуть высунула капот, чтобы увидеть, что делается слева. Ну кто это построил такие отвратительные соединения с магистралью – ни тебе разгонной полосы, ни более-менее приличного обзора! Пыльные чудовища мчатся, обгоняя друг друга, плюются грязью, пыхтят выхлопами и наплевать им на всех остальных.
Мила матюкнулась. Её просто трясло от злости. Чуть не попала в аварию на своей маленькой машинке. Разбилась бы в хлам, так никто бы и не заплакал. И денег на лечение не подумал бы дать. Сама виновата – сама и плати. А был бы у неё внедорожник – там и сидеть повыше, и смотреть получше… Она включила радио, чтобы расслабиться. Машинально взглянула на часы – в это время на её радиостанции всегда идёт музыкальный бизнес-ланч.
От голоса диктора тут же предательски захотелось есть. Все эти разговоры о похудении… Очень уж они хороши вместе с благими намерениями походить на тренировки, особенно в первые два часа после плотного завтрака… Она вытянула из кармашка двери упаковку «Баунти» – всегда покупает шоколадные батончики про запас. Не в первый раз не успевает поесть. Придерживая левой рукой, зубами растормошила обёртку, куснула. Приторный шоколад заполнил рот. Её чуть не стошнило – до того уже надоел этот «Баунти». Захотелось горячего супа – мясного, наваристого. С картошкой, капустой, с морковочкой, мелко нарезанной, приправленного помидорчиками… Ладно, сначала она съездит в салон, а потом зайдёт в пиццерию неподалеку. Из итальянского там только название: пицца да паста, ну ещё стойка бара с разноцветными бутылками и Челентано в туалете. А вообще-то узбекские парнишки готовят там неплохие порционные обеды. Для тех, кто рядом работает. Бывает и плов, и шурпа, и горячие лепёшки с изюмом. Вот, пожалуй, шурпу она и возьмёт – и вкусно, и сытно, и первое со вторым в одном флаконе.